Читать книгу Так становятся звёздами 1 - Екатерина Оленева - Страница 3

Глава 3

Оглавление

То, что издалека казалось таким простым и естественным: подойти и заговорить с императором Алонсоном о матери, предложив себя в качестве ценного приза и залогом мира, на месте потеряло смысл. Слишком властными, самолюбивыми и алчными выглядели сильные мира сего, а самой себе Гаитэ виделась тем, кем, по сути, и была – скромной пчёлкой, залетевшей в яркий сонм бабочек, мотыльков и стрекоз.

«Отступать поздно», – упрямо вздёрнула она подбородок, заставляя себя выпрямить спину и сделать шаг вперёд. – «Нужно осуществить задуманное. Выполнить то, ради чего пришла».

Мелодично пели флейты. На мозаичных плитах внутреннего двора танцевали девушки в белоснежных платьях из воздушного, как эфир, материала, с лавровыми венками на завитых в локоны волосах. Их ножки в мягких туфельках беззвучно порхали, словно они в самом деле были бесплотными духами. Руки синхронно взлетали, как крылья ангелов.

Гаитэ отыскала взглядом императора. Алонсон стоял на галерее второго этажа, рука об руку с дочерью, любуясь балетом. Нарушить счастливое уединение отца и дочери не представлялось возможным. Самым естественным было бы заговорить с императором во время танца, однако подгадать момент, когда, как бы между прочим, при перемене фигур, их руки встретились бы, оказалось непросто. Но, будучи упрямой, упорной и предусмотрительной, Гаитэ справилась.

Подняв глаза, она встретилась взглядом с чёрными глазами императора. Его сходство с младшим сыном было просто поразительно.

– Душенька моя! Вы столь красивы, что против воли взгляд весь вечер обращается к вам, – отвесил он комплимент Гаитэ.

Несмотря на далеко не юные годы, Алонсон Фальконэ сохранил шарм и мужскую привлекательность. Недаром о его успехе у женщин ходили легенды.

– Прелестница! Доставьте мне удовольствие – назовите своё имя. Как не стараюсь угадать, кто скрыт под маской, память бессильна. Никак не могу вас вспомнить.

– На самом деле сложно вспомнить того, кого видишь впервые, – улыбнулась Гаитэ.

– До сих пор пленительная звезда предпочитала светить в другом месте? Что ж! Я искренне рад, что вы, наконец, озарили своим сиянием и мой дворец тоже.

Гаитэ вздохнула, понимая, что тягаться куртуазностью речей не имеет смысла:

– Боюсь, как только Ваше Величество узнает кто перед ним, мой свет в его глазах померкнет.

Она опустила маску, с испугом и надеждой взирая на императора, но, видимо, сходство с матерью было отнюдь не так велико, как в том пытались убедить её льстецы. По-крайней мере, Алонсо её не узнал.

– Что вы хотите этим сказать, душенька?

– Хочу сказать, что осознаю всю неуместность нашей встречи здесь, на балу, и понимаю, что могу вызвать ваш гнев, ваше величество, но у меня не было иного способа встретиться с вами.

– Я всё ещё не понимаю?

– Моё имя Гаитэ Рейвдэйл, – представилась с сильно бьющимся сердцем. – Я дочь герцогини Рейвдэйлской.

Выражение императорского лица мгновенно изменилось. Благость стекла с него, как с гуся вода. Оно сделалось жёстким и холодным, как у идола. От милостивой улыбки не осталось и следа.

«Ну вот и всё, – обречённо пронеслось в голове Гаитэ. – Сейчас он велит заточить меня в крепость. А на рассвете обезглавит. Или четвертует. А, может быть, отдаст приказ отправить на костёр, как еретичку? Вот только не это!».

– Отец? – возник из толпы Сезар, глядя на Гаитэ с инквизиторской подозрительностью. – Всё в порядке?

У Гаитэ было такое чувство, что от взгляда чёрных глаз отца и сына кожа на её лице вот-вот начнёт пузыриться расплавившись.

– Следуйте за мной, – процедил Алонсон, круто разворачиваясь, так, что пурпурная мантия завихрилась вокруг его ног.

Сделав музыкантам знак продолжить играть, а гостям – танцевать, император широкими шагами направился прочь из зала. Люди с поклоном расступалась, освобождая дорогу. Гаитэ покорно семенила рядом, придерживая длинные пышные юбки, чтобы замыкающий шествие Сезар ненароком не наступил на них.

Миновав арку с нишами, они поднялись на галерею. Взгляд Гаитэ невольно цеплялся за непривычную роскошь. В нишах стояли скульптуры в полный, человеческий рост, стены украшали лепнина и фрески. Повсюду в высоких вазонах красовались цветы.

Приподняв гобелен на одной из стен, император открыл потайную дверь, ведущую через узкий коридор в небольшую комнату. Её интерьер представлял собой оригинальное сочетание изысканности с простотой. Окна обрамляли бархатные, с золотой бахромой, шторы. Стены украшало оружие. На столе стояли письменные принадлежности, лежали тонко очиненные перья да несколько листов папирусной бумаги.

– Итак, сударыня? – тяжело опустившись в кресло, прогремел император. – Вы утверждаете, что являетесь дочерью нашего врага?

Множество вариантов ответа вертелось у Гаитэ на языке, но вслух, как ни странно, прозвучало только короткое:

– Да.

– Как такое возможно? Известно, что у Стеллы Рэйвдэйл был сын. Будь у неё дочь, мы бы знали. Вы самозванка, сеньорита! Но чего вы желаете добиться столь жалким лицедейством?

– Это не ложь.

– Повторюсь, – спокойно перебил Алонсон. – У Стеллы Ревдэйл не было дочери.

– Ошибаетесь, отец, – встрял Сезар, не сводя с Гаитэ внимательных глаз. – Была. Помнится, мы даже встречались с вами, сеньорита, когда были детьми?

– Не надеялась, что вы взяли на себя труд меня запомнить, – обрадовалась Гаитэ.

– Так-так, – в задумчивости сложил Алонсо руки домиком. – Выходит, у Тигрицы было два тигрёнка?

– Старшую дочь герцогиня Рейвдэйлская предпочитала не афишировать. Ходили слухи, что она безумна, и потому семья заточила её в монастырь, – проинформировал Сезар.

Молодой человек обошёл Гаитэ по кругу, оглядывая со всех сторон словно лошадь, выставленную на продажу.

– Но на умалишённую вы не похожи, – подытожил он.

Лицо Алонсона оставалось бесчувственным, как у статуи.

– Я не сумасшедшая, – оправдывалась Гаитэ. – У меня особенный, редкий дар. Мать сочла это за одержимость и отослала меня к духовным сёстрам.

– И что? В монастыре духи унялись? – с интересом вопросил Сезар.

– Нет. Я слышу их и сейчас. Иногда – когда хочу, но чаще, когда хотят они. Духи в этом похожи на людей, им плевать на чужие желания. Но осмелюсь сказать, что мой дар, как и моё проклятие, значения сейчас не имеют. В отличие от доказательств моего происхождения. Все необходимые метрики, подтверждающие мою личность, у меня с собой.

– Давайте, – протянул руку Алонсон.

Раскрыв небольшую сумочку, Гаитэ передала документы. Пробежавшись по хрупким листам взглядом, император едва заметно кивнул, подтверждая их видимую подлинность.

– Допустим, вы та, за кого себя выдаёте. Что с того? Чего вы хотите?

– Я хотела бы поговорить об этом с вашим величеством наедине.

– Сын мой, – устало махнул рукой Алонсон, – оставьте нас.

– Сеньорита, – склонил голову Сезар и, щёлкнув каблуками, вышел.

Стоило дверям за ним закрыться, дышать сделалось словно бы легче, но вместе с тем у Гаитэ возникло отчётливое чувство, будто в комнате убавился свет.

– Итак? – тяжело вздохнул император. – Я внимательно слушаю. И надеюсь, ваше сообщение стоит того, чтобы отрывать меня от празднества?

– Я упоминала о сообщении, ваше величество?

– А разве нет?

– Что ж, если у вас сложилось такое впечатление, – со всей кротостью, на которую только была способна, произнесла Гаитэ, – не стану обманывать ваших ожиданий. На западе страны вновь собираются тучи, а зачинщикам смуты глубоко безразличны страдания людей и ослабление страны. Моё существование сыграет им на руку; я – та козырная карта, которую ваши противники с удовольствием против вас разыграют.

– И вы не боитесь вот так, в лицо, бросать мне эти изменнические речи? – грозно свёл брови император.

– Я не бросаю – лишь передаю их. Полагаю, мои уста не сказали вам ничего нового?

– Отчего же? Само ваше существование – новость дня нас, – ворчливо отозвался император. – Могу представить, какую радость испытали наши враги, узнав, что у них вновь есть повод начать войну. Тем сильнее меня удивляет ваше присутствие здесь. Глядя на ваше юное красивое личико, не могу не задаваться вопросом – вы так храбры? Или настолько глупы, чтобы бездумно отдаться мне в руки?

– Я достаточно для этого рассудительна. Можно мне говорить начистоту, ваше величество? Вы достаточно крепко держите власть в руках, но ваши враги не оставят вас в покое, раз за разом припоминая ваше происхождение. Они снова и снова будут твердить простонародью об узурпированной власти и попранной воле богов. Моя семья оказалась не способной править, но именно в нас народ упрямо видит помазанников божьих. Так почему бы нам не объединить усилия? Не создать союз?

– Каким образом?

– Через брак.

– Брак? Фальконэ с Рейвдэйлами?! – на лице Алонсона застыла маска брезгливого изумления.

Правда, всего на несколько коротких секунд. Потом его лицо сделалось нечитаемым.

Император откинулся на спинку кресла, в задумчивости потирая холёный подбородок.

Гаитэ, пытаясь его убедить, с жаром продолжила:

– Вы, конечно, формально завоевали наши земли, но, чтобы владеть ими, придётся прикладывать множество усилий, постоянно подавляя бунт недовольных, в то время как подобный союз позволит сделать это бескровно и безболезненно. Кровь, текущая в моих венах, считается одной из самых благородных. Она даст право нашим общим потомкам претендовать на трон без обвинений в узурпаторстве. И, ваше величество, я не такая, как моя мать. Я хочу мира. Хочу жить в комфорте, в покое и в уважении. Взяв меня в свой дом, вы лишите врагов возможности использовать меня против вас в политических и военных целях, не потеряв душевного покоя.

– Допустим, я сочту предложение интересным и соглашусь принять его? – прищурился Алонсон. – Что ты потребуешь от меня взамен?

– Безопасности – для себя и моей матери. Я понимаю, что освободить Стеллу Рейвдэл невозможно, что это может стать началом новых волнений. Кроме того, она может помешать нашему союзу. И всё же я – дочь. Я должна быть уверена, что в заточении моей матери комфортно и она ни в чём не нуждается. Это и вам сделает честь, как человеку милосердному и гуманному, чтобы не говорили о вас недоброжелатели.

– Бог мне свидетель, я никогда не желал вражды между вашей матерью и мной. Я всегда уважал её как женщину сильную, умную и, что немаловажно, красивую. Приятно видеть, что всё это воплотилось и в её дочери тоже.

Император снова потёр пальцами гладко выбритый подбородок. На его лице вдруг проступило самодовольное, торжествующее выражение. До Алонсона стало доходить, какой триумф над давней противницей он может одержать, повенчав своего сына с её дочерью. Этот брак буквально взорвёт всё то, что она обороняла столько лет! Он, Алонсон Фальконэ, завладеет всем, что было дороге герцогине Рейвдолской! И при этом проявит унизительное для противницы великодушие.

– Мне нравится ваше предложение, сеньорита, – усмехнулся Алонсон. – Я согласен.

Признаться, Гаитэ в первый момент даже растерялась. Желаемое оказалось слишком легко достигнутым. Она думала, что всё будет гораздо сложнее.

– Где вы остановились? – деловито поинтересовался Алонсон.

– В доме неподалёку отсюда.

– Сколько людей вам служат?

– Около десятка.

– Если пожелаете, можете пригласить их сюда, ибо с сегодняшнего дня вы моя почётная гостья. Немедленно прикажу челяди приготовить вам покои.

– Но…

– Душенька, это не обсуждается. После того, как новость разлетится, вам потребуются гарантии безопасности. А, клянусь святым чревом, Жютен сегодня как улей. В любой момент кто-то может ужалить. Понимаю, вам хочется видеть рядом знакомые лица? Не возражаю. Распорядитесь, чтобы ваши люди прибыли во дворец – их пропустят. Я лично дам вашему доверенному лицу пропуска.

– Благодарю, ваше величество.

– Ступайте, дитя моё. Веселитесь. Есть повод, – улыбнулся он. – А если пожелаете уединения, лишь подзовите моего слугу. Вас тотчас же проводят в вашу спальню.

– Вы так добры!

Император протянул руку для поцелуя и Гаитэ, склонившись, прикоснулась губами к красному, как кровь, рубину императорского перстня, в знак признания власти и уважения.

Она чувствовала себя так странно!

Чтобы проветриться и вдохнуть немного свежего воздуха, Гаитэ вернулась во внутренний дворик. Тот успел опустеть – гости перешли во дворцовые комнаты.

Ярко светила луна, да и факелы горели вовсю, однако теней было больше, чем света. Меланхоличное пение флейт долетало сюда из внутренних комнат и около сухой чаши фонтана кружились девушки-балерины. Их лёгкие светлые платья и тонкие белые шарфы летели вслед за ними, напоминая клочья тумана, невесомого и зловещего.

Девушки смеялись. Голоса их гармонично вплетались в атмосферу вечера, перекликаясь с флейтами. Но внезапно они смолкли, словно стайка испуганных птичек.

Повернув голову, Гаитэ увидела высокую фигуру старшего из братьев Фальконэ. Прислонившись плечом к колонне, её будущий муж наблюдал за танцующими.

Лицо Торна было спокойно. Распустившаяся шнуровка на камзоле, растрёпанные волосы и тяжёлый взгляд явно давали понять, что состояние трезвости он утратил давно.

Злой и пьяный? Опасное сочетание. Танцовщицы поспешили ретироваться, устремившись в сторону распахнутых дверей.

Гаитэ пристроилась, было, за ними, но ей преградили путь.

Движения Торна были быстрыми, точными и жёсткими. Схватив девушку за плечо, он рывком припечатал её к стене.

– Нет!!!

Но, игнорируя протесты, с ловкостью и, воистину звериной быстротой, он задрал ей юбки. И прежде, чем Гаитэ успела осознать, что делает, она со всей силы отвесила императорскому сыну оплеуху. Да какую! Рука заныла.

Оба застыли, глядя друг на друга в изумлении. Он – неверующе, она – с испугом и вызовом.

На красивом лице Торна обозначился хищный оскал – он явно собирался отыграться. Гаитэ с ужасом поняла, что осталась один на один с мужчиной, для которого, судя по всему, совершенно не существовало правил.

Движение его руки Гаитэ не отследила, лишь почувствовала, как её оторвало от земли. Спина больно пересчитала все кирпичи на стене. Ловко расправившись со шнуровкой на её платье, Торн нырнул рукой за корсаж, сжимая её сосок между указательным и большим пальцами.

Боль была острой, но бледнела на фоне унижения и стыда.

– Пустите меня! – возмущённо прохрипела Гаитэ. – Прекратите! Мне больно!

Торн слегка ослабил хватку, позволяя ногам Гаитэ коснуться земли, но лишь носочками пальцев. Это куда больше походило на пытку, чем на милосердие.

– Больно, – хмыкнул он. – А ты хотела бы от изнасилования получать удовольствие? – добавил глумливо.

– Я бы вообще предпочла избежать подобного развития событий, – сдавленно прохрипела Гаитэ. – Изнасилование – не лучший способ понравиться девушке!

– Девушке? Вот как? В Саркасоре такие ещё остались?

Оставив в покое грудь Гаитэ, он с силой сжал ей щёки, так, что губы непроизвольно раскрылись, как у рыбки.

Мгновенно воспользовавшись ситуацией, Гаитэ клацнула зубами, вонзая их ему в пальцы.

Сам напросился!

Она рассчитывала, что Торн ослабит хватку, и это даст ей шанс вырваться. Но просчиталась. Зарычав от боли, мужчина не отдёрнул руки. Лишь зло рассмеялся ей в лицо:

– Так-так! Наш маленький зверёк точит зубки?

Внезапно отпустив, Торн позволил Гаитэ мешком рухнуть себе под ноги, но в следующий момент его пальцы грубо схватили её за волосы и мир вспыхнул всеми красками боли. Вырванные с корнем волосы то ещё удовольствие.

Инстинктивно, Гаитэ подняла руки к голове, хватаясь за его ладонь, чтобы ослабить жёсткий рывок, не сразу сообразив, что стоит на коленях. Лишь потом дошло, что эту позу для неё выбрали преднамеренно и она с ненавистью глянула на Торна снизу-вверх.

Такое красивое лицо. Такое обманчиво одухотворённое. Но при определённых обстоятельствах даже красота способна вызывать отвращение.

Очередной рывок заставил её, застонав, подняться на ноги. Рука Торна оплела талию, удерживая крепко и властно, не пошевелиться.

Чтобы не упираться подбородком ему в грудь, Гаитэ была вынуждена запрокинуть голову.

– И это всё, на что хватает вашей фантазии? – дерзко фыркнула она, изо всех сил упираясь ему руками в грудь и плечи. – А я-то слышала, что вы умеете обходиться с женщинами! Интересно, сколько денег пришлось заплатить, чтобы обрасти славой хорошего любовника? Ведь, судя по вашим манерам, до сих пор если вы успешно за кем и ухаживали, так это за скотиной на ферме!

Высвободиться не получалось. От ярости и страха кружилась голова:

– Вы жалкий! Ни на что не годитесь! – кипятилась Гаитэ. – Только трус демонстрирует силу безоружной женщине, измываясь над ней, упиваясь своей безнаказанностью! Трус и негодяй! Ни одна женщина в здравом уме вас не захочет!

Гаитэ смерила Торна презрительным взглядом, хотя смотреть на человека свысока, будучи почти вполовину ниже его ростом, задача не из лёгких.

Наклонив голову, Торн с издевательской усмешкой слушал её речи, не выпуская из жадного кольца рук. В жёлтых, тигриных глазах, светилось злое веселье.

– Не захочет, говоришь? Скажи, что может знать о плотских желаниях маленькая скромная монашка, вроде тебя?

– Только то, что вы мне его не внушаете!

– Да я пока и не пытался.

Воспользовавшись тем, что он на мгновение ослабил хватку, Гаитэ сорвалась с места, проворная, как птичка. Но чёртов Торн, несмотря на свой внушительный рост, оказался не менее быстр. Легко, играючи, он перерезал ей отступление в том единственном направлении, в котором Гаитэ могла бы найти помощь.

И удовлетворённо расхохотался. Для него это было забавой. Он наслаждался этой игрой в кошки-мышки.

– Ты же не надеялась, что удастся безнаказанно оскорбить меня и улизнуть?

– Я вас не оскорбляла!

– Да неужели?

– Говорить правду не значит оскорблять.

– Ещё как значит, если правда не по душе. А ты резвая! Скачешь, как коза. Но вот я тебя и поймал!

Торн схватил Гаитэ со спины, и, игнорируя испуганные и возмущённые крики, прижал к себе так сильно, что даже сквозь пышные юбки она ощутила его твёрдый, как камень, член.

– Нет! – крикнула она, но, вновь прислонив её спиной к колонне, Торн навалился сверху, прижимая всем телом, покрывая обнажённую кожу груди и шеи жалящими, как осы, поцелуями.

Он был силен как бык.

– Помогите! – крикнула Гаитэ, потеряв всякую надежду освободиться.

Дом полон людей. Должен же хоть кто-то её услышать?

– Помогите!!!

Подняв голову, он поморщился, будто услышал фальшивую ноту:

– Можешь не драть зря глотку. Дверь сторожат мои слуги. Никто сюда не войдёт, пока я не разрешу.

– Не надо! Не делайте этого! Пожалуйста! – взмолилась Гаитэ. – Проявите великодушие!

– Вот как ты запела, когда тебя положили на обе лопатки? – хохотнул он. – Такая мягкая и вкусная! Так и хочется тебя съесть.

Его язык оставил нарочито-влажную дорожку на её солёной от слёз, щеке.

Гаитэ старалась взять себя в руки и сдержать дрожь отвращения и рвущиеся из груди рыдания.

Отвернув голову, она уставилась на освещённый яркими огнями дом.

«Лучше умру, чем выйду замуж за эту скотину», – решила она. – «Или, что ещё лучше, найду способ убить его. Мать была права, что до последнего боролась с этой нечистью».

С удивлением она ощутила лёгкое прикосновение его пальцев к шее, в том месте, где саднило после удушающей хватки. Прикосновение было почти нежным, словно бы даже извиняющимся.

– У тебя такая тонкая кожа. На ней легко остаются синяки.

– У меня ещё и кости хрупкие, и лёгкие слабые. А ещё – мне холодно.

Он снова усмехнулся:

– Похоже, моя страсть тебя не греет?

Гаитэ подняла на него блестящие от непролитых слёз, глаза:

– Нет.

Лицо его исказилось, и он наотмашь, тыльной стороной ладони отвесил ей пощёчину.

Щёку обожгло, словно кипятком. Удар вышел звонкий и хлёсткий. Не ожидавшая ничего подобного Гаитэ с удивлением подняла на него глаза, прижимая ладонь к щеке.

– Мы в расчёте, – прорычал Торн зло. – А теперь – убирайся.

– Что?..

– Я сказал – пошла вон!

Гаитэ не заставила себя просить дважды. Почти бегом она рванулась к дому.

На мгновение мелькнула шальная мысль, вот прямо так, как есть, ворваться в зал, обвиняя Фальконэ в нарушении законов гостеприимства и посягательствах на свою честь. Скандал разразился бы славный. Недругам императорской семьи было бы на руку. Только чего она этим добьётся? Поставит жирный крест на их договоре с Алонсоном, после чего, скорее всего, уже к завтрашнему утру её труп обнаружится в ближайшей сточной канаве. И никто не вступится. Все эти прекрасные рыцари красиво бряцают оружием в романах, а в жизни, когда дело доходит до шкурных интересов, всем резко становится наплевать на всё, кроме личной выгоды.

Нет, если она хочет выжить и остаться хозяйкой в фамильных землях, придётся терпеть.

Бросив взгляд в одно из зеркал, Гаитэ ужаснулась собственному виду: волосы растрёпаны, на щеке багровый след от удара, платье измято. Появляться на публике в таком виде невозможно, если только она не имеет намерения прослыть женщиной лёгкого поведения.

В арке, ведущей в анфилады комнат, подобно призраку, возник Сезар Фальконэ так, словно сторожил, заранее поджидая в засаде. Кого? Да бог знает!

При виде Гаитэ лицо его обеспокоенно вытянулось:

– Сеньорита? – окинул он её взглядом с ног до головы. – С вами всё в порядке?

– Вовсе – нет! И, поскольку я не хочу, чтобы это стало очевидным для всех, прошу, отведите меня в мои покои. Ваш отец обещал, что их для меня подготовят?

По счастью, Сезар не стал пререкаться и задавать лишних вопросов:

– Идите за мной, – распахнул он двустворчатые двери в комнату. – Прошу вас.

К удивленью Гаитэ он последовал за ней. Она испуганно отшатнулась.

– Сеньорита, вам не следует меня бояться, – поспешил он успокоить её. – Напротив, я хотел бы вас защитить. Судя по состоянию вашего костюма, кто-то посмел поднять на вас руку? Позвольте мне наказать обидчика. Назовите его имя.

– Я не могу назвать его имени, потому что почти никого здесь не знаю. Да в заступничестве и нет нужды, меня лишь напугали, не причинив серьёзного вреда.

По большей части это было правдой.

– Но вас ударили, – возразил Сезар.

– Я сама ударилась споткнувшись.

– Сеньорита, это явная ложь.

– Прошу вас! – взмолилась Гаитэ. – День выдался длинным. Я слишком устала для светских разговоров и доказательств чего-бы то ни было. И, признаться, не стану держать на вас обиды, если сейчас вы просто покинете меня.

– Не выяснив, кто посмел на вас напасть?

– Боюсь, что так.

– Я мог бы попытаться…

– Благодарю вас, но, повторюсь, не стоит. Оставим этот инцидент. Пострадала лишь моя причёска, клянусь в этом. Если сомневаетесь, можете завтра созвать медицинский симпозиум и устроить осмотр.

Лёгкая усмешка коснулась губ Сезара.

– Ну что вы, сеньорита, – перебил он её мягким, как мех, обволакивающим голосом, – если вы утверждаете, что защиты не требуется, значит, так и есть. Но, надеюсь, вы не станете возражать против того, что к вашей двери будет приставлена охрана? В доме сегодня слишком много людей, а в толпе всегда не лишнее проявить бдительность.

– Поступайте, как считаете нужным.

– Прикажите позвать служанку?

– Благодарю, но час уже поздний, не стоит никого беспокоить. Я справлюсь сама.

Гаитэ смотрела на Сезара, ожидая, что он уйдёт, но он всё медлил.

– Что-то ещё? – вопросительно приподняла бровь она.

Сезар снова криво усмехнулся:

– Отец поделился со мной, рассказав о вашем с ним договоре. Вы уже видели Торна? Как вам понравился ваш будущий муж?

– Мужчины Фальконэ славятся горячим темпераментом, – холодно ответила Гаитэ. – Но, что греха таить, ваш брат показался мне несколько… несдержанным.

– Несдержанным? Это так теперь называется? Хм-м!.. Что ж? Будем надеяться, вашей сдержанности, как и благоразумия, хватит на двоих.

Сезар всё не уходил, словно ждал чего-то.

Может быть, что, утратив терпения, она сама попросту вытолкнет его за дверь? Гаитэ непременно так бы и поступила, будь у неё хоть толика уверенности в благополучном исходе дела.

– Почему вы выбрали моего брата? – неожиданно спросил Сезар, прямо глядя ей в лицо блестящими, как бусины агата, глазами.

– Простите?..

– Почему вы выбрали Торна, а не меня?

Гаитэ в первое мгновение даже растерялась от подобной дерзкой прямоты, но честно ответила:

– Потому что вы уже женаты.

– Пришлось жениться, чтобы найти армию, с чьей помощью я взял замок вашей матери.

– Верно. Вы привезли Тигрицу Рейвдэйла в столицу в цепях, многим преподав хороший урок. Я быстро учусь, поэтому предпочитаю не воевать, а выходить замуж.

– Жизнь с моим братом может быть невыносимой.

– Жизнь с вами была бы легче?

– Несомненно.

– Тогда мне остаётся лишь сожалеть о том, что вы поторопились, избрав неверный способ завладеть имуществом моей семьи. Богиня Любви в который раз докажет своё превосходство над богом Войны, не так ли?

Сезар отступил, отвесив короткий прощальный кивок.

– Ещё увидим. Приятных снов, сеньорита.

Так становятся звёздами 1

Подняться наверх