Читать книгу Покопайтесь в моей памяти - Екатерина Островская - Страница 3

О том, что в элитном жилом доме требуется консьерж, Елизавета Петровна Сухомлинова узнала совершенно случайно. Она с пластиковой корзиной направлялась к кассе универсама, уже подошла, как вдруг ее обогнала какая-то женщина в кожаном пальто – едва не сбила доверху набитой тележкой. Задела ее, пытаясь опередить, и встала у кассы, не извинившись. Елизавета Петровна опешила от такой вопиющей наглости. Во-первых, даме следовало бы извиниться, а во-вторых, в корзине Сухомлиновой продуктов было всего ничего, а у этой в кожаном пальто – целая гора, которую она потом не спеша начала разбирать и выкладывать на ленту. Выкладывала одной рукой, потому что вторая у нее была занята. Женщина прижимала к уху телефончик и с кем-то оживленно беседовала.

– Я даже своему не сказала, что больше не работаю на Тучковом, – делилась она с кем-то. – А как скажешь – у него всегда я во всем виновата. А в чем я виновата? В том, что известный артист Вертов привел к себе в дом молодую бабу и провел с нею ночь, в то время как жена отдыхает на Кипре? Ну, привел бабу и привел, я, разумеется, никому об этом не скажу. Но как-то меня надо заинтересовать в молчании. Самое дорогое – это порядочность. Если ты хочешь, чтобы я была порядочной… Нет, не ты… Это я про него говорю – про Вертова… Если ты, уважаемый артист, хочешь, чтобы твоя жена ни ухом ни рылом, то отблагодари меня. Я бы много не попросила. Утром он эту бабу проводил, усадил в такси и обратно возвращается. Я ему тихонько так говорю: «Евгений Сергеевич, ну как так можно? А вдруг Юлия Сергеевна узнает? Кто-то скажет, а она, разумеется, не поверит. Ко мне прибежит: ведь я этой ночью дежурила. И что мне делать? Врать не научена. Меня ведь еще в советской школе учили всегда правду говорить. Кто в классе стекло разбил? Все молчат, а я поднимаю руку и называю имя того, кто позорит имя советского пионера. А если…» Ладно это в прошлом. Сейчас другое время. Я тихонько так Вертову намекаю: «А вдруг Юлия Сергеевна узнает?» А он дурачком прикинулся и смотрит на меня. «А что узнает? И кто ей что скажет? Ведь сказать-то нечего?» А я ему: «Ну-ну»… И он сразу завелся. «Что за ну-ну? – кричит. – Вы что, меня шантажировать надумали? Сколько вы рассчитывали из меня вытянуть?»

Женщина в кожаном пальто продолжала медленно выкладывать продукты, а кассирша не спешила стучать пальцами по кнопкам аппарата, внимательно слушая рассказ о частной жизни известного актера театра и кино.

– Я по наивности клюнула на его гнусную провокацию и назвала сумму. Небольшую, разумеется. Он за один вечер столько получает. Так вот этот гад тут же пожаловался на меня руководству ТСЖ, и меня сразу же выперли. Им же хуже: где они еще такого же, как я, опытного консьержа найдут?

Работа Сухомлиновой была очень нужна. Она давно искала ее и даже находила. Но пенсионеров почему-то брать никто не хотел. Пыталась и консьержкой устроиться, но все места были заняты. А тут такой подарок!

Елизавета Петровна тут же перестала обижаться на женщину в кожаном.

– Ну, с другой стороны, может, это и к лучшему. Пойду к мужу на овощебазу работать. Он сторожем, я на проходную. Вдвоем больше унесем. Тут по телевизору выступал какой-то экономист и сказал, что этой зимой подорожают овощи и фрукты. Ты поняла? Зачем тебе, Рая, лишний раз тратиться: я для лучшей подруги всегда готова скидку сделать.

В узком Тучковом переулке домов было много, но все на один-два подъезда и низкорослые, словно вросшие в асфальт. Только один новый жилой комплекс с широкими глухими воротами, за которыми ничего нельзя было разглядеть, и дверью с тонированным стеклом. Рядом с тонированной стеклянной дверью располагался звонок. Елизавета Петровна нажала на кнопку.

Из переговорного устройства донесся глухой мужской голос:

– Вы к кому?

– На собеседование по поводу работы. Вам ведь консьерж требуется.

Щелкнул замок. Сухомлинова вошла внутрь и остановилась перед турникетом. Огляделась: она находилась на паркинге, под которым был еще один уровень – подземный. Наконец на турникете зажегся зеленый огонек. Елизавета Петровна вошла, и наперерез ей из своей двери шагнул охранник в черной униформе.

– Подождите здесь, – приказал он, – сейчас за вами придут.

Ждать пришлось около четверти часа, зато охранник успел рассказать за это время многое… По его словам, у консьержей практически нет никакой работы, а потому туда берут на работу даже пенсионерок. Он, вероятно, не подумал, что беседующая с ним женщина тоже пенсионного возраста. Потом он сообщил, что вкалывать по-черному приходится лишь ребятам на паркинге, потому что это единственный въезд в дом и во двор. И проход в дом тоже через паркинг.

– В подъезд нет входа с улицы, – сказал парень, – это так архитектор задумал, чтобы посторонние не ломились. А гости к жильцам приезжают на паркинг; если жильцы подтверждают, то гостевые машины остаются здесь – не бесплатно, разумеется. А для жильцов своя подземная стоянка, и из нее есть выход по двор как раз рядом с парадным крыльцом.

Охранник продолжал болтать до тех пор, пока возле проходной не возник человек лет шестидесяти, который потом оказался председателем правления ТСЖ. Он повел Сухомлинову на собеседование в свой кабинет.

Беседа была долгой. Особенно председателю ТСЖ понравилось, что Сухомлинова по образованию искусствовед, и он доверительно сообщил, что тоже любит искусство.

– Я же не всю жизнь управдомом трудился, – сказал он.

– А где вы работали? – спросила Сухомлинова, которая уже не сомневалась в том, что понравилась будущему начальнику.

– После школы милиции сразу попал в ОБХСС, а потом уж в ОБЭП, – признался председатель ТСЖ, – на пенсию вышел подполковником. Мог бы еще остаться: должность у меня была полковничья – начальник отдела, но там свои интриги.

Через день Сухомлинова заступила на свой пост, который ей понравился: во-первых, отдельное помещение, хотя и за стеклом, во-вторых, там был еще и закуток с электроплитой и небольшим холодильником. А когда она ознакомилась со списком жильцов, обнаружила среди них своего бывшего сокурсника Юру Охотникова.

Когда-то он был высоким, тощим и носился по факультету бегом. А теперь стал массивным и ходил медленно, покачиваясь из стороны в сторону, словно не доверяя своим ногам, ища более надежную опору. И если когда-то он бегал за Лизой, то теперь проходил мимо ее стеклянного скворечника, не обращая на новую консьержку никакого внимания. Может, не узнавал ее, а скорее всего, делал вид, что не узнаёт, чтобы не замарать своего величия таким низким знакомством. У него был серебристый «Мерседес», на котором он отбывал на работу. Хотя Юрий Иванович уезжал на работу не каждое утро, а если и отбывал, то не к самому началу трудового дня. Проживал он один. Жены у него не было, домработницы тоже. Но бывший сокурсник был всегда аккуратно одет – костюм и рубашка выглаженные, и ботинки на его ногах сверкали так, словно их начищал до блеска специально обученный этому делу человек.

Но однажды Юрий Иванович все-таки подошел к стеклянной перегородке. Наклоняться к окошку не стал и сразу спросил:

– Это ты, что ли, Сухомлинова?

– Все, что от меня осталось. Здравствуй, Юра.

– Здоровье – хорошее дело, – согласился бывший сокурсник, – у меня с этим все вроде в порядке. Соплей нет и прыщиков на заднице тоже.

Елизавета Петровна немного растерялась от его откровенности и потому ляпнула:

– Тебе повезло, не каждый таким счастьем может похвастаться.

– Слышь, – обратился он к ней, – а самой-то не стыдно вот так на входе сидеть? Ты же лучшей была на курсе. Шла бы ко мне искусствоведом. Зарплату положу хорошую. Работать будешь по десять часов – два дня через два.

– А делать что придется?

– Будут приносить товар. А твое дело проверять подлинность и оценивать. Ты же на декоративно-прикладном специализировалась. Так вот и станешь оценивать, проверять фарфор и бронзовые статуэтки.

Сухомлинова обещала подумать, а когда Охотников вечером мимо ее скворечника возвращался, сказала «да». Только Юрий Иванович не сразу понял, на что она соглашается.