Читать книгу Передай привет небесам - Екатерина Островская - Страница 9

Утром он приехал в Павловск на такси. Приехал рано, когда Альберт Иванович только поднялся с постели. Тренер помог развесить вещи в шкафу, хотя их было не так много. А потом они вместе отправились на пробежку с Шепелевым, спарринг-партнером претендента Ивановым и массажистом Кириллом. Темп был весьма невысоким, но не потому, что не успел бы за всеми старенький тренер, а для того только, чтобы Юрий смог размять плечевой пояс, поработать руками, нанося удары по воздуху. Алексей бежал последним в цепочке, повторял все движения претендента на чемпионский пояс, но лишь для того, чтобы запомнить манеру его ударов, понять, где он вкладывается, а где лишь имитирует акцентированный удар: ошибок и недоработок у Шепелева было предостаточно, хотя, скорее всего, он считал утреннюю пробежку всего лишь разминкой, а не серьезной работой.

Потом Метелину надоело бежать ленивой трусцой вместе со всеми, он выскочил вперед и ускорился. Мимо проносились елки, сосны, дубы и клены: старый парк походил на лес, который не захотел впадать в зимнюю спячку, а притворялся дремлющим, прикрываясь теплым февралем.

Зима в этом году выдалась подлой, как сказали бы сельские жители, сажающие поздней осенью озимые культуры: снега почти не было – единственное, что спасало посадки, это отсутствие морозов. Протоптанная дорожка вывела Метелина на край поля, покрытого бурой травкой, сквозь которую пробивались зеленые ростки. Над полем носились и непрерывно стрекотали сороки, но не от радости своего птичьего бытия, а по привычке и лениво. По бурой травке поля спешил к своей норе заяц-беляк.

Вскоре Алексея догнал массажист Кирилл. Он бежал легко, как бегают обычно бегуны-стайеры, дыша ровно и легко.

Догнал и спросил:

– Нравится здесь?

– Не то слово.

– Мы тут к тебе все уже приглядываемся. Сначала не понимали, почему Альберт Иванович так этого парня обхаживает, а теперь поняли, что ты ему близкий человек.

– В каком смысле? – растерялся Метелин.

– В смысле – единственно близкий. У Гусева в прошлом году жена умерла. Он черный весь ходил от горя: у него же ни детей, ни друзей близких. Лучшим и единственным другом для него была жена, а теперь ее не стало. Только не говори с ним о ней, он сразу плакать начнет. Я потому и догнал тебя, чтобы предупредить.

– Быстро бегаешь, – сказал Алексей.

– Так я легкой атлетикой занимался, – ответил парень, – не бегом, правда, а прыжками в длину. Как-то подвернул ногу во время приземления, долго восстанавливался, но результаты стали не те: за восемь метров едва улетаю, но теперь это уже не результат.

– А как здесь оказался?

– Вика пригласила, – ответил Кирилл, – мы же с ней на одном курсе учились. За ней все бегали, и не только бегуны. Но она совсем уж недоступная, а может, с запросами… Потом она замуж сходила за какого-то с наворотами, но сейчас вроде как одна. Тебе она понравилась?

– Я не привык облизываться на то, что не мое, – ответил Метелин.

Они прибежали первыми, но не стали дожидаться остальных.

За завтраком Гусев поинтересовался весом своего бывшего ученика и, когда услышал ответ, удивился:

– Девяносто два? Для супертяжа маловато, но если полтора скинешь, то ты это… хевивайт[11]. Если тебе там поработать?

– Да мне все равно, в каком весе выступать. Просто девяносто удержать тяжело будет, а сгонять постоянно – это потеря энергии. Могу прибавить еще пару кило, но больше нет смысла. Двигаться буду хуже, а ноги в боксе сами знаете – первое дело.

– Это так, – согласился Гусев, – без правильной работы ног сильного удара не будет: это мы с тобой правильно все понимаем, а вот Гарри требует от Юрки нарастить массу, чтобы удар сильнее стал. А в боксе важна не столько сила, сколько скорость удара, главное, чтобы соперник не ожидал его. Шепелев – хороший боксер: у него крепкий подбородок, короткая шея, он – смелый… Но ты же понимаешь… Против Оласьело ни у кого шансов нет.

– У любого боксера шансы есть всегда, – возразил Алексей. – Вы это знаете не хуже меня. Но у Шепелева, как мне кажется, цель не стать чемпионом, а просто участвовать в этом бою, заработать десяток-другой миллионов баксов и уйти.

– Заработать все хотят, – согласился тренер, – потому-то американцы и согласились на бой в Москве – у нас налоги меньше. А для Оласьело, как они считают, все равно, где биться: в Нью-Йорке, в Атлантик-Сити, в Москве или на Марсе.

Он помолчал, а потом, как будто только сейчас, вспомнил:

– Сегодня к вечерку Сережка Ерохин подъедет. Хочет посмотреть, как у нас тут все проходит. Я ему сказал, что ты здесь…

– Зря, – покачал головой Алексей, – не надо было ему говорить. Я же для него кумиром был, он за счастье считал мне руки бинтовать перед боем.

– Ну позвал и позвал, – обиделся Альберт Иванович, – что теперь говорить…

Вечером Метелин намыл туалеты, вышел в зал и увидел своего тренера разговаривающим с мужчиной в дорогом костюме. Он не сразу узнал в нем того пацана, который смотрел на него когда-то восторженными глазами. Не хотел подходить, но Гусев махнул рукой, подзывая. И крикнул:

– Леша!

Пришлось подходить.

– Представлять вас друг другу не надо, – сказал Альберт Иванович, – вы два моих любимых ученика, от которых я ждал больших побед, но, как все сложилось, сами знаете… Не буду мешать вам…

И он ушел. Все выглядело так, словно тренер специально пригласил сюда банкира для какого-то разговора.

Ерохин протянул руку и сказал:

– Привет.

Алексей пожал его руку, но промолчал.

– Как ты тут? – поинтересовался Сергей.

Метелин пожал плечами, словно не понял вопроса, и ответил:

– Все нравится.

– Уборщиком? – не поверил Ерохин. – Если вдруг надоест горшки мыть, обращайся: найду для тебя приличную должность с хорошей зарплатой. Ты же для меня как брат старший, которого у меня никогда не было. Мы хоть и почти не разговаривали, но я на все твои бои приходил, болел, переживал, завидовал тому, что ты умеешь. Я знал, что никогда не буду таким классным боксером, но стремился, работал на износ, чтобы быть похожим. И потом…

– Хватит, – оборвал его Алексей, – все уже в прошлом.

Ерохин кивнул и напомнил:

– Альберт Иванович сказал, что ты лицензию получил. Для чего тогда?

– Чтобы на спарринг с Шепелевым пустили.

– А ты готов?

– Посмотрим.

– Если начнешь выступать, то тебе нужен будет спонсор. Сам понимаешь: форма, массажист, врач, проживание, питание – это деньги не такие уж большие, но у тебя их, насколько мне известно, вообще нет. Мой банк готов взять расходы на себя… Пока тебя здесь содержат, а потом куда? Какой клуб или какая промоутерская компания возьмет сорокалетнего?

– Мне тридцать семь.

– И тем не менее.

– Я придумаю что-нибудь, – произнес Алексей, впрочем, не очень уверенно.

– Думай, конечно, – согласился Ерохин, – но я предложил тебе вариант. Кстати, у нас в банке залоговая машина есть. Клиент взял кредит маленький под залог автомобиля «Рено-латитюд». Машина старая: ей десять лет, но состояние прекрасное. Забирай ее!

– Мне не рассчитаться.

– Так забирай!

– Так я не умею брать: все должно быть честно заработано: деньги, машина, слава, любовь…

И вдруг Алексей понял, что это шанс.

– Сережа, правда, что ты в полиции работал?

– Убойный возглавлял в отделе полиции, пока не погнали.

– Тогда не надо мне никакой тачки! Мне твоя помощь нужна. Если ты сможешь, то буду век благодарен.

– Все, что смогу.

– Ну тогда слушай. Ты ведь в курсе, что я двенадцать лет отсидел по сто пятой. Сидел за убийство, которого не совершал. Сейчас просто хочу узнать, почему меня упаковали без доказательств.

– Какие были улики?

– Показания жены, которая сказала на суде, что видела, как я взял пистолет и пошел убивать ее отца, и сто тысяч евро, которые упали на мой счет за границей.

– Других свидетелей, кроме жены, не было?

Метелин покачал головой.

– Я смогу с ней поговорить? – спросил Сергей.

Алексей снова покачал головой.

– Вряд ли. По слухам, она подсела на наркоту и не вылезает из клиник. Даже если она что-то расскажет, то показания ее в расчет приниматься не будут.

Теперь уже Ерохин кивнул. Потом он достал из кармана небольшой блокнот и ручку. Попросил Метелина написать номер дела и в каком отделе его вели, а также фамилию следователя.

Оставшись один, Алексей поработал у мешка: лупил его долго и нещадно, как будто хотел выбросить из себя всю накопившуюся за долгие тюремные годы ярость. Бил долго – до пота, до изнеможения. Потом опустился на гимнастическую скамейку и, как только восстановилось дыхание, начал качать пресс.