Читать книгу Мое наваждение - Екатерина Петровна Шумаева - Страница 2

Глава 1

Оглавление

Эмма

Вдох и выдох, медленно, с закрытыми глазами. Может ли моя жизнь быть еще паршивее?

Не так давно я думала, что нет. А потом все изменилось.

Да, мы всегда жили бедно, перебиваясь на хлебе и воде. Наша квартирка была настолько крошечной, что я спала в отдельной комнате, когда мои родители спали прямо на кухонном диване. Они работали практически круглосуточно, чтобы у меня было все, что нужно. Нет, у нас не было машины бизнес класса, да и в принципе никакой. Нет, у меня не было дорогих, брендовых вещей. Но я была по-своему счастлива. Я грезила мечтами поступить в колледж, заработать много денег, а потом поддерживать моих родителей. Содержать их за то, что они всю жизнь старались ради меня.

И в один сентябрьский вечер они попали в аварию. Был мамин День Рождения, я все лето работала в закусочной и решила сделать им подарок. Заказала им столик в ресторане, купила маме красивое платье, а папе костюм. Пусть они и не были очень дорогими, главное, что им шло. Они были счастливы и удивлены. Тогда я видела их живыми в последний раз. Возвращаясь из ресторана на такси, им навстречу вылетел пьяный водитель, и машина слетела с моста.

Я помню, как среди ночи в мою квартиру постучал полицейский. Как я открыла ему дверь. Как он сказал, что я теперь сирота. Спросил, есть ли у меня другие родственники? Сказал, что пришлет социального работника к нам в квартиру. Спросил, могу ли я остаться одна.

Я отвечала односложно. Поочередно то да, то нет, в зависимости от вопроса. Нет, у нас не было никаких родственников. Да, я могу остаться одна. Конечно, мне хочется выпрыгнуть из окна, но я должна похоронить родителей как можно достойнее. После я должна прожить достойную жизнь.

Спустя время, я повторяю слова моего социального работника как мантру.

Мэл приехала ко мне сразу после полицейского и провела со мной всю оставшуюся ночь. Она много говорила о моем будущем. О моих вариантах.

Меня могли бы отправить в приемную семью. Или я могла бы отправиться к ближайшим или даже дальним родственникам.

До моего совершеннолетия было восемь месяцев и их нужно было просто пережить. А еще можно было отказаться от опекунства. И стать взрослой еще до восемнадцати.

Для этого нужно было собрать документы о том, что я совершенно одна. В штатах это частая практика. Родственников у меня нет, а практически восемнадцатилетняя девушка не нужна приемным родителям.

Мэл обещала помочь мне на всех этапах, и я соглашалась.

В день похорон моих родителей, которые оплатила семья виновника аварии, я пропала. Я поняла, что я не смогу вывезти свою ношу одна. У меня случился нервный срыв, и я пропустила пару недель учебы, лежа дома в кровати и истязая себя морально.

А потом я собралась с силами, вышла на улицу и сделала то, чего никогда раньше не делала. Я пошла в бар со своей подругой, напилась там и в итоге меня чуть не арестовали.

Зато я познакомилась с Эшли, которая подсказала мне вид своеобразного заработка.

Я стала горничной в отеле в центре города. Все это было не официально, и мне платили сущие копейки. А потом она подкинула мне еще одну работу, которая была гораздо хуже. Мне пришлось убирать места преступлений, после вывоза трупа. За это платили много. Но все было не официально. Все было мерзко. Порой я работала сдерживая приступы рвоты, но получала деньги.

Тогда моя жизнь перевернулась еще раз. Второй, за последнее время. Сначала мне было неловко. Но спустя неделю, когда я посмотрела на свою зарплату, заказала себе нормальной еды, моя неловкость пропала.

Да, мне нужно было выживать. Никто не спешил брать на работу несовершеннолетнюю сироту, которая еще учится в школе. У которой толком нет документов. С которой могут возникнуть проблемы.

Я соврала Мэл, что продала мамины семейные сережки, чтобы дожить до совершеннолетия без работы, и она мне поверила.

И теперь днем я отличница, прилежная ученица старшей школы, а по ночам я убираю кровь и прочие отходы от тел, я предпочитала, чтобы убиралась не Эмма, тогда я прозвала себя Тьмой.

К началу декабря я даже привыкла к такой двойной жизни, Документы на оформление меня как взрослой были почти готовы, мне осталось лишь одно. Зайти в кабинет судьи и подписать их. И тогда я свободна. От социального работника, от надзора в школе, от всех вокруг. Но я не свободна от Тьмы, которая каждый вечер выходит наружу из глубины моей души, чтобы заработать себе на жизнь.

Конечно, я решила поступить в колледж, если удастся, а потом завязать со своим темным прошлым, но сейчас я выживаю, и выживаю, как могу.

– Эмма, пойдем в кабинет. – Говорит Мэл и берет меня за руку.

Я поднимаю на нее взгляд, она смотрит сверху вниз, ее каштановые волосы сегодня собраны в небольшой хвост, а карие глаза излучают тепло и доброту.

– Пожелай мне удачи. – Говорю я.

– Твоя удача всегда с тобой. – Она снова улыбается и открывает передо мной дверь.

Мы заходим в кабинет судьи, Мэл протягивает ему папку с моими документами и показывает на кресло. Я сажусь, поправляя свою темно-синюю школьную юбку, которая уже заметно поистрепалась за прошлый год, но у меня не так много денег, чтобы купить себе новую. Возможно, я лукавлю. Я могла бы одеться более менее хорошо, но тогда это стало бы вызывать подозрения в нашем городе. И у социального работника. Я купила себе ноутбук, красивое белье, которое добавляло мне самооценки и немного мелочей, нужных для жизни.

– Здравствуйте, ваша честь! Все документы Эммы Вуд готовы, если вы подпишете их, она станет взрослой еще до своего совершеннолетия. В связи со сложившейся ситуацией, а так же отсутствии каких-либо родственников, нам кажется, что это лучший вариант. – Произносит Мэл уверенным голосом.

– Да, мисс Вуд, мы делали запрос, и нашли ваших родственников со стороны матери. Опеку над вами хочет взять мистер Себастьян Фостер. Брат вашей матери. Сводный брат, но он был очень убедителен, а это значит, что перед тем, как я подпишу ваши документы, вы должны поговорить с ним. Выйдите из кабинета и подождите его снаружи. А потом снова зайдите ко мне и скажите о своем решении. – Произнес судья, указывая мне на дверь.

И мой мир перевернулся в третий раз. И сейчас, я сижу в кресле, возле кабинета судьи и делаю дыхательную гимнастику, думая о своей паршивой жизни.

Мэл сидит возле меня и пытается привести мысли в порядок.

– Эмма, ты же говорила, что у тебя нет родственников. – Шепчет она.

– Я думала именно так. – Отвечаю я. – Мама говорила, что она сирота. Какой сводный брат? Родители познакомились в колледже и влюбились друг в друга. Я видела их свадебные фотографии, у них не было ни одного родственника. Ни с одной стороны. Никаких сводных братьев. Я уверена в этом. А что, если он мошенник? Что мне делать тогда?

Мысли мечутся в моей голове, не успевая переключаться.

– Нет, он точно не мошенник, он предоставил доказательства вашего родства. Раз судья вызвал его. И сейчас тебе надо убедить его отказаться от опеки. – Произносит Мэл. – Если он никогда не интересовался твоей жизнью, жизнью твоих родителей, то ничего хорошего от него не жди. Наверняка это какой-нибудь алкоголик, который хочет жить за счет пособия опекуна.

– Это же я должна согласиться. Почему я должна убеждать его? – Спрашиваю я.

– Нет, если есть вариант передать тебя родственнику. То все зависит от него, Эмма. И только. К сожалению. – Опускает глаза Мэл. – Прости. Это непредвиденное обстоятельство, милая. Но мы решим проблему. Нужно просто убедить его отказаться. Он увидит, что у тебя нечего взять, ты живешь в крохотной квартирке, у вашей семьи ничего нет, и уедет восвояси. Будь честной, скажи, что ты бедная и с тебя нечего взять.

– Хорошо, хорошо я постараюсь. – Произношу я, кипя от гнева.

Наверняка это какой-то алкоголик, как сказала Мэл. Мама была прекрасной женщиной, ее любили все вокруг. На работе, ее немногочисленные подруги, а так же мой папа. Я просто не верю в то, что будь у нее хорошая, достойная семья, она бы отказалась от нее и не познакомила бы нас никогда. Я думаю, что она просто не хотела знакомить нас, потому что там было все очень плохо. Мама никогда не говорила, что у нее есть живые родственники. Она сказала, что ее мать умерла, когда она была еще в школе, а ее отец, когда она поступила в колледж. Там она познакомилась с моим отцом, у которого так же никого не было. Она всегда шутила, что две сироты нашли друг друга, чтобы создать полноценную семью. И все. Никаких сводных братьев и прочих родственников у нее не было. А сейчас я должна убеждать какого-то алкоголика, который хочет жить за счет пособия.

Жизнь просто не может быть еще паршивее. Я качусь вниз так сильно, что мне не хватает сил остановиться и ударить по тормозам. Через три недели Рождество, и я думала начать новую, самостоятельную жизнь, но она подкидывает мне новых проблем.

Дверь кабинета открывается, и я вижу выглядывающего судью.

– Мисс Вуд, пройдите в свободный кабинет, мне позвонили и сказали, что Себастьян уже поднимается. Вы не должны разговаривать в коридоре, проходите. – Слишком добрым голосом произносит судья.

И я понимаю, что-то не так. А потом в коридоре появляется он. Себастьян Фостер. Я поняла, что это мой новоиспеченный дядюшка по тому, как на него посмотрел судья. Как на Бога.

И он был как Бог. Красив, атлетичен. В дорогом костюме, сшитом на заказ. Он двигался по коридору так, словно весь мир вокруг принадлежит только ему. Судя по реакции судьи, так оно и было. Весь мир принадлежал Себастьяну Фостеру. А теперь, я уверенна, теперь ему принадлежу и я. Ведь не зря он решил взять надо мной опеку. Судя по его запонкам с бриллиантами, ему не нужно мое пособие.

– Боже, как же ты похожа на свою мать, Эмма. – Произнес он, беря меня за руку.

– Здравствуйте. – Отвечаю ему я, пытаясь отстраниться.

Рядом с ним я чувствую себя странно. Грязной, моя юбка, которую я ношу уже второй год, смотрится более жалко, на фоне его дорогого костюма от Армани.

– Где нужно поставить подпись? – Себастьян обращается к судье. – Эмма переезжает к нам сегодня же. А вы кто? – Обращается он уже к Мэл.

– Здравствуйте. Меня зовут Мэл и я социальный работник Эммы. Мне кажется, нам не стоит принимать таких поспешных решений. – Произносит она уверенным голосом, и только я чувствую ее волнение. – Для начала вам нужно познакомиться со своей племянницей, потом поговорить, согласна ли она на переезд, на то, чтобы вы стали ее опекуном. Объясниться, почему вы не общались с ее матерью, почему не были на похоронах, а уже потом принимать такое важное решение.

– Да. – Еле слышно отвечаю я.

– Эмма, я расскажу тебе все в самолете. Мы улетаем в Калифорнию. Сегодня же. Самолет уже ждет, я прилетел сюда совсем ненадолго. Тебе надо будет собрать свои вещи. Ты будешь жить с нами. Мэл, вы перешлете ее документы из школы? Ведь так?

Он говорит четко и уверенно и в его голосе есть то, что заставляет меня подчиниться. Но я не должна. Я хочу решать сама, что мне делать и как.

– Нет. Пока мы не поговорим, я никуда с вами не поеду. Извините. – Отвечаю я, разворачиваюсь и направляюсь к выходу.

– Двадцать один миллион долларов. – Произносит он мне в след, и я останавливаюсь. – Хорошая девочка. – Ухмыляется мой дядюшка. – Я хотел закончить этим, но, похоже, надо начинать. У твоей мамы, а теперь у тебя есть трастовый фонд. В нем лежит двадцать один миллион долларов, которые ты сможешь снять в день своего двадцати одного летия. Еще пятьдесят миллионов в день своей свадьбы. И оставшиеся двадцать девять в день рождения первенца. Разве тебе не интересно, почему твоя мать отказалась от таких богатств? Почему вы прожили голодную жизнь, не видя ничего, кроме работы и дома? Я все тебе расскажу, как только мы сядем в самолет.

– Нет. Я не согласна. – Отвечаю я. – Я не продамся за мифические деньги. Я хочу принимать решения сама.

Себастьян вздыхает, а потом бросает взгляд на судью.

– Мы вернемся позже, ваша честь. – Он произносит это так пренебрежительно, что мне становится противно.

Самовлюбленный индюк. Он считает, что весь мир лежит у его ног. И считает, что может меня купить, зная, какая бедная жизнь была у нашей семьи. Что я поведусь на эти сто миллионов и побегу к нему.

Нет, тут что-то не так. Я разберусь с этим, только позже. Но сейчас мне нужно убедить его отказаться от опеки. Сто миллионов. Готова ли я потерять сто, положенных мне миллионов? Я даже боюсь думать об этом.

Мое наваждение

Подняться наверх