Читать книгу Мертвый взгляд - Екатерина Полянская - Страница 2

Пролог

Правду сказывала бабка Щепетуха, как есть правду. Ребенок кручину материнскую чует.

Дитя все никак не хотело выходить на свет, бремя давило, Либуша уже устала ждать. Беспокойство, стертое еще недавно горем неизбывным, снова одолело молодую вдовицу. Всего неделю назад отрыдала-отплакала она по мужу своему, Боруте, в недобрый час запоздавшему, задержавшемуся на ярмарке. Закрутили молодого богатыря темные боги, спутали стежку-дорожку, не вернулся в срок он к жене на сносях. А через три дня нашли его. Лихие люди, не иначе, сотворили дело черное. Босой и израненный, лежал он в канаве в нескольких шагах от заброшенного зимовья.

Схоронили.

И плохо бы пришлось молодой вдове, если бы не убралась вслед за Борутой постылая свекровь Любогнева. С мужем Либуша жила душа в душу. Выбрали они друг друга на Купалу, да так и окрутились вскоре, не обращая внимания на злопыхания родительницы. Либуша сиротой росла, ни денежки, ни мониста, ни льняного отреза не принесла. Зато красива, добра и домовита. Да уж мужа сильно любила, жизни без него не мыслила, а вон как оно пришлось…

Ребенок ощутимо толкнулся, внутри что-то будто оборвалось. Сильно прихватило поясницу.

Облегчение. Временное.

Когда же это кончится? Почему так долго?

Бабка Щепетуха бормотала что-то, сидела рядом с лавкой, держала Либушу за руку. Уговаривала потерпеть, потерпеть еще немного. Потерпеть? Да сколько угодно. Даже кричать уже нет сил.

Душно. Невыносимо душно, словно на грудь положили каменную плиту. С трудом приоткрыв глаза, Либуша обвела мутным взором баню. На стене чадила лучина, в печке догорали, рассыпались искрами дрова. Низкий потолок мешал дышать.

– Почему? – разлепив спекшиеся губы, прошептала роженица. – Почему так…

– Терпи милая, терпи, хорошая. – Бабка отерла лицо Либуши мокрой тряпицей. – Женская доля, она такая.

– Я умру, – обреченно выдохнула молодая женщина.

– С чего вдруг? – всплеснула руками Щепетуха. – И думать не смей. Еще до рассвета сынка народишь. Богатыря.

– Сын… – Либуша провела языком по пересохшим губам. – Сынок…

– Вот, давай, сейчас потуги пойдут, – бабка отпустила руку молодой женщины и приготовила чистую пеленку. – Ты уж постарайся, милая.

Либуша то проваливалась, соскальзывала куда-то, то снова тужилась. Кружилась голова, в глазах темнело. Казалось, что слабый свет лучины померк совсем, тени наползали из углов. В маленькое подслеповатое окошко заглядывала безлунная ночь.

– Борута! Борута! – пролепетала Либуша.

– Мужа зовешь, сердешная, – вздохнула Щепетуха. – Горюшко горькое! Горе-беда!

– Нет! Нет! – вдруг вскрикнула роженица. – Уйди, постылая!

Молодая женщина приподнялась и с ужасом уставилась в изножье лавки.

– Что ты?! Окстись! – обхватила роженицу за плечи бабка.

– Пусть она уйдет! Зачем она здесь? – стонала Либуша. – Пусть уйдет, пусть уйдет!

– Блазнится тебе, милая, – Щепетуха погладила молодую женщину по волосам.

Крик младенца, похожий на мяуканье котенка.

Либуша протянула к сыну руки, прижала к груди.

– Солнышко мое, – прошептала она беззащитному комочку, доверчиво прильнувшему к материнскому теплу.

Какая-то тень промелькнула… Или и в правду кажется?

Но нет, вот снова. Чуть смежив ресницы, Либуша увидела ее. Снова. Она здесь.

Свекровь Любогнева стояла так близко, что можно было коснуться. Наклонившись, покойница протянула руку и коснулась затылка новорожденного. Губы ее искривились в недоброй улыбке.

Либуша оцепенела.

– Вам не нужно больше света? – Женщина в черном, подойдя к окну, отодвинула тяжелую бордовую занавеску. Окно оказалось круглым. Надо же, как все неожиданно в этом особняке…

– Спасибо, этого хватит, – поблагодарил Тимофей.

Он оглядел небольшую комнату: деревянная кровать на гнутых ножках (матрас, можно на что угодно спорить, отличный, ортопедический), тумбочка в стиле ампир, ослепительно белый ковролин, на маленьком столике – ваза с лилиями и неуместно смотревшаяся здесь глиняная плошка с россыпью разноцветных конфет. Декоративные подушки на тщательно убранной постели. Фотографии на стене. И тишина, выбеленная солнцем.

– Значит, вот здесь она и жила, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Тимофей.

– Да, Светочка жила здесь, – кивнула женщина и поднесла к ненакрашенным губам платок. – Много времени здесь проводила, читала. Вот, – она указала на книгу, лежавшую на прикроватном столике. Тимофей сделал шаг вперед, наклонился и прочел название: «Айвенго».

– А это что? – он указал на плошку с конфетами.

– Это «Скиттлс». Светочка очень любила «Скиттлс» и всегда угощала всех, кто зайдет. Хотите и вы немного? Я думаю, ей бы понравилось.

– Я думаю, нам пора приступить к делу, – негромко заметил Константин.

Тимофей обернулся – его друг, экстрасенс Константин Седов, уже приступил к привычному ритуалу подготовки. Он поставил свой кожаный саквояж (такой, иногда шутил Тимофей, наверное, был у доктора Ватсона) на стул у дверей и пошел вдоль стены, едва касаясь ее кончиками пальцев. Потом удовлетворенно кивнул, глядя на небольшое круглое зеркало на столике.

– Мы можем воспользоваться некоторыми вещами Светланы, Наталья Андреевна? – осведомился Тимофей.

– Что? Да, господин Азаров, конечно. – Женщина помолчала и нерешительно спросила: – Вы правда это сделаете? Сфотографируете ее?

– Конечно, – успокоил ее Тимофей. – У нас редко бывают осечки, и только в очень уж сложных случаях. Например, когда прошло сорок дней, или когда никаких вещей не осталось, или погребение не состоялось… Простите, – поспешно добавил он, увидев, как мукой исказилось лицо женщины. – Все это подробности, которые вам знать совершенно ни к чему. Да, мы это сделаем.

– А мне можно будет присутствовать?

– Разумеется, но после того, как мы подготовимся. Мы позовем вас.

– Хорошо. Тогда я подожду в коридоре.

Наталья Андреевна вышла, прикрыв за собой дверь. Тимофей подождал пару секунд, чтобы быть уверенным, что хозяйка дома его не услышит, и вполголоса заметил:

– Уникальный случай: мачеха убивается по падчерице, как по родной дочери. Это неправильная сказка.

– Тим, уймись, пожалуйста, – негромко ответил Константин. – Лучше займись делом.

Азаров пожал плечами и присел на корточки, чтобы расстегнуть тугую «молнию» на кофре с фотооборудованием. Работа разговору не мешала.

– Жалко девчонку, хорошенькая была. Эх, я бы с такой в институте… Но староват, староват. Сколько ей было, восемнадцать?

– Семнадцать. – Константин бросил на партнера укоризненный взгляд. – Тимофей, в тебе хоть что-то святое есть? Тебя мама вообще воспитывала? Что-то твой цинизм в последнее время достиг немыслимых высот.

– Так ведь, Костя, это потому, что работы невпроворот, – философски заметил Азаров, расчехляя штатив и выдвигая ему ножки. – Наша служба и опасна, и трудна. Мы с тобой, дорогой друг, вроде тех людей, что на кладбище лопатами машут или памятники ставят. Мы делаем последнюю фотографию, после которой уже не будет ничего. А люди нам за это благодарны. Только вот без рабочего цинизма – никак, уж прости. Сам знаешь, какие могильщики шуточки отпускают.

– А ты им уподобляешься. Ну и зачем?

Тимофей пожал плечами, вынул из кофра фотокамеру и начал устанавливать ее на штативе.

Он и сам не знал, почему сегодня так зло шутит, ёрничает. Настроение такое случилось, вот и все. На Константина же иногда находит сплин, и ничего, он, Тимофей, спокойно это переносит. Хотя меланхоличный Костя мрачен, как надгробие, и способен пить водку стаканами, не закусывая и не принимая участия в застольной беседе. Просто пить, а потом уходить на своих двоих из кухни, аккуратно ложиться на диван, засыпать и утром просыпаться без похмелья – извечного бича русского человека.

Да и было бы странно, если б экстрасенс хоть изредка не вел себя непонятно. Соприкосновение с потусторонним миром даром никому не дается. То, что этот мир существует, Тимофей, в общем-то, верил, иногда ему даже удавалось прикоснуться к неведомому – но очень, очень редко. Вот у Кости и впрямь были способности, но тоже не выдающиеся. Потому они с Тимофеем и работали вместе: толку от этого было гораздо больше, а свой кусок хлеба с маслом нужен каждому.

Азаров был фотографом. Несколько лет назад он закончил факультет фотожурналистики одного из престижных московских вузов, сначала подвизался в небольших газетах, потом благодаря удачной протекции одного из друзей попал в глянец, но подиумным фотографом так и не стал. Ему было скучно снимать дефилирующих по «языку» моделек, хотя самих моделек вне подиума он очень и очень любил. Нынешняя девушка Тимофея, Инга, тоже принадлежала к племени «вешалок»… Некоторое время Азаров работал в спортивной газете, там научился ловить значимые мгновения, но вскоре бесконечное созерцание потных спортсменов в объективе ему надоело. Тимофей вообще был человеком непостоянным и с радостью хватался за новую работу, даже если она не делала ему карьеры, и быстро к ней охладевал. Пару лет поболтавшись туда-сюда, Азаров волею случая оказался в редакции газеты «Тайные силы», где ему заказали серию мистических снимков. При создании оных снимков разрешалось вовсю пользоваться программой «Фотошоп», в которой можно было добавить на фотографию мистическое явление, если вдруг реальное оказалось нефотогеничным или вовсе не явилось на интервью. Короче, сплошное надувательство наивных граждан. Тогда-то Тимофей и познакомился с Константином Седовым, у которого в «Тайных силах» была своя колонка под названием «Консультант отвечает на вопросы читателей». Редакцию заваливали письмами. Иногда от нечего делать Азаров помогал Константину и секретаршам разгребать почту, и всегда удивлялся, сколько же в России, оказывается, умственно неполноценных людей. О чем только не писали «консультанту» жаждущие внимания россияне! И об НЛО, которые по ночам зависают над огородами (а потом нескольких морковок не досчитались), и о лешем в мусоропроводе, и о том, что сосед Васька – на самом деле черный маг, который ночами режет кошек и пьет их кровь. Кто-то просил выгнать инопланетян из вентиляции, кто-то требовал опровержения заметки, в которой говорилось, что у живых грибов по преимуществу карие глаза – на самом деле преобладает зеленый оттенок… Велика и непостижима душа русского народа!

И так все и шло до те пор, пока Константину в руки не попало одно письмо с вроде бы обычной просьбой, а Тимофей не увязался за экстрасенсом от скуки…

Седов, пока Тимофей ставил камеру и заряжал пленку, тоже времени даром не терял. Он снова задернул занавеску, отодвинутую Натальей Андреевной, и в комнате воцарился мягкий полумрак. Потом Константин извлек из саквояжа два тяжелых пятисвечника ручной работы в виде сухих деревьев и к ним – по комплекту свечей. Прошелся по комнате, что-то бормоча и считая шаги, и наконец установил один подсвечник у изголовья кровати, а второй – на тумбочке, напротив зеркала. Зажег ароматическую палочку с запахом сандала. Тимофей же сделал несколько пробных снимков.

– Чувствуешь что-нибудь?

– Отстань, – отмахнулся Седов, – иначе буду чувствовать только раздражение.

В такие моменты, когда Константин подготавливал себя к трансу, чтобы вызвать духа, мешать ему, действительно, не следовало. Тимофей присел на стул у дверей, борясь с желанием закурить, и в который раз осмотрел комнату. Светочка, русоволосая девушка с круглым смешливым личиком, радостно улыбалась с фотографии на стене. На Азарова снизошла несвойственная ему грусть. Что за паскудная жизнь: живет себе такая вот девушка, никого не трогает, приносит всем радость, а потом, когда она едет на любимом велосипеде по пригородному шоссе, ее сбивает пьяный «хачик». Об этом рассказала Наталья Андреевна. Она же бесцветным голосом поведала, что водитель скрылся с места происшествия, но его потом нашли, посадили, однако до суда он не дожил: повесился в камере, оставив записку, что осознал чудовищность содеянного и хочет наказать себя сам. Учитывая то, что отец Светочки был владельцем сети автозаправок, ездил на джипе с тонированными стеклами и в окружении охраны, водителю помогли «осознать чудовищность». Но вслух об этом, конечно, было бы неблагоразумно говорить.

И, судя по всему, безутешный отец был не в курсе затеянного сеанса паранормальной фотографии.

– Все, я готов, – сказал Константин, разложив на столике необходимые для магического ритуала ингредиенты, и повернулся к Тимофею. – О чем задумался?

– О бренности бытия, – невесело усмехнулся Азаров.

– Это уже более подходит для работы, – одобрил Костя. – Зови Наталью Андреевну.

Тимофей встал и выглянул в коридор. Женщина сидела в одном из стоявших там кресел, глядя в одну точку. Азаров тихо окликнул хозяйку дома, она встала и вошла в комнату.

– Что мне делать?

– Просто сядьте вот тут, – Тимофей указал на стул, с которого минутой раньше поднялся, – сидите и, по возможности, не говорите ничего.

– Я ее увижу? – Наталья Андреевна покорно опустилась на стул, комкая в руках уже изрядно мокрый платок.

– Вряд ли, – мягко, как ребенку, объяснил ей Константин. – Призраки, которых можно видеть, – это в большинстве своим заблудившиеся души, которых держит на земле отчаяние и незавершенное дело. Нужно достаточно большое количество условий, чтобы призрак был видим. Мы же всего лишь попросим душу Светы, которая еще не успела улететь далеко, оказать нам услугу и на короткое время появиться здесь, чтобы мы могли ее сфотографировать и передать от нее привет вам.

– Знаете, – вполголоса сказала Наталья Андреевна, – мой муж, когда услышал об этой затее, сказал, что это сплошное надувательство.

Партнеры переглянулись.

– Но потом, – продолжала женщина, – он добавил: «Пусть надувательство, главное, чтобы тебе стало от этого легче». И разрешил мне вас пригласить.

– Мы не обманываем клиентов, – уверенно сказал Азаров.

– Мне неважно, – махнула рукой Наталья Андреевна. – Просто… я хочу знать, что у Светочки все хорошо.

– Тогда, с вашего позволения, мы начнем, – произнес Константин.

Наталья Андреевна кивнула.

Тимофей встал к фотоаппарату и, переглянувшись с Седовым, выбрал для фотосъемки угол за кроватью. Туда падал одинокий луч света из почти закрытого занавеской окна. Там же стояло зеркало, которое облюбовал Константин. И правда, хорошее место.

Тимофея всегда восхищала работа Седова. Константин не признавал всяких шаманских завываний, пассов руками и курения благовоний в немыслимых количествах. Он не надевал пышных балахонов, не обвешивался амулетами и не выкрикивал непонятные слова загробным голосом. Он что-то тихо бормотал себе под нос – обычный темноволосый мужчина с неприметным лицом, в легких брюках и рубашке с короткими рукавами (в Москве стояла немыслимая июльская жара), под распахнутым воротом которой поблескивает золотая цепочка: Константин был православным и носил крестик. Может быть, именно эта простота и заставляла людей поверить Седову. А может быть, подкупающая искренность, с которой он работал. Даже когда у него ничего не получалось.

Сначала, когда Тимофей пытался работать один, половина заказов срывалась. Больно уж у него лицо было хитрое…

Азаров перестал вслушиваться в бормотание Константина – все равно ничего не разберешь – и сосредоточился на собственной задаче.

Еще в самом начале их партнерства Седов настаивал, чтобы Тимофей научился концентрироваться. Они вместе освоили техники медитации, и Азаров научился за короткое время настраиваться на нужный лад. Таким образом, он не мешал Константину делать его дело, да и сам мог ответственнее отнестись к своей задаче. Ведь нет-нет, а удавалось сфотографировать нечто необъяснимое: все-таки Константин обладал экстрасенсорными способностями, и иногда в зеркале или на стене проступало чье-то лицо, то улыбающееся, то искаженное смертной мукой… Это был не дефект пленки, Тимофей неоднократно проверял. Это была щелочка в иной мир, привет из необъяснимого. И когда Константин работал, Азаров всегда чувствовал, как он пытается соприкоснуться с умершими. Будто открывал дверь, намертво вросшую в землю. Временами удавалось отодвинуть. Чуть-чуть.

Вот и сейчас: Тимофею показалось, что воздух в комнате сгустился, потек невидимой патокой. Стало немного трудно дышать. Запах ладана. Запах лилий. По спине пробежал холодок. Константин что-то шептал еле слышно, позади замерла изваянием Наталья Андреевна, а луч солнца сделался вдруг словно выкованным из тонкого листа золота.

– Света, – тихо позвал Седов, – Света, иди сюда.

Тимофей поспешно приник к объективу и сделал серию снимков. Он-то не видит душу умершей Светочки, но камера видит. Чудо пленки, на цифровик снять призрака было совершенно невозможно. Константин как-то объяснял это Тимофею, приводил псевдонаучные доводы, но Азаров не особо вслушивался. Ему важен был результат, а процесс занимал не слишком.

– Наталья Андреевна, – глубоким голосом позвал Седов, – Света здесь. Если вы хотите ей что-нибудь сказать, сделайте это сейчас. Она поймет и услышит.

– Я… – женщина, кажется, растерялась. Тимофей понимал ее: все как обычно, в комнате ничего не изменилось, никаких спецэффектов, и вдруг – «Света здесь». – Я… я очень люблю тебя, доченька… – Из глаз женщины хлынули слезы. – Я так скучаю по тебе. Прости меня, что не уберегла. Пусть тебе будет хорошо там, где ты сейчас… Я тебя люблю и папа тебя тоже очень любит. Мы еще встретимся, Светочка.

Константин еще несколько секунд ждал продолжения, но его не последовало. Поистине лаконичная женщина эта Наталья Андреевна: некоторых родственников временами было трудно остановить. Настоящий вулкан признаний. Но эта женщина, видимо, сказала только самое главное.

В общем-то, она права. Что может быть главнее любви…

Снова легкий ветерок по позвоночнику, еле заметная дрожь зеркала – и ощущение чужого присутствия исчезло. Азаров выключил камеру и обернулся к Наталье Андреевне. Она снова вытирала слезы.

– Светочка меня услышала?

– Разумеется, – успокоил ее Константин. – Она слышала и поняла.

– А вы… вы ее видели?

– Нет, – покачал головой экстрасенс, – только чувствовал. Для того, чтобы увидеть лицо души, нужно приложить гораздо больше усилий и гораздо дольше готовиться. Но ее увидела камера. – Седов кивнул на оборудование Тимофея. – В чем-то техника сильнее нас… Завтра мы пришлем вам снимки с курьером.

– Спасибо, – Наталья Андреевна взяла себя в руки, вытерла остатки слез и выпрямилась. – Хотите чаю?

– Нет, – вежливо отказался Тимофей, – хотя огромное спасибо за предложение. Мы должны ехать.

Седов пожал плечами, но смолчал.

– Ну и как? – спросил Тимофей, когда партнеры, погрузив оборудование в багажник, уселись в машину, и Азаров повернул ключ зажигания.

– Ну и никак. – Константин откинулся на сидении и прикрыл глаза. – Не вытянул.

– Далеко ушла? – понимающе осведомился фотограф, выруливая из коттеджного поселка на Новорижское шоссе.

– Совсем ушла. Эта Светочка была чистой душой, такие улетают на небо сразу и потом крайне неохотно возвращаются. Даже для того, чтобы пообщаться с любимыми родственниками. Небо тянет сильнее, чем оставшиеся здесь.

– А мне показалось, я почувствовал…

– Что-то было, – пожал плечами Константин. – Некое дуновение. Но на пару секунд, не больше.

– То есть Наталья Андреевна разговаривала с углом спальни.

– Кто знает. Усиленные магическим ритуалом слова могут передаваться на ту сторону. Во всяком случае, мне так кажется; это территория чистых ощущений. Вполне возможно, что Света слышала мачеху, но в спальне девочки точно не было.

– Ладно, – хмыкнул Тимофей. – Посмотрим, что получится на пленке.

Азаров жил в просторной четырехкомнатной квартире на Нахимовском проспекте. Приобрел хоромы три года назад, когда дела фотоагентства пошли в гору, тогда же приобрел и новенький «ниссан». В одной из комнат располагалась фотолаборатория – пленки Тимофей предпочитал проявлять сам. У них с Костей даже секретарши не было. И правильно, зачем плодить сущности, они и вдвоем прекрасно со всем справлялись.

Поставив машину на подземную стоянку, партнеры поднялись в квартиру, и Тимофей немедленно исчез в лаборатории. Седов же отправился на кухню, щелкнул кнопкой электрического чайника, достал из сумки ноутбук и, подключившись к сети, углубился в проверку почты. На электронный адрес фотоагентства, у которого была скромная Интернет-страничка, приходило немало писем. Их все нужно было просматривать, чтобы среди потока рекламы не потерять важные послания от потенциальных заказчиков. Но больше всего звонили по объявлениям в газетах типа «Тайных сил». Не оскудевает земля русская наивными и верящими в разную чепуху людьми.

Механически занимаясь привычной работой, Тимофей в который раз думал о том, не аукнется ли ему эта деятельность, моральная ценность которой балансировала в сумеречной зоне. С одной стороны, Азаров и Седов совершали доброе дело: помогали безутешным родственникам еще раз увидеть любимого человека, который недавно отправился на тот свет. Константин был неплохим психологом и всегда знал, как убедить клиента в том, что по ту сторону смерти человеку хорошо. Они многих таким образом успокоили, дали стимул жить дальше: клиенты начинали верить в то, что со смертью тела жизнь не прекращается. Это уменьшало страх перед собственной смертью, который всегда возрастает, когда чужая смерть проходит рядом.

Но не всем деятельность партнеров казалась альтруистической, все-таки они ведь брали за это деньги. Почтовый ящик, и электронный, и реальный абонентский, ломился от гневных писем: да как шарлатаны смеют наживаться на горе простых людей! Как у них вообще поднимается рука так беззастенчиво обманывать наивных граждан! Пару раз ревнители нравственности даже пытались побить Тимофея, отловив после каких-то мероприятий, но пока что терпели фиаско: Азаров в юности занимался самбо и еще не позабыл эту науку. Однако вечно так продолжаться не могло.

Тимофей сам чувствовал, насколько тонка грань между альтруизмом, приносящим деньги, и откровенным бесстыдством. Он не хотел опускаться до банального мошенничества, именно поэтому позвал в партнеры Константина, однако все чаще задумывался, почему уже несколько лет им сходит с рук их деятельность. Конечно, вовремя выданные взятки позволили не думать о законности – а как еще действовать в этой дикой стране?! – и, в общем-то, никто не мешал их маленькому бизнесу, однако везение было фантастическим. Например, за всю историю деятельности фотоагентства «Последний взгляд» никто не подал на Тимофея и Константина в суд. Вернее, была одна попытка. Седов сказал, что все уладит, и нанял ушлого адвоката, который сработал настолько хорошо, что дело до слушания не дошло. В остальном клиенты оставались довольны, денег назад не требовали, любовались на фото умерших родственничков и были безмерно благодарны агентству. Даже рекомендовали «Последний взгляд» друзьям, у которых кто-то умирал. Чаще всего к Тимофею и Константину обращались люди, чей родной человек скончался скоропостижно, которые не успели что-либо сказать близким, которые просто не могли поверить и осознать, что все, конец.

Бывали, правда, заказы пожестче. Одна клиентка, например, потребовала сделать фотографию ее умершей от старости матери, чтобы убедиться, как она сказала, что противной старушке жарко в аду. При жизни, по словам заказчицы, мать не давала ей проходу, постоянно участвуя в ее делах и зарубив на корню надежду на личное счастье, а в последние годы, будучи прикованной к постели, извела всю семью. Работа оказалась несложной: наложить в «Фотошопе» эффект адского пламени – дело пары минут. Клиентка водрузила фото на видное место и щедро расплатилась с партнерами. Бывало, что просили сфотографировать человека, пропавшего без вести, таким образом пытаясь выяснить, жив ли он. Подобные заказы агентство не брало. Велика была вероятность провала: если покойничек не явится по вызову, не факт, что он жив, просто, как выражается Константин, он мог уже «совсем уйти» из этого мира и даже не услышать призыва.

Аппарат лениво выплевывал фотографии. Тимофей собрал их и направился на кухню.

– Ну что? – спросил Константин, не оборачиваясь.

– Пустота. – Тимофей положил пачку фотографий на стол. Седов взял их и задумчиво просмотрел одну за другой. Потом выбрал парочку.

– Вот, здесь свет лучше всего. Вроде как проявилось что-то.

Азаров внимательно всмотрелся в снимки. Если не считать одного и того же скучного угла, отличались они только еле заметной дымкой в центре кадра. Не поймешь: то ли солнечный луч так падает, то ли и правда дверь в другой мир.

– Вот с этими и поработаем.

Тимофей вернулся в лабораторию, сел за компьютер и подключил сканер, чтобы отсканировать негативы. Через некоторое время он уже крутил самый «перспективный» снимок в «Фотошопе».

Константин пришел из кухни, держа в руке кружку с ароматным зеленым чаем, и, опершись о спинку Тимофеева стула, принялся наблюдать за процессом превращения фотографии в чудо паранормального искусства.

Прежде чем начать сеанс фотографии и позвать Наталью Андреевну, Азаров снял крупным планом портрет Светы на стене. Отработанная техника. Теперь это пригодилось: Тимофей совместил две фотографии, как следует обработал лицо девочки, придав ему мистическую задумчивость, изменил форму глаз, рта, носа, и лицо вдруг потекло потусторонним туманом. Теперь никто бы не мог сказать, что Тимофей взял его с фотографии, которая уже висела в комнате.

– Прозрачнее, – посоветовал Константин.

– Не учи ученого, – отмахнулся Азаров.

Еще несколько щелчков «мышкой» – и вот в солнечном лучше плывет призрак, гость из иного мира. Полноценная иллюзия, никто не придерется: полупрозрачное лицо Светы, на котором не осталось ничего, принадлежащего этой реальности – только соприкосновение с неведомым, только неземное блаженство. Строго говоря, лицо не было уже совсем человеческим. Но выражение на тех лицах, что партнерам удавалось реально запечатлеть, было именно таким.

– Еще размытости добавь.

– Угу. – Тимофей снова защелкал «мышкой». – Вот, готово.

– Прекрасно. То, что нужно. – Кивнул Константин.

– Нда. Красотища. – Азаров любовался на творение рук своих. – Ловкость рук и никакого мошенничества. Дешево, надежно и практично.

– Совесть не мучает? – словно бы в шутку осведомился Константин.

– Нет. Мучает голод. – Тимофей сохранил проект и закрыл программу. – А пойдем-ка, Костенька, в ресторан. В мексиканский. А?

– Не пойдем, – покачала головой Седов и бросил взгляд на часы. – Ко мне вечером клиент придет, так что я, пожалуй, откланяюсь.

– Что на этот раз?

– Простое гадание. Как у бабки-шарлатанки. Но по знакомству, поэтому очень просили.

– Ну и фиг с тобой, – заулыбался Тимофей. – А я тогда Ингу в ресторан поведу.

– Отчего бы не сводить, – пожал плечами Константин. – Она девушка видная, с ней в людные места только и ходить. А о чем ты с ней разговариваешь?

Тимофей неожиданно стал серьезным.

– Ни о чем, Костя. В этом и прелесть, что ни о чем.

Константин секунду помолчал, потом кивнул:

– Понимаю.

Давным-давно в жизни Тимофея была одна женщина, которую он любил. С ней он мог пойти не только в мексиканский ресторан, в театр или просто пройтись по вечерним улицам – с ней он мог уйти на край света, бросив все. Но сейчас этой женщины не было, а почему – слишком больно вспоминать. С тех пор Азаров никого к себе близко не подпускал.

Константин похлопал его по плечу и ушел, а Тимофей, закрыв за другом дверь, допил из его чашки остывший зеленый чай и понял, что идти в ресторан расхотелось. Однако он понимал, что если сейчас останется дома, то им овладеет черная меланхолия. Это было ему совершенно несвойственно, и природы этого чувства Тимофей не понимал. Непонятное он предпочитал отшвыривать, как использованный бумажный платок.

Азаров отыскал мобильник и набрал номер Инги. Она не отвечала – возможно, была на аэробике или на сеансе массажа. Модель обязана держать себя в форме. Ладно, подумал Тимофей, можно будет еще раз позвонить позже. А сейчас нужно распечатать фотографии для клиентки, чтобы завтра курьер мог обменять снимки на честно заработанные деньги. Завтра пятница, а на уик-энд у Азарова были большие планы.

Все-таки люди иногда непростительно доверчивы.

Погода на выходных порадовала: стало чуть-чуть прохладнее, в самый раз для романтических прогулок. Солнце припекало, птички пели, а душная Москва осталась позади. Тимофей уверенно вел машину по полупустому шоссе. Была уже середина дня, и даже самые ярые дачники расползлись по своим участкам и усердно окучивали картошку. Азаров не понимал этой известной страсти: на него постсоветское общество не оказало такого глубокого влияния, чтобы он начал мечтать о собственном огороде в Подмосковье. Дача – это хорошо, но лучше такая, вроде особнячка, в котором принимала партнеров Наталья Андреевна: белоснежный двухэтажный дом с сауной, бассейном и настоящей русской баней. Чтобы можно было приводить туда друзей, жарить шашлычки и устраивать разрешенные законом оргии. А оставшееся от построек пространство аккуратно засеять канадской травкой, чтобы зеленела круглый год. Зачем при этом надрываться и ломать спину, выращивая огурцы и помидоры, которые можно за копейки купить в ближайшем супермаркете, Тимофей не понимал.

– Тима, куда мы едем? – капризно осведомилась Инга. Она вообще все делала капризно: говорила, оттопыривала нижнюю губу, чтобы показать, что недовольна, красилась и даже ходила. Всем своим видом Инга будто пыталась доказать окружающим: она – самое прекрасное на свете существо, о котором нужно постоянно заботиться. Но даже если вы будете расстилаться перед нею полосатым ковриком, не факт, что вам удастся завоевать снисходительную улыбку красавицы.

На самом деле Инга вовсе не заслуживала всеобщего поклонения. Мозги у девицы наличествовали, но от длительного простоя окончательно атрофировались. Она не входила в число высокооплачиваемых моделей, которых в России очень и очень мало, и получала за свое редкие дефиле максимум сто баксов. Деньги Инга вытягивала в основном из любовников, выбирая, кто побогаче. Сейчас в Москве был мертвый сезон, все перспективные спонсоры были при женщинах, и Инга от тоски уцепилась за Тимофея. Азаров сделал ей бесплатное портфолио, с правом использования фотографий на свое усмотрение, а Инга за это спала с ним и позволяла себя выгуливать. В основном по модным бутикам. Но сегодня Тимофей настоял на загородной поездке: Москва ему надоела, хотелось глотнуть свежего воздуха, стать ближе к природе. Понимая, что, стоит ему только намекнуть на пикник или пеший поход, Инга устроит нешуточный скандал, Тимофей решил ограничиться поездкой по достопримечательностям. В Интернете существовал сайт с любовно задокументированными подмосковными развалинами, и Азаров выбрал пару мест, которые привлекли его своей первобытной раздолбанностью. Удивительно, как в этой стране умудряются профукивать культурное наследие.

– Ти-ма! – раздраженно позвала Инга, и Азаров сообразил, что не ответил на ее вопрос. Если продолжать играть в тайны, Инга его достанет.

– Мы едем в местечко под названием Серебряково. Хотя вряд ли тебе это о чем-то говорит.

– Не знаю такого. – Инга наморщила гладкий лобик. – Там что, какой-то новомодный коктейль-бар?

– Нет, моя радость. Там развалины монастыря шестнадцатого века. И я очень хочу его осмотреть, а заодно сделать несколько снимков. С тобой и без тебя.

Ощутимо запахло озоном. Как перед грозой.

– То есть ты хочешь сказать, – свистящим шепотом осведомилась Инга, – что мы едем не отдыхать, а работать?

– Отдыхать, – усмехнулся Тимофей. – Где твои туристические навыки? Как же традиционное фото «Я на фоне достопримечательности»?

– Я таким кретинизмом не страдаю. – Инга побарабанила наманикюренными пальчиками по колену. – Немедленно едем обратно в Москву.

Азаров тормознул у обочины.

– Выходи и лови машину.

С Ингой можно было обращаться только так, иначе она запросто могла сесть на шею и свесить ножки. Естественно, никуда она не пошла, даже попытки не сделала. В очередной раз оттопырила губу и поинтересовалась:

– Ну и что надо будет делать?

– Наслаждаться видами, только и всего. А потом, – решил пойти на небольшую уступку Тимофей, – мы вернемся в Москву и пойдем в какой-нибудь ресторан. Обещаю.

Инга оживилась и кивнула; мир был восстановлен.

Монастырь они нашли не сразу. Сначала долго петляли по дорогам, ремонтировавшимся в последний раз в каменном веке, пропустили указатель на Серебряково, а развернуться сразу не смогли. Наконец, вписались в нужный поворот и бодро порулили по двухполосному шоссе вполне сносно закатанному довольно свежим асфальтом. Однако, и в самом Серебряково пришлось попетлять. В итоге, пару раз проконсультировавшись у местных жителей, Тимофей свернул на узкую грунтовую дорогу, уводившую в непроглядный еловый лес. Из-за жары и сухого лета колея была вполне сносной, даже «Ниссан» мог двигаться не со скоростью черепахи, а на «Жигулях» каких-нибудь вообще можно с ветерком прокатиться.

– Тима, ты все еще уверен, что нам надо туда ехать?

– Перестань. Ты лучше наслаждайся. Воздух какой! – Тимофей опустил боковое стекло со своей стороны и наслаждался запахами хвойного леса. Пахло мхом, опавшими иголками и грибами, хотя какие по такой великой суши грибы… Инга, наоборот, свое окно закрыла и сидела прямая, как палка. – Ну что ты в самом деле? Неужели у тебя не было пионерского… нет, с пионерским я погорячился. Хотя бы лета у бабушки у тебя не было?

– Моя бабушка – коренная москвичка черт знает в каком поколении, – отрезала Инга. – Я все каникулы проводила в городе. И очень этому рада, потому что вся эта растительность совершенно меня не привлекает.

– А я студентом в походы ходил, – мечтательно протянул Тимофей.

Инга посмотрела на него, как на сумасшедшего, и даже, кажется, отодвинулась на пару миллиметров.

– Мы такие разные, и все-таки мы вместе, – процитировал Азаров строчку из старой рекламы. – Не куксись, котенок. Полчаса на достопримечательности – и мы едем обратно в цивилизованный мир.

– Да уж пожалуйста.

Еще десять минут подпрыгивания на ухабах, и «ниссан» выехал на край леса. Дорога спускалась вниз: здесь между холмами образовалась естественная чаша, и в центре ее, можно сказать, прямо на дне, высились вожделенные развалины.

Странно, что этот исторический объект не охраняется. В принципе, проложить сюда хорошую дорогу не так трудно, всего-то четверть часа неспешной езды от Серебряково даже по проселочной грунтовке. Никаких указателей, никаких проложенных туристских троп. Заброшенный, никому не нужный монастырь.

Даже издалека было видно, что сохранилось культурное наследие фрагментарно: стена вокруг него практически полностью отсутствовала, крыши у основного здания не было вовсе, в проемах слепых окон росли березки. Если не поддерживать, все это скоро рассыплется, уйдет в землю… Впрочем, у государства вечно не хватает денег. И куда деваются?

Тимофей хотел было сказать об этом Инге, но бросил взгляд на ее точеный профиль и передумал.

Азаров остановил машину на дороге в сотне метров от монастыря. Путь вел дальше в лес, а дальше им было не нужно. Тимофей заглушил мотор и вышел; сразу же навалилась лесная тишина. Конечно, это была не абсолютная тишина: чирикала какая-то птица, шелестел ветер в траве, а за лесом прогудела электричка. И все равно по сравнению с Москвой здесь было непостижимо тихо.

– Инга! – Тимофей наклонился и заглянул в машину. – Ты не хочешь выйти прогуляться?

– И не проси, – отрезала «вешалка».

– Ресторан, – соблазнительным голосом напомнил Тимофей. – Ммм… икра? Кальмары в меду?

Инга тяжело вздохнула, открыла дверь и вылезла из машины с видом идущей на костер Жанны д’Арк. На ногах девушки красовались туфли на высокой платформе и неустойчивом десятисантиметровом каблуке. Далеко уйти в них она, конечно же, не смогла бы, но Азаров предусмотрел такой вариант. Он открыл багажник, достал оттуда фотокамеру и мягкие кеды. Размер Инги, не раз выбиравшей при нем обувь, был ему отлично известен.

– Сбрасывай ходули и надевай вот это. – Тимофей протянул подруге тапочки. – Не бойся, новые. А туфельки захвати с собой, пригодятся.

Подождав, пока пригорюнившаяся Инга сменит обувь, Тимофей двинулся к монастырю. Девушка поплелась за ним.

Да, время как следует поработало над некогда могучими стенами. Кирпичная кладка разрушена, от хозяйственных построек вообще почти ничего не осталось, все вокруг завалено мусором и заросло сорняками.

– И какая в этом романтика? – кисло спросила из-за спины Азарова Инга.

– Помолчи, – резко осадил ее Тимофей. – Я думаю.

Еще раньше, разглядывая монастырь на фотографии, он уловил что-то… Что-то заставившее его приехать сюда. Азаров обошел вокруг строения, иногда проваливаясь в замаскированные ползучими сорняками ямы, и предупредительно подхватывая Ингу, но пока не догадался, что именно это было.

– Нужно зайти внутрь.

– Тима, – сказала Инга нормальным голосом, – там же наверняка свинарник.

– Ну и пусть.

Вход отыскался быстро – в стене здания зияло немало пустых проемов. Раньше здесь наверняка были дубовые двери; теперь все сгнило. Или местные сперли, когда монастырь пришел в упадок и здесь не осталось монахов. Местные – люди практичные, а дверь в хозяйстве никогда не лишняя…

Инга ошиблась: внутри не наблюдалось свинарника. Наоборот, внутреннее пространство, некогда разбитое на комнаты, теперь было одним громадным залом. Дом-зал. От внутренних перегородок осталось слишком мало даже для того, чтобы споткнуться. И тихо, как потрясающе тихо! Здесь не было слышно пения птиц и гудков электричек. Уши будто заложили ватой. Тимофей огляделся – пустота, крыши нет, и небо открывается над головой, а под ногами растут мелкие полевые ромашки и подорожник.

В центре сохранились остатки каменной кладки на полу – тут она образовывала что-то вроде наглухо запечатанного колодца. Во всяком случае, создавалось впечатление, что раньше здесь была дыра в земле диаметром около двух метров, но потом ее доверху засыпали камнями и осколками кирпичей, а для надежности залили сверху бетоном. Неподалеку Тимофей обнаружил вросший в землю железный люк, который никак не соотносился с эпохой: на его крышке виднелась эмблема Мосводканала.

– Странно. – Азаров присел на корточки рядом с люком и тронул крышку. – Это тут зачем?

– Может, тут коммуникации? – предположила Инга. Тимофей ошарашенно посмотрел на нее через плечо.

– Ты откуда такие слова знаешь?

– Совсем за дуру меня держишь, да? – обиделась девушка.

– Ну что ты, котенок, конечно же нет. – Азаров поднялся и в знак примирения чмокнул красавицу в нос. – Ладно. Займемся делом.

– Давай, и поедем уже отсюда. Мне здесь не нравится. – Инга поежилась и обхватила себя руками, словно ей вдруг сделалось холодно.

– С чего бы? Тополиный пух, жара, июль… – рассеянно пропел Тимофей, оглядывая стены. Солнце, медленно спускающееся к горизонту, вдруг кольнуло глаза острым лучиком. Азаров застыл и пригляделся. В голове стремительно складывался «паззл»: если поставить Ингу вон туда, а самому – в центр, и чуть снизу…

– Ну-ка, родная, давай немного поработаем.

Инга отлично знала его деловой тон: во время работы Тимофей становился чрезвычайно требователен, мог накричать. Поэтому проще было выполнять все его указания беспрекословно. Девушка побрела к остаткам внутренней стены (что эта стена раньше огораживала? Трапезную? Чью-то келью?) и по требованию Азарова уселась на нее, обхватив руками колени. Тимофей кивнул. То, что надо.

Он быстро настроил камеру и принялся снимать. Потерявшаяся девушка на развалинах… Камера послушно ловила нужное настроение. Тимофей чувствовал, что снимки получатся хорошими.

Через двадцать минут он сжалился над Ингой и отпустил ее обратно в машину, а сам начал снимать развалины. Что-то завораживающее было в изломанной кромке стены, в окнах, куда удивленно заглядывали бегущие по небу облака. Тимофей нажимал на кнопку, стараясь, чтобы то странное ощущение, которое он испытывал сейчас, передалось на пленку. Он не думал о том, удастся ли эти снимки продать, о том, как он их будет использовать; сейчас Азаров был охвачен чистой радостью художника, чувствующего вдохновение и знающего, что все делает правильно.

Тимофей взобрался на забетонированный «колодец» посреди монастыря и, сделав несколько последних снимков, присел, чтобы выкурить сигарету. Припекало солнышко, в ушах стояла все та же ватная тишина. Видимо, стены каким-то образом блокировали звуки. Беззвучие истинной обители… Азаров щелкнул зажигалкой и выпустил в воздух струю дыма. Наверное, это кощунство – курить посреди монастыря, но очень уж хотелось. Сейчас он докурит, потом соберет технику и повезет Ингу в ресторан…

У него немного закружилась голова.

– От свежего воздуха, не иначе, – вполголоса прокомментировал сам для себя Тимофей. – Столичным выскочкой стал…

Голос увяз в тишине. Голова кружилась все сильнее. Да что за черт… Тимофей попробовал встать, но покачнулся и почувствовал, что летит. Колодец не был заложен: всего лишь тонкий слой искрошившегося камня отделял Азаров от бездны. И вот этот слой исчез, осыпался…

Тимофей падал в глухую тьму, у него даже не было сил и желания крикнуть – зачем кричать, если никто не поможет? Ему казалось, что он на лету рвет тонкие полотнища ткани, но треска не было слышно, только ощущение во всем теле позволяло об этом догадываться. В какой-то момент Азаров понял, что дна здесь нет. Он будет падать вечно.

Потом он стал различать слабое свечение на стенах туннеля, и очень пожалел, что спасительная тьма его покинула. Стены были не из земли и камня, а из переплетенных человеческих тел. Тут и там высовывались руки, ноги, лица, торчал чей-то безобразный хребет… Лица были живые. Они смотрели на Тимофея и усмехались. Они все усмехались…

Их было очень много, неисчислимо. «Имя им легион», – всплыла в памяти полузабытая фраза. Много. Бесконечно много. Азаров даже не мог испытывать ужаса: все это казалось настолько абсурдным, настолько нереальным, что ужас отступал.

Он обнаружил, что дно все-таки есть, когда ударился о него и, словно стеклянная статуэтка, разлетелся на тысячу кусков…

…И тут же вскочил, задыхаясь, с наглухо заделанного «колодца».

Все было как прежде: светило солнышко, бежали мелкие кудрявые облака, качались ромашки. Тимофей опасливо оглянулся – бетон как бетон, кладка как кладка, ничего необычного. Вокруг растут скучные пыльные подорожники.

– Перегрелся, – прокомментировал Азаров, – и переработался. Домой, отсыпаться.

Он осторожно спустился, потирая ушибленную голову: видимо, на несколько секунд потерял сознание и стукнулся затылком о камень. Больно, обидно и неприятно. Ладно, переживем.

Тимофей собрал аппаратуру, закинул кофр на плечо и поспешил покинуть развалины. Его не оставляло ощущение чьего-то взгляда в спину.

В воскресное утро принято долго валяться в постели, потом лениво встать, побродить по дому в халате, выпить утренний кофе и, возможно, даже пасть так низко, чтобы пощелкать кнопками на телевизионном пульте, просмотрев несколько вариантов утренних шоу. Но Азаров никогда не отличался стандартным подходом к делам: в воскресенье он встал в семь часов утра, чтобы проявить вчерашние пленки.

Ночью Тимофей спал плохо, да и чувствовал себя не слишком хорошо. Разнежился в Москве, отвык от настоящего солнца. Даже смешно: практически отравился свежим воздухом! Естественно, когда все время ездишь по столице в кондиционированной машинке, привыкаешь к искусственным заменителям.

Так и с едой, между прочим, подумал Тимофей, заглянув в холодильник. Сплошная химия и полуфабрикаты. Еда мужская, десять килограммов, как говорится в одном общеизвестном анекдоте. Эх, где ты, натуральное хозяйство, с возделыванием земли и продуктами, выращенными собственными руками… Впрочем, нет, это слишком. Поколебавшись, Тимофей выбрал сливочный йогурт.

Вчерашнее дикое видение в монастыре не давало ему покоя. Вроде никогда не был поклонником Гигера, ужастики не смотрел, Кинга и Лавкрафта не читал, и тут такое фантасмагорическое зрелище. Ладно, все это жара и работа, после такого количества призраков, которых они с Константином пытаются вызвать практически каждый день, удивительно, что раньше не начала мерещиться всякая чертовщина.

Тимофей доел йогурт, допил кофе и направился в лабораторию, где приступил к привычному ритуалу проявки пленок. Впрочем, от него требовались лишь минимальные усилия. Пока умные машинки печатали фотографии, Азаров подключился к Интернету и проверил почту. Писем пришло немало, среди них – несколько заказов. Завтра с утра нужно будет позвонить по этим телефонам.

На Интернет-страничке агентства – там была гостевая книга, где посетители могли оставлять свои комментарии, – шла очередная бурная дискуссия по поводу правомерности деятельности Азарова и Седова. Тимофей изрядно повеселился, читая это. Каждый зарабатывает деньги как может, они с Константином делают это так, как могут, не нарушая законы Российской Федерации при этом. А злопыхательствуют люди, которые сами в жизни мало чего добились и оттого готовы нападать на более удачливых, пытаясь отравить им радость победы.

Тем временем фотографии были готовы. Тимофей лениво потянулся за пачкой, принялся перебирать. Инга и камень, солнце вспыхивает над ее головой – нереально красиво. Надо подумать, что с этим делать дальше. Инга и камень… Инга у стены… так, стоп, а это что?

Азаров, хмурясь, рассматривал фотографию, на которой Инги уже не было. По идее, там больше никого не должно было находиться – только кусок стены в определенном ракурсе. Это Тимофей снимал, когда девушка уже ушла в машину.

И, тем не менее, на фоне стены маячила некая полупрозрачная фигура с автоматом наперевес. Странная аура вокруг незнакомца наводила на мысли о призрачном происхождении данного персонажа.

Тимофей принялся смотреть фотографии дальше. Полупрозрачный несимпатичный мужик в камуфляже, державший автомат, отпечатался практически на всех, кроме тех, где была макросъемка. Неулыбчивое лицо со зверским оскалом, злые глаза, и свечение того гангренозного оттенка, что Азаров видел на стенах привидевшегося ему туннеля. Тимофей еще раз просмотрел фотографии и похолодел. По-видимому, ему и без Константина попался настоящий призрак. Нерукотворный, так сказать, без «Фотошопа».

Надо же.

Немного поразмыслив, Тимофей дотянулся до телефона и набрал номер главного редактора газеты «Тайные силы», Сергея Суворкина. Тот ответил не сразу, и, бросив взгляд на часы, Азаров запоздало понял, почему. Но отступать было поздно.

– Алло? – сонно сказал Суворкин.

– Сережа, привет, извини, что так рано. – Тимофей побарабанил пальцами по столу.

– Ммм? – промычал в ответ не проснувшийся толком редактор.

– У меня есть интересные снимки, – решил брать быка за рога Тимофей. – Если поторопиться, то могу дать в завтрашний номер.

– Нет, – кажется, Сергей начал потихоньку соображать. – Завтрашний уже сверстан… Тимофей, ты, что ли?

– Я-я, как говорят немцы. – С соответствующим акцентом заявил Азаров, прижимая трубку плечом к уху и продолжая внимательно рассматривать жутковатые фото.

– И чего тебе не спится, гос-споди… Такая рань. – Пауза. – Что за снимки?

– Я фотографировал монастырь рядом с Серебряково, и у меня проявился некий мужик с автоматом. Настоящий. Как живой. Никакого «Фотошопа».

– Серьезно, что ли? Что за мужик? – В голосе редактора появилась некая заинтересованность.

– Откуда я знаю? – слегка разозлился Тимофей. – Он не представился. Чеченец какой-то, наверное, его прирезали там, а он не упокоился. Рожа жуткая. Ну, говори, надо или нет? А то я Кузнецову позвоню.

Вадим Кузнецов был редактором одного из конкурирующих изданий.

– Нет, никакого Кузнецова, – мгновенно отреагировал Суворкин. – Так, друг мой, давай поступим следующим образом. Подъезжай сегодня вечером, привози снимки и не забудь отсканировать негативы. Пойдет в номер во вторник, к статье о призраках на полях битв – у нас там целый разворот и есть абзац про Чечню. Так что будет в самый раз. Расценки прежние.

– За настоящего мог бы и накинуть, – хмыкнул Тимофей.

– Может быть, чуть-чуть. Но когда высплюсь. Все, давай, вечером жду. – Пошли короткие гудки.

Азаров положил трубку и улыбнулся. Главное – вовремя подсуетиться, а лишних денег не бывает никогда. Он снова просмотрел фото с Ингой. Это тоже можно предложить какому-нибудь журналу – с «глянцевых» времен у Тимофея осталось немало знакомств. Но это завтра. А сегодня можно доделать все с «чеченцем» и отдыхать.

Понедельник, как известно, день тяжелый. Константин и Тимофей посетили целых три дома в разных концах Москвы, где недавно скончались любимые родственники. В одном из них оплакивали мальчика трех лет, которого сбил на улице автомобиль, во втором – популярного писателя, автора детективов, издававшихся в мягкой обложке, а в третьем – двоюродную тетку, которая вела домашнее хозяйство большой армянской семьи. Семья наскребла денег, чтобы лицезреть любимую тетку по ту сторону бытия. Учитывая обстоятельства, армянам сделали скидку.

Неудивительно, что после столь напряженного дня Азаров добрался домой за полночь и сразу, даже не поужинав, упал спать. На вторник никаких дел не было намечено, можно отоспаться, а потом попробовать продать фотографии с Ингой… И ему деньги, и девушке реклама.

Тимофея разбудил долгий противный трезвон. Еще не окончательно проснувшись, Азаров сообразил, что звонят в дверь, причем, видимо, давно. Бросив взгляд на будильник, Тимофей обнаружил, что уже одиннадцать. Кому он понадобился в такую… хм, нет, ранью это назвать уже нельзя было. Просто – кому он понадобился?..

Азаров встал, сунул ноги в шлепанцы и побрел открывать дверь. Времена нынче лихие; поэтому, прежде чем отомкнуть замки, Тимофей посмотрел в глазок – и обнаружил на площадке перед своей дверью целую команду мужчин в камуфляже. Явление было столь неожиданным, что Азаров даже поморгал, пытаясь понять, не снится ли ему это. Нет, мужики исчезать не собирались, стоявший впереди упорно давил на кнопку звонка.

– Кто там? – бдительно поинтересовался Тимофей.

– ФСБ, – последовал неутешительный ответ. – Откройте, господин Азаров.

В голове немедленно всплыли все мелкие прегрешения, которые он совершал за последние годы… Неужели таки решили прищучить за мошенничество? Но при чем тут ФСБ?

– Документы покажите, – потребовал Тимофей.

Эфэсбэшник скривился и ткнул прямо в глазок «корочки» – все равно ничего не разобрать. Ладно, поверим на слово, если бы документы не были настоящими, охрана внизу не пропустила бы посетителей. Хотя, зло хмыкнул Тимофей, этих попробуй не пропусти.

Он едва приоткрыл дверь, и совершенно зря: его немедленно вместе с дверью впечатали в стену, мимо пронеслась камуфляжная волна, а пару мгновений спустя Тимофей уже стоял носом в обои и задумчиво созерцал затейливые полосочки. Стоявший у него за спиной человек безмолвствовал, наручники не надевал, просто дышал в затылок. Азаров решил не устраивать скандала: толку от этого мало, лучше вести себя спокойно. Он еще не окончательно проснулся и воспринимал происходящее весьма философски.

Спустя полминуты Тимофея развернули – в поле зрения оказался плотный мужик лет пятидесяти, ростом метра под два, с поистине богатырскими усами.

– Доброе утро, Тимофей Валерьевич, – густым басом поприветствовал он Азарова. – Я полковник ФСБ Анатолий Павлович Трубецкой.

– Дворянин? – неизвестно зачем осведомился Тимофей.

– Не без того, – хмыкнул полковник.

– Очень приятно. – Азаров решил быть вежливым. – Только вот руку я вам пожать не могу.

– Зенков, отпусти, – велел Трубецкой эфэсбэшнику, державшему жертву. Хватка тут же исчезла, и Тимофей непроизвольно потер освобожденные запястья. Потом протянул руку полковнику.

– Я рад знакомству с нашими доблестными защитниками отечества, но можно хотя бы узнать, полковник, зачем вы вломились ко мне в квартиру? – С изрядной долей яда в голосе осведомился Азаров.

Трубецкой полез в карман и извлек оттуда – Тимофей даже моргнул от неожиданности – свежий номер газеты «Тайные силы», сложенный вчетверо. Развернув газетку, полковник указал на большую статью с цветными фотографиями.

– Вот. Это ведь ваш снимок? – Строго поинтересовался чекист.

Тимофей взял газету. Суворкин не обманул, фотография призрачного «чеченца» красовалась рядом с жуткой статьей о призраках, которые появляются на местах боевой славы. Вышло неплохо.

– Да, моя. А в чем, собственно, дело? – Не стал отпираться он.

Трубецкой хмыкнул.

– Это долгая история. – Уклончиво ответил он.

– Ничего нет, Анатолий Павлович, – сообщил один из эфэсбэшников, выходя в коридор. Тимофей покачал головой: он решительно отказывался что-либо понимать.

– Господа, может быть, выпьем кофе и поговорим, как нормальные люди? Я хотя бы штаны надену…

– Ладно, – смилостивился полковник, встопорщив усы при упоминании о кофе, – не откажусь. Зенков, проводи господина Азарова в спальню, штаны – это, несомненно, важное дело.

Пять минут спустя Тимофей включил кофеварку и, прислонившись к мойке, скрестил руки на груди.

– Так в чем дело, господа? Меня в чем-то обвиняют? Если да, то хотелось бы знать, в чем. И тогда предъявите ордер, а я вызову адвоката. – Перешел он в наступление.

– Грамотные все стали. – Трубецкой переглянулся с помощником. – Адвокатов зовут. Ладно, Зенков, выйди… А я побеседую с гражданином Азаровым.

Помощник покинул кухню, тяжко вздохнув напоследок: видимо, тоже был не против отведать кофе.

– Хорошая у вас квартирка, – заметил Трубецкой, обводя взглядом помещение. – Знать, много денег приносят умершие друзья и родственники?

– Да что вам надо? – в конце концов, разозлился Тимофей. – Врываетесь в частную квартиру, дверь мне чуть не сломали, в стенку носом ставите, как шестилетнего… При чем тут моя фотография?

– Хм. Очень даже при чем, Тимофей Валерьевич. – Полковник помолчал. – Где вы сделали этот снимок и когда?

– В прошлую субботу недалеко от местечка Серебряково. – Как на духу признался Азаров. Скрывать тут нечего.

– Господин Суворкин сообщил нам, что вы утверждаете, будто это не «Фотошоп», а реальная фотография призрака. – Продолжил Анатолий Павлович.

– Все верно. Можете посмотреть негативы, я его действительно заснял. – Пожал плечами Тимофей.

Он пока что ничего не понимал, но и не волновался. Ничего противозаконного он не делал. И нечего врываться в квартиры честных граждан с утра пораньше.

– В прошлую субботу? – зачем-то еще раз уточнил полковник.

– Да, мы с моей девушкой специально ездили на развалины монастыря. Культурная программа и немного работы, я фотографировал Ингу, а потом снимал монастырь отдельно. Следующим утром отпечатал фотографии и обнаружил этого призрака. Ну и позвонил Суворкину, чтобы продать снимки. Не понимаю, что вас так взбудоражило, – пожал плечами Тимофей.

– Дело в том, что человека, которого вы запечатлели, зовут – вернее, звали – Хасан Ангазов. Он чеченский террорист, и был убит два месяца назад при попытке сопротивления при задержании. Проще говоря, уложил двоих наших, прежде чем ребята смогли его пристрелить, – мрачно пояснил полковник. – Был сорван крупный теракт, готовившийся в московском метро.

– Вроде того, между Автозаводской и Павелецкой? – мрачно спросил Азаров.

– Хуже. Группа Ангазова хотела взорвать поезд на прогоне между Чеховской и Боровицкой около семи часов вечера – в традиционный час пик. Вы осознаете масштаб, не так ли? – Посуровел Трубецкой.

Да уж, тут не до шуток.

– Ни чего себе. – Тимофей представил себе искореженный поезд, сотню-другую тел и содрогнулся.

– И вдруг вы фотографируете этого террориста, который уже пару месяцев благополучно кремирован, запаян в капсулу и вмурован в бетонную стену без всякой памятной таблички. И при этом разгуливает в каком-то подмосковном монастыре. Согласитесь, странно.

– Ничего странного, – пожал плечами Тимофей. – Неупокоенные души могут гулять где угодно, а я не первый год снимаю, вот они и суются ко мне в объектив. Конечно, мой коллега, Константин, мог бы рассказать об этом гораздо лучше.

– С господином Седовым мы еще побеседуем, если потребуется. Сейчас же нам важен именно Ангазов. Вашего партнера, насколько я понял, в монастыре в тот день с вами не было.

– Вы, однако, оперативно работаете, – хмыкнул Тимофей и принялся разливать кофе. – Газета вышла только сегодня утром, а в одиннадцать вы ломитесь ко мне. Да еще успев побеседовать с моим редактором.

– Тимофей Валерьевич, это не шутки. – Отчеканил Трубецкой.

– А я и не шучу, скорее, восхищаюсь… Но объясните мне одну вещь. – Азаров поставил перед полковником кружку с ароматным кофе. – Неужели ФСБ верит в призраков?

Трубецкой улыбнулся, усы его снова встопорщились.

– Тимофей Валерьевич, вы не поверите, какие странные у нас иногда бывают дела. Ваши фотографии – еще не самый загадочный случай в моей, хм, практике. – Полковник отхлебнул кофе и кивнул, одобряя. – Поэтому мы обязаны проверить все. Боюсь, все ваши планы на сегодня придется отменить.

– Так. – Тимофей помолчал. – И какие же у меня теперь планы?

– Вам придется поехать с нами… – Развел руками, как бы извиняясь, Трубецкой.

– В застенки? – уточнил Азаров. – Где вы будете меня пытать, чтобы узнать, не связан ли я с террористами? – Теперь он понял, почему эфэсбэшники так стремительно ворвались в его квартиру: не исключали варианта, что он связан с людьми, делающими теракты. А фотография, значит, это что-то вроде пароля «братьям». Ну-ну.

– Ну зачем же так, – почти обиделся Трубецкой. – Культурно поговорим. Только поедем мы не на Лубянку, а в тот самый монастырь, где вы сделали свои снимки. И вы попробуете повторить этот фокус.

– А если не получится? – насторожился Азаров.

– Если не получится, будем думать. – Уклонился от прямого ответа Трубецкой.

– Прекрасно. Только учтите, я снимаю на пленку, и для того, чтобы посмотреть результаты, нужно будет вернуться ко мне домой и отпечатать фотографии. Или сдать их в экспресс-печать в ближайшем городке. – Тимофей решил, что лучше оповестить об особенностях его работы прямо на берегу, пока не началось.