Читать книгу Продать королеву - Екатерина Руслановна Кариди - Страница 2

Дорога по кладбищу до могилы занимала не больше двадцати минут. Роскошный катафалк должен  был двигаться медленно, провозя человека в белом гробу по земному пути в последний раз. К чему торопиться, жизнь все равно уже отлетела, прощаться надо не спеша.

После того короткого обмена фразами у отцовского гроба Вадим как будто осекся или устал. Неожиданный отпор вдовы, обычно вежливой и немногословной, четко обозначил границы, давая понять, что ее нежелание конфликтовать отнюдь не слабость. Это было скорее долготерпением королевы, потому что именно так он и воспринял ее последние слова. Как приказ.

Потому и шел рядом с вдовой, но на шаг позади.

К нему приблизилась жена, разговаривать сейчас с Альбиной не было ни желания, ни сил. Впрочем, разговаривать и не пришлось. Альбина молчала.

Гроб с телом покойного погрузили в катафалк, по традиции ближайшие люди должны были проделать этот путь рядом с ним. Ближайшие – это получалось вдова и сын? Вадим протянул Мирославе руку, помогая ей подняться в машину. На глазах у многочисленных свидетелей жест выглядел обычным проявлением вежливости.

Руку она приняла, однако, усевшись рядом с гробом Ильи Владимировича, послала Вадиму красноречивый взгляд, лучше всяких слов говоривший, что его присутствие неуместно.

И Вадим отступил. Не стал садиться в машину, отправив жену и тещу, проделал весь путь по дорожкам кладбища пешком.

Что творилось в душе мрачного мужчины, одиноко идущего среди процессии, двигавшейся к могиле, о чем думал он в то короткое время, что оставалось, пока не зароют в землю гроб?

Что не будет больше человека, которого ненавидел всей душой?

За то, что тот когда-то развелся с матерью? За то, что всю жизнь старался превзойти старика, а тот каким-то образом умудрялся оставаться впереди во всем? Даже в том, что на старости лет посмел наплевать на условности и выбрать себе женщину по сердцу? Была ли это просто ревность, проклятый эдипов комплекс, как говорил его психолог?

Неважно. Сейчас он хотел подмять под себя абсолютно все. Все, что принадлежало отцу. И прежде всего – получить его женщину в свою постель.

Или мужчина думал о том, что в глубине сердца он всегда любил отца, даже когда ненавидел. Болезненно хотел добиться от него признания и любви?

Катафалк остановился. Приехали.

Открыли двери, он протянул руку, помогая Мирославе выйти. На секунду дольше положенного остался рядом, поддерживая за спину, прежде чем вдова отстранилась и пошла вперед, а он пошел следом.

***

Мужчине не было видно пронизывающего взгляда, которым смотрела на них жена. Глаза у Альбины были бледно зеленые, прозрачные. Красивые глаза красивой женщины. Когда она злилась, глаза темнели, напоминая морскую воду. Сейчас они казались океанской бездной, за гладкой поверхностью которой прячутся чудовища.

Она отчетливо понимала то, о чем муж и сам пока не догадывался. Быстро же власть, которую эта женщина имела над отцом, распространилась на сына! Если не вмешаться, эти двое вот-вот превратятся в противоестественную  пару.

И какое место в таком случае останется ей? Вопрос ответа не требовал.

Обменявшись взглядами с матерью, Альбина вышла из машины и встала рядом с вдовой.

***

– Мирочка, что вы там написали, прочтите мне, пожалуйста, я без очков. Вы простите старику, что я вас так называю?

– Конечно, Илья Владимирович. Но при одном условии. Вы будете в точности соблюдать мои указания.

– Мммм, ну как скажете, Мирочка. Так что вы там указали?

Лукавством светились его глаза старого ловеласа и хищника, когда он на нее смотрел. И человеческим теплом.

Илья Владимирович проходил курс реабилитационной терапии в клинике, а Мирослава как раз недавно устроилась туда работать. Красивую двадцатишестилетнюю женщину-терапевта взяли в клинику без излишних сомнений и проволочек. Не потому, что она была хорошим специалистом, скорее из-за бытующего во всех больницах мира суеверия, будто если лечит молодая красивая женщина, то пациент мужского пола всегда быстрее идет на поправку.

Так оно и вышло. Илья Владимирович при виде красивой докторши постоянно был в тонусе. Но неизвестно, кто из них тогда кого вылечил. То ли она его больное сердце, то ли он своим теплом и пониманием смог собрать ее разбитое по кусочкам.

Возможно, в жизни Илья Балкин был жестким, безжалостным дельцом. Возможно. Иначе не сколотил бы огромного состояния. Но с ней он был добрым, мягким и мудрым мужчиной. Он дарил ей тепло и понимание, не требуя ничего взамен. И она ожила, как оживает растоптанный цветок, поднялась, потянулась к жизни.

Они были счастливы вместе, живя в своем мире, где было неважно, сколько кому лет и у кого сколько денег. Он создал для нее такой мир. Всех почему-то интересовало, был ли у них секс. Странные люди, кого это касалось? У них были тепло и нежность. А ей и не нужна была страсть, страсти было слишком много в неудачном первом замужестве, на всю жизнь в душе шрамы остались.

Но главным было совсем не это.

«Мирочка»

Его голос звучал в ушах, перекрывая глухой стук, с которым сыпались на гроб комья земли. Она сама бросила первую горсть.

«Мирочка…»

Слезы текли, не останавливаясь. Мира отошла чуть в сторону, не желая смотреть, как все исчезнет под землей. Она уже простилась, но если не видеть последнего мига, он навсегда останется в безвременье незавершенным.

– Мирослава, – услышала рядом с собой.

Перед ней стояли Альбина и ее мать, София Степановна.

– Я бы хотела пригласить вас к себе, – проговорила София Степановна. – Думаю, сейчас вам будет одиноко возвращаться в пустой дом?

– Спасибо. Со мной все в порядке. Альбина, вы что-то хотели сказать?

– Нам надо поговорить. Но, конечно, не здесь, – сделала та неопределенный жест, указывая на кладбище.

– Думаю, вы хотите говорить по поводу завещания? – Мира набрала в грудь воздуха.

– Вы правы. Но речь не только об этом.

– О чем здесь речь? – негромкий голос Вадима прозвучал неожиданно и слишком резко.

Женщины обернулись. Как получилось, что он подошел незаметно?

– Завтра в десять часов я бы хотела встретиться с вами у адвоката, – спокойно проговорила Мирослава, глядя ему в глаза.

– Хорошо, – не ей одной послышался металлический скрежет в его голосе.

Поворачиваясь к жене, коротко приказал сквозь зубы:

– Альбина, жди меня в машине.

Та как-то шумно выдохнула, но ушла незамедлительно. Вадим перевел стальной взгляд на тещу:

– Вас проводить, София Степановна?

Однако смутить эту даму было непросто.

– Нет, спасибо, Вадик, – женщина вскинула бровь. – Мы с Мирославой еще немного побеседуем, если ты не против.

– Разумеется.

Мужчина кивнул, сверкнув глазами на вдову, резко развернулся и ушел. София Степановна нахмурилась, глядя зятю вслед. Проговорила:

– Мирослава, вы не обижайтесь на Вадика. Он так тяжело переживает смерть отца. Сами понимаете, мужчины, они же все в себе. Никаких слабостей, прячут эмоции, а потом вот…

Много чего могла бы сказать Мирослава в ответ, однако предпочла промолчать. Ей было неприятно и тоскливо, и вовсе не хотелось дольше тут оставаться. Но только она хотела попрощаться и уйти, как женщина заговорила снова.

– Давайте немного пройдемся, не возражаете, если я провожу вас до машины? – и, не дожидаясь ответа, доверительно взяла ее под локоть.

Вырываться было глупо. София Степановна продолжала говорить, приноравливаясь к ее шагу:

– Вы выглядите усталой. Знаете, я могла бы вам посоветовать хороший частный санаторий. Моя старинная подруга владеет клиникой пластической хирургии в Швейцарии, санаторий тоже принадлежит ей, там пациенты проходят реабилитацию.

Ее речь напоминала Мирославе протекающий кран, когда капли монотонно капают, вдалбливаясь в мозг. Хотелось сказать, что она и сама в реабилитационной клинике работает, но от усталости и эмоционального выгорания не осталось сил лишний раз открывать рот. Та все расхваливала красоты и обслуживание, под конец сказала кое-что, зацепившееся в сознании:

– Там очень уединенно и нет нежелательных посетителей. Если надумаете, я могу все утроить. А заодно и пластику. Ну, если вдруг захочется что-то в себе изменить…

Вид у Софии Степановны был в тот момент доброжелательный и даже заговорщический.

– Спасибо большое. Я подумаю, – ответила Мира.

– Подумайте и соглашайтесь, – проговорила та на прощание.

За разговором они незаметно добрались до стоянки. Дальше Мирослава шла одна, в задумчивости не обращая ни на что внимания. У машины остановилась, достать ключи. Подумалось вдруг, что реабилитация ей действительно не помешала бы. Может быть. Но это как-то потом.

А пока ей хотелось немного побыть одной в их квартире. Поднялась, внутри было тихо, прошла в гостиную, снимая по дороге вуаль. Там, в их доме, пока еще оставалось очень много Ильи Владимировича, так, будто он вовсе и не уходил.

Села на диван, откинув голову на спинку, и закрыла глаза. Неожиданный звук открывающейся двери заставил ее нервно вздрогнуть. Почудилось? Нет, не почудилось, потому что в коридоре слышались тяжелые шаги, это было жутковато и более чем странно. Увидев посетителя, она резко вскочила на ноги:

– Вы?!

Ответа не последовало. Вадим молча прошел в гостиную, остановился в центре. На нем все тот же черный костюм, что и похоронах. Руки в карманах, на хмуром лице застыло жесткое выражение.

– Что вы здесь делаете? Как вы вошли?

– Через дверь. У меня есть ключи. Не забывай, что квартира принадлежала моему отцу.

 Мира была неприятно поражена его появлением, но куда неприятнее оказалась новость, что у него есть ключи от ее дома. Придется срочно съезжать. Она зажмурилась с досады, что даже эту малость, немного побыть одной в их доме, ей не оставили.

Голос Вадима прозвучал резко:

– О чем ты разговаривала с моей тещей?

– Это вас не касается.

– Ошибаешься, Мирочка, меня касается все!

Он внезапно оказался рядом, челюсти сжаты так, что четко обозначились желваки.

– Отойдите от меня.

Мужчина словно не слышал, медленно вытащил руки из карманов, чуть склонил голову набок, злые прищуренные глаза скользили по ее лицу, фигуре.

– Ты подумала над тем, что я сказал?

Правая рука мужчины медленно поднялась, пальцы задержались у ее подбородка, не касаясь.

– Я жду.

Он давил на нее, плотная, почти осязаемая волна силы, исходившая от него, заставляла подчиниться, признать его власть и принять. Но волевой стержень внутри позволял ей держаться ровно:

– Завтра в десять встреча у адвоката. Я напишу отказ от наследства в вашу пользу, – Мирослава поморщилась, вспомнив еще об одном. – Да. И квартиру эту я освобожу.

Он негромко рассмеялся, очень нехорошо рассмеялся, а потом вдруг изменился в лице.

– Нет, Мирочка! Не получится. За те полгода, что твой отказ войдет в силу, много чего может поменяться. Вдруг ты изменишь решение, или выйдешь замуж? – голос понизился до свистящего шепота. – А может быть, ты уже нашла себе нового мужика? Потому такая смелая?

Внезапно он ухватил ее за подбородок, заставляя смотреть в глаза:

– О чем ты говорила с Петричевским? Что он предлагал тебе? Хочешь свалить к нему?

Мирослава задохнулась от обиды и возмущения, рот приоткрылся, ловя воздух. И в ту же секунду он коснулся ее губ большим пальцем, чуть проталкивая его внутрь. Миру затрясло, от неожиданности пропал голос.

А он продолжал шептать:

– Твой отказ ничего не меняет, мои условия останутся прежними. Ты. Подо мной.

Вадим, казалось, ушел в себя, водя пальцем по ее губам, глаза подернусь пьяной дымкой.

– Что вам нужно?! – выкрикнула Мира отдергиваясь. – Я же готова отдать все хоть сегодня же!

– Все. Мне нужно все, Мирочка, – также внезапно отстраняясь, жестко проговорил Вадим, развернулся и пошел на выход.

У самых дверей гостиной коротко бросил через плечо, как отрубил:

– Завтра.

Мирослава слышала, как закрылась входная дверь. В каком-то оцепенении опустилась на диван. Как он может?! Неужели ему не стыдно? Перед покойным отцом, перед Альбиной?

Нет смысла разбираться в его душе. Надо что-то делать.

Резко поднялась, понимая, что времени очень мало.

Илья Владимирович оставил ей контакты на случай крайней необходимости, вот сейчас такой случай и настал. Отыскав среди прочих записей телефон личного адвоката покойного мужа, позвонила и попросила о личной встрече.

Адвокат Гершин откликнулся на просьбу сразу. Выразил согласие приехать немедленно и оформить отказ от наследства, а также все бумаги, дающие право представлять ее интересы. Потом он добавил еще кое-что, показавшееся Мирославе странным, но в тот момент, занятая мыслью поскорее покончить с этим, она не обратила внимания.

– Илья Владимирович оставил дополнительные указания на случай, если возникнет ситуация, о которой мы сейчас говорим. Мирослава Леонидовна, – он достал из кармана продолговатую коробочку и протянул ей. – Это вам, велено передать.

– Кем велено? – напряглась Мира.

Теперь уже все казалось подозрительным.

– Вашим покойным супругом. Он оставил специальное указание передать вам этот подарок, в случае, если вы откажетесь от той доли наследства, что положена вам по завещанию.

У Мирославы сжалось сердце. Даже оттуда, из-за смертной черты он защищал ее.

– Что это? – спросила, принимая коробочку.

– Не знаю, Мирослава Леонидовна. Это подарок. Ну вот и все. Всего вам доброго, – стал прощаться Гершин.

– Игорь Наумович, – проговорила Мира. – Меня не будет ближайшие полгода…

– Не извольте беспокоить. Как связаться со мной, вам известно?

– Да, конечно, – ответила та.

– Вот и хорошо, – ответил старый адвокат, и глаза его как-то странно блеснули, весело, бодро и молодо, как перед хорошей дракой. – Желаю вам удачно отдохнуть, Мирослава Леонидовна.

Гершин ушел, когда было около восьми вечера. Мирослава посмотрела на часы. Неплохо. Оперативно справились. Теперь еще один звонок.

***

 В припаркованном недалеко от подъезда неприметном автомобиле с тонированными стеклами сидели две женщины, пристально наблюдали за домом Мирославы Леонидовны Волгиной, а также за всеми, кто посещал ее в этот вечер.

Видели они и Вадима Балкина, и приехавшего вслед за ним адвоката покойного Ильи Балкина Игоря Гершина. Более того, крохотный липкий плевочек, усиленный заклинанием слежения, что София Степановна незаметно оставила на платье Мирославы во время непринужденной беседы на кладбище, позволил услышать все, о чем там говорилось.

Занятия прикладной магией были тайным хобби Софии Степановны, а талант к этому с давних пор передавался в семье по женской линии. Правда, не все могли унаследовать ведьмовской дар. У дочери его, к сожалению, не было.

Из дома Мирославы только что вышел адвокат. София Степановна проводила взглядом его отъехавшую машину и повернулась к дочери. Хотелось ее ободрить. Альбина была в ярости, слишком тяжело переварить то, что они не так давно слышали.

– Так вот как…! Не договорился, значит?!

– Ты так реагируешь, будто это его первая шлюха. Были до нее, будут и после. Гораздо важнее другое.

– Да, ты права, были и будут, – зло фыркнула женщина, опуская ресницы.

Потому что это больно. Это действительно больно, когда от ревности темнеет в глазах.

– Ты не понимаешь, мама… – она задыхалась, слова давались с трудом. – Таким я его еще никогда не видела. Он просто одержим ею. Мне кажется, она что-то сделала, как-то присушила покойного папашу, а теперь взялась за моего Вадима.

Мать смотрела на нее с сочувствием. Для потомственной ведьмы было ясно, что обычного приворота, о котором говорит дочь, здесь нет, тут присутствует нечто похуже.

И да, если не вмешаться сейчас, потом будет поздно.

– Ну… В общем и целом итоги можно считать положительными, – примирительно проговорила София Степановна, поглядывая через окно на машину дочери, укрытую в переулке.

– Что тут может быть положительного?! Мой муж помешался на ней!

– Положительное я вижу в том, что эта женщина подписала отказ от доли наследства. А еще лучше, что она собирается уехать. Полгода большой срок, за это время Вадим ее забудет.

 Правда, в голове Софии Степановны мелькало подозрение, что не забудет, и вообще, одержимого мужчину вряд ли что-то остановит.

Альбина неожиданно оскалилась, сжав кулаки.

 Хочу, чтобы ее не было! – сдавленно прошипела сквозь зубы. – Чтобы она исчезла навсегда!

– Девочка моя…

– Мама! – она подалась вперед. – Я хочу заказать ее! Отказ она подписала, теперь в ней нет нужды.

София Степановна внимательно посмотрела на дочь, хмыкнула и назидательно проговорила:

– Глупо платить за то, что можно выгодно продать.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего такого, о чем тебе надо знать. Немедленно отправляйся домой. И постарайся не выглядеть такой мегерой. Он ни о чем не должен догадаться.

Поморщилась, мотнув головой в сторону двери:

– Все, уезжай. И быстро. А мне еще нужно кое-что сделать.

Глядя, как машина дочери отъезжает, София Владимировна достала из сумочки телефон. Набрала зарубежный номер.

– Эмма? Селиму еще нужен товар?

На том конце ответили положительно.

– Тогда пришли двоих. Да, средний. И поскорее, чтобы через двадцать минут были. Записывай, – и стала диктовать адрес.

Судя по тому, что София Степановна слышала из телефонных переговоров в квартире, следовало поторопиться.

***

Когда Игорь Наумович ушел, она позвонила сотруднице, с которой поддерживала хорошие отношения и попросила ее помочь. У той была дача – развалюха где-то в дальней пригородной деревне. Подруга должна была купить билет на пригородный автобус и оставить в камере хранения. Для начала Мирослава собиралась исчезнуть, а дальше видно будет.

Коробочка с последним подарком Ильи Владимировича так и лежала на журнальном столике. Мира все не решалась ее открыть. Потом все-таки прикоснулась дрожащими пальцами, открыла. Там лежал браслет. Простой на вид, но стильный и видно, что очень дорогой.

Улыбнулась, надела его на запястье. В первый момент браслет как будто обжег кожу, прозрачные драгоценные камешки мигнули переливчатым огнем, а застежка защелкнулась сама. Будто только по какому-то сигналу. Камни просияли еще раз, но теперь браслет уже не жег, он просто уютно обхватывал руку.

Мирослава пожала плечами, погладила браслет пальцами, подумав, что никогда не расстанется последним подарком мужа. Сумка с вещами была собрана. Подруга перезвонила, сказала, что все готово. Предупредила, что дача не стерильна. Это означало, все паутиной заросло, требуется генеральная уборка. Но так это  как раз Мирославу не пугало, в жизни есть вещи куда страшнее уборки.

Осмотрелась еще раз. Проверила все краны. Оставалось присесть на дорожку. Телефон… Телефон и симку она собиралась выбросить по дороге.

Пора. Мирослава вышла из дома.

Уже подошла к машине, и… И темнота.