Читать книгу Белый снег - Екатерина Сергеевна Шубочкина - Страница 5

– Товарищи, комиссары! Чехословацкие корпуса, отправлявшиеся в Европу по Транссибирской железнодорожной магистрали, взбунтовались, отказавшись сдать оружие по приказу советских властей! – в Омском Совдепе шло напряженное совещание по сложившейся в стране ситуации. – Чехи встали на сторону наших врагов! В сговоре и по указке белых офицеров уже захвачены Николаевск, Аргаяш, другие станции по пути следования белочехов! Атаманы Красильников и Анненков со своими отрядами казаков уже орудуют в городе!

Мы в условиях нехватки сил и средств будем вынуждены отступить из Омска. Других вариантов у нас нет, потому как помощи ждать не приходится: железная дорога перекрыта чехами, а местные в большинстве приняли сторону противников большевизма. Сверху приказано уходить к Ишиму, где к нам присоединится подкрепление из Тюмени и Екатеринбурга. Там будем ждать новых указаний из главштаба.

Советская власть бежала из Омска от наступающего противника на пароходах на север.

Пришло Новое Временное Сибирское правительство и тут же объявило о восстановлении в городе местного самоуправления в лице городской Думы и всех досоветских учреждений.

– Мама, не поверишь, такое творится в городе! Красных выгнали! А в Омск чехи вошли: видимо-невидимо их, с оружиями! – взбудораженный Санька примчался домой с кувшином молока. – Говорят, чехи идут на помощь казакам, и совсем скоро белые окончательно свергнут большевиков, чтобы старую жизнь возвернуть!

– Вот так дела! – попыталась изобразить радость и удивление на утомленном болезнью лице Наталья. – Поделом им: гонит Господь безбожников! Говорил владыка, ничего хорошего не получится, если со унижений царя и на крови людской государство строить начали.

Уже с месяц маму Саньки одолевал недуг легких. Кашель и температура не давали ей сил и возможности работать, денег в семье совсем не было, а самочувствие Натальи с каждым днем становилось все хуже. Уже внутренне смирившись с возможным концом своей земной жизни, Наталья волновалась только за судьбу детей.

– Тетка Нина сказала, что больше молока в долг не даст, – тихонько сказал сын, присев на край кровати матери. – Хлеба в лавке седня не дали. Лекарства тоже в долг в аптеке не согласились выдать.

– Господи, что же нам делать! – обреченно прошептала больная.

– Я решил к владыке Сильвестру пойти. Ты сама говорила, что он добрый, никому не отказывает, вот я и попрошу помочь мне с работой. В городе всюду гонят: у самих, говорят, пусто.

– Сходи, Санька. Да потом духовника моего, отца Александра из Успенского, пригласили по мою душу, собороваться мне надо, скажи.

– Мам, ты чего? Помирать собралась что ли?! Ты выздоровеешь, обязательно! Жизнь, смотри, налаживается, красные ушли, работа снова будет, лекарства купим!

– Тише, не горячись! Господь один временем жизни ведает, а я хочу по-христиански подготовиться, коли не встаю уже с кровати. А тебе, Санька, надо быть сильным духом, ты сможешь! Катю не бросай, я Клаву просила вас взять, ведь у нас никого из родных здесь не осталось. Да, и учись, в школу ходи, Катю тоже выучить надо. К Коленьке и папке на могилки ходи, не запускай их, ну и поминай, как сможешь.

– Жить надо, мамка! Бог не должен так с нами поступать! – сын был взволнован словами матери, которые, было очевидно, давались ей нелегко. – Давай, еще травы бабкиной заварю, тебе же помогает!

– Катю обещаешь не бросать, если уйду?

– Обещаю, но…

Наталья закрыла глаза и отвернулась к стене с громким кашлем.

Тут в дом вошла соседка Клава, которая привела Катю с прогулки.

– Бувай здоров, Санька! Не видела ешо тебя сегодня. Как чувствуешь, Наталья? Мы с Катюшкой прогулялись аж до речки сегодня.

– Клава! Спасибо тебе, дорогая моя, что помогаешь! А то сидит возле чахоточной матери ребенок… Не уходи сразу. Ты подумала?

– Чего я подумала? – видно было, что соседка понимает вопрос Натальи, но пытается уйти от ответа на него.

– Ну насчет моих пострелов подумала? – страдалица попыталась привстать на кровати, но не смогла. – Санька, а ты чего еще здесь? Беги, куда собрался!

Сын в полном смятении чувств и переживаний нехотя оставил женщин для важного разговора.

– Наташенька, да старая я уже, куды ж мне детей подымать – помру скоро! – начала причитать тетка Клава после того, как и Катю отправили во дворе похозяйничать.

– Клавушка, не откажи умирающей! Нет у нас никого, кроме тебя! Господь устроит дальше, но ты пока жива – присмотри! Санька взрослый уже – вместе Катюшу поднимете! Тебе помощь будет от них по старости. Только в приют детей не отдавай! Ты же знаешь, что они у меня хорошие!

– Эх, знаешь ты, Наталья, как просить, – Клава смахнула рукой выступившую из глаз слезу. – Куды ж я денусь, не брошу ж я детей на произвол судьбы, которая итак к ним не очень-то ласкова!

Санька добирался пешком до намеченной цели, а именно, до Омской епархии, которая располагалась в здании неподалеку от кафедрального собора и архиерейского дома. По дороге он разглядывал прохожих и уличные пейзажи. Ему вдруг подумалось, что его родной город как-то стал очень походить на шумную свалку. Жителям нынче не до наведения чистоты: не попасть бы под горячую руку оголтелых почувствовавших свою власть и от этого очень обнаглевших казаков и как-то выжить в это смутное время.

Санька морщился от неприятных картин и запахов: уличная грязь смешалась с конским пометом и блевотиной пьяных, выползающих из кабаков.

«Да уж, у кого-то нет ни копейки на необходимые лекарства для спасения жизни, а кто-то тратит деньги на выпивку, убивая себя самостоятельно», – размышлял Санька и чувствовал, как ком обиды за такую жуткую несправедливость мира подкатывает к горлу.

– Тебе чего, парень? – остановил незнакомый дьякон Саньку, растерявшегося в здании Омской Епархии.

– Мне к владыке Сильвестру надо, помощь нужна очень. Он мать мою знает, меня должен помнить, – наивно и искренне поделился Санька своими планами со встречным священнослужителем.

– Архиепископ Сильвестр на Епархиальном Собрании сейчас. Тебе придется подождать, а лучше приходи завтра,– проинформировал с доброй улыбкой на лице дьякон.

– Не-е-е, я подожду, мне седня надо, – протянул юный визитер, усаживаясь на стоящую в прихожей зале софу.

Тем временем владыка Сильвестр, возведенный незадолго до того Патриархом Тихоном в сан архиепископа Омского и Павлодарского, начал свою речь на епархиальном собрании:

– Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святаго Духа да будет со всеми вами!

Все вы знаете, что ситуация в стране и нашем граде волею Божьей снова стремительно меняется: советская власть отступила, другие политические формации объявили себя гражданскими управленцами. В условиях невозможности полноценного общения сибирских епархий с Патриархом по причине вновь усилившейся гражданской войны мы вынуждены самостоятельно реагировать на происходящие события. Предлагаю обменяться мнениями.

– Дорогой Владыка, пастыри и архипастыри! – слово взял один из участников собрания. – Думаю, необходимо выразить от епархии признательность чехословакам, выступившим первыми на свержение ига большевиков, и присоединиться к их чествованию в городе. Предлагаю определить и делегировать на мероприятия для иностранцев представителя от Епархиального Собрания.

В зале раздались одобрительные возгласы священства на это предложение, все согласились с необходимостью выказывания благодарности освободителям.

– Действительно, будет хорошо наладить дружественный диалог с военными силами чехословаков, – подвел черту под обсуждением этого вопроса архиепископ.

Далее слово взял настоятель Церкви во имя Всех Святых на Казачьем кладбище:

– Хотелось бы сказать, многоуважаемые пастыри и архипастыри, что мое первое радостное воодушевление после изгнания красных бандитов из Омска развеяно новыми тревожными сигналами. По всему городу по указанию вновь объявленных начальников казаки и другие военные группы арестовывают красноармейцев, большевиков, их семейных, или как-то связанных, или просто сочувствующих советской власти. Многих казнят без суда и следствия, других садят под замок в бараки. Конюшни губернаторского дворца, подвалы, концлагеря уже забиты арестованными. Чем же новая жестокость лучше прежней? Снова реки крови и террор. Кроме того, в темницах отсутствуют какие-либо санитарные условия, распространяются болезни: так и до эпидемии недалеко!

– Нужное замечание, отец Михаил! Разделяю ваше беспокойство и неодобрение методов и подходов противников советской власти к очистке территорий от большевиков, – поддержал священника епископ Семипалатинский Киприан.

Участники собрания, переглядываясь и тихо переговариваясь, ждали реакции архиепископа Сильвестра, который ответил своим обычным спокойным и уверенным тоном:

– Война всегда безжалостна. Будем надеяться, что вскоре ситуация в городе уравновесится, и последуют справедливые и милосердные поступки новых властей. Следует с ними ближе познакомиться и обсудить дальнейшие планы Временного Сибирского правительства, да и с казачьими атаманами надо повстречаться. Возьму это на себя, ваша задача – на приходах вести работу по укреплению духа Богом врученной нам паствы. Дело Церкви – мир и молитва! Постараемся не осуждать, но способствовать тому, чтобы Христос не был забыт воинами и мирянами нашей епархии, это мы должны и будем стараться выполнять!

Санька вскочил с софы, когда архиерей и другие участники собрания появились в зале его томительного ожидания. Обойти парня преосвященству и священству оказалось невозможным по причине преграждения подростком основного выхода из здания. Тот же диакон попытался убрать помеху на дороге начальства, но не тут-то было.

– Я Владыку ждал! Нам его помощь очень нужна! – громко и дерзко заявил в ответ на увещевания Санька.

Владыка Сильвестр, невольно улыбнувшись такой смелой непосредственности ребенка, все же строгим для порядка тоном спросил:

– Кто такой будешь?

– Санька я, сын Натальи Макаровой, певчей из Успенского, – четко отчеканил парень.

– А отец на фронте?

– Погиб, – решил не вдаваться в подробности Санька.

– Так что же такое случилось, Александр, что ты решился выказать непослушание старшим? – уже мягче поинтересовался архиерей, в то время как остальные его спутники молчали и терпеливо наблюдали за происходящим.

– Мамка хворает сильно, работать не может: денег нет, лекарств нет, а надо сестру младшую кормить! Мне работа нужна, чтобы мамке помочь, а никто не берет в городе! Вот на вас, Владыка, одна у нас надежда – помогите! Я много чё могу делать!

– А грамоте ты обучен? – спросил владыка.

– Читать могу и писать: в школу приходскую Параскевскую к отцу Николаю Афанасичу ходил, пока не закрыли.

– Это к иерею Николаю Савкину? – уточнил архиерей. – Хорошо. Пономарем в храм пойдешь?

– Пойду, Владыка! Хоть за хлеб пойду! – воскликнул с надеждой Санька.

– Вот и решили! Завтра в Успенский собор к настоятелю иди, я ему передам наш уговор.

– Спасибо! Приду завтра! С утра самого! – воскликнул радостно новоявленный пономарь, уступая, наконец, всем дорогу к выходу из здания.

Примчавшись домой, желая скорее обрадовать родных новостями, Санька с порога стал громко сообщать, что получил работу в соборе, но увидел бабу Клаву за чтением Псалтыри у кровати матери и притих.

– Я там вам свеклу сварила и кашу с пшеницы. Поешь, – закончив молиться, сказала соседка парню. – Мать ваша заснула, кажись, ну пусь отдыхает.

– Клавочка, спасибо тебе, – вдруг тихо, не открывая глаз, произнесла Наталья. – А мне сейчас тот крест явился, что мы с тобой в том году на небе видели.

– Да, чудное было видение, – протянула в ответ соседка.

– Какой крест? – полюбопытствовал сын.

– Летом прошлым, около часу ночи, год назад ровно, точно, июнь был, помню, – стала рассказывать Клава. – Вы с Катей спали, а мы с мамкой вашей видали, да и другие люди тоже видали на небе чудное: крест горит с луной прям по центру. Четко все было – точно не мерещилось. Бог знак, думаю, нам всем давал, только сразу-то кто его может разгадать.

– Потерпеть просил, поскорбеть во имя Его, – прошептала Наталья. – Все временно в этой жизни, все пройдет, и снова будет снег…

– Наташенька, какой снег? Бредит, Господи помилуй! – заволновалась соседка. – Поспи лучше, моя хорошая! Санька, ты отца Александра позвал?

– А-а-а, забыл… Но я же завтра с утра побегу в Успенский, тогда и позову, – стал оправдываться парень.

– Эх ты! Будем уповать, что есь время ешо…