Читать книгу Русалочья обитель - Екатерина Шитова - Страница 2

«… Перун, отец мой и покровитель, не оставь меня. Уже недолго осталось. Чувствую, что ОНА уже выбирается из тьмы болот.

Я верую в то, что не поддамся человеческой слабости и смогу достойно исполнить миссию, возложенную не меня. Возможно, после этого от меня ничего не останется, кроме ветра, в который переродится моя душа.

Но я готов к этому…»

Таня осматривала себя в зеркале. Остались последние штрихи, и можно выходить на сцену. Из зеркального отражения на нее смотрела грустная девушка с усталым и задумчивым взглядом. Она ли это? Она ли десять лет назад наивной семнадцатилетней девчонкой приехала из глухой деревни покорять город с одним чемоданом и большой мечтой о счастье?

Не поступив в университет, Таня устроилась на работу уборщицей, потом какое-то время работала продавцом на рынке, официанткой, снова продавцом. А потом познакомилась в клубе с парнем и, по его рекомендации, стала танцовщицей. По крайней мере, так она себя называла. На самом деле, Таня работала стриптизершей, чего ужасно стыдилась.

Зато зарплаты, наконец, хватало на съемное жилье, на одежду и на еду. Еще и оставались лишние деньги, часть из них Таня отсылала матери в деревню, а остаток жертвовала приюту для бездомных животных.

Личная жизнь у Тани не складывалась, к мужчинам она относилась настороженно и недоверчиво. Хорошо изучив контингент заведения, в котором работала, Таня убедилась, что мужчины в основной своей массе тщеславны, любят доминировать, проявлять власть, руководить, ущемлять, бросать подачки и, в большинстве случаев, идут на поводу у своих низменных страстей. Конечно, не все были такими, но других ей пока не довелось повстречать.

К двадцати семи годам Таня настолько устала от одиночества, настолько разочаровалась в жизни и в людях, что, казалось, уже ничего не могло сделать ее счастливой. Ее тошнило от себя самой, от окружающих людей и от той жизни, которую она ведет.

Поэтому, когда за несколько дней до ее дня рождения ей позвонила мама и робко предложила отметить праздник в родной деревеньке Озерки, где она не появлялась уже много лет, Таня подумала: «А почему бы и нет?»

На следующий день она взяла на работе отпуск за свой счет, внесла плату за аренду квартиры на месяц вперед, накупила маме подарков и села на поезд.

Казалось, за время ее отсутствия, деревня Озерки ничуть не изменилась. Старенькие домики, утопающие в зелени, покосившиеся заборы, заросшие крапивой, босоногие, чумазые дети, сверкающие грязными пятками, приветливые бабушки, для которых всю жизнь единственная в деревне автобусная остановка была ежедневным местом встречи и обсуждения всех новостей.

Таню, вышедшую из автобуса, ослепила яркая зелень вокруг, а свежий, вечерний воздух ударил в голову, опьянил, заставил беспричинно и широко улыбнуться.

Десять лет назад она так рвалась уехать из этой деревенской глуши, разорвать связи с природой и родными местами, что даже помыслить не могла, что когда-то она будет счастлива вернуться сюда снова.

Таня шла по знакомой тропинке к маминому домику, стоявшему на отшибе. Устав нести тяжелый чемодан, она поставила его на землю и остановилась на минутку перевести дух и полюбоваться окрестностями.

Июль выдался жарким и солнечным, но в деревне жара воспринималась по другому – она не душила, как в городе. Таня прикрыла глаза и с наслаждением подставила лицо вечернему солнцу.

Отгоняя от себя назойливо звенящих комаров, Таня вдруг увидела позади себя высокую фигуру в черном облачении. В такую погоду длинный черный плащ выглядел, по меньшей мере, очень странно. Человек стоял неподвижно и, казалось, взгляд его был устремлен прямо на нее. У его ног так же неподвижно сидел черный пес.

Закатное солнце подсвечивало массивные фигуры человека и собаки, отчего они напоминали две неподвижные тени. Таня прищурилась, но никак не могла рассмотреть лица мужчины. Внезапно ей стало не по себе от его пристального взгляда. Несмотря на жару, мурашки побежали по ее телу, она быстро отвернулась и засеменила прочь, таща за собой по тропинке свой тяжелый чемодан.

– Танюша, доченька моя милая! Как же ты изменилась, как повзрослела, какая красавица стала, – мама, постаревшая, поседевшая и словно уменьшившаяся в размерах, крепко обняла Таню, а Таня привычно уткнулась носом в ее плечо.

Мама была самым добрым человеком, которого она знала. Она всегда была готова выслушать, помочь советом, подать руку помощи. Будучи подростком, Таня делилась с ней всеми своими секретами: знала, что мама не станет осуждать, ругать и никогда не выдаст ее. Это уже потом, став городской жительницей, Таня замкнулась в себе, да и не хотела, чтобы мама знала обо всех ее неудачах. Хотела казаться счастливой…

– Я тебе пирожков напекла, молочко свеженькое ждет на подоконнике, пойдем скорее в дом, доченька! – ласково шептала мама Тане на ухо, пока они стояли у калитки, обнявшись.

Таня беспокойно оглянулась, желая убедиться, что следом за ней никто не идет, а затем зашла во двор и прикрыла за собой калитку. Мама без умолку рассказывала Тане деревенские новости, как будто Тани не было в деревне неделю, а не десять лет. Таня не понимала, о ком говорит мама, но слушала молча и не перебивала, улыбалась и кивала ей в ответ.

Дома тоже как будто ничего не изменилось, даже запах был прежний – тот самый, из ее детства. Тане стало от этого спокойно и хорошо на душе. Она выпила молока и легла отдохнуть на скрипучий, продавленный диванчик, застеленный стареньким покрывалом. Кажется, она даже наволочку с мелкими розовыми цветами на подушке помнила.

С того момента, как она села в поезд, прошло около восьми часов, но у Тани было такое ощущение, что с того момента прошла уже, как минимум, целая жизнь. Сейчас ее городская действительность: работа, «коллеги» и знакомые – все то, чем она была ежедневно окружена, казалось далеким и нереальным.

Следующие дни Таня с удовольствием помогала матери по хозяйству: доила корову и отводила ее в поле, полола грядки на огороде, ходила на колодец за водой, пекла хлеб, собирала ягоды и варила из них варенье. По вечерам, любуясь алыми июльскими закатами, Таня старалась не думать о своей жизни.

Наступила Танин день рождения, по такому случаю, мама испекла ее любимый пирог с вишней. Таня заставила надеть ее красивое, цветастое платье, которое купила в городе, а сама надела белый сарафан. Потом Таня постелила на траве под окнами покрывало и налила им с мамой чай.

– Сидим с тобой, как настоящие барышни, Танюша, – сказала мама и улыбнулась, – с днем рождения, доченька! Ты-то у меня и вправду настоящая барышня стала…

Для Тани этот скромный праздник был гораздо приятнее любого другого пафосного торжества с множеством гостей и подарков и с неискренними поздравлениями.

– Я так рада, доченька, что ты, наконец, приехала домой! – прошептала мама со слезами на глазах, и Таня снова крепко обняла ее.

– Я тоже рада, мам. Прости, что так долго заставила тебя ждать!

К вечеру разыгралась сильная гроза, по всей деревне отключилось электричество.

– Видимо, опять провода ветром оборвало. Сейчас уж только завтра электрики из райцентра приедут, – сказала мама, ставя на стол толстую восковую свечу, – ну ничего, мы привыкшие.

Таня смотрела в окно, на небе то и дело вспыхивали молнии, от грома, казалось, сотрясалась земля. Дождь лил, как из ведра.

Вдруг посреди всего этого безумия, Таня вдруг снова увидела высокую фигуру в черном. Человек, несмотря на ненастье, шел вперед, мимо их дома, по направлению к лесу. Черная лохматая собака бежала рядом с ним.

Таня испуганным голосом спросила у матери:

– Мам, кто этот человек?

Мама взглянула в окно и сразу же отшатнулась от него, плотно задернув льняную занавеску. Пламя свечки на столе дрогнуло и погасло, пришлось в темноте искать спички и зажигать свечу заново.

– Не смотри, Танюша, не принято у нас так.

– А кто он такой? Я уже второй раз вижу его и пугаюсь – такой он мрачный и страшный.

– Он не страшный вовсе… Это местный отшельник, брат Ратибор, живет в лесу, называет себя нашим хранителем, сыном Перуна, языческого бога… – мама помолчала, потом добавила, – Да ты знаешь его, Танюша, учились вы с ним вместе.

Таня отошла от окна, села рядом с мамой на кровать. Пламя свечки дрожало, отбрасывая на стену замысловатые, танцующие тени.

– Неужели очкарика с первой парты угораздило так умом тронуться? – улыбнулась Таня, обняв маму за плечи.

– Нет, – улыбнулась мама, – очкарик тот, Гриша Тяпкин, сейчас богатый нефтяник. А отшельником стал Сережа, вы с ним за одной партой сидели. Помнишь?

– Сережа? Ты уверена? – Таня не могла скрыть своего изумления, – Как такое вообще возможно?

В своего светловолосого и симпатичного соседа по парте Таня была влюблена несколько лет подряд. В выпускном классе они даже начали дружить, но отношения их были глубоко целомудренными, романтические чувства вылились лишь в несколько застенчивых поцелуев. Потом школа закончилась, Сережу забрали в армию, а Таня не дождалась его и уехала в город. Их пути разошлись навсегда.

– Он после армии вернулся, в разгульную жизнь ударился поначалу. Я так думаю, из-за тебя, Таня… А потом вдруг жениться собрался на Валькиной дочке, она помладше вас на год или два. И вдруг такое несчастье возьми, да и случись!

Мама прилегла на кровать и Таня подошла и накрыла ее теплой шалью, села с ней рядом.

– В аккурат за три дня до свадьбы в парня молния ударила, когда он пас коров в поле. Налетел тогда ураган сильный на деревню, а он под открытым небом, и укрыться негде, бедному… Его вечером мужики нашли всего черного, точно на костре поджаренного, думали -все, помер паренек. Принесли в деревню, а он глаза открыл и начал на непонятном языке говорить. Вроде как умом тронулся, так мы все подумали…

– А что невеста? – тихо спросила Таня.

– А что невеста? Какой невесте жених-дурачок нужен? Она потом быстренько нового жениха себе присмотрела, вышла замуж и уехала в другую деревню. Поначалу Сережа с родителями жил, только с тех пор по имени себя звать запретил, говорил отцу с матерью, что теперь он сын Перуна-громовержца, хранитель этих мест и всего живого, а звать его – Ратибор.

– А к врачу они его свозить не хотели? – у Тани в душу закралось тревожное чувство от того, что совсем рядом живет сумасшедший, возомнивший себя сыном какого-то языческого бога.

– Возили поначалу они его в больницу, но толку-то… Он с врачами подрался и сбежал. Домой больше не вернулся, выстроил себе в лесной чаще хижину, и живет в ней с тех пор.

– Почему же он по деревне свободно ходит? Не страшно вам с таким соседом жить?

– Он никому вреда не причиняет. Наоборот, всегда придет на помощь тому, кто нуждается. И скот умеет лечить, и людей. Хотя нигде не учился этому. Эти знания к нему свыше пришли. Люди его часто зовут, если что в доме случается, а расплачиваются за помощь продуктами – мясом, мукой, молоком…

Таня усмехнулась, но у мама сделала серьезное лицо, и она воздержалась от комментария.

– Вот ты не веришь, Таня, а у Машки хромой он когда-то ребенка от верной смерти спас. Тот синел, как покойник, и задыхался по ночам, никакие лекарства не помогали. Я своими глазами его приступ тогда видела, очень испугалась! Машка попросила отшельника помочь, а потом нам рассказывала, как Ратибор несколько вечеров над ребенком руками водил и молитвы на древнеславянском языке читал. Потом наказал ей заколоть молодого бычка – в жертву его языческому богу Перуну. Машка все сделала, как он велел, и ребенку на следующий же день легче стало. Знаешь, что он ей сказал? Что не хворь это была, а лесной дух. А сынок-то Машкин и вправду до этого в лес убежал без спросу, видно, там его и подкараулила нечисть. Вот, оказывается, как бывает… Сколько лет с тех пор прошло, а Машка все еще Ратибора благодарит. Сынок-то растет настоящим богатырем!

Пока мама рассказывала, Таня разожгла в печи огонь и согрела чайник. Гром и молнии на улице постепенно стихали, гроза уходила дальше. По стеклам барабанил дождь, но дома было тепло, сухо и уютно. Таня налила две чашки травяного чая, и его аромат снова напомнил ей ее детство. Протянув одну чашку матери, Таня не удержалась, спросила с улыбкой:

– Неужели вы в это верите? В лесных духов, в нечисть… Мам, может, обычная аллергия была у ребенка?

– Как же не верить, Танюша, когда ничего не помогает, а молитвы брата Ратибора – помогают? Человек верит в то, что его может спасти от недуга, беды или хвори. Поэтому мы не только Ратибора не боимся, наоборот, уважаем его всей деревней. Везде его встречают, как почетного гостя.

Мама допила чай, унесла чашку на кухню и расстелила постель для себя и старый, продавленный диванчик для Тани.

– Давай ложиться, доченька, хватит на сегодня разговоров.

Таня забралась под одеяло, но еще долго ворочалась и не могла уснуть от переполняющих голову мыслей. А когда она уснула, ей снился светловолосый парень Сережа, который был первым мужчиной, кто поцеловал ее, заставив впервые затрепетать нежное девичье сердце. Давно она уже не испытывала ничего подобного…

«… Чувствую, близок назначенный час, ОНА выползает из болот и протягивает ко мне свои черные пальцы-щупальца. Ночами я не могу уснуть от того, что зловонная черная жижа побирается к порогу моей хижины.

Смрадная топь, защищающая ЕЕ, хочет проверить мои силы. Я встаю со своего соломенного тюфяка и начинаю читать молитвы. Бог мой, отец-громовержец Перун, слышит их, я верую в это.

Он не оставит меня в тот час, когда ОНА окончательно покинет свое логово…»

Жаркий июль пролетел незаметно. Август накрыл деревню живительной прохладой и терпким ароматом сена и трав. Пошли грибы, и мама с Таней почти каждый день ходили в лес за грибами. Таня помнила лес и хорошо ориентировалась в нем, несмотря на то, что столько лет прошло с тех пор, как она уехала отсюда.

В лесу ей было спокойно и радостно, словно какая-то неземная благодать снисходила на нее, когда она бродила между стройными вековыми соснами и корявыми елями. В лесной чаще, где царили сумрак и прохлада, Таня снимала сапоги и босиком шла по мягкому мху. Ноги приятно тонули в нем, словно в дорогом ковре.

Иногда она ложилась на землю и смотрела сквозь вершины деревьев и на осколки серого неба. В эти минуты ей казалось, что не было в ее жизни никакого города с его пагубными соблазнами и нехорошими людьми. Ничего не было. Было и есть только то, что ее окружает сейчас – природа, лес, воздух, спокойствие и благодать.

– Радуюсь я за тебя. Вроде бы ты уже не такая печальная, доченька. А то приехала с такой тоской в глазах, что казалось, ее и словами-то невозможно выразить, – как-то в лесу сказала ей мама, – несчастлива ты что ли в городе, Танюша? Грызет тебя что-то? Поделись, расскажи, глядишь и легче на душе станет.

– Ну что ты, мамочка, у меня в жизни все прекрасно складывается. Друзей много, работа хорошая. Ты за меня не переживай. А то, что грустная приехала – так это я, наверное, с дороги устала. Попробуй доберись до наших Озерков. Поезд и два автобуса – не дорога, а сплошное приключение… – врала Таня, а в глубине души ей очень хотелось сесть рядом с мамой, нареветься от того, что жизнь ее проходит так бесцельно, рассказать ей о себе все то постыдное, неправильное, что она тщательно скрывает.

Но она понимала, что никогда этого не сделает. Ей очень хотелось быть счастливой и успешной хотя бы в маминых глазах…

Таня отошла от мамы, притворяясь, что ищет грибы, а сама украдкой вытерла слезы и, чтобы успокоиться, втянула в себя влажный, пахнущий хвоей и мхом, лесной воздух. Оглянувшись в поисках корзинки, которую где-то поставила, Таня вдруг вздрогнула от неожиданности: между деревьями в нескольких шагах от нее неподвижно стоял мужчина в черном. Капюшон его плаща был низко опущен, из-за чего на лицо падали темные тени, делая его по истине пугающим. Собака стояла рядом с ним.

Таня, не ожидав такой встречи, бледная и напуганная, медленно поднялась с земли, не зная, что ей делать – то ли кричать, то ли бежать отсюда без оглядки. Лес сразу наполнился мрачными тенями, подступающими к Тане со всех сторон. А звуки как будто совсем исчезли – ни пения птиц, ни скрипа стволов – ничего не было слышно. Только зловещая, тяжелая тишина и шумное дыхание огромного пса…

Таня почувствовала, что колени ее дрожат под длинным фланелевым платьем. Не зная, что делать, не зная, насколько велико безумие человека, называющего себя сыном языческого бога, она тихо произнесла:

– Здравствуйте…

Мужчина медленно снял капюшон и неожиданно доброжелательно произнес:

– Ну здравствуй, Таня. Кого-кого, а тебя я здесь не ожидал встретить…

Огромный черный пес подбежал к Тане, завилял хвостом и стал лизать ее холодные, потные от испуга, ладони.

– Вы бы лучше не ходили пока далеко в лес, – сказал мужчина, проводив Таню и маму до их дома.

– Почему, брат Ратибор? Леший что ли буйствует? – серьезно спросила сразу же разволновавшаяся от его слов мама.

– Хуже, Анфиса Дмитриевна…

Они остановились у калитки. Мама озабоченно вздохнула, потом схватила мужчину за рукав его черного плащ и затараторила быстро-быстро:

– Обождите немного, брат Ратибор, я сбегаю в погреб, достану вам баночку варенья. А ты, Танюша, напои пока гостя чаем.

Мама погладила Таню по спине и убежала в погреб на другом конце двора. Тане ничего не оставалось, как жестом пригласить мужчину в дом. Собака, которую, как выяснилось, звали Друг, села на крыльце и стала терпеливо ждать возвращения своего хозяина.

Сергей из худощавого юноши превратился в широкоплечего, могучего мужчину, казалось, ему было тесно в их скромной, маленькой кухоньке. Таня смотрела на него и ее накрывали чувства, которые, казалось бы, должны быть давно забыты: волнение, томительное предвкушение и нежность.

У Сергея были те же добрые, голубые глаза, светлые волосы, родинка на щеке, которую она так любила… Щеки у Тани непроизвольно покрылись румянцем, и она отвернулась к плите, делая вид, что занята приготовлением чая.

Сергей же, казалось, ничуть не смущался. Он с интересом расспрашивал Таню о ее жизни в городе, ему было удивительно, что за такое долгое время она не обзавелась семьей, не нарожала детей.

– Можно сказать, что я человек современный, независимый от кого-либо. Работаю, путешествую, исполняю свои мечты…

– Больше похоже на то, что ты человек глубоко несчастный, – сказал Сергей, взяв из рук Тани дымящуюся чашку.

Таню задела за живое его прямолинейность. И она, усмехнувшись, резко ответила:

– Это еще почему?

– У тебя в глазах без труда это можно прочитать.

Таня отвела взгляд в сторону, ей хотелось задеть Сергея за живое.

– Ну, хотя бы я живу реальной жизнью. Не выдумываю себе никаких божественных миссий, не меняю имени… – сказала она, понизив голос.

Сергей улыбнулся, взял с блюдца конфету, развернул шуршащую обертку. Взгляд его задержался на Танином лице чуть дольше, заставив ее в очередной раз покраснеть.

– В этом ты не поменялась за десять лет, Таня. Все такая же обидчивая.

Таня уже приготовилась к очередной колкой тираде, но тут в дом вошла мама.

– Брат Ратибор, вареньица вам принесла свеженького. Не обижайте меня, старуху, возьмите, полакомитесь с чаем.

Мужчина поднялся с табуретки, взял банку с вареньем в руки, расцеловал Танину маму в обе щеки.

– Доброе у тебя сердце, Анфиса Дмитриевна. Береги себя.

Таня вышла из дома следом за мужчиной. Проводя его до калитки, она наклонилась и ласково потрепала собаку, потом выпрямилась и неожиданно для себя, вдруг сказала, смотря в открытое, загорелое, такое знакомое ей лицо Сергея:

– Прости меня, Сережа… Я своего обещания тогда не сдержала, не дождалась тебя из армии. Не держи на меня зла. Ты ведь прав, счастья своего я так и не нашла.

Сергей приблизился к Тане, ласково погладил ладонью ее щеку, а потом склонился и вдохнул аромат ее волос.

– Никогда я на тебя не злился, Таня.

Потом мужчина отпрянул, пошел к лесу, но, сделав несколько шагов, развернулся и строго сказал:

– В лес не ходи больше. В тебе сейчас силы нет, случись что – сопротивляться не сможешь. А слабые всегда становятся чьей-то добычей…

Несколько дней после этого Таня не вставала с постели – ее бил озноб, как будто она сильно простудилась. Мама прикладывала к ее больной голове компрессы и отпаивала ее малиновым чаем. Все эти дни Тане снился могучий светловолосый мужчина с добрым взглядом.

Оказывается, можно запрятать чувства в самый дальний угол души на долгие годы, надеясь, что там, в темноте, они зачахнут и умрут. Но приходит время, и при первом лучике света они с легкостью поднимаются, прорастают, дают побеги и вновь начинают цвести пышным цветом…

«… ОНА почти рядом. Ночами ОНА душит меня, заливает мою хижину и меня самого вязкой, черной болотной гнилью. Но я все еще жду.

Скоро ОНА выползет из логова и явит мне всю свою зловонную, черную сущность. Вот тогда начнется битва, которая, возможно станет для меня последней. Перун-громовержец, отец мой, помоги мне!…»

В глубине души Тане хотелось еще раз увидеть Сергея. Она понимала, что с ее стороны это неразумно – их жизни сейчас настолько далеки друг от друга, что, кажется, невозможно найти что-то общее, какую-то даже самую малую точку пересечения. Да и это «помешательство» Сергея на языческих божествах, духах и нечисти пугало ее. Но, тем не менее, она хотела увидеть его еще хотя бы раз.

– Мам, у магазина женщины говорят, что княженика на болоте пошла, представляеш! – как-то сказала Таня, вернувшись с покупками из единственного в деревне магазинчика, – Тетя Глаша с целой корзинкой ягод стояла, представляешь? Я последний раз княженику в детстве ела!

– Да что ты, Танюша? А я думала, давным-давно княженика в наших местах перевелась! Такая вкусная ягода. В иной год ее очень много было.

– Мамочка, а пошли завтра с тобой в сторону болот, если корзинку не наберем, так хоть так полакомимся, – Таня взяла маму за руки закружила ее по комнате, словно вновь стала счастливой и беззаботной девочкой-подростком.

– Нет, дочка, я брата Ратибора ослушаться не могу, он худых советов не дает. В лес пока нам ходить нельзя. Хочешь, я к тете Глаше сбегаю и немного ягод для тебя у нее куплю?

– Ну что ты, мама, – грустно улыбнулась Таня, – не надо.

Утром, когда мама ушла отводить корову в поле, Таня надела платье, пару свитеров и высокие резиновые сапоги, написала коротенькую записку, чтобы мама не волновалась и отправилась в лес одна.

Путь до болот был неблизкий, но Таня не заметила, как преодолела его. Лес был сегодня особенно приветлив: высоко в деревьях пели птицы, под ногами шелестели травы и сухие листья, сухие стволы деревьев скрипели не страшно, а вполне приветливо. Таня шла вперед, напевая себе под нос популярную мелодию.

Деревья постепенно расступились, и за ними показались болотистые кочки, поросшие влажным мхом, и трясины, особо опасные для неопытных путников. Болото одновременно пугало своей силой и потрясало мистикой и загадочностью.

Таня немного полюбовалась ни с чем не сравнимой красотой этих мест, а потом склонилась к самой земле в поисках ягод. К своей радости, она сразу же заметила несколько ягод. Аккуратно сняв княженику со стебелька, Таня положила ее в рот. И сразу же ей вспомнилось, как в детстве она бегала вокруг матери, выпрашивая дать ей еще горсточку ягод.

Съев еще несколько ягод, Таня вдруг услышала позади себя странный звук, доносящийся с болота. Он был похож не то на тревожный гул, не то на стон. Она выпрямилась и осмотрелась, но ничего не увидела – болото окутала туманная дымка, которая подступала к ней все ближе и ближе, и вскоре Таня была окружена со всех сторон белым плотным туманом.

Ей вдруг стало тревожно от того, что она не сможет найти путь к дому, оглянувшись назад, она не на шутку испугалась от того, насколько далеко за ее спиной остался лес – за плотной дымкой она едва различала силуэты высоких деревьев, тянущих свои острые вершины к небу.

Таня сделала шаг к лесу и внезапно по колено провалилась в черную болотистую жижу. Как так получилось, что она оказалась посреди болота, если она к нему лишь едва приблизилась? Или болото само обступило ее со всех сторон?

Стараясь не поддаваться панике, Таня попыталась высвободить ногу из трясины, но, сделав неаккуратное движение, упала в топь всем телом. Она отчаянно стала колотить руками по грязи, пытаясь дотянуться до твердой поверхности, но кругом была лишь зловонная трясина. По воде шли пузыри, от этого, болото казалось живым, шевелящимся существом, жаждущим поглотить кого-нибудь в свое черное, вязкое нутро.

Таня изо всех сил закричала, заранее зная, что никто здесь ее все равно не услышит. Туман становился все гуще, менял цвет, превращаясь в темные тучи. Все вокруг потемнело, словно на улице вдруг наступила ночь. Таня снова и снова пыталась выбраться, увязая в трясине все глубже.

Чувствуя, что силы на исходе, она оглянулась по сторонам, мечтая найти хоть какую-то ветку или корягу, за которую можно зацепиться, но внезапно увидела черные руки с безобразно-длинными пальцами, ползущие к ней змеями со всех сторон, хватающие за волосы, руки, плечи и тянущие ее, захлебывающуюся черной жижей, в беспросветную глубину…

Таня очнулась от того, что кто-то сильно тряс ее за плечо. Она замотала головой, пытаясь избавиться от крепкого сна, открыла глаза и увидела перед собой Сергея.

– Где я? – спросила она хриплым голосом, оглядываясь по сторонам.

– Вот и я тебя спрашиваю – ты хоть понимаешь, где ты? И зачем вообще ты пришла сюда? Я же сказал тебе, Таня, что лес для тебя опасен сейчас. А болото – вдвойне! Почему ты ослушалась меня? – строго сказал мужчина, и взгляд его в этот момент был отнюдь не добрым, а строгим и укоризненным.

Таня не ответила. Она молча осмотрела себя с ног до головы – одежда ее была сухая и чистая, нигде она не заметила ни следа грязи, ни мокрого пятнышка. Болото по-прежнему находилось на безопасном расстоянии, под ногами ощущалась твердая, сухая земля. Получается… Она просто спала тут? Как такое возможно?

– Я, наверное, случайно уснула… Сама не пойму, как это произошло, – осматриваясь вокруг сказала она.

– Болото опасно для слабых людей, Таня. Здесь живут опасные сущности – темные, злые, беспощадные. Такие, как ты, становятся для них легкой добычей.

– Но со мной же все в порядке! – Таня с вызовом посмотрела на Сергея.

– Сейчас – да. Но я же будил тебя добрую четверть часа…

Таня подняла с земли свою пустую корзинку, стряхнула с платья сухую траву и пошла к лесу. Оглянувшись, она посмотрела на Сергея, который, похоже, не собирался сегодня провожать ее до дома. Он неподвижно стоял к ней спиной и внимательно смотрел на болото, как будто видел там что-то такое, что было недоступно ее взгляду.

Еще раз тряхнув головой, чтобы окончательно прогнать от себя липкий сон, Таня пошла к деревне.

Дойдя до дома, Таня сняла с себя сапоги и от удивления села на крыльцо, не в силах оторвать взгляда от своих заляпанных черной болотной жижей ног…

На следующее утро Таня проснулась с ощущением полной разбитости. У нее болели мышцы, тело было слабым, как будто из нее выкачали все силы.

Мама с тревогой посмотрела на дочь.

– Дочка, я утром вышла корову доить, а у нас все крыльцо в грязных следах. Откуда взялись – не знаю.

– Я ничего не слышала, – взволнованно сказала Таня.

– А самое главное – смотрю, а возле крыльца мертвая птица лежит. То ли собака ее трепала, то ли зверь какой во двор принес…

– Надо, пожалуй, запирать на ночь калитку, мам, – сказала Таня и, заставив себя встать с постели, пошла на кухню готовить завтрак.

День за днем Тане все тяжелее было подниматься по утрам.

– Доченька, милая, уж не заболела ли ты? – ласково спросила мама в один из дней, поцеловав Таню в макушку и убрав из ее волос прилипшую травинку, – похудела, осунулась…

– Плохо я спать стала, мама, наверное, и вправду заболеваю, – устало ответила Таня.

– А я так и поняла, Танюша. Что-то тебя гложет, спокойно спать не дает. Вчера мне пить ночью захотелось, я мимо твоего диванчика пошла, смотрю – нет тебя. Подумала, что ты воздухом подышать вышла. Ты, если что, буди меня, не жалей. Я с тобой посижу, мне не сложно.

Таня молча кивнула и пошла на кухню заваривать чай. То, что ночью ее не было в постели – эта новость тяжелым камнем тянула душу. Получается, она, не отдавая себе в этом отчета, куда-то ходит по ночам.

К тому же странные сны ей снились в это время – лес, привлекающий ее своей темнотой, и странный жар, разливающийся по всему телу.

По лесу Таня будто шла не на ногах, а ползла огромным червем с такой скоростью, что кусты и деревья перед ней расступались, падали, прижимались к земле, освобождая дорогу ее огромному, скользкому, черному телу.

Тане снилась хижина в лесу. И Сергей снился: он выходил из хижины и смотрел на нее глазами, полными тоски. От его взгляда у Тани все внутри сжималось в один пылающий комок. Пламя жгло ее изнутри, и она неистово целовала черными губами того, к кому-то когда-то давным-давно впервые испытала чувство любви. Казалось, что это чувство никуда не делось, и она по-прежнему любит его. И эта любовь жжет ее внутренности горячим пламенем…

Но сильные руки Сергея вместо того, чтобы ласкать ее в ответ, смыкались на шее, и Таня задыхалась, жадно хватая ртом воздух. Она пыталась разжать его пальцы, с ужасом понимая, что у нее вовсе не две руки, а множество черных и длинных щупалец, растущих прямо на глазах из огромного черного, мясистого туловища. А потом…

Потом Таня просыпалась в своей постели: без сил и без капли энергии, пытаясь прогнать из головы ночной морок, стягивая через голову ночнушку, перемазанную в черной, липкой грязи…

По деревне поползли слухи о том, что ночью по деревне бродит какой-то дикий зверь. У тети Глаши собаку загрызли прямо на цепи, она нашла утром только ее голову, а на соседних улицах стали пропадать то куры, то гуси, то молодые поросята, то другой скот. У старухи Прасковьи козу украли – так она думала до тех пор, пока окровавленные рога козы не нашли за деревней пастухи.

В один из дней, когда Таня убирала лук, ее вдруг стошнило прямо на грядку зловонной, пузырящейся черной жижей. Она села в борозду, прижав холодные ладони к лицу и вспомнила кошмар на болоте, когда она захлебывалась, тонула в этой жиже, и в голове у нее мелькнула жуткая мысль – а сон ли это был? Мороз прошел по коже от осознания того, что с ней творится что-то необъяснимое, не доступное человеческому пониманию. Терпеть это дальше не было сил.

Добравшись до дома на дрожащих ногах, она умылась холодной водой и спросила у мамы, как найти в лесу хижину Сергея. Мама внимательно посмотрела на Таню, как будто понимала, что с ней творится что-то нехорошее.

– Плохо мне, мамочка. Как будто что-то постороннее во мне сидит. С тех пор, как я с болота вернулась, странные вещи со мной творятся. Ты говоришь, что в постели меня по ночам не бывает, так я этого не помню вовсе. А с утра просыпаюсь – все ноги в грязи. А сны – один страшнее другого, – Таня заплакала от осознания собственной слабости и беспомощности, – ох, мамочка, прав был Сергей, не стоило мне в лес ходить.

Мама встала, несколько мгновений задумчиво смотрела в окно, а потом накинула на себя вязаную кофту и повязала на голову платок.

– Нехорошо все это, Таня… Но ты не отчаивайся раньше времени. Брат Ратибор должен помочь тебе, доченька. Он всегда в таких случаях помогает, потому что все о лесных духах знает, в отличие от нас, обычных людей, – мама подала Тане ее свитер и куртку, – Собирайся, Танюша, давай прямо сейчас и отправимся в лес. Давно я брата Ратибора в деревне не видала, не случилось ли с ним чего…

«… ОНА здесь, на воле. Мое мучение началось… Мучение – потому что она приходит ко мне не сама, а в образе той, которую я любил когда-то и продолжаю любить. Она хочет погубить меня не силой, а этой черной страстью, зная, что я все равно не смогу ее убить, пока они с нею единое целое. Не смогу… Не смогу…

Но у меня нет другого пути. Я дал клятву Перуну, что уничтожу ЕЕ, чего бы мне этого не стоило.

Отец-громовержец, дай мне сил…»

Таня не дошла до лесной хижины своим ходом. Несколько раз они с мамой останавливались, чтобы передохнуть. Таня ложилась на землю, вдыхала аромат земли и опавшей хвои и старалась не думать о том, что ее ждет впереди. Сил в ее теле почти не осталось. Каждый раз, ложась на землю, она была уверена, что больше не сможет подняться, не сможет больше сделать ни одного шага.

В конце концов, мама оставила Таню посреди леса и оставшийся путь проделала в одиночестве. Материнское сердце готово было выпрыгнуть из груди от страха, и когда, наконец, она дошла до хижины Ратибора, то упала перед низкой деревянной дверью на колени и зарыдала от переизбытка чувств.

Из хижины показалось бледное и осунувшееся лицо брата Ратибора. Увидев мать Тани, сидящую на земле, он поспешно подошел к ней, помог подняться и с беспокойством спросил:

– Анфиса Дмитриевна, что случилось? Где Таня?

– Оставила на полпути сюда, у заросшего рогозом и камышом озера… Не смогла она дойти, ноги ее совсем не держат, слаба она. Брат Ратибор, помоги, в нее дух какой-то вселился. Злой дух… – сквозь слезы бормотала женщина.

– Знаю, Анфиса Дмитриевна… Только, увы, не дух это. А нечто гораздо более страшное, – голос мужчины звучал печально и глухо.

– Что же это, брат Ратибор? – спросила женщина, вытирая опухшее от слез лицо платком.

– Нечисть… – глухо ответил мужчина и широкими шагами пошел в лес.

Черный пес, сидевший возле дома, сорвался с места и побежал следом за хозяином.

Таня открыла глаза и посмотрела на низкий деревянный потолок, с которого свисали тонкие нити паутины. Повернув голову, она увидела Сергея, который сидел за столом и точил огромный кинжал.

Свет из окна освещал его профиль, и Тане вдруг стало жутко от мысли, что этим кинжалом он сейчас расправится с ней, и никто не спасет ее, не пожалеет, потому что в ней сидит злой дух, а это страшнее любой заразы.

– Сережа, где моя мама? – спросила Таня слабым голосом, чувствуя, как все внутри нее наполняется тревогой и плохими предчувствиями.

– Маму твою я отправил домой. Ей здесь делать нечего. Да и незачем ей видеть все это…

Мужчина отложил кинжал и подошел к Тане. Она хотела встать, но поняла, что ноги и руки ее крепко привязаны к скамье, и она не может пошевелиться. Испугавшись безумия Сергея, она закричала, но он накрыл ее рот своей массивной ладонью.

– Тише, Таня. Послушай меня. Я постараюсь тебе, неверующей, незнающей, объяснить то, что с тобой сейчас происходит.

Таня затихла, и Сергей, убрав руку, погладил ее по волосам и сказал:

– Я не знаю, помнишь ли ты то, что происходит с тобой по ночам…

– Не помню. Но мне снятся странные, жуткие сны. От них кровь в жилах стынет… – прошептала Таня, и на глаза ее навернулись непрошенные слезы отчаяния и бессилия.

– В тебе сидит нечисть, которая сейчас сосет твою жизнь и силы. Днем она спит, и ты приходишь в себя. Но в темное время суток она просыпается и полностью подчиняет тебя своей воле, выходит на охоту в твоем теле, чтобы прокормить свое ненасытное нутро…

– Нет, этого не может быть, не может быть, я не хочу, я не верю… – шепотом повторяла Таня.

Она готова была поверить во все, что угодно, но не в то, что ее изнутри грызет мерзкий и зловонный, черный болотный червь.

– Веришь ты этому или нет, но это так.

– Тогда убери это чудовище из меня, пожалуйста, убери! – взмолилась Таня.

Сергей подошел к столу и взял свой кинжал. Таню затрясло, ее не покидало ощущение, что от Сергея исходит опасность. Она снова отчаянно начала дергать руками, пытаясь освободиться от веревок, которые крепко обвивали ее запястья.

– Не приближайся ко мне! Убери нож! Ты сумасшедший! Сумасшедший, съехавший с катушек псих!

Таня кричала до тех пор, пока не поняла, что от слабости крик ее больше похож на шепот. Сергей, между тем, спокойно убрал кинжал в кожаный чехол и повесил его себе на пояс. Услышав, что Таня затихла, он снова повернулся к ней и произнес:

– Вот поэтому я тебя связал, Таня. Это нечисть в тебе говорит, а не ты сама. Соберись же! Впереди ночь, и эта тварь снова выйдет наружу, и мне предстоит бороться с ней один на один, чтобы освободить тебя…

После этих слов Таня успокоилась, затихла. Через какое-то время Сергей развязал ее, напоил крепким травяным настоем, от которого у нее порозовели щеки и прибавились силы.

Таня выглянула в окно. На улице сгущались сумерки, из глубин леса к маленькой хижине со всех сторон медленно полз вечерний туман. Как буто даже он в этом лесу был живой сущностью…

Сергей сел рядом с Таней и заговорил:

– Пока еще не наступила ночь, хочу сказать тебе, Таня, что я до сих пор люблю тебя. Как бы глупо и неуместно это сейчас не звучало…

Он склонился к ней и нежно поцеловал в полураскрытые губы. Таню охватила волна нежности к этому сильному, волевому мужчине.

Они смотрели друг другу в глаза, и, казалось, видели перед собой тех юных, наивных и мечтательных подростков, которые полюбили друг друга когда-то давным-давно…

– Но все сложилось так, как должно быть. Возможно, именно из-за того, что ты меня не дождалась, я и обрел свое истинное предназначение.

– А я так и не нашла его. Живу в пустоту, без всякой цели, – сказала Таня и грустно улыбнулась.

– Ты просто неправильно искала. Зациклилась на каком-то счастье… Не счастье нужно искать, а саму себя прежде всего…

Внезапно на улице раздался оглушительный раскат грома. Таня вздрогнула всем телом, прижалась к Сергею. Тот поцеловал ее в последний раз, а потом сказал:

– Ну все. Началось. Перун громовержец, отец мой, услышал молитвы и пришел на помощь… Ложись на скамью, Таня. Ни о чем не думай. Сейчас ты уснешь, а когда проснешься утром, то тело твое будет чистым.

Таня неуверенно подошла к узкой скамье, обернулась и в последний раз прижалась к широкой груди Сергея.

– Доверься мне. Я не смогу причинить тебе вреда, даже если на то будет воля самого громовержца…

Таня легла на скамью, глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться и, едва закрыв глаза, сразу же провалилась в липкую, черную болотную жижу.

«… Нечисть гораздо сильнее любого злого духа. Она долго сидит в своем логове-болоте, накапливая до поры до времени силы. В вязкой трясине ее никто не тревожит, а несчастные, которым суждено провалиться в болото хотя бы по пояс, утягиваются ею на дно, где она жадно пожирает их.

Когда Перун, мой отец-громовержец, сделал меня хранителем, я понял, что придет день, когда я должен буду пожертвовать жизнью, чтобы одолеть болотную нечисть, которая уже сотню лет дремлет на дне болота, и вот-вот явит миру свое злобное существо, губящее все на своем пути.

Если не изжить нечисть со свету, то она истребит весь скот и всех людей в округе, испоганит леса и реки, повсюду оставит свои поганые, смрадные, гнилые следы. Мир станет превращаться в болото, и постепенно болото поглотит все на своем пути…

Пришел тот час, когда я столкнусь с нечистью лицом к лицу. Сумею ли я одолеть ее?…

Вероятно, эта запись станет последней в моем дневнике.

В эту самую минуту стены моей ветхой лачуги сотрясаются от сильнейшего урагана – то Перун-громовержец неистовствует.

А нечисть, черная и страшная, уже тянет ко мне свои многочисленные, длинные щупальца…»

***

Таню разбудил луч солнца, ярко светивший из окна и падавший на ее лицо. Она некоторое время лежала с закрытыми глазами, пытаясь понять, где она, и что произошло. Медленно открыв глаза, она поразилась тому, во что превратилась хижина Сергея: все вокруг было перевернуто, забрызгано черной жижей, которая стекала по стенам и капала с потолка. Таню замутило.

Сергей тоже был здесь – он сидел на лавке очень бледный, с поникшими плечами, но его усталый взгляд был устремлен на нее. Внутри все оборвалось от его взгляда.

– Ничего не вышло? Скажи мне правду, – спросила она дрогнувшим голосом.

Сергей встал, Тане показалось, что за ночь он уменьшился в размерах – плечи его уже не казались такими могучими и широкими, и сам он как будто бы похудел, осунулся.

– С тобой теперь все будет хорошо, Таня. Ты чиста. Прямо сейчас идти домой и хорошенько отдохни.

– И это все? – в недоумении спросила она.

– И это все.

– А где же это чудовище? Где эта нечисть, которая сидела во мне? Ты убил ее?

– Да, убил. У меня получилось сделать это. А теперь иди, мне тоже нужно отдохнуть, – устало произнес Сергей и опустил голову.

Казалось, он был совсем обессилен.

– Тебе нужна моя помощь? Я могу остаться, убрать в доме, пока ты спишь… – начала было Таня, но Сергей не дал ей закончить.

– Иди из леса подальше, Таня. Уходи! – закричал он.

Таня вздрогнула, подошла к раскрытой настежь двери, вышла на улицу и с особым блаженством вдохнула свежий воздух. Она и вправду почувствовала себя намного лучше, казалось, в ее тело, наконец, вернулась жизнь.

Таня преодолела уже почти половину пути к дому, наслаждаясь легкостью и силой, которыми наполнилось ее тело. Она старалась не думать сейчас о Сергее, ведь он сам добровольно отверг ее помощь. Она придет поблагодарить его завтра, когда он отдохнет и наберется сил…

Внезапно Таня остановилась. В ее голове промелькнула картинка, потом еще и еще. Картинки сменяли друг друга в разном порядке, пока не сложились в одно целое. Таня все видела… Она не спала этой ночью. Она видела все, что произошло, наблюдала со стороны, как будто душа ее в тот страшный момент отделилась от тела, повисла высоко над потолком…

Вот ее тело страшно раздувается и превращается в огромное, мерзкое существо, похожее на гусеницу, из которой стекает на пол вонючая черная жижа. Сотни длинных щупалец, растущих прямо на глазах из жирного туловища, тянутся к Сергею, душат и тянут его в разные стороны.

А он стоит – высокий, сильный лесной богатырь с бесстрастным лицом, освещаемый частыми вспышками молнии, и громким голосом читает молитвы на древнеславянском языке. Таня понимает, что он призывает отца-громовержца помочь ему выстоять и одолеть нечисть.

Сергей с трудом отдирает щупальца от своего тела, а нечисть, извиваясь, пробирается к нему все ближе и ближе. Таня с ужасом замечает, что у болотной твари – ее лицо. В ноздри бьет отвратительный гнилостный смрад, все вокруг заливает вязкая черная жижа, текущая из тела червя, ноги Сергея вязнут, словно он стоит посреди болота.

И тут Таня видит, как он подходит к нечисти и целует губы, которые пока еще принадлежат ей самой. В этот момент гроза врывается в маленькую хижину, бревна которой начинают ходить ходуном. Вспышки молний, кажется, заполняют все пространство, обжигая нечисть и Сергея большими огненными шарами.

Сергей продолжает яростно целовать черные губы, словно не замечая, что постепенно эта чернота проникает в него самого – все глубже и глубже, пока не поглощает его полностью…

Таня соскочила с земли: бледная и испуганная. Внезапно она все поняла – поняла замысел Сергея, поняла, для чего ему нужен был остро наточенный кинжал, поняла, почему он так грубо приказал ей уйти…

Она со всех ног побежала назад, к хижине. Но добежав до нее, с ужасом поняла, что опоздала – хижина была пуста. Таня остановилась и на мгновение задумалась, а потом бросилась бежать туда, где ей меньше всего хотелось оказаться еще раз – на болото.

Еще слабая после всего пережитого, она бежала до болота из последних сил. Когда лес, наконец, расступился, Таня остановилась отдышаться, одновременно оглядываясь по сторонам. И тут она увидела Друга, огромного черного пса Сергея. Он сидел перед самой топью и тихонько скулил. А потом Таня увидела и самого Сергея…

Он стоял посреди болота, по пояс увязнув в топкой жиже. Лицо его было бледным и бесстрастным, взгляд устремлен в небо.

– Сережа! Сережа! – закричала изо всех сил Таня.

Она уже знала, что произойдет дальше, словно и этот финал она уже видела в своем ночном кошмаре… Слезы катились непрерывным потоком из ее опухших глаз, из груди вырывались судорожные всхлипы и неразборчивые слова.

Таня рухнула на колени, впилась ногтями в мягкую, черную землю – казалось, сердце ее не выдержит, разорвется от боли.

– Сережа! – в последний раз крикнула она мужчине.

Сергей не слышал ее. Он все глубже уходил в болотную трясину, а потом вынул из кожаного чехла кинжал, приложил на несколько секунд острое лезвие к губам, и вознес его высоко над своей головой…

Таня зажмурилась, не желая видеть того, что произойдет дальше. Оглушительный раскат грома вновь сотряс небо и землю, а поток сильного ветра заставил Таню задохнуться и пригнуться к самой земле.

Над болотом разносились пронзительные, душераздирающие вопли нечисти, погибающей в своем гнилом логове, нечисти, которую Сергей самоотверженно принял из Таниного тела в свое собственное, чтобы сохранить жизнь любимой.

– Прошлой ночью должна была погибнуть я, а не он, – тихо плакала Таня, положив голову на колени маме, – он пожертвовал собой, чтобы спасти меня…

Перед ней на полу лежал раскрытый дневник, который она нашла в хижине Сергея и забрала с собой.

– Не плачь, доченька, ты ни в чем не виновата… – утешала Таню мама, а у самой тоже слезы катились из глаз непрерывным потоком от огромной печали и пережитого волнения.

Через пару дней, снова открыв дневник Сергея, Таня нашла записку, которая была адресована ей. Сердце ее на миг замерло от неожиданности, как будто и после смерти Сергей оберегал ее.

«Таня, если ты читаешь эти строчки, значит, меня уже нет на этом свете. Не вини себя, я сам выбрал свою участь. В этом поступке была моя главная жизненная миссия, которую открыл мне когда-то давно отец-громовержец Перун.

Я должен был стать хранителем и защищать все живое от нечистых сил, пусть даже ценой своей жизни. Хочу, чтобы ты знала: я счастлив, что мне удалось спасти от нечисти именно тебя…

Ищи свое предназначение – в этом суть твоего существования. Только обретя смысл, ты станешь по-настоящему счастливой.

Надеюсь, после смертельных объятий болотного чудовища, ты научишься по-другому относиться ко многим вещам, в том числе и к самой себе…

С любовью, Ратибор.»

Через несколько дней Таня с Другом, которого они с мамой приютили, вновь сидели у болота. В этот раз Таня пришла сюда, чтобы попрощаться.

– Спасибо тебе Сережа, брат Ратибор… Никогда не забыть мне тебя и всего того, что ты для меня сделал!

Ветер прогонял болотный смрад, играл с Таниными волосами. Она ловила его руками, закрывала глаза, и слезы катились у нее по щекам.

– Я тоже тебя люблю, и всегда буду любить, – шептала она, искренне веря, что тот, кому адресованы эти запоздалые слова, ее слышит.

А потом и Таня, и Друг – оба смотрели туда, где под толщей черной болотной жижи, между мягкими, травянистыми кочками, навсегда упокоился тот, кто доказал ей своим примером, что главное в жизни – найти не счастье, а свою миссию, то важное, что сделает жизнь значимой, наполненной и, как следствие, счастливой.

Весь Танин мир, все ее мировоззрение за каких-то полтора месяца в Озерках перевернулись с ног на голову. Она и сама как будто стала совсем другим человеком. У нее поменялся ход мыслей и отношение к жизни.

Несмотря на огромную печаль, ее душа, наконец, была спокойна. Этого ощущения умиротворения и благодати Таня не испытывала уже давным-давно. Даже мама заметила, что из ее взгляда ушла «странная тоска».

Таня уезжала из Озерков с грустью, но с большими планами на будущее. Она крепко обняла маму на прощание и почесала за ухом Друга, обещая им скоро вернуться. Внезапный порыв ветра сорвал с Таниной головы шляпку.

– Это брат Ратибор с тобой прощается, дочка, – сказала мама, вытирая набежавшие слезы.

Таня улыбнулась, помахала маме рукой, села в маленький автобус и закрыла глаза.

Уже завтра она разорвет все связи с прошлым и начнет создавать свою жизнь заново…