Читать книгу Дар огня - Екатерина Соболь - Страница 3

Кабан шумно несся вперед, ломая кусты, проваливаясь в снег, – три стрелы торчали у него в боку и что толку? Для такого матерого зверя – просто царапины. Чтобы добить, надо попасть в ухо, а для этого надо подобраться ближе, и Генри уже рассчитал, как это сделать, когда его план с треском разбился об одну простую истину: никогда не знаешь, что взбредет в разгоряченную погоней кабанью башку. Зверь, видимо, решил, что бегать ему надоело и пора в честном бою разобраться, кто сильнее. Он резко развернулся и бросился Генри навстречу.

– Ну, блеск, – выдохнул Генри.

Стрелять? Не успеет. Лезть на дерево? Не успеет. Он расправил плечи, поймал злобный взгляд кабана – и стянул перчатки. В голове стало пусто и ясно: звенящая, яркая тишина. Он рванулся в сторону, перекатился по снегу, а кабан с ревом проскочил на пару шагов дальше, и прежде чем зверь успел развернуться, Генри прыгнул ему на спину.

В воздухе запахло паленым, кабан хрюкнул и повалился на бок – Генри едва успел откатиться, чтобы сотня килограммов мяса не рухнула на него сверху.

– Слишком легко, – пробормотал он, натягивая перчатки. Руки тряслись. Когда ему стало лучше, он засвистел уверенно, громко, чтобы услышал отец.

Через четверть часа отец спустился со склона и посмотрел на кабана.

– Неплохо, да? – хмыкнул Генри. Он сосредоточенно рассматривал подпалину на шее зверя – слишком крепко схватил, испортил шкуру.

– Вот это – неплохо? – угрюмо переспросил отец. – Полтора часа, Генри, ты угробил на погоню за этой свиньей.

– На превосходную, успешную погоню, пап. – Генри вытащил веревку и начал связывать кабану ноги.

– Да неужели? Может, мне еще сказать, какой ты молодец?

– Что такое «молодец»? – нахмурился Генри. Отец часто говорил слова, которых он не знал, – раньше отец жил в мире людей, а у них много непонятных слов.

– Дурацкое слово, которым люди расхваливают друг друга за сделанную работу. А теперь слушай меня. – Отец отрубил от ближайшего куста толстую, длинную ветку и бросил ему. – Медленная, неуклюжая победа – это почти поражение.

– Пап, это же четырехлеток! У него шкура толстая. Да никто из этих деревенских охотников близко бы к такому не подошел!

– О, я даже не сомневаюсь. – По голосу отца Генри сразу понял: сейчас будет нравоучение. – За тобой посылают самых слабых, Генри, чтобы они хоть чему-то научились. Но однажды ты встретишь других людей – опасных, умелых, – и как ты думаешь, чего они захотят? Подружиться с тобой? Может, поболтать? Нет. Люди завидуют тебе и твоему дару, а когда они чему-то завидуют, они хотят это уничтожить. А теперь вернемся к кабану. Когда он вышел к водопою, твоя засада была в полукилометре от него. Вполне можно было попасть в ухо.

Генри закатил глаза и начал привязывать ноги кабана к палке.

– Пап, да эти парни из деревни с такого расстояния и в самого кабана бы не попали. А пока я сильнее их, все в порядке, разве нет? Откуда тут другие люди-то возьмутся?

– Откуда угодно и в самый неподходящий момент. Знаешь, если искусство охотников из Хейверхилла, по-твоему, предел мечтаний, нам пора поговорить о твоем будущем.

– Что, обязательно сейчас? – застонал Генри и, кряхтя, положил один конец палки себе на плечо.

Отец сделал то же самое со вторым концом, и они побрели вверх по склону. Тяжелая туша чуть покачивалась в такт шагам, клыкастая морда рыхлила глубокий снег.

– Люди никогда не оставят тебя в покое, – пыхтел отец, пошатываясь под весом туши. Ничто на свете не могло помешать ему давать наставления. – Чтобы спасти свою жизнь, тебе надо быть не просто сильным. Тебе надо быть лучшим.

– Эй, пап. Но я же молодец, да? – Генри улыбнулся во весь рот и поудобнее уложил палку на плече. – Он. Просто. Огромный.

– Ты самодовольный маленький паршивец, и до добра это тебя не до…

Что-то будто разорвалось в воздухе, Генри дернулся, пригибаясь, и палка сползла с плеча. Кабан провалился в снег, теперь вверх торчали только привязанные к палке ноги.

В небе, над дальними деревьями, загорелись огни. Синие, красные, зеленые… Они взвились вверх, замигали и погасли, а на их месте тут же появились новые. Генри сглотнул. Ничего страшного – просто День Угрозы. Раз в год люди из деревни подбрасывают цветные огни прямо в небо, чтобы показать свою силу и власть. Ну ничего, однажды он им покажет, кто действительно силен.

– Так и будешь стоять или поможешь мне вытащить из сугроба этого хряка? – сердито сказал отец.

Генри повернулся к огням спиной, взялся было за палку – и остановился. Сделал несколько шагов вниз по склону.

На снегу были видны следы какого-то зверя.

– Пап, смотри. Похоже на рысь, но не она – след слишком большой. И пальцы у рыси тоньше, и шаг длиннее, и еще она следы когтей оставляет, а тут их нет.

Генри выпрямился, сделал пару шагов вдоль цепочки следов – и брови у него поползли вверх.

– Откуда зверь вообще тут взялся? – Он ткнул в первый след. – Я сначала подумал, он прыгнул вон с той сосны, но тут шесть с половиной метров, как же он… Неплохой прыгун, да? Не мог же он взять и исчезнуть, – пробормотал он и повернулся к отцу. Тот всматривался в следы тяжелым, неподвижным взглядом.

– Это барс, – выдавил отец.

А огни становились все пышнее, ярче. По лесу прокатился сначала розовый свет, потом оранжевый, и каждый раз снег пропитывался этим светом насквозь, словно кто-то лил на него воду с краской.

– Барс? Никогда про такого зверя не слышал. Но он явно крупный, с отличной шкурой. – Генри страшно устал за утро, но ему хотелось показать отцу, чего он стоит. – Отнесем кабана, а потом я вернусь и выслежу этого барса – от меня не уйдет. Пап, ты что? Что такое?

Отец присел на одно колено и тронул след.

– Поверить не могу, – тихо сказал он.

Но что он имел в виду, Генри так и не успел спросить.

Лес по-прежнему освещали цветные вспышки, они делали его чужим, незнакомым, и, наверное, поэтому Генри услышал свистящий шепот стрелы слишком поздно, но все же успел, дернулся вниз, и стрела врезалась в ствол дерева.

О нет. Только не сегодня.

Генри замер на месте, теряя время, хотя чувствовал: сейчас они выстрелят снова. Отец так и стоял прямо, даже не пытался спрятаться, будто забыл об осторожности. Он всегда ходит в темном полушубке, с Генри его никак не спутаешь, охотники это знают, им незачем стрелять в отца, не он им нужен, но…

– Папа, иди домой, – пробормотал он, тревожно оглядываясь, определяя, где прячутся охотники. Нужно было увести их как можно дальше отсюда. – Не стой тут, бросай тушу и уходи, слышишь?

Отец встряхнул головой и посмотрел на него странным, незнакомым взглядом, хотел что-то сказать, но тут в дерево попала вторая стрела – и Генри сорвался с места.

Он мчался вперед, краем глаза выхватывая из белизны леса полушубки охотников. Свет вокруг по-прежнему был разноцветным, он сбивал Генри с толку, но также он сбивал и прицел охотников. Опасность отдавалась в ушах высоким, пронзительным звоном, он уходил от одного охотника и напарывался на другого, но люди даже не знают, что значит быть хорошим стрелком. Они медленные, неуклюжие, и, пока они натягивали тетиву, он уже уходил с прицела и мчался дальше, не чувствуя больше ни страха, ни усталости, не думая о времени, и слишком поздно понял: они обманули его. Они загнали его туда, где между деревьями была натянута сеть, выкрашенная белой краской, он врезался в нее со всего размаха и едва не застонал – болван, как он мог так попасться?

Генри сорвал с руки перчатку, рванул сеть на себя – и та осыпалась золой. Дар спас его второй раз за день, но время было потеряно, люди нагнали его, он не успел даже дернуться – и стрела насквозь прошила ему плечо. Зато сеть больше не держала, и он поднырнул под следующую стрелу, прополз по снегу и бросился дальше, стараясь не думать о рвущей боли в плече. Охотники кричали что-то, довольные своим обманом, он петлял среди них и деревьев, а потом, резко сменив направление, стремглав бросился к скалам. Там есть замерзшая река, берег нависает так, что под ним можно спрятаться.

С разбегу проехав по льду, Генри соскользнул под откос. Сердце колотилось медленно и тяжело, левый рукав пропитался кровью, но рана не такая уж тяжелая, бывало хуже. Он одним движением вытащил стрелу, на секунду ослепнув от боли, с силой перетянул платком руку над раной, держа один конец зубами. Если кровь будет капать на снег, его и ребенок выследит. Генри вытер мокрый лоб и вжался спиной в обледеневшие камни, пытаясь сквозь сорванное дыхание расслышать, удалось ли ему сбить людей со следа.

Но вместо этого он услышал кое-что другое: тихое звериное фырканье.

Генри повернул голову – и застыл.

Шагах в двадцати от него, ниже по течению замерзшей реки, сидел огромный зверь с серебристо-серой шерстью, и Генри сразу понял: тот самый.

Странным было не то, что барс укрылся здесь от охоты – место удачное, почему бы и нет? Странным было другое: при появлении Генри зверь даже ухом не повел. Стрелять? Такого с одного выстрела не убьешь, особенно с раненым плечом, только разозлишь. Бежать? Просто смешно – догонит за пару секунд.

А потом барс поднялся и неспешно пошел вдоль каменного откоса прямо к нему, и Генри вдруг понял, что дробный, стучащий звук, отдающийся у него в ушах, издают его собственные зубы.

Хуже быть уже не могло, но тут с нависшего над ними скалистого берега раздались осторожные хрустящие человеческие шаги – и страх полоснул Генри, как ножом. Охотники нашли его, сейчас заглянут под откос, и все. Остается только понять, кто убьет его раньше. Лучше бы зверь. Умереть от руки людей – слишком унизительно.

– Вот отличное место, – сказал один охотник. В тишине звук показался оглушительным. – Доставай бутерброды.

Такого слова Генри не знал. Может, это какое-то оружие людей? Он бесшумно перенес вес на одну ногу, приготовился сорваться с места, чтобы не умирать без драки, но ничего не произошло: на берегу было тихо. Потом послышались хруст и чавканье.

– Большой Патрик орал, что подстрелил чудище, так наши теперь по всему лесу разошлись и ищут. Следы потеряли, вот придурки!

Барс остановился и посмотрел наверх, словно тоже прислушивался к разговору. Почему он такой спокойный? Может, больной? Лед на скалах блестел, как стекло, а свет вокруг все время менял оттенок, и под ним все выглядело зыбким, ненадежным. Генри замер, прикусив перчатку, чтобы дышать потише.

– Короче, никто и не заметит, что нас нет. Хоть отдохнем от этой беготни. Если спросят, почему со всеми следы не искали, скажем, что решили проверить тут, у реки, очень внимательно искали, но… – охотник откусил от чего-то и начал шумно жевать, – не нашли. Понял, мордастый?

Генри непонимающе нахмурился. Он не мог вообще не оставить следов, почему они так плохо осмотрели место?

– Слушай, Хью, – сказал второй голос, густой и низкий – так бы, наверное, разговаривали медведи, если бы умели, – а вдруг он правда сюда побежал и сейчас бросится на нас?

– Да ладно, чудище же не совсем тупое! Где ему тут прятаться, не в русло реки же он полезет! Тут скользко, шею можно сломать!

– А если он правда туда залез?

– Ну ты и тупица! Патрик говорит, что руку ему прострелил. Вот если б я взял стрелу и воткнул тебе в руку, ты бы что делал?

– Я бы плакал. И кричал: «Помогите!»

– Вот именно! Любой бы так делал. А тут тихо, так что нету его, можем сидеть спокойно.

Барс еле слышно фыркнул. Генри широко раскрытыми глазами смотрел на него: чего он ждет? Звери не смотрят так долго, прежде чем задрать.

– А если он все-таки выскочит?

– Как же ты меня достал своими дурацкими вопросами! Если выскочит, я натяну свой могучий лук и влеплю ему стрелу промеж глаз. А потом еще одну в сердце, вот прям сюда!

– Хью, а я думал, что сердце слева.

– Потому что ты тупица! Короче, я бы утыкал его стрелами, как ежа иголками, а потом подошел и еще пнул пару раз, чтобы наверняка.

Барс сделал еще несколько шагов в сторону Генри – лапы вминались в тонкий снег без единого звука. Генри сжал зубы и выпрямился. И охотники, и зверь какие-то странные, так что рано сдаваться. Бледно-розовый свет волной прокатился по камням и сменился лиловым, и Генри коротким движением стянул со здоровой руки перчатку. Ему бы только прикоснуться к зверю. Тот, конечно, будет драться, охотники услышат, но вдруг отвлекутся на такую невиданную добычу? Это даст ему хоть пару секунд. Он сбежит. Он успеет. Дар его спасет – в третий раз за день.

– …В общем, до заката я отсюда ни ногой. Мы сидим в засаде, а остальные пусть носятся по лесу, если им так надо.

– А если папа вечером спросит, почему мы со всеми не бегали?

– Тогда мы вот что расскажем. Надо не так цветисто, как в прошлый раз, а то никто не поверит. Мы выследили чудище, залегли в засаде, и тут он выскочил прямо на нас. Так, что дальше… Он зарычал и бросился прямо на тебя, мордастый.

– А почему на меня?

– Ну, если на такого толстяка бросаться, точно не промахнешься! Словом, он вцепился зубами тебе в плечо, и тут я подскочил сзади и ударил… так, чем я его ударил? Поленом! А он кинулся на меня, и тогда я схватил факел и, размахивая им во все стороны, отогнал нелюдя, и тот заскулил и сбежал.

– Но, Хью, мы же не умеем огонь разжигать.

– Ой, не привязывайся к мелочам!

В той же непонятной, нелепой тишине барс подошел вплотную и уселся в шаге от Генри. Тот замер… Руку надо вытянуть быстрым, коротким движением, чтобы зверь не успел укусить, тянуть нечего, надо прямо сейчас, но что-то останавливало его.

Барс глядел на него таким странным взглядом – ясным, почти человеческим. Смотрел так, будто Генри – потерянный родич из его стаи. Этот взгляд напомнил Генри что-то смутное, хорошее, из самого дальнего угла памяти, что-то, чему он даже не знал названия. Генри смотрел в глаза стольким животным, но ни разу не видел ничего подобного. Он моргнул. Безумие какое-то. Стараясь не думать об острых звериных зубах, он медленно вытянул руку вперед, поднес ее так близко к морде, что почувствовал исходящее от шерсти тепло.

Но барс не отводил взгляда, и Генри не мог заставить себя прикоснуться.

– А если папа спросит, где след зубов, раз он меня в плечо укусил? – задумчиво сказал охотник с медвежьим голосом.

– Ладно, сейчас я тебя сам укушу, для достоверности. Подожди, бутерброд прожую. Ага, вот. Только не ори, а то все прибегут.

Над лесом рассыпался целый сноп красных огней, вспыхнул так ярко, что Генри в одно мгновение разглядел все: спокойную морду барса, блестящий лед, две тени охотников, длинные, черные, и Генри, сам не понимая, что с ним такое, медленно опустил руку. Барс еще пару секунд смотрел на него, а потом фыркнул и легко бросился вверх по откосу.

– Хью, да ты сильнее кусай, а то через куртку не чувствуется, – как ни в чем не бывало пробасил охотник – и осекся, словно подавился воздухом.

Генри полоснуло такой яростью, что он сам едва не задохнулся, – идиот, какую добычу упустил! Что с ним вообще такое, с чего он так размяк? Ну уж нет, он – лучший после отца охотник в этом лесу, и он догонит барса, покончит с ним, спрячет тушу под снегом, до заката побегает от охотников, а потом вернется и заберет добычу, и отец будет им доволен. Безумие – вести охоту, когда охотятся на тебя самого, ну и ладно. Да и вообще, нельзя сидеть тут весь день. Это против правил охоты. Людишкам нравится, когда он бежит от них, а не прячется.

И, не думая больше ни о чем, он подтянулся и вылез на берег реки.

Барс, видимо, был совсем не в себе – даже не сбежал. Охотники сидели, уставившись на него, один вцепился зубами другому в рукав и от страха, кажется, позабыл их разжать.

Потом они перевели взгляд на Генри и завопили так, что он едва не оглох, а барс наконец бросился по горе вниз, и Генри понесся за ним. Вдалеке пять или шесть голосов закричали: «Вот он, держите, ну!», вокруг посыпались стрелы – значит, другие охотники были уже недалеко.

Он уворачивался от стрел, по свисту определяя направление полета и ни на секунду не выпуская барса из виду. Сердце у Генри билось так, будто пыталось выломать ему ребра, лес переливался разными цветами, пугающий, незнакомый, они бежали из зеленого цвета в золотой, из золотого в лиловый. В голове мерзко звенело, Генри спотыкался на каждом шагу, с трудом различая барса среди цветных вспышек, он уже сам не понимал, чего хочет больше: догнать зверя или самому уйти от погони. Они мчались так, что охотники остались далеко позади. Генри внезапно понял, что их давно уже не слышно.

Барс выбрал неудачное, опасное место, Генри никогда не зашел бы сюда сам, – зверь бежал в сторону дороги, ведущей в деревню людей. Надо бы остановиться и выстрелить, но барс слишком быстрый, одна заминка – и он его упустит, надо ждать подходящего момента. Склон шел резко вниз, Генри проваливался в глубокий снег, но вставал и бесшумно мчался дальше, все быстрее, быстрее, ноги не слушались, он бы уже не смог остановиться, даже если бы захотел. Барс вдруг оказался совсем близко, потом резко прыгнул вправо, а Генри пробежал еще несколько шагов вперед. Деревья закончились, под ногами оказалась ровная земля.

Он обернулся, задыхаясь. Барса не было. Следы обрывались на снегу. Просто обрывались. Огни рассыпались в воздухе немыслимыми цветами, сразу всеми на свете, – и погасли.

А потом Генри медленно повернулся и понял, что стоит на дороге, а прямо перед ним стоят люди.

В любой другой день Генри сбежал бы, прежде чем они успели понять, что действительно видели его, но сейчас даже с места не мог сдвинуться: голова кружилась, колени будто стали мягкими, как глина, – он ослабел от раны и усталости сильнее, чем думал. У одного из людей в руке был нож, и, не успев даже подумать, Генри вытащил стрелу, кое-как натянул тетиву, стараясь не морщиться от боли в плече, и так замер – просто чтобы напугать. Отец говорил: «Нет в природе крепче сбитого стада, чем люди. Если ранишь одного, хоть царапину на нем оставишь, за тобой придет сотня». Барс заманил его сюда – зачем? Чтобы его убили на дороге, а не в лесу? И куда делся он сам? Нет, нельзя сейчас об этом думать.

Двое стояли близко к Генри: один толстый и с ножом, второй кудрявый и высокий. Третий – человек с яркими, как лисья шкура, волосами – сидел на большом деревянном ящике с колесами, отец говорил, это называется повозка. Люди так обмотаны одеждой, что под ней можно спрятать сколько угодно ножей. А в повозке, наверное, топоры, лук, стрелы. Так, есть еще животное.

Генри глянул повнимательнее и понял: это животное он когда-то видел, называется лошадь, не опасно, используется для перевозок. Но и его нельзя упускать из виду: вдруг люди тренируют этих самых лошадей нападать на врагов?

Все это он обдумал за то мгновение, пока натягивал тетиву, и все это время люди молчали. А потом толстяк с ножом вдруг издал высокий, пронзительный вопль. Генри никогда бы не поверил, что он исходит из такого могучего тела.

– Ого. Это что, и есть ваше чудище? Ладно, судя по крику господина старейшины, можно было и не спрашивать, – сказал человек с рыжими волосами, и Генри немедленно перевел стрелу на него. – Э, э, парень, давай без этого. Дыры в груди не было в списке моих планов на вечер.

Рыжий человек поднял ладони вверх. Отец говорил, это жест подчинения, так делают люди, чтобы показать, что не собираются нападать, и Генри опять повернулся к толстяку. Ничего, скоро отдохнет и сможет бежать. Умчится отсюда быстрее, чем стрела, но ему нужна еще пара минут.

– Я сразу был за то, чтобы от него избавились, я знал, что однажды он на людей решит напасть! – взревел толстяк и замахал ножом во все стороны. – Господин посланник, давайте убейте его, иначе он нас всех порешит!

– А с чего вы взяли, что парень хочет вас убить? – спросил рыжий человек. Он по-прежнему держал руки поднятыми. – Может, он в вас целится, потому что вы орете и ножом в его сторону тыкаете? Вы посмотрите, он сам перепуган до смерти. Готов поспорить на свою гармошку, он тут случайно оказался.

– Захлопни рот, оборванец, никто тебя не спрашивал! – за орал толстяк, сильнее стиснув нож. – Господин посланник, что вы стоите! У вас хоть оружие есть? Да что вы за посланник такой!

Генри натянул тетиву сильнее, беспомощно переводя взгляд с одного человека на другого. Он почти не различал ни лиц, ни слов, только следил за их руками, в голове тяжело стучало: опасность, опасность, опасность.

– Слушайте, у меня есть план, – сказал рыжий. – Господин старейшина опускает нож, ты, парень, опускаешь лук, и мы все мирно расходимся. Мне уже представление пора начинать, ярмарка-то идет.

– Ни за что я нож не опущу, он же, как зверюга дикая, сразу бросится! А ты, трусливое отродье, чем на своей повозке сидеть, помог бы его схватить!

– Так это про вас говорил Пал, – подал голос кудрявый. – Вы и есть секрет, который тут хранят. Молодой человек, послушайте. Мне надо у вас кое-что спросить.

– Да он же не говорящий! – Вопль толстяка перешел в низкий, утробный стон. – Вы бы еще у дерева спросили!

– Я кое-что покажу, а вы скажете, знаком ли вам этот предмет, хорошо?

Кудрявый медленно, раскрытой ладонью потянулся к сумке. Если внутри оружие…

Но кудрявый достал ящик из темного дерева, открыл его и замер. Внутри лежали какие-то серые камни, каждый размером с утиное яйцо.

– Вы знаете, что это такое? Вы видели это раньше?

Генри крепче сжал лук.

– Я ж говорю вам: он языка человеческого не понимает. Слушайте, вы его хоть арестуйте сначала, а потом уж разговаривайте, коли охота! – простонал толстяк. – Он же только и ждет, когда мы спиной повернемся, тут же вцепится!

– Знаете, если б мне в лицо тыкали ножом, я бы тоже на вопросы не отвечал, – пробормотал рыжий. – Господин посланник, хотите совет? Отнимите у господина старейшины нож и бросьте на землю. Не вздумайте доставать наручники. За что его арестовывать? Он с вами поговорит, просто не пугайте его, и все. Не собирается он ни на кого бросаться.

– А вот мой совет, – процедил толстяк. – Хватайте его. Он раненый, мы его возьмем. Таких, как он, надо сначала в клетку сажать, а потом уж допрашивать. И вообще, кого вы будете слушать? Этого оборванца или уважаемого человека?

Какое-то время никто не двигался. Потом кудрявый достал из кармана что-то похожее на железную веревку с петлями на концах, и сигнал опасности в голове у Генри взревел громче. Он сразу понял, зачем эта веревка: чтобы связать ему руки. Значит, все еще хуже, чем он думал. Они хотят не убить его, а взять в плен. Ну уж нет. Пусть даже не мечтают.

– Именем короля вы арестованы до выяснения дальнейших обстоятельств вашего дела. Положите лук на землю и медленно поднимите руки. – Кудрявый словно только сейчас вспомнил, что второй рукой по-прежнему прижимает к груди открытый ящик, захлопнул его и хотел убрать обратно в свою холщовую сумку, но ящик не лез, углы цеплялись за края сумки, и кудрявый протянул ларец толстяку: – Подержите и не мешайте.

Он шагнул в сторону Генри, сжимая в руке серебристую веревку.

– Вот, другое дело! Давайте, вы слева заходите, а я справа! – крикнул толстяк и, тыкая перед собой ножом, засеменил вперед.

– Я же вам сказал – не меша…

Две секунды спустя у обоих в правой руке торчало по стреле. Пекарь издал знакомый вопль и выронил и нож, и ларец с камнями. Кудрявый ахнул, схватился за плечо и согнулся пополам. У него было такое потрясенное лицо, будто его ранили впервые в жизни. А тем временем толстяк, спотыкаясь, бросился к повозке, с неожиданным проворством влез на нее, столкнул рыжего в снег и со всей силы дернул ремни, привязанные к морде лошади. Животное всхрапнуло и потрусило вперед.

– Давай, кляча! Быстрей, господин посланник, он же нас прикончит! – Толстяк рывком втащил кудрявого на повозку, сильнее потянул за ремни, и лошадь побежала. – А ты, зверюга, еще поплатишься!

– Эй, не грубите моей лошадке! – крикнул рыжий из сугроба у обочины. Потом выбрался из снега и нетвердо встал на ноги. Повозка, подрагивая так, будто сейчас развалится, все быстрее катила в сторону деревни. – А хорошо ведь начинался денек. Да убери ты лук, я что, выгляжу как человек, который хочет тебя убить?

Он развел руками, и Генри, следя за ним внимательно, как за зверем, молниеносно убрал лук за плечо и вытащил нож. Этот человек был совсем странный – он не пытался ни напасть, ни сбежать.

– Ну, уже лучше, – с сомнением глядя на нож, протянул рыжий. – Кстати, хочешь совет? Вали из этой деревни. Они про тебя такую историю выдумали, ты бы слышал. Якобы ты прикосновением убиваешь, как тот тип из сказки. Ха! Придумают же! И за что они на тебя так взъелись? Украл что-нибудь? Не с той девчонкой встречался? – Рыжий шагнул ближе, и Генри с силой сжал нож. – Да ты просто душа компании, приятель.

Генри перевел взгляд на камни, раскатившиеся по дороге.

– Ну уж нет, я их брать не буду, – хмыкнул рыжий, будто отвечая на его мысли. – Еще скажут, что украл, а мне это надо? Захотят – вернутся, хотя выглядят эти штуки как обычные булыжники. Ладно, ярмарка уже началась, а мне еще надо свою повозку найти. Удачи, приятель. Если за тобой придут – не попадайся.

И с этими словами он развернулся и побрел в сторону деревни, даже не оглядывался, будто не боялся, что Генри может бросить нож или выстрелить ему вслед. Шел он как-то странно, будто левая нога у него не шевелится. Потом достал что-то из кармана, поднес ко рту, и послышались жизнерадостные дробные звуки, как если бы кто-то решил подражать пению птиц, дуя в железную трубу.

Генри со смутным беспокойством смотрел ему вслед. Странно как-то… Отец всегда говорил, что люди опаснее любого зверя: свирепые, тупые, жестокие, одержимые жаждой убивать всех, кто, вроде Генри, отличается от них в лучшую сторону. Генри потряс головой, чтобы не думать. Далеко же он забрался, если охотники еще не нашли его. Но теперь надо возвращаться и бегать от них до заката, а то скажут, что он нарушает уговор.

Тут взгляд его снова упал на камни, раскатившиеся по дороге, – почему-то его к ним так и тянуло. Он присел на колено рядом с одним из них, осторожно взял, и ему вдруг так захотелось тронуть его голой рукой, это желание вспыхнуло в голове ярко, как молния, и он зубами стянул перчатку. Отец говорил, его дар зачахнет, если его не тренировать, и Генри часто уничтожал камни, деревяшки, кости животных – что под руку попадается, – но никогда еще этого не хотелось так нестерпимо. Он сжал на камне пальцы. Тот начал нагреваться, почернел и рассыпался в пепел, все как обычно, с любой вещью это происходило в его руках, а потом…

Генри вскочил и, больше не глядя на камни, повернул в лес, сбивчиво убеждая себя, что ничего странного не видел.

Когда он разжал руку, пепел упал на снег и вдруг сложился в четкий, яркий контур оскаленной волчьей пасти – и исчез, будто впитался. Генри поворошил снег – ничего. Пепел пропал без следа.

Еле передвигая ноги, Генри брел вверх по склону, вдоль следов барса и своих собственных. Он озирался на каждом шагу, вслушивался в лес, но нигде не было ни движения. Охота идет до заката. Это правило, которое никогда не нарушали ни он, ни те, кто приходил за ним. На дороге сильно шумели, да и он оставил следы, охотники давно должны были его найти. Генри уже почти дошел до того, чтобы крикнуть: «Эй, я здесь, куда вы запропастились?» – но потом придумал кое-что получше. Осторожно, короткими перебежками, он вернулся туда, где все началось, – к каменистому берегу, под которым прятался. Там, где кончались голые камни и начинался снег, было месиво следов, и Генри долго стоял, разглядывая их. К тем двоим охотникам прибежали остальные, следы много раз перекрывали друг друга, они все долго топтались рядом, а потом… Потом куда-то пошли. Это было уж совсем странно. Генри шел вдоль их следов, пока не понял: они ведут в сторону деревни.

Значит, после того как он выскочил из укрытия и погнался за барсом, охотники собрались все вместе и ушли. Не пошли вдоль следов, чтобы найти его или барса. Просто ушли. И что ему теперь делать?

Генри прислонился к стволу сосны, зажимая рану. Ну и денек. Рука, которой он уничтожил камень, до сих пор казалась горячей, будто он обжегся, – такого никогда не бывало раньше. Охотники сами ушли – такого тоже не бывало. Не говоря уже про барса, который просто взял и…

– Так и знал, что опоздаю, – сказал у него за спиной незнакомый голос, и Генри подскочил, хватая лук и стрелу. Под соседним деревом стоял растрепанный старик с клочковатой бородой. Следов вокруг не было, как будто старик просто появился на этом самом месте.

Да уж, действительно – ну и денек.

– Привет, Генри! – Старик приветственно раскинул руки. – Перейду сразу к делу: то, чего все ждали, сбылось! Сивард сказал: «Эта игра однажды продолжится», и день настал! Барс выбрал тебя, а значит, ты – наследник Сиварда и отправляешься в поход за Сердцем, поздравляю! – Голос у него становился все громче, будто он пытался перебудить все зверье в лесу. – Пойдем к твоим родителям, я все им объясню, ты возьмешь вещи и можешь выходить прямо сейчас. А я, Тис, буду твоим помощником в приключениях!

Старик сделал шаг вперед – и в ветку дерева у него над головой врезалась стрела.

– Что ты такое творишь? – возмутился старик и, запрокинув голову, посмотрел на стрелу. – Я рассчитывал на: «Ух ты, Тис, привет, выдвигаемся немедленно!» Ну и молодежь пошла…

– Не подходите ко мне. Убирайтесь. Это мой лес, – пересохшими губами пробормотал Генри. От потрясения он даже забыл, что обещал себе никогда не говорить с людьми.

Старик задумчиво подергал себя за бороду.

– Знаешь, я тебя как-то по-другому представлял. В этом лесу точно нет еще одного Генри? Впрочем, надеюсь, мы… Да что ты делаешь! – завопил он так, что где-то в верхушках сосен всполошились птицы.

Вторая стрела дрожала в стволе дерева в паре сантиметров от его плеча. Генри собирался выстрелить еще разок, для убедительности, но не смог – рана в руке вспыхнула такой болью, что он едва устоял на ногах. Люди явно решили добраться до него, но он им не дастся ни за что, он им не…

– А, я понял, – как ни в чем не бывало продолжал старик. – Если бы у меня вся рука была в крови, я бы тоже, наверное, начал кидаться на всех подряд. Подожди минутку, никуда не уходи.

И с этими словами старик пропал. Просто взял и исчез.

Генри взлетел вверх по склону быстрее, чем косуля, он никогда в жизни так не бегал, даже на охоте, десять секунд – и он уже был на середине откоса, теперь старик его точно не…

В следующее мгновение Генри со всего размаха влетел прямо в него.

– Ты куда? – искренне удивился старик, потирая живот. – Я же сказал: не уходи. И чего ты так на меня смотришь? У меня что, крошки на лице? Так, ну-ка вытяни руку. Лунный камень тебя мигом вылечит. Или это Пушистик? Вечно их путаю.

На этот раз в руках у старика было животное, похожее на рысь, но размером едва ли больше белки. Старик держал его за шкирку, а животное как будто не возражало – висело тихо и сонно, как дохлое, но с открытыми глазами. Генри вжался спиной в ствол ближайшей сосны. Он был храбрым с кабанами, медведями, волками, охотниками, но вот это было уже слишком.

– Стой, куда ты пятишься! Я знаю, дети всегда боятся лечиться, но для этого ведь и нужен волшебник с лечебными кошками! Стой, я тебе сказал. Такой большой мальчик, а боится. Вот, возьми-ка конфету, пожуй пока. – Он вытащил из кармана что-то блестящее и протянул Генри, но тот думал только о том, что лучше: отбиваться ножом или принять свою судьбу. Рука с животным неумолимо приближалась к нему. – А, не берешь конфеты у незнакомых волшебников? Тоже молодец. Ну же, что ты смотришь на меня, как скриплер на костер? Это что, из-за бороды? Зря я ее отрастил. Просто лень было бриться, все равно никуда не хожу. Но ты прав: волшебник с бородой – это странно, вид сразу какой-то дикий. Вытяни руку, последний раз говорю.

Пятиться больше было некуда – Генри уперся спиной в очередное дерево, и тут старик ловким движением посадил зверя ему на рукав. Генри сжался, приготовился, что животное начнет драть его руку, – какие все-таки у людей странные способы убивать, – но зверь сонно улегся животом прямо на рану, пристроив голову ему на плечо. Толстые задние лапы перебрали полушубок около локтя, а потом зверь зажмурился и начал раскатисто, тихо урчать. Генри все ждал боли, укуса, удара, но все было наоборот: боль уходила, будто растворялась в тепле. Потом зверь открыл глаза, извернулся и перепрыгнул на плечо Тиса. Генри уставился на свою руку. Развязал платок. Ощупал плечо.

Раны не было. Исчезла даже кровь, которой был пропитан весь рукав, осталась только едва заметная дырка от стрелы. Генри передернуло. Он даже не сразу понял, что Тиса рядом нет, а когда тот, секунду спустя, появился, животного у него на плече уже не было.

– Я отнес Лунного камня домой, после лечения им надо долго спать, – весело пояснил старик. – А теперь давай представим, что мы только что встретились, и начнем сначала: всегда надо давать людям еще один шанс. – И с этими словами он исчез, по явился, раскинул руки и громко сказал: – Привет, Генри! Извини, я немного опоздал. Барс велел появиться, когда он устроит тебе на дороге встречу с людьми, но я так давно не пользовался магией перемещения в большом мире, что забыл, как она работает, а пока вспоминал – опоздал. Ну и ладно, таких новостей можно и подождать, верно? – Он посмотрел на Генри так, будто ждал ответа. – Эй, я же тебе сказал: ты теперь надежда всего королевства. Ну, и где «ура»? Где «всю жизнь об этом мечтал»? – Он раздраженно фыркнул. – Да уж, раньше с героями таких проблем не было. Ладно, начну издалека. Мальчик, что ты делаешь один посреди леса с дырой в руке? Ты спасаешь принцессу? Ищешь клад? Тебя заколдовала ведьма? Может, у тебя в руке был зуб злого паурага, которого ты победил в долгом бою?

О чем он говорит, Генри не слушал, но голос был таким добрым, будто старик не хотел ему ничего плохого, и Генри вдруг подумал: если бы хотел убить, зачем вылечил его руку?

А старик продолжал смотреть на него с непонятной надеждой, как будто Генри должен был что-то сказать, и они, наверное, стояли бы так еще долго, если бы над лесом опять не вспыхнули сторожевые огни. В День Угрозы люди запускали их дважды в день, – наверное, чтобы он точно усвоил урок и не лез к ним.

– О, так сегодня Зимний день! – воскликнул Тис. – Мой любимый праздник! А почему ты не на ярмарке? Так, нам немедленно надо туда, хочу поздороваться со скриплерами и остальными, сообщить им, что я проснулся. Мы быстренько, а потом уже соберем тебя в поход. Пешком идти неохота – ну и снега тут у вас! Давай мне руку. – Он вытянул ладонь в сторону Генри. Тот замотал головой. – А, ну конечно! Как я мог забыть! Маски! Погоди, сейчас я нам что-нибудь подберу.

На этот раз Генри даже не двинулся. Он наконец все понял. Стрела людей была обмазана каким-то ядом, и он сейчас замерзает где-то в сугробе или уже умер, и это все ему просто кажется, а он даже не успел попрощаться с отцом.

– Я на Зимний день всегда в маске дракона, – неразборчиво сказал старик, появляясь снова. К его лицу теперь был привязан разноцветный кусок картона в виде морды какого-то невиданного зверя, и подозрения Генри только окрепли. – Самих их, бедняг, уже не осталось, но лично я считаю, что надо хоть раз в год почтить их память. Тебе даю маску льва. Лев – символ храбрости, а ты, в конце концов, будущий герой королевства. Надевай.

Генри послушался сразу – что уж теперь. Это, наверное, какой-то обычай мира мертвых. Он приложил яркую маску к лицу и завязал тесемки на затылке.

– А теперь дай мне руку, – сказал Тис. – Вот молодец. И не делай такое мрачное лицо, я даже под маской вижу. Сегодня же праздник! Ну, поехали. Раз, два…

Генри закрыл глаза.

В следующую секунду у него будто вырвали из-под ног землю, а потом подложили обратно, но не ту же самую. Вокруг теснились дома, люди, звуки, запахи, огни, он рванулся назад, натолкнулся на какого-то человека, метнулся в другую сторону и понял, что Тис по-прежнему держит его за руку, вцепившись так, будто хочет раздробить ему кости. Эта боль была почти приятной, отрезвляющей. Генри замотал головой, он вдруг понял совершенно ясно – он жив, а вокруг него… Он пригнулся, решая, как вести драку, – вот только никто не закричал. Не выстрелил.

Люди стояли, запрокинув головы вверх, и смотрели на огни, которые вырывались из круглой жаровни посреди пло…

Генри вздрогнул. Слово «площадь» возникло в голове так, будто он знал его всегда. Что-то шевельнулось глубоко в памяти – и исчезло.

Отец говорил ему: «Никогда и ни за что не лезь туда, где живут люди. Их деревня – страшное место, каких только ужасов там нет! Если они увидят тебя там – сразу убьют, и не мечтай сбежать: люди, от стариков до детей, всегда вооружены до зубов».

Разноцветные огни освещали площадь, высвечивали столы с какой-то пищей, пучки еловых веток, обвязанных цветными лентами, спокойные, расслабленные позы людей, которые крепко прижимали к себе детенышей, и Генри с первого взгляда понял: ни у кого здесь нет оружия. Он всегда чувствовал опасность, но здесь ее не было, и все эти разноцветные наряды, старые дома, еловые ветки и ленты – это было…

– Ого, – еле слышно выдохнул он.

Тут огни погасли, и люди начали смеяться, махать шляпами, обнимать детенышей, хлопать друг друга по спине. Они не дрались, просто слегка касались, потом кто-то повернулся к Генри и сказал: «С Зимним днем!», и голос у него был веселый, а не угрожающий.

– Подавиться мне своей дурацкой бородой, – медленно произнес Тис, и на этот раз Генри слушал каждое слово: пора было уже понять, что происходит. – Ну и убожество. Ты видел эти дома? Они в землю уже вросли. – Тут старик, кажется, понял, что все еще сжимает руку Генри, и разжал пальцы. – Прости. Я теперь понимаю, с чего ты так перепугался. Я думал, что проспал неделю, ну, может, две. Месяц, самое большее. А на самом деле… Благородный господин, подождите секундочку, – позвал он мужчину, который шел мимо них. – Вы не подскажете старику, сколько лет прошло с потери Сердца?

Тот фыркнул.

– Ты у какого прилавка купил такой крепкий сок, дедуля? Мне бы тоже туда.

– Я вынужден настаивать, – пролепетал Тис. – Сколько прошло времени со смерти Сиварда?

– Да я вообще во всю эту ерунду не верю. Но мой дед говорил, что это все взаправду было. Лет триста назад.

– Триста, – повторил Тис и вдруг обхватил свою картонную голову обеими руками.

– Кто вы такой? – спросил Генри, как он надеялся, угрожающе, но получилось, кажется, довольно жалко. Он мелко, неглубоко дышал, никак не мог вдохнуть до конца. Деревня была совсем не такой, как рассказывал отец, но с какой стати отец бы ему соврал?

Тис не ответил. Он раскачивался из стороны в сторону, как заведенный, и мотал своей драконьей головой.

– Триста лет. Я все проспал. Что у меня за судьба – везде опаздывать. Триста лет! – доносилось из-под маски.

Генри хотел было сказать ему, чтобы перестал стонать и объяснил, в чем дело, но тут натолкнулся взглядом на кое-что слишком знакомое: толпу людей в белых полушубках. Оружия при них уже не было, но он их сразу узнал. Почти все на площади были в разноцветном, но эти были одеты как охотники. А рядом с ними стоял толстяк в маске кабана и с перевязанной рукой.

Один из охотников, невысокий и щуплый, в маске медведя, что-то с жаром говорил толстяку, и Генри сделал несколько шагов в их сторону: вдруг узнает, почему они так рано бросили охоту? Тис все равно стоял на месте, по-прежнему бормоча себе под нос.

– …Пап, да честно, так все и было, вон Сван подтвердит!

Стоявший рядом крупный малый в маске зайца решительно кивнул.

– Так, а теперь послушайте меня, – взбешенным голосом процедил толстяк, обводя взглядом охотников. – И вы все, ребятки. Не было никакого барса, вам ясно? Как будто я своих сыновей не знаю. Хью и Сван это выдумали, только чтобы побыстрее от охоты отделаться и на ярмарку идти, пироги есть. А вы и рады! Упустили нелюдя, а он едва не убил и меня, и господина посланника из столицы, и теперь все узнают, что мы эту тварь тут прятали.

– Пап, но как же барс? Мы думали, ты обрадуешься. – Голос у здоровенного парня в маске зайца задрожал. – Он точно такой был, как в сказке, которую бабушка рассказывала. Огромный и весь сияет.

– Еще раз услышу эту дурацкую историю – без сладкого месяц будешь сидеть, – отрезал толстяк и отошел.

Охотники тут же сгрудились вокруг тех двоих.

– Да ладно, мы ж не злимся, – сказал высокий, худой охотник. – Вы отличную историю выдумали – кому охота в праздник носиться по лесу и стрелять? А вашему папаше так и надо, сам бы давно уже подстрелил нелюдя, а то все время только грозится.

– Точно! Точно! – загалдели остальные.

– Но мы его видели! Барса! – дрожащим голосом сказал здоровяк и вдруг заплакал во весь голос. – Правда! Бабушка рассказывала, что барс однажды вернется и укажет на воина, который Сердце найдет! Вдруг это мы?

Ага. Эти тоже, как и Тис, твердили про какое-то сердце. Но чье? Они что, вырвали у кого-то сердце и спрятали? Жуть какая. Вот это уж точно похоже на папины рассказы.

Что-то холодное вдруг коснулось его затылка, он успел пригнуться в последнюю секунду, и какой-то белый предмет пролетел мимо него, едва задев. Генри обернулся, схватившись за нож, но так его и не вытащил.

Неподалеку от него дети – четырнадцать человек в ярких полушубках и маленьких масках – делали что-то странное. Они зачерпывали с земли снег, сбивали его руками в шары и бросали эти шары друг в друга. Увидев, что он повернулся, пухлый мальчик швырнул в него еще один шар, но на этот раз Генри ушел в сторону заранее, и шар упал на снег.

– Ого! – громко крикнул мальчик. – Как вы так увернулись? Поиграйте с нами, а?

Генри сделал шаг назад, еще один, он пятился все быстрее, но дети обступали его, сходились в кольцо. Кто-то бросил в него шар, и он уклонился, потом снова и снова, дети подпрыгивали, кричали: «Ну пожалуйста, хоть пять минут!» Он замер, не зная, что делать. Снежные шары летели все чаще, и он перестал уклоняться, просто втянул голову в плечи и зажмурился. Охотники стоят совсем близко, если он сделает что-то не так, сразу заметят. Надо просто потерпеть – детеныши, наверное, так учатся охоте, это просто снег, а не камни, так что ему повезло, и…

– Кажется, он не очень хочет с вами играть, детки, – произнес голос Тиса. – Я видел, в том углу площади начали партию в колесо дракона. Думаю, вам стоит пойти и показать, кто из вас самый быстрый.

Галдеж и шаги унеслись прочь, и Генри открыл глаза. Он вдруг понял, что закрывал голову руками.

– Извини, я увлекся своим возмущением и потерял тебя из виду. Ты очень странный парень, Генри, – грустно сказал Тис. – Но тут оказалось, что ты странный парень в странном мире, так что все в порядке. Послушай, ты ведь знаешь сказку о Сердце волшебства? Нет? Да уж, все будет не так просто, как я думал. Но у нас все получится, ясно? А теперь надо приободриться. Будешь конфету? Ладно, сам съем. – Он развернул блестящую бумажку, сунул под маску круглую штуку и начал жевать.

Больше всего Генри хотелось во весь голос заорать: «Что, что тут вообще происходит?» – но это явно был плохой план. Надо как можно скорее попасть домой и выяснить у отца, зачем он так жутко описывал ему людей.

– У меня там, в лесу, туша кабана валяется… – Генри прокашлялся. – Давайте мы туда вернемся, я вам половину отдам, и вы уйдете.

Тис наклонил свою драконью голову набок. Глаза старика в прорезях маски казались очень добрыми, даже отец никогда так на него не смотрел.

– Я бы правда решил, что ошибся и ты не тот, кто мне нужен, но… Ты же видел в лесу огромного сияющего барса?

А, так вот в чем дело…

– Вы за ним тоже охотитесь? Так я вам его поймаю, и тушу тоже пополам поделим, только верните меня обратно. Мясо у него, думаю, так себе, но если он на вкус, как рысь, то есть вполне можно.

Глаза старика будто стали в два раза больше, и Генри поспешил добавить:

– Шкуру тоже себе возьмете. Ну как, договоримся?

Тис пару секунд стоял, вытаращив на него глаза. Потом медленно сказал:

– Давай-ка пройдемся. Я уже понял, что в мире людей все плохо, но хочу уточнить насколько.

– Знаете, а берите его целиком. Я вам его за полдня изловлю.

Тис со свистом втянул воздух.

– Нам надо поговорить. Когда закончим, верну тебя туда, откуда забрал, по рукам?

– По чьим рукам? – насторожился Генри, продолжая оглядываться во все стороны.

– Что, даже язык у людей изменился? В мое время это значило «договорились».

И с этими словами Тис развернулся и нырнул в толпу. Генри оставалось только брести за ним. Сначала он шарахался от прохожих, а потом перестал – никто не бросался на него, а некоторые кивали или приподнимали шляпу. Он сначала думал, что под шляпами они прячут оружие, но там и вовсе ничего не было. Несколько человек закричали: «Эй, парень, отличная маска!» Генри поежился. С ним творилось что-то странное – как будто все, что он знал о людях, вдруг взяло и перестало работать.

– Ты что, с кем-то тут в ссоре? – на ходу повернулся к нему Тис. – Вид такой, будто так и ищешь, кому бы дать по лицу. Разожми кулаки, Генри. Я уже понял, что, пока меня не было, люди стали как-то грубее. Но ты теперь герой, а герои не опускаются до драки, если можно решить дело словами. И кстати, в следующий раз не стреляй в волшебника, прежде чем он успеет открыть рот.

Генри сделал вид, что не слышал.

Вдоль краев площади теснились разноцветные навесы, и под каждым что-то происходило. Под одним стояло косматое животное – овца, вспомнил Генри. Мужчины зачем-то по очереди пытались оторвать ее от земли, а овца невозмутимо что-то жевала.

– Силачи, не проходите мимо! – кричал человек в маске голубя. – «Подними овцу» – любимое развлечение наших дедов! Помните, Джонни Мощный однажды ее даже подбросил?! Ну, молодец, Остин, выше, выше давай! Чтобы на вытянутых руках!

Мужчина под навесом, пыхтя, подтянул овцу повыше – и уронил на землю. Та издала короткий возмущенный звук, подошла к миске и чем-то захрустела.

– Что ж ты, Остин! Мало пирогов, что ли, съел? Иди подкрепись, за такой подъем я тебе приз не отдам! Ну, следующий! Кто затмит славу Джонни?

– Ну и жуть, – пробормотал Тис. – Разве такие развлечения были в мое время на ярмарках?

– А если я подброшу эту овцу, вы меня отпустите? – на всякий случай попытался Генри, но Тис только застонал и пошел дальше.

Под другим навесом двое неуклюже лупили друг друга, а другие люди подбадривали их криками. Потом был не навес, а что-то странное – дети с чудовищным скрипом толкали большой железный круг с разноцветными железными фигурами лошадей, раскручивали его и вскакивали сверху, – и в голове Генри вдруг вспыхнуло слово «карусель». Он же никогда не видел такой вещи, так откуда он мог знать, что это?

И тут Тис издал радостный вопль, ткнув пальцем в сторону железного круга:

– Я помню мастера, который ее сделал! Такой у него был дар – строить карусели. Над ним даже смеялись, потому что это явно не тот дар, о котором всякий мечтает, – лучше всех делать железных лошадок и круги, на которых они крутятся. Но гляди – прошло триста лет, а она все еще работает! Пошли покатаемся. – И он за рукав потянул Генри к железному кругу.

Тот прикосновение стерпел, даже не отбил руку старика, но и к карусели, ясное дело, не подошел: вдруг это все-таки ловушка.

– Ты какой-то пугливый. Если скажешь, что и каруселей боишься, я тебя превращу в лягушку, – веско сказал Тис.

– А вы можете? – уточнил Генри.

– Несомненно. Залезай. Мне нравится вот эта, гнедая. А ну-ка, ребятки, раскрутите нас получше, старичок триста лет не катался!

Генри, холодея от ужаса, протиснулся мимо детей и сел на большую черную лошадь. Краска на ней облупилась и облезла, понять, что это лошадь, можно было только по форме, но сидеть на ней оказалось неожиданно удобно. Дети засмеялись, показывая на них с Тисом, и начали всей толпой толкать железный круг.

– Спасибо, детки! – бодро сказал Тис, вертя головой во все стороны, как будто пытался смотреть сразу на всех. – А в благодарность я расскажу вам историю про Сердце волшебства, хотите?

– Да! Да! – закричали отовсюду.

Отец всегда говорил: детеныши людей еще злее, чем взрослые, но эти казались безобидными, как щенки. Еще одна ложь. Генри нахмурился.

Тис внимательно посмотрел на него и начал мягким, незнакомым голосом, – как будто каждое слово отмывал, чистил до блеска и уж потом красиво выкладывал в воздухе.

– Даже у величайших из нас есть свои причуды – и самый великий волшебник на свете издавна любил путешествовать в виде барса. Однажды он решил создать королевство, где у людей будет все, что только можно пожелать, – прекрасная природа, огромные богатства, существа, которые будут во всем им помогать. Но самое главное: он подарил первому правителю этого королевства предмет невероятной силы, ценнее которого нет ничего на свете, – его называли Сердцем волшебства.

Карусель крутилась все быстрее. Первые секунды Генри чувствовал себя, как в ловушке, но потом стало лучше, почти приятно. Он посмотрел наверх: бледно-серое небо тоже будто кружилось. Было еще рано, но, как всегда зимой, сумерки притаились глубоко в небе, словно ждали удобного момента, чтобы накрыть все вокруг. Дети смеялись и толкали карусель – и сигнал опасности в его голове вдруг взял и оборвался окончательно. Он почти не слушал Тиса, слишком был потрясен ужасной мыслью: ему здесь нравилось.

– Барс верил: люди становятся счастливыми, когда чувствуют себя особенными. Сердце хранилось в королевском дворце, и его сила наделяла каждого новорожденного особым даром, который проявлялся со временем: делать музыкальные инструменты, или оживлять взглядом цветы, или рисовать, или лечить прикосновением – на каждое дело был свой мастер. И все было хорошо, пока на трон не взошел король Освальд. А теперь, детки, расскажите-ка мне, что было дальше?

– Освальд был злой король! – крикнул один мальчик. – И больше всего на свете боялся умереть.

– Он хотел стать бессмертным, – прибавила девочка с длинными волосами и, пыхтя, подтолкнула карусель.

– И тогда один злой волшебник сказал ему: «Если ты Сердце волшебства тронешь, любое желание исполнится, это же самый сильный предмет в королевстве!»

– Король его тронул и загадал желание, и оно сбылось. Он себя даже мечом ткнул, а рана тут же срослась, он ведь теперь бессмертный был!

Лица детей мелькали мимо, сливались, теперь Генри уже не мог различить, кто что говорит, – голоса неслись сразу со всех сторон.

– Но Сердце после этого ослабело и совсем тусклое стало – и дары у людей ослабели.

– Освальд подумал: «Ну и хорошо, так они меня лучше слушаться будут!» И решил еще одно желание загадать, чтобы Сердце совсем погасло и все навечно бездарными стали. Но тут появился Сивард!

Дети сразу загалдели громче, повторяя это имя.

– Он был герой, и он хотел, чтобы Сердце опять для всех светило, и у каждого был дар. Барс ему подсказал, где Сердце можно спрятать, чтобы Освальд его никогда не смог найти. И Сивард пошел в поход.

– Но Освальд разозлился и послал за ним вдогонку своего лучшего воина, разрушителя, – громко сказала девочка с длинными волосами. – И мой папа говорит: чудовище, которое в нашем лесу живет, такое же, как разрушитель из сказки.

Генри показалось, что ему за ворот насыпали снега. К счастью, никто на него не смотрел, дети беспокойно переглядывались между собой. Они перестали крутить карусель, и мир тут же стал вращаться медленнее.

– Вас, наверное, чудовищем пугают, чтобы вы кашу хорошо ели? – с улыбкой спросил Тис.

– Нет, – неловко сказал мальчик в красной шапке, пиная ногой снег. – Оно настоящее. Мой брат говорит, его сегодня ранили, и оно теперь на нас еще год не нападет.

Генри едва не подавился воздухом. Что за ерунда? Он никогда в жизни не собирался на них нападать. Это они завидуют его дару, поэтому хотят его убить, так отец говорил.

Карусель остановилась совсем.

– Ты, наверное, что-то перепутал, малыш, – фыркнул Тис. – А вы толкайте, толкайте карусель, ребята, – дедушка хочет побыстрей кататься. Разрушитель был только один, в сказке про Сердце волшебства. Таких, как он, больше не было и, надеюсь, не будет.

– А что он сделал? – севшим голосом спросил Генри.

– Он был очень злой, – хмуро сказал мальчик в зеленой шапке с острым верхом. – Что ни тронет, оно в золу превращается. Мама говорит, если я не буду мыть руки перед едой, он ночью ко мне заберется и напугает.

Генри сжал зубы. Так люди, получается, выдумали целую историю, только чтобы оправдать свою зависть к его дару! Якобы он такой же, как тот выдуманный тип, и поэтому его надо убить. Очень смешно. Да его дар – мечта любого охотника, он ему жизнь много раз спасал!

– Сивард успел спрятать Сердце, но тут его догнал разрушитель, у них была битва, и они смертельно друг друга ранили, и оба погибли, – неуверенно сказал мальчик в красной шапке и слегка подтолкнул карусель.

– И дары у всех совсем исчезли. Потому что Сердце теперь было так запрятано, что его волшебство до людей не долетало. И все волшебные существа тоже спрятались: и волшебники, и русалки, и Худое Пальтишко, и даже Барс, и никто их больше не видел.

– Зато Освальда прогнали из дворца, и он больше не был королем, – довольным голосом сказал мальчик в маске лосенка.

– Но только Сивард и Барс знали, где Сердце спрятано. Сивард умер, а Барс больше не появлялся. И даров у людей больше никогда не было. Конец, – вздохнула девочка с длинными волосами.

– Нет-нет, не конец! – Тис важно поднял палец. – Помните, детки, что Сивард перед смертью сказал?

– «Однажды эта игра продолжится!» – перекрикивая друг друга, завопили дети, и настроение у них тут же исправилось.

– Точно! – Тис выпрямился во весь рост, потом вспомнил, что он все еще на лошади, слез с нее и выпрямился еще раз. – А теперь я вам открою секрет, хотите? Этот день настал! Барс указал наследника Сиварда, который найдет Сердце, и он – из вашей деревни! Здорово, правда? Ваша деревня прославится как родина героя, так что давайте крикнем: «Ура!» Должен же я это хоть от кого-то сегодня услышать!

Дети нерешительно переглянулись.

– Это же сказка, – наконец сказал мальчик в красной шапке. – Не было на самом деле никакого Сердца.

– Что?! – заорал Тис и стукнул кулаком по ближайшей железной лошади. – Сказка? Да я сам там был!

– Дед, ты что детей пугаешь? – уныло сказал какой-то мужчина, подходя к карусели. – А ну-ка иди отсюда.

– Пугаю? Да я волшебник! Моя работа – веселить детей! Не верите? Я вам сейчас покажу, смотрите…

Но прежде чем он успел закончить, мужчина толкнул его с такой силой, что Тис отлетел на пару шагов и сел в снег. Генри подскочил к нему и зачем-то поднял – старик с головой дракона выглядел нелепо, сидя на снегу, он будто поверить не мог, что его толкнули. А мужчина уже повернулся к детям.

– Пошли отсюда! – рявкнул он. – Покатались, и хватит, эта штука уже старая, а имущество беречь надо.

– Я, наверное, разучился с детьми разговаривать, – глухо пробормотал Тис из-под маски. – Хорошо хоть, они мою дурацкую бороду не видели. – Он медленно повернулся к Генри, и тот увидел, что глаза старика в прорезях маски как-то странно, влажно блестят. – Можешь себе представить? Они думают, это сказка.

Генри был уже почти готов сказать, что обо всем этом думает он сам, когда неподалеку раздались громкие крики. Он напрягся, хватаясь одной рукой за лук, а второй за нож – по ходу драки решит, как лучше отбиваться, – но вдруг понял, что крики радостные, а не злобные.

Люди смеялись. Этот звук был таким веселым, от него словно воздух звенел, и Генри пошел туда. Он спиной чувствовал, что Тис идет за ним, продолжая ворчать. Еще час назад он скорее во ткнул бы нож в самого себя, чем повернулся спиной к человеку, но приходилось признать: если б Тис хотел его убить, давно бы уже это сделал. Эта мысль была такой странной, угловатой, будто не помещалась в голове, и Генри решил, что пока лучше вообще ни о чем не думать. Успеет.

В том углу площади, куда они пришли, стояла покосившаяся повозка с привязанной к ней и тоже словно бы покосившейся лошадью, а на повозке, тоже слегка накренившись, стоял человек в маске лиса. Над маской торчали рыжие волосы.

– А теперь мне нужен один доброволец из толпы. Идите сюда, красавица.

Он протянул руку, и девушка в маске цапли, уцепившись за нее, поднялась на повозку, едва не уронив рыжего парня, – она весила раза в три больше его. Люди опять засмеялись.

– Милая леди, расстегните шубу и покажите, какое у вас под ней платье. – Девушка-цапля застенчиво расстегнула верхнюю пуговицу шубы и вытянула наружу уголок чего-то серого. – Не очень праздничное, но мы это исправим! Сейчас я попрошу вас всех, драгоценные зрители, хлопать в ладоши и считать вместе со мной до пяти. Уверяю вас: через пять ваших хлопков на этой дивной леди по волшебству окажется ослепительное платье! Вы готовы? Сейчас я закрою ее волшебной ширмой превращений! Раз, два…

И он с головой накрыл девушку чем-то похожим на каркас из проволоки, обтянутый тканью.

– Три, четыре, пять! – досчитали все вокруг, хлопая в ладоши, и рыжий человек поднял ширму.

Девушка была по-прежнему в маске, но теперь на ней было обтрепанное ярко-красное платье. Генри сдавленно выдохнул. Даже после всех приключений сегодняшнего дня это показалось ему невероятным.

– Благодарю, благодарю, господа! Волшебство все еще с нами! – бодро закричал рыжий, раскланиваясь во все стороны. У него был такой задорный, веселый голос, будто созданный, чтобы заставлять людей смеяться.

Тис застонал, вцепившись в торчащий из-под маски край бороды.

– Волшебство? Да они в сговоре, и на ней уже было платье, под этой серой тряпкой! И вот это волшебство? Да триста лет назад этого прохвоста бы гнилыми сливами закидали! А они ему хлопают! Я вот могу сделать так, чтобы прекрасное платье появилось на всех, кто тут есть, за одну секунду. Раз!

Тис щелкнул пальцами, и над толпой пронесся нестройный, перепуганный вопль. Все, кто стоял вокруг повозки, теперь были в платьях: мужчины, женщины, дети, рыжий человек с головой лиса и даже лошадь. Люди вокруг так смешно вопили, сталкивались и хватали друг друга за плечи, что Генри почувствовал: у него тоже что-то непонятное начинает происходить с лицом.

– О, вот ты и улыбнулся, по глазам вижу! Для этого и нужно настоящее волшебство. Ладно, не буду портить их убогий праздник. – Тис щелкнул пальцами еще раз, и одежда на всех стала, какой была. – Вообще-то щелкать не обязательно. Это так, для красоты жеста. На самом деле я просто мысленно призываю вещи из собственного хранилища.

– Да, да, это мой новый волшебный трюк! Готов поспорить, такого волшебства вы еще не видели! – крикнул рыжий человек, крепко вцепившись в собственную куртку, будто боялся, что она опять исчезнет. – А теперь еще немного волшебных превращений и появлений! Кстати, господин в первом ряду, что это у вас торчит из кармана? Это, случайно, не чучело голубя?

Человек в первом ряду и правда достал из кармана чучело голубя и замахал им в воздухе, крича: «И откуда оно тут взялось?» Все вокруг засмеялись, а Тис поморщился:

– Скучно. К тому же этот мальчишка злоупотребляет словом «волшебный». Пошли отсюда.

Генри бы не отказался посмотреть еще, но Тис уже несся вдоль прилавков, расталкивая людей. Генри едва его догнал.

– Давайте кое-что выясним, ладно? – на ходу начал он. – Что вам от меня нужно?

– Я же сказал, Генри. Чтобы ты вернул людям Сердце.

– Да, это я уже понял. Что вам на самом деле надо?

– Слушай. – Тис вдруг развернулся и взял его за плечи. Генри стерпел. – В тот раз никто не выиграл, можешь это понять? Когда Сивард умер, дела в этом королевстве пошли совсем плохо, и все волшебники и волшебные существа попрятались. Лично я лег спать, а сегодня утром мне явился Барс. Он сказал, что Освальд уже выбрал своего воина и есть только один человек, который способен победить его и вернуть людям Сердце. И сказал, где его искать.

– Так, может, вам уже пора за ним, а мне домой?

Но Тис продолжал смотреть на него, и до Генри дошло.

– Хотите сказать, что это я и есть? Слушайте, что за глупость? Вы серьезно мне хотите сказать, что увидели во сне говорящего зверя, а я из-за этого должен куда-то там идти?

– Наконец ты уловил суть! Ну как, готов к приключениям?

Кажется, по взгляду Генри старик понял, что именно он обо всем этом думает, потому что махнул рукой и опять помчался вдоль прилавков, ловко огибая прохожих.

– Тогда, думаю, надо перекусить. Переговоры всегда лучше идут после хорошего чаепития. Куда делись все скриплеры? Они же всегда разливали чай на ярмарках Зимнего дня! Ладно, попробуем, на что способны люди. Какие пироги ты любишь?

– Что такое «пироги»?

– Ну ты и шутник. Так, мне нужна монета. Люди после потери Сердца стали такими жадными, раньше на ярмарках все раздавали бесплатно, а теперь требуют монеты, можешь себе представить! Денег у меня с собой нет, но…

Он достал нечто блестящее и круглое прямо из воздуха, и у Генри опять что-то произошло с губами, они будто растягивались в стороны против его воли.

Тис засмеялся:

– Стой тут, сейчас приду. Я уже понял, толкотню ты не любишь.

Генри послушно застыл у стены кривого, почерневшего от времени дома, размышляя, что лучше: сбежать или дальше уговаривать старика вернуть его на место, и тут почувствовал, что кто-то смотрит ему прямо в затылок. Он обернулся и успел заметить человека, который тут же спрятался за чьей-то спиной. Странно было то, что его маска, единственная на всей ярмарке, не была звериной: она была железная, с прорезями для глаз.

– А вот и я. Взял разных – с вишней, марципаном и яблочным джемом. Пошли, вон скамейка. И возьми свой земляничный чай, пока я его не пролил. Кружка просто ужасная. Разве из таких пили раньше! А в залог, что я ее верну, с меня еще одну монету взяли! Куда катится мир!

Они сели на скамейку у входа в один из домов.

– Пироги – ерунда, – мрачно сказал Тис, подсовывая куски под маску. – То ли дело раньше! А ты почему не ешь? Перед походом надо подкрепиться!

Генри пожал плечами. Чтобы он прикоснулся к еде людей? Нет, это уж слишком. Вдруг в этом и состоит их план: отравить его, а старик просто отвлекал внимание. Странный план, конечно, но…

– Ладно, как хочешь, – вздохнул Тис. – Сам доем.

Он быстро закинул остатки в рот, зевнул и прислонился головой к стене дома.

– Сивард на своем пути прошел семь испытаний, – опять затянул старик. – Барс хочет, чтобы ты сделал то же самое. Он передал тебе подсказку, как найти место первого испытания. Все просто: пройдешь все семь и узнаешь, где спрятано Сердце. Достанешь его из тайника, и оно снова будет светить для всех. Вот подсказка, запоминай: «Дом тебе укажет путь. Чтобы поиск продолжать, надо головой рискнуть: здесь ее легко сломать».

– Чего?

Тис пожал плечами и зевнул.

– Такие вещи только люди умели отгадывать, а я просто волшебник. Но я уверен, ты справишься.

Генри поставил свою кружку на скамейку и встал с чувством странного, незнакомого сожаления. Пора было со всем этим заканчивать. Старик, кажется, принимал всю эту историю слишком близко к сердцу и оставлять его в покое не собирался.

– Слушайте, вы сказали, что вернете меня назад, когда мы поговорим. Я вас послушал, а теперь хочу обратно в лес.

– Подожди, я же тебе все объяснил! Ты будешь новым Сивардом, Генри. Это огромная честь, и, раз Барс тебя выбрал, ты должен идти.

– С чего? Это все как-то глупо.

– Спасти свою землю от убожества и разрушения – глупо? Что ты за парень такой! – Тис ударил себя по коленям. – Да любой в твоем возрасте мечтает совершить подвиг, тебе этот подвиг на блюдечке приносят, и ты отказываешься? Отличного героя Барс выбрал! Я начинаю думать: может, он тоже за эти триста лет с ума сошел? А ну стой, куда пошел? Сядь обратно. Сам знаешь – от меня не сбежишь.

Генри крепче сжал на плече лук и наклонил вперед голову, как лоси перед атакой, но Тис вдруг засмеялся:

– Тебе кажется, что у тебя угрожающий вид? Позволь разочаровать, дитя мое, – ты один из наименее страшных людей, каких я встречал за свою долгую жизнь. И знаешь что? – Тис шагнул ближе. – В глубине души ты не хочешь отсюда уходить. Я все уже понял: с тобой случилось что-то плохое, и после этого ты боишься людей. Но все дело в том, что на самом деле они тебе нравятся.

– Неправда.

– Правда, Генри. А теперь сядь на эту уродливую, криво сколоченную скамейку. Вот раньше были скамейки! – Тис зевнул, голос его стал совсем смазанным, сонным. – Мы будем тут сидеть, пока ты не согласишься идти в поход.

– Я не соглашусь, – огрызнулся Генри, но Тис посмотрел на него так, что он сел.

– Люди в среднем живут по семьдесят лет, а волшебники дотягивают и до тысячи. Кажется, я знаю, кто сдастся первым.

Генри отвернулся от старика и уставился на беспокойную, ни на секунду не останавливающуюся толпу. Хуже всего было то, что старик был прав: ему тут нравилось. Но почему тот никак не может объяснить, чего ему на самом деле надо? Генри повернулся, чтобы спросить еще раз, и понял, что старик спит, прислонившись затылком к стене.

Может, разбудить и послушать его странную историю еще раз? Но скоро закат, отец будет ждать его с охоты. Если он успеет уйти достаточно далеко, старик, может, его и не найдет. На секунду Генри почувствовал острую, непонятную грусть и, чтобы не думать о ней, встал и, засунув руки в карманы, пошел прочь.