Читать книгу Земля забытых - Екатерина Соболь - Страница 5

Ближе к окраине городские улицы становились все уже, дома – меньше. Генри ждал, что Роза будет ужасаться местной бедности и грязи, но она смотрела на все вокруг тем же сияющим взглядом, что и на реку из звезд, и на него самого: будто все это – прекрасные подарки, которые не могут разочаровать. Скоро ее чувство передалось и Генри: ощущение волшебной ночи, когда сбывается все, чего захочешь.

Дома попадались все реже, потом исчезли совсем. Небесная река мерцала в темноте, вела их через остро пахнущий хвоей лес, через поля, где приходилось обходить дремлющих овец, через деревеньки, где все спали, но от домов веяло теплом натопленных на ночь печей. Первое время Генри ломал голову над тем, как быть с босыми ногами Розы, а потом заметил, что она справилась и без него, – да еще таким способом, на который у него и воображения бы не хватило.

В шаге перед ней с невиданной скоростью вырастала трава, и когда Роза ставила ногу, она ставила ее на мягкую и сухую траву, а не на размокшую холодную землю. Видимо, пока Генри ездил побеждать лютую тварь, Роза тоже времени не теряла и училась использовать свой дар. Генри обернулся: по черному полю за ними тянулась узкая зеленая полоса. Теперь при желании за ними было бы легко проследить, но Роза, к счастью, начала проворачивать этот трюк, только когда они удалились на порядочное расстояние от дворца. Генри представил себе, как утром местные будут гадать, что оставило на их полях такие странные знаки, и улыбнулся. Завтра десятки людей определенно поверят в волшебство.

На усталость Роза не жаловалась, и они шагали всю ночь, не говоря друг другу ни слова. Генри ждал, что к рассвету земля остынет окончательно, тут-то они и продрогнут до костей, но, как ни странно, становилось теплее. Природа вокруг менялась с каждым часом: вместо набухших почек на деревьях – разлапистые крупные листья, вместо хилых первых травинок – буйные заросли растений, непохожих ни на одну известную Генри траву. К тому времени, как небо побледнело, Розе уже давно не надо было выращивать для себя удобную тропу – они оба шагали по сухой песчаной земле, огибая усеянные колючками цветущие кустарники.

Генри с удовольствием просто шел бы дальше на юго-восток, не связываясь с новыми загадками, но он уже понял, что значат первые две строки стихотворения: «Путь дарителей с рассветом стал запутанным и сложным». Как только встанет солнце, звезды перестанут указывать путь, и нужно будет искать вторую подсказку.

Звездную реку становилось все труднее различать, она выцветала, словно приближающийся восход забирал у нее силу, и наконец, когда над горизонтом показался розовый край солнца, небесная река исчезла окончательно. Они стояли на песчаной равнине с редкими пятнами алых и желтых кустарников, а за ней начинался город из невиданного светлого камня, похожего на застывшие от времени пласты песка. Даже форма домов здесь была не такой, как в столице: тот, кто строил этот город, явно не любил острые углы. Линии крыш плавно перетекали в стены, окна были почти круглые, и вся эта картина выглядела такой радостной, что Генри подумал: если скриплеры не обманули и Барс правда оставил подсказку, то прекрасный город выглядел очень подходящим для этого местом.

– Зайдем туда, ладно? – спросил он. – Наверняка подсказка где-то здесь, и мы узнаем ее, когда увидим.

Роза замотала головой, глядя на него с таким ужасом, что Генри всполошился. В траве с шуршанием копошились какие-то местные насекомые – может, одно из них ее укусило? Он уже собирался броситься на землю и изучить ее голые ноги, когда Роза разлепила пересохшие губы и пролепетала:

– Веер. Я его забыла. Так торопилась, что… Я не могу. Не могу показаться людям в таком ужасном виде. Я сяду и где-нибудь здесь тебя подожду, хорошо?

Генри медленно выдохнул. Нашла из-за чего беспокоиться! От бессонной ночи щеки у Розы немного ввалились, глаза были красные, от гладко зачесанной дворцовой прически уже ничего не осталось, но «ужасный вид» – это было явное преувеличение. Ужасный вид – это непромытые раны, кровь, три дня без сна на охоте и обмороженные пальцы, но уж никак не отсутствие веера.

– Я же сказал, что глаз с тебя не спущу. Вперед, нормально ты выглядишь, – терпеливо сказал Генри. – Я видел женщин в большом мире, у них вообще вееров нет, эту глупость у вас во дворце выдумали. То есть у нас во дворце.

От мысли о том, что у него теперь есть дом, Генри стало так хорошо, что он не сразу заметил, каким малиновым цветом налились щеки Розы.

– И много ты их видел? Женщин? – прошелестела она.

– Ну, да, – бодро начал Генри, но, увидев лицо Розы, поправился: – Не очень. Совсем мало. Парочку. Думаю, нам уже пора.

Роза обхватила Генри за локоть и побрела вслед за ним к городу, с каждым шагом все ниже опуская голову. К тому времени, как они вступили на мощенные все тем же песчаным камнем улицы, Роза почти уткнулась лицом ему в рукав, будто думала, что без веера ее здесь кто-нибудь побьет. Но никто ничего подобного не сделал – их провожали любопытными, чуть враждебными взглядами, какими люди всегда смотрят на чужаков, но в остальном они выделялись из толпы куда меньше, чем Генри предполагал.

Во-первых, здесь любили яркие цвета, так что голубое платье Розы с переливающимися камнями на поясе никого не заинтересовало. Волосы у женщин были распущены по плечам, как у Розы, босые ноги тоже прошли незамеченными – люди здесь носили смешную открытую обувь, в которой видно все пальцы: что-то вроде плетеных тапочек на плоской подошве. Единственным, что в Розе почему-то заинтересовало местных, была меховая безрукавка, и скоро Генри понял почему. Солнце недавно встало, а в городе было уже тепло, как в разгар весны. Может, они вообще не носят мех? Генри остановил Розу посреди улицы, снял с нее безрукавку и затолкал в узел с вещами. Он уже давно выучил: чем меньше внимания к себе привлекаешь, тем меньше неприятностей наживешь.

Выучил он и кое-что еще: в центре человеческих поселений дома всегда богаче и выше, чем на окраине, так что найти главную площадь оказалось не так уж трудно. На это ушло полчаса – город был куда больше, чем показалось сначала. И как только они вышли на открытое пространство, все мечты Генри о том, что подсказка, какой бы она ни была, просто лежит и ждет их посреди площади, разбились вдребезги.

Площадь была огромной и шумной, запруженной народом. В первую минуту Генри показалось, что все толкаются тут без всякой цели, но ведь даже в косяке рыб разглядишь порядок, если присмотреться. Генри остановился посреди толпы и начал задумчиво изучать площадь, слегка отталкивая тех, кто пытался снести его с пути.

– Простите, – лепетала Роза, сжавшись. – Вы очень любезны. Извините.

Дома и тут были из светлого песчаника, – такие похожие, что Генри снова показалось, будто весь город выстроил один человек. Наибольший интерес у местных вызывало длинное строение без окон, зато с множеством полукруглых входных арок, сквозь которые в обоих направлениях сновали люди. Всю стену над арками занимала древняя, кое-где осыпавшаяся картина, сложенная из маленьких кусков разноцветного камня.

У того, кто ее сделал, было полно свободного времени – Генри не мог придумать другой причины, по которой можно заниматься такой утомительной и странной работой. Он привык, что предки увековечивали в основном героев и волшебников, королей и подвиги, а тут стену украшали коровы, поросята, овощи всех видов и размеров, пчелы, колосья, золотистые буханки хлеба и даже розовые соленые окорока. Генри двинулся в сторону невиданного здания, утягивая за собой окостеневшую от страха и неловкости Розу, и остановился на углу, так и не дойдя до входа, потому что увидел вторую стену здания, ту, что выходила в переулок. На ней тоже была картина из мелких камней, но изображала она уже не еду, а огромную карту королевства. Один из городов, Самайя, был обведен венком из колосьев и медовых сот, из чего Генри сделал вывод, что как раз в Самайе они сейчас и находятся.

Самайя была нарисована в правом нижнем углу карты, где-то на уровне его колена. Королевский дворец – слева и куда выше середины стены, Генри не смог бы до него дотянуться, даже если бы подпрыгнул. Может, карта неправильная? Но нет, знакомые места вроде Пропастей и Разноцветных скал были как раз там, где он помнил. А значит…

– Так не бывает, – упрямо пробормотал он, хотя эту фразу, кажется, давно следовало забыть. – Мы за ночь прошли полкоролевства. Это невозможно, мы просто шли, не было никакого волшебства!

– Кроме звездной реки, зажженной для нас самим Барсом, – пробормотала Роза и впервые с тех пор, как они зашли в город, перестала до боли вдавливать пальцы ему в руку. – Это его королевство, понимаешь? Для него все возможно! Раз мы здесь, он точно за нами приглядывает, и все будет хорошо. – Она прижала обе ладони к стене, глядя вверх, туда, где полукругом шла надпись «Королевский дворец», и с сияющим видом повернулась к Генри. – Мы точно найдем здесь подсказку. И победим Освальда, и ты избавишься от дара, и мы сможем пожениться. Вперед!

Генри открыл рот, собираясь сказать, что ее выводы как-то слишком далеко зашли, но Роза уже оттолкнулась от стены и пошла к ближайшей арке таким бодрым шагом, что Генри едва ее догнал, – узел с вещами в толпе бил по ногам и его, и всех встречных. Роза скользнула в арку, Генри поймал ее за руку – и до него дошло, где они оказались.

Рынок, вот как это называется. Все пространство под округлыми сводами было занято рядами прилавков, нагруженных цветами, плетеной обувью и много чем еще, повсюду люди разглядывали товары и выкрикивали какие-то цифры. Роза тащила его вперед так, будто знала, куда им надо, и по пути с приоткрытым ртом оглядывала прилавки. Минут десять Генри надеялся увидеть подсказку среди зелени, корзин и сушеных рыб, но скоро даже Роза замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась.

– Барс не помог, – мрачно сообщила она и обхватила себя за локти, будто снова испугалась толпы.

– Не всегда первая же стрела попадает в цель, – утешил Генри. Кажется, она правда думала, что Барс сейчас явится посреди рынка и объяснит им, куда идти. – Кстати, у нас есть еще одно дело: раздобыть тебе обувь.

И он потащил ее к прилавку, на котором были расставлены сапоги и ботинки.

– Я слышала, что вещи меняют на деньги, а у нас их нет. Ничего не выйдет, – уныло сказала Роза, и Генри в который раз удивился, с какой скоростью она переходит от воодушевления к безнадежности и обратно.

– У нас есть кое-что получше, чем деньги, – фыркнул он и, растолкав людей у прилавка, грохнул на него узел с вещами.

Продавец даже не оторвался от разговора, и Генри, чтобы привлечь внимание, взял его за воротник и тянул к себе, пока тот не упал животом на свои товары.

– Ты же принц, – прошептала Роза, но Генри было не до хороших манер.

– У меня есть выгодное предложение, тебе понравится, – сказал Генри, в упор глядя на перепуганного продавца, и выпустил его воротник.

Свободной рукой он ослабил узел с вещами и вытащил туфли Розы: ветхие, расшитые поблекшими золотистыми нитками.

– Старинные, – изрек продавец, косясь на них, и Генри довольно хмыкнул.

Больше всего люди ценят вещи, сделанные даровитыми предками, – за такие туфли продавец им сейчас десяток пар новой обуви даст. Надо бы попросить вдобавок какой-нибудь еды. Генри задумался, сколько всего будет уместно попросить за туфли, и не сразу заметил, с каким скучающим видом продавец на них смотрит.

– Старинные, потрепанные и неудобные, – договорил продавец. – Кто на таких каблуках в своем уме куда-то пойдет?

– Их сделали великие мастера прошлого! – возмутился Генри.

Продавец поправил воротник и с самодовольной улыбкой обвел рукой прилавок.

– А я великий мастер настоящего. Старье больше не в цене. Отойди, парень, не мешай торговать. – Он спихнул узел и туфли на пол. Роза издала полузадушенный писк и бросилась подбирать свои вещи. – Мне тут сегодня уже пытались продать старую обувь, да кому она теперь нужна?

Генри замер.

– Кто пытался? Люди из дворца? Человек, очень похожий на меня, и здоровенный парень, стриженный наголо? Они здесь были?

– Таких не видел. Из дворца, скажешь тоже! – хмыкнул продавец. – К нам оттуда даже посланники доезжают раз в пять лет. Ну и хорошо, а то все новое бы сцапали, как раньше – старое.

Генри оглядел рынок и наконец сообразил, почему здесь царит такое оживление.

– Вы уже знаете, что дары вернулись, – пробормотал он и уставился на ряды новеньких ботинок у себя перед носом. Кожа была выделана так себе, но обувь явно была удобной. – Эти корзины, и горшки, и сумки – они новые.

– Ты откуда такой сообразительный, из пустыни? Вы там, видать, совсем от новостей отстали. Сердце волшебства уже месяц как вернулось, я мастер-сапожник, а это – покупатели, которые много глазеют и мало покупают. – Он угрюмо обвел рукой толпу. – Товаров теперь больше, чем тех, у кого есть на них деньги.

Генри расправил плечи и уперся обеими руками в прилавок, лихорадочно пытаясь представить, как должны вести себя любимые народом герои.

– Я наследник Сиварда, вернувший Сердце, – важно сказал он, в упор глядя на продавца. – В благодарность за подвиги и за то, что ты получил дар, ты подаришь мне ботинки для этой девушки. Давай сюда. Пожалуйста. Она пришла сюда босиком, и, я уверен, тебе ее очень жаль.

Продавец посмотрел на него так, будто с ним заговорил какой-то мелкий надоедливый зверек.

– Ребята, – проникновенно сказал он зевакам, собравшимся вокруг, – этот пустынный дикарь вымогает у меня ботинки. Как насчет того, чтобы его побить?

Против этого предложения никто не возражал, и Генри оставалось только схватить Розу за руку и потащить к солнечному полукругу ближайшей арки. Его надежда на то, что Сердце сделает всех не только даровитыми, но и добродушными, не оправдалась. За спиной угрожающе стучали шаги, но в умении уходить от погони местным посетителям рынка с Генри было не тягаться – он петлял в толпе, запутывая следы, и остановился только на дальнем конце площади, щурясь от яркого солнца.

– Вещи можешь бросить, – сказал он, увидев, что Роза тащит узел за собой. – Они обесценились.

– Какой красивый город, – дрожащим голосом сказала Роза и выдавила такую жалкую улыбку, что Генри нахмурился. – И милые люди, они просто тебя не поняли. Ничего, если я присяду? Я не устала, я могу идти дальше, всего на минутку.

И она с вежливой улыбкой, как на королевском обеде, уселась прямо на камни, которыми была вымощена площадь. Генри сел рядом, подпирая ее плечом, чтобы она не упала совсем. Ему впервые пришло в голову, что пятнадцать часов в пути для человека, никогда не выходившего из дома, – это немного чересчур.

Он бы не отказался вот так посидеть хоть пять минут, но на них едва не наступали прохожие. Генри беспомощно завертел головой. Будь они в лесу, он бы нашел место для отдыха, но тут…

А потом его взгляд упал на одно из зданий, окружавших площадь. Двухэтажное, с волнистой крышей и потертой, едва читаемой надписью, выбитой на стене: «Гостиница «Нежное сердце»».

– Гостиница – это как постоялый двор, да? – выдохнул Генри, вспомнив, как с помощью Джетта когда-то переночевал в комнате братьев Кэмпбеллов. – Вперед! Мне надо обыскать хоть весь город, но найти подсказку, а ты пока отдохнешь.

Роза замотала головой, обнимая свой драгоценный узел, но Генри уже поставил ее на ноги и подтолкнул в нужном направлении.

Помещение за дверью было таким просторным, что, видимо, занимало весь первый этаж целиком. Тут было прохладно, стены из песчаника мягко поблескивали, вдоль них стояли несколько продавленных старых диванов и большой стол в виде буквы «П». За столом сидела угрюмая пухлая девушка.

– Закрыто, – отсутствующим голосом сказала она, не отрываясь от своего непонятного занятия.

Рядом с ней стояла деревянная конструкция с колесом, на которую сверху был надет большой клок шерсти синего цвета. Девушка быстро перебирала пальцами, как показалось Генри, в воздухе, но, подойдя ближе, он сообразил, что на самом деле вся эта хитрая штуковина помогает девушке скручивать из шерсти толстую синюю нить.

– Эй, – позвал Генри. – Доброе утро. У вас тут можно отдохнуть? Денег нет, но есть красивые вещи. Очень красивые. Старинные. Хотите, покажем?

Ответа не последовало. Генри собирался уже перегнуться через стойку и потрепать девушку по плечу, но Роза его остановила и тихонько постучала кулаком о стол. Девушка нехотя подняла голову.

– Сказала же: закрыто. Проваливайте, – буркнула она и снова перевела взгляд на мелькавшую между ее пальцами шерстяную нить.

– Нам нужна комната, – сказал Генри тем тоном, которым Освальд обычно угрожал своим врагам. – С тех пор как дары проснулись, людям нравится все новое, так? Но вряд ли вы так быстро научились делать новые ткани. – Он вытряхнул из узла пару каких-то платьев. – Разрежьте эти тряпки и сшейте из них что-нибудь другое. Мы с отцом так делали, когда вещи становились совсем негодными.

– Серебрянка в день за комнату – отсутствующим голосом сказала девушка, продолжая прясть нить так, будто от этого зависела ее жизнь. – Или выметайтесь.

Разговор зашел в тупик, и Генри со вздохом снял перчатку. Когда стол рассыплется в пепел, девушке придется послушать, что ей говорят. Он до дрожи боялся, что огонь вернется, но Розе нужен был отдых, а отец учил его не останавливаться, пока не добьешься цели. Генри вдруг понял, что снова мысленно называет Освальда отцом, и поморщился от того, насколько это казалось правильным, – словно заполняло пустоту, которой он даже не замечал.

Генри протянул голую руку к столу и уже почти прикоснулся, когда Роза взяла его за рукав и потянула назад. Он едва чувствовал прикосновение ее пальцев – теплое марево в голове заглушало ощущения. Ему было противно от того, как сильно он предвкушал прикосновение к столу, как сильно что-то внутри его жаждало разрушать, – и это отвращение заставило его остановиться.

– Селина, простите меня, пожалуйста, за любопытство, – начала Роза таким сиплым голосом, будто собственная наглость приводила ее в ужас. – Но скажите, вы любите господина Седжвика всей душой или вам просто льстит внимание такого популярного и привлекательного мужчины?

Девушка замерла. Колесо, которое она как-то ухитрялась приводить в движение ногой, остановилось.

– Откуда ты… – начала она, глядя на Розу едва ли не с ужасом.

– Моя неучтивость ужасна, но так хочется иногда поговорить о любовных делах, а не с кем. – Роза с извиняющимся видом опустила голову – А у вас с господином Седжвиком такая красивая история, я не смогла удержаться.

Селина поднялась, и Генри напрягся. Он был готов драться, если будет нужно, но Селина, кажется, вовсе не злилась.

– Почем знаешь, что я ему нравлюсь? Тебе кто сказал? – грубо спросила она, но Генри видел, каким жадным любопытством, какой надеждой горят ее глаза.

– Никто, мы первый день в городе. Я просто заметила картинку у вас на столе с надписью: «Уважаемой Селине от Седжвика». Вы ее поставили так, чтобы все время видеть, а значит, вам приятно внимание этого человека. – Роза прижала обе руки к груди. – Фрукты прекрасно нарисованы, и краска свежая, значит, у него дар живописца. Почерк и стиль рисования уверенные, четкие, а это говорит о сильном характере.

Генри перегнулся через стол и посмотрел на разноцветный рисунок, стоявший перед Селиной. Он бы на такую мелочь и внимания не обратил.

– Ты все это поняла по картинке? – Селина неуверенно хохотнула. – Не вешай мне лапшу на уши!

– Там, откуда я родом, женщины с детства учатся понимать намеки мужчин, угадывать их характер по малейшим деталям. – Роза подняла взгляд, и голос у нее окреп. – Вся наша жизнь посвящена замужеству. Нужно знать того, с кем придется провести каждый день до смерти. В мире, принадлежащем мужчинам, нам нужно иметь свое оружие: тайные знания настоящих женщин.

Туго скрученная нитка в руках Селины расползлась на две, но та даже не заметила. Она смотрела на Розу так, будто перед ней волшебное существо, рассказывающее о том, как найти невероятные сокровища.

– Думаю, он невыносимо самовлюбленный, – продолжала Роза, глядя на картинку. – Мазки краски довольно небрежные. Все обрели дары совсем недавно, скромный юноша еще год бы тренировался, прежде чем кому-то вручить свою работу, а господин Седжвик не таков. Я даже думаю, он сделал несколько рисунков и подарил их нескольким девушкам. Характер у него за месяц поменяться не мог, значит, он был самоуверенным и без дара, то есть он, скорее всего, еще и хорош собой. Судя по подписи, вы еще не слишком близко знакомы, и ваша история сейчас на самой интересной стадии: ухаживания.

– Он назвал меня «уважаемой», – процедила Селина, мрачно глядя на картинку. – И подарил свои рисунки еще Марии и Адриане. Я ему вовсе не нравлюсь.

Роза фыркнула.

– Если б вы ему не нравились, он бы вам и вовсе ничего не подарил. Мужчины не делают подарки девушкам из уважения, только из интереса. И что же было на других двух рисунках? Наверняка какой-нибудь пейзаж.

Щеки Селины сердито порозовели:

– На одной здание рынка, а на другой – пустыня. Красиво! Я выискала предлог зайти к ним и глянуть. А у меня – еда. Он что, намекает, что я толстая?

– На вашей картине яблоки, абрикосы и тюльпаны, символы жизни и плодородия, в оттенках красного, оранжевого и розового. Он и сам мог этого не заметить, но использовал цвета любви и страсти. Вы ему нравитесь, не сомневайтесь.

– Я так в него втрескалась, что хоть башку себе о стену расшиби, – выдохнула Селина. – Но эти две овцы куда красивее меня, не может быть, чтобы он…

– Красота – это неважно, – спокойно сказала Роза. – Главное – уметь себя подать. Гордость, осанка, взгляд, пронзающий, как стрела, и, конечно, наряд. Кстати, у вас прекрасный дар пряхи – сможете делать себе любые ткани. Правда, синий не совсем ваш цвет. Ваш тип внешности называется «весна», вам больше подойдут теплые оттенки.

Селина перегнулась через стол и оглядела Розу с головы до ног. Генри даже не представлял, что ее мрачное лицо может выглядеть таким воодушевленным.

– Барс послал мне тебя, сестра, – пробормотала Селина и вдруг сжала обе ее руки. Генри думал, что Роза отпрянет, но, кажется, запрет на прикосновения распространялся только на мужчин, и она просто сжала руки Селины в ответ. – В четыре часа на рынке представление, все соберутся смотреть, и он там будет. И эти две красотки – тоже. Поможешь мне одеться? Если научишь этим своим штукам, с меня обед, сандалии, горячая вода и лучшая комната.

Роза учтиво склонила голову:

– С благодарностью приму это любезное приглашение.

– Я, пожалуй, пойду, – слабым голосом сказал Генри.

Про него все, кажется, давно забыли. Селина махнула рукой, показывая, что он может идти, куда хочет и, в общем, оттуда не возвращаться. Роза, продолжая улыбаться ей, бросила на Генри короткий взгляд, от которого у него что-то сжалось в животе. Он даже не думал, что это такое острое, яркое чувство, – понять, что кто-то гораздо умнее, чем тебе казалось, пусть и каким-то своим, причудливым и непонятным умом.

– Я вернусь, – брякнул он, глядя на Розу, которая в ответ, скромно потупившись, кивнула с таким видом, будто его слово – нерушимый закон.

Генри оставил ее в прохладном зале и вышел на улицу. На него снова обрушились звуки, краски и запахи, но пару минут он просто стоял и пытался выбросить из головы внезапный вопрос. Если Роза по картинке столько сказала о каком-то незнакомце, сколько всего она знает о нем самом?

– Нужно узнать, зачем звезды нас сюда привели, – пробормотал он, когда наконец заставил себя сосредоточиться. – Есть ли волшебное существо, которое мне поможет?

Генри повторил эту фразу несколько раз, громче и тише, как приказ и как просьбу, но никто не откликнулся. И он побрел через площадь, стараясь не думать о неприятном: что, если Эдвард и остальные поблизости и он натолкнется на них? Эдвард быстро справился с первой загадкой, потому что много знает, – вдруг он читал что-нибудь про этот город до того, как попал сюда? И Генри поймал за локоть ближайшего прохожего, сутулого деловитого коротышку.

– Доброе утро, простите за беспокойство, – начал он, изо всех сил стараясь выглядеть приветливо. – Вы не могли бы кое-что мне подсказать?

– Ну? – буркнул прохожий, прижимая к себе сумку, и Генри улыбнулся так старательно, что губы заболели.

– Чем был известен ваш город до потери Сердца? Он такой красивый, наверняка в нем есть что-то знаменитое. Или, может, с ним связана какая-нибудь легенда. Или сказка. Или…

– Ничего особенного, – покачал головой прохожий, и Генри едва не застонал от разочарования. – Вот разве что мозаики.

– Это волшебные существа? – оживился Генри.

– Нет. Картины на стенах зданий, они у нас по всему центру города. До потери Сердца тут жил лучший мастер мозаик, его по всему королевству приглашали такие картины складывать. Ну, и для родного города постарался – хотел, чтобы отовсюду ехали на наш город посмотреть. – Прохожий сосредоточенно наморщил лоб. – А, вот еще что. Самайю когда-то называли городом влюбленных. Сюда парочки отовсюду приезжали, тогда и гостиницу выстроили с таким сахарным названием. Но что им тут надо было, уже никто не помнит. Ну все, мне пора.

Прохожий устремился в сторону рынка, Генри крикнул ему вслед спасибо и уставился на мозаику с коровами и овощами. Интересно, чем древний мастер приклеил все эти кусочки камня так крепко, что они за триста лет не отвалились? Кроме этого вопроса, в голову Генри больше ничего не пришло, и все же… что, если он оказался в Самайе как раз из-за того, чем она знаменита?

Следующий час он бродил по переплетению улиц вокруг площади и искал мозаики на стенах домов. Воображение у древнего мастера было что надо, изображения ни разу не повторялись, но, увы, ничего похожего на Барса, ключ от всех дверей или надпись: «Генри, вот что тебе надо сделать» – там не обнаружилось.

В конце концов Генри добрел до совсем уж невероятного сооружения. Это был фонтан посреди еще одной площади, и сразу было видно, что к этому сложному устройству мастер мозаики тоже приложил руку. В середине огромной плоской чаши, полной воды, возвышалась стена в два человеческих роста высотой, покрытая мозаикой в виде каких-то невиданных рыб и существ. На выступах в стене сидели две белые скульптуры тянущихся друг к другу людей, почему-то с хвостами вместо ног. «Влюбленным» – гласила надпись в верхнем углу стены, выложенная из мелких желтых камешков. Генри сел на край фонтана, зачерпнул воды и начал жадно пить. От усталости руки подрагивали. Как вообще можно найти подсказку, не понимая, как она должна выглядеть?

Самым поразительным было то, что фонтан работал: на верхнем краю стены, угрожающе нависая над двумя белоснежными фигурами, лежало черное существо, напоминавшее Алфорда в обличье чудовища: бесформенное нечто с щупальцами вместо лап. Из его открытой пасти вниз лился широкий поток воды, осыпая мелкими брызгами всю площадь. Судя по длинным водорослям, колыхавшимся на дне фонтана, он не переставал работать триста лет. Видимо, древний мастер нашел какой-то невероятный способ забирать воду из речки, которая текла неподалеку между выложенных камнем берегов, а потом возвращать обратно.

Генри встал и собирался уйти, но остановился. Ему почему-то не давала покоя надпись «Влюбленным», и он нахмурился, пытаясь понять, в чем дело.

Надписи. Он видел еще парочку на других мозаиках, и каждый раз – одно слово. Надписи явно были сделаны тогда же, когда и мозаики, то есть сотни лет назад, они уж точно не связаны с Джеттом, но всегда лучше попробовать маловероятный способ решения проблемы, чем сидеть сложа руки. Генри огляделся, выбирая, куда пойти, и увидел на камнях мостовой выложенную мозаикой истертую стрелку, указывающую на одну из улиц.

Через пять минут он стоял рядом с очередной мозаикой на стене дома. Ее он сегодня уже видел – вид Самайи на восходе солнца, – но на этот раз он искал только слово. Обнаружилось оно не сразу – мастер написал его прямо на розовом полукруге рассветного солнца, причем почти таким же розовым цветом. «Солнце» предсказуемо гласила надпись, и Генри сказал себе, что занимается ерундой, но все-таки заставил себя дойти до следующей мозаики, к которой вела еще одна стрелка на мостовой.

Слово номер три тоже разочаровало: «светит», написанное на солнечном луче, падающем из окна в комнату, где за столом сидела женщина с книгой. Генри просто из упрямства перешел по очередной стрелке к мозаике номер четыре и получил слово «ярче» на огромном красном цветке.

А вот слово номер пять наконец-то было вообще не связано с картинкой. Над изображением спящей девушки с такими длинными волосами, что они падали с кровати, а потом свешивались куда-то за окно комнаты, было четко и ясно написано черным слово «когда».

Еще полчаса Генри лихорадочно переходил по стрелкам. Мозаик со словами оказалось ровно десять. Когда он прочел десятое слово, оказалось, что стрелок больше нет. Куда идти дальше, он не знал, зато у него была целая фраза: «Влюбленным солнце светит ярче, когда за стену из дождя войдут». С минуту Генри повторял ее про себя без всякого смысла, а потом до него дошло.

Найти фонтан оказалось легко, потому что около мозаики с десятым словом легко было расслышать шум воды. К счастью, площадь была совершенно пуста, и никто не увидел, как Генри перелез через край фонтана. Он пошел вперед, стараясь не поскользнуться на толстом ковре из водорослей, и шагнул прямо под яркий от солнца поток воды, льющийся изо рта чудовища. Впереди не должно было быть ничего, кроме стены, но Генри шагнул еще раз, другой, третий, и водный занавес остался за спиной.

Перед ним оказалась круглая комната, и сразу было ясно: это место создал не мастер мозаики. Наверное, он пригласил кого-нибудь из своих друзей, того, кто умел повелевать пространством, растягивать и сжимать его как угодно, ведь это место никак не могло поместиться внутри стены, но именно там оно и было.

Круглый зал был выложен мелкими золотистыми камешками, они сияли мягким, непонятно откуда идущим светом, и Генри вспомнил, где видел такие же стены: в Башне мастеров. Но самым странным были здесь вовсе не стены. В дальнем конце комнаты все было заплетено розами: они цеплялись колючками за пол и потолок, цвели во всю силу без всякого солнца: алые, розовые и белые, с печальным нежным запахом. Это было так красиво, что Генри не сразу заметил надпись, выложенную из камешков уже знакомым почерком мастера мозаики. На этот раз тот не пожалел места и усилий на длинный текст, полностью занимавший одну из стен:

Влюбленные, добро пожаловать в Тайную нишу! Ум и наблюдательность привели вас сюда. Возьмите розу с этого куста, пусть каждый из вас уколет себе палец, и если она не засохнет, значит, вы искренне любите друг друга. Роза будет цвести, пока ваша любовь не увянет. Пусть волшебный цветок будет вам памятью о моем прекрасном городе. Франклин, мастер мозаики.

Наверное, эта волшебная ниша перестала работать, когда Сердце спрятали, вот почему все жители успели забыть, зачем влюбленные съезжались в Самайю. Генри в каком-то порыве вдохновения подошел к розам, сорвал белую, вставил в нагрудный карман рубашки и хотел уже уйти, а потом увидел свежий срез на соседней ветке.

Сердце у него застучало сильнее. Вход сюда волшебный, а значит, заработал снова, когда Сердце вернулось, месяц назад. Местные еще не нашли это место, иначе вокруг фонтана толкался бы народ, а срезанных цветов было бы куда больше. Генри зашарил по колючим розовым плетям, раздвигая их, чтобы посмотреть на стену за ними, и скоро нашел то, что искал: еще одну надпись на сияющих камнях. Она не была выложена из мозаики, просто написана чем-то вроде мела.

А рядом с ней шла другая надпись, углем, и, хотя Генри десять лет не видел почерк Эдварда, он узнал его в ту же секунду.

Мне прислали сороку, что ты сбежал. Если доберешься сюда, Освальд, знай, что мы тебя опередили, – кажется, я отгадываю загадки лучше тебя.

Генри потер пальцем стихотворение. Конечно, оно не стиралось, иначе Эдвард уж точно его бы уничтожил. Болван, идиот, ну почему он так хорошо помогает худшему врагу, почему не видит чужака у себя под носом? Генри бросился к выходу, не оглядываясь, – розы его больше не интересовали. Эдвард ведет Освальда прямо к хранителю ключа, и Генри не сомневался, что Эдвард разгадает загадку куда быстрее, чем он сам.

Он шагнул обратно под тяжелые струи воды и снова оказался в фонтане. В этот раз площадь была не пуста: по ней шла девочка. Увидев Генри, она вскрикнула и застыла.

– Вы вылезли из стены, – дрожащим голосом сказала она так, будто хотела сообщить ему что-то, чего он не знал.

– Где главная площадь? – спросил Генри, выплевывая воду.

Она ткнула в сторону ближайшей улицы, и Генри, перемахнув через край фонтана, помчался туда. Краем глаза он заметил, что девочка полезла в фонтан. Учитывая, с какой скоростью среди людей распространяются новости, Генри не сомневался, что весь город узнает про Тайную нишу в самое ближайшее время.