Читать книгу Улыбка бога - Екатерина Соловьева - Страница 4

Утро Ираиды Бартеневой началось с того, что она нашла на подушке перо. Широкое, длинное, иссиня-чёрное, оно перечёркивало белую наволочку в мелкий синий цветочек надвое. На мягком облаке из холлофайбера дремала загадочная тень. Если бы Ида знала, что с этого момента вся её жизнь разделится этим пером, как чёрной линией, на «до» и «после», она бы занервничала или испугалась. Но женщина пока ни о чём не догадывалась. И поэтому она взяла перо в руки и с сонным удивлением уставилась на капельки росы, дрожащие на блестящих волосках. Окно она не открывала с сентября, неплотно закрытая форточка забрана куском старого тюля.

«Вот те на… Откуда оно?»

Ираида осторожно понюхала находку, которая, казалось, ещё бережно хранила запахи владельца: влажных листьев и мокрой травы. И тут, как всегда неожиданно, заорал будильник. Женщина вздрогнула, чертыхнулась и отправилась в душ.

«Какие птицы бывают чёрными? Сороки? Чёрно-белые. Вороны? Серо-чёрные. Галки? Мелкие. Грачи? Улетели», – перебирала она, умывшись и заливая кипятком гранулы кофе.

«Вылезло из подушки!» – выдала она самую нелепую версию, и, как ни странно, немного успокоилась.

Женщина добавила сахар в кофе и с удовольствием отпила глоток. Несмотря на столь ранний час, на стене, выложенной голубым кафелем, играли солнечные зайчики. К новой квартире своей Ида ещё не привыкла и не обжила, но уже безмерно любила. На кухне уже висели уютные занавески, красные в белый горох, а стена в меньшей комнате увешана работами Равенны и некоторыми удачными своими. От прежних хозяев остался лишь чужой запах, который Ида старательно вымывала каждую неделю. Она подумывала завести кота или кошку, чтобы было не так одиноко, но пока не решалась: ей хотелось побыть наедине с собой после развода и переезда из маленького городка.

Квартира эта ассоциировалась у женщины с тёткой, Марьей Георгиевной, родной сестры её матери. Она любила, чтобы её называли именно так – Марья, а не Мария. Ида очень любила её, особенно радуясь приезду из далёкого Саратова в детстве. Две родные сестры, были на удивление разными. Старшая, властная и неугомонная Вера, младшая, молчаливая и замкнутая Мария.

Ребенком Ида за несколько дней готовилась к долгожданному визиту тёти, каждый раз выдумывая в подарок что-нибудь новое: то игольницу в виде ромашки, то колечко из проволоки. Женщина покрутила в руках чашку и вспомнила, как держала почти такую же «тёть Марья» – пухлые пальцы в синих венах подрагивают, когда тонкие губы касаются фарфора, голубые глаза приятно щурятся, на блюдце печенье с глюкозой.

– Ягодка моя, – улыбалась она, гладя Иду по голове, – расти большая, красивая! Длинная коса – Идина краса, румяные щёчки у Иридочки-дочки…

Марья Георгиевна, которая страдала диабетом, а потому не могла иметь детей, обожала свою племянницу, привозя ей книжки с волшебными сказками, игрушечный домик с маленькими человечками или просто сладости. Ида вспоминала с нежностью запах мятных карамелек, специальных конфет для диабетиков, которыми часто пахло от тётки, ими она регулировала процент сахара в крови. А резкий дух спирта, которым Марья Георгиевна протирала кожу перед инъекцией инсулина, накрепко связался у девочки с тревогой.

Став старше, Ида стала сдерживать свои чувства к тётке, чтобы не обидеть мать, которой внимания доставалось меньше. Но Вера Георгиевна, либо не замечала, либо не придавала значения тёплой дружбе дочери и сестры. Со временем радостные встречи с далёкой гостьей прекратились. А однажды раздался тревожный звонок, после которого Ида с матерью спешно выехали в Саратов.

В квартире Марьи Георгиевны пахло, нет, вовсю несло валерьянкой. С тех пор Ида стала бояться и возненавидела этот запах – он всегда ассоциировался у неё со смертью – холодной, безжалостной и неумолимой, как древнегреческий Танат. Женщина, лежащая в гробу, совсем не походила на ту Марью Георгиевну, которую знала Ида. Та была полнее и больше, а эта… будто высохла, будто кто-то досуха выпил из неё жизнь.

Ираиде тогда почудилось, что мир значительно потемнел, будто задули свечу. На похоронах царило молчание, только спьяну выла белугой дальняя родственница да шлёпались за окном мокрые комья снега. Марья Георгиевна передала по наследству свою квартиру племяннице. Спустя три года Ида продала её и купила «двушку» в другом городе, досыта нажившись перед этим в съёмных. Женщине порой казалось, что тётка вложила часть себя в эту квартиру, как светлую память – настолько здесь было тепло и уютно и всё напоминало о мятных карамельках и молчаливой улыбке.

Ида поставила чашку в мойку и отправилась одеваться.

Из зеркала в прихожей смотрела тридцатилетняя женщина среднего роста. Красивые синие глаза обрамляли короткие густые ресницы. Над тонкими губами крыльями расходился аристократичный нос. Талия уже начала расплываться, как выражалась сама Ида от «вольной жизни», но в остальном с фигурой, затянутой в чёрный дерматиновый плащ, всё было в порядке.

Прямые тёмно-русые волосы Ида всегда старалась забирать в аккуратную шишку на затылке, из-за чего всегда казалась старше своего возраста. Конский хвост – слишком по-детски, заколка – сползает, распустить – потом не расчешешь. Оставалась только классическая шишка, которая даже придавала солидности.

Ида вздохнула и поспешила на остановку, где кучковались жёлтые и белые, как цыплята, маршрутные такси.

По запотевшему стеклу сползали дрожащие капли. Несмотря на ранний час, салон маршрутки был пропитан перегаром и вонью немытых тел. Ида закутала нос в надушенный шейный платок, и снова отвернулась к окну.

В сумерках сонного утра серая громада хлебозавода казалась одной из башен тёмного Барад-дура, жёлтый прожектор на самом её верху – просмоленным факелом, а мрачные силуэты труб – свирепыми троллями-дозорными, сжимающими алебарды и сурово вглядывающимися вдаль.

Маршрутка подпрыгнула на очередной колдобине, Ида взлетела над креслом и упала в него обратно.

«Проклятье! Да когда же наступит зима, чтобы можно было ездить по ровным дорогам, без опасения выбить себе зубы?»

– У кинотеатра остановите, – манерно попросил мужчина с правого бокового сиденья.

Ида не смогла сдержать улыбку.

«Геи такие забавные, – подумала она, – мне никогда их не понять».

Расплатившись и выскочив на тротуар, женщина бодро зашагала к редакции. Путь пролегал через старую аллею с древними уродливыми вязами и липами, расставленными веерами. Тропинка вывела на улицу Вязовского. Ида застучала каблуками ботинок по недавно уложенному асфальту.

Октябрь выдался сухим и странно ласковым. Берёзы, казалось, светились изнутри и гордо шелестели золотыми подвесками листьев на фоне ярко-голубого неба. Пунцовые наряды осин неторопливо перебирал ветер, даря прохожим рубиновые аграфы на шляпы и пальто. Лимонно-охряные тополя секретничали с неработающими фонарями и линиями электропередач. Тающее тепло передавалось и прохожим: какая-то нежная печаль читалась на лицах и в глазах.

Бархатная осень в самом разгаре царила в городе.

«И никаких тебе чёрных перьев и тумана», – подумала Ида.

Женщина пересекла пешеходный переход и зашла в редакцию, которая находилась в арке длинного жилого дома.

Работы было хоть отбавляй: уйма горожан, желающих дать частное объявление (шестьдесят рублей штука) набежала с самого утра. Бартеневой порой казалось, что они никогда не кончатся: первый, второй, третий, четвертый, пятый… двадцатый. А так хотелось горячего крепкого чаю и тишины! Справа сидел мрачный Игорь Суманов, хмуро отбивая чек на кассовом аппарате, слева красавица Анька бодро рисовала значок повтора на шаблоне газеты, и новенькая блондинка Юля, почему-то краснея, принимала факсом макет от мебельной компании. В соседней комнате не прекращался дробный стук: девчонки-наборщицы без устали долбили по клавиатуре, набирая тексты объявлений. Изредка слышался сдавленный мат дизайнеров: Коляна и Наташи. Ковалёва, которую Ида старалась по возможности избегать, как обычно, капала сплетни в ухо Наде Лопаревой. Очень Ираида недолюбливала Ковалёву, уж слишком та увлекалась подхалимажем перед директором и любила позлословить за спиной. На её совести имелись: докладная на Наташу Сольку, якобы за отказ принять клиентский заказ, высосанный из пальца донос на Аньку, ссора между Таней и Вероникой, которая впоследствии уволилась. Ида ещё терпела, когда Ковалёва присваивала себе её работу, но когда эта нагламуренная девица прямо при Сергееве сваливала свою вину на неё… Кроме того, Ковалёва обладала крайне неприятной привычкой хвататься за самого человека и его вещи без спроса. При этом лицо её, симпатичное, превращалось в маску, изуродованную жестокой ухмылкой. И даже в смехе слышалась какая-то искусственность, деревянность, которая наводила на неприятную догадку, что смеётся это кто-то другой, а не человек.

Наконец, пробил долгожданный час обеда, когда Иду подменила другой менеджер – Танюша. Запивая на офисной кухне два зелёных яблока крепким горячим чаем, Ираида была почти счастлива: когда люди наваливаются вот так, толпой, матерясь из-за каждого пустяка и оскорбляя друг друга, они становятся просто невыносимыми, а вот по одиночке они милые и вежливые. Стрелки на круглых настенных часах переместились к цифре «2», Ида икнула и с сожалением вернулась на своё рабочее место.

Взгляд женщины упал на клавиатуру. От клавиши «Q» до «>» чернело гладкое блестящее перо.

Ираида покусала нижнюю губу и оглядела приёмную редакции: все клиенты, как школьники, кропотливо заполняли бланки, склонившись над столиками. Суманов угрюмо пересчитывал деньги, чтобы сдать кассу, Юля спорила с кем-то по телефону, Ольга Авдеева сосредоточенно составляла списки клиентских баз. Ни единой улыбки или смешка. Женщина глубоко вздохнула и сунула перо в корзину для мусора.

К концу рабочего дня – шести часам вечера поток клиентов иссяк. Ида закончила отчёт и заметила какое-то движение у входной группы редакции. Женщина вышла из-за высокой чёрной конторки и заинтересованно подошла к дверям.

«Рыжий кот. Рыжий кот. Что значит рыжий кот?..»

Крупный, старый, в тигриную полоску, глаза цвета спитого чая – печальные и усталые, на правом ухе засохшая бурая короста. Он сидел на площадке перед стеклянной дверью офиса и смотрел на женщину, будто что-то хотел сказать.

– Пшёл вон! – сердито рявкнул Суманов.

Кот не спеша, поднялся, словно принимая неизбежное, и деловито удалился.

Суманов резко дёрнул дверь и сбежал по ступеням с крыльца, с силой стиснув в зубах сигарету.

«Получил за вчерашнее от Сергеева», – машинально отметила про себя женщина.

Суманов забыл обновить в газете важную информацию весьма капризного салона красоты, за что и расплачивается сейчас нервами, а потом и штрафом. Сергеев Виктор Юрьевич был директором строгим, но справедливым. Внимательность и ответственность – всё, что он требовал от работников.

«Нужно завтра взять сарделек для этого кота», – отметила про себя Ида.

А ночью ей приснился странный сон.

Туман белым саваном окутывал мрачные ели и мокрые сосны. Лес сбросил червонную позолоту, которая обратилась в мягкий ковёр сладковато пахнущей гнили, и чавкала под тонкими сапогами. Узкая тропка, усыпанная рыжей хвоёй и сломанными ветвями вела к идеально круглой поляне. Здесь царила тишина. И неясная скорбь.

Жухлая охряная трава притоптана, но в центре, где темнел коричневый ствол громадного одинокого дерева, толстые зелёные стебли разрослись до невероятных размеров. Ида рискнула подойти ближе к гиганту – чтобы только обойти его понадобилось бы не менее получаса. Было в этом дереве ещё что-то неуловимо странное, а что, она понять не могла. Ветви чудовищного исполина уходили высоко в кисельно-влажные облака.

Печалью веяло здесь, как в зубной поликлинике пахнет страхом и камфарой.

– Кетер… – заплакал кто-то.

– Ацилут… – печально отозвался второй.

«Здесь ответы на все вопросы», – явилась в голову странная мысль.

Внезапно Ида услышала сзади треск ломаемых сучьев: кто-то пробирался сквозь лес, чтобы добраться до неё. Зашумело справа, затем слева. Их было много, и она откуда-то знала, что преследователи, кто бы это ни был, убьют её, если настигнут. Женщина попробовала бежать, но не смогла сдвинуться с места: будто нечто держало её. Ида в панике задёргалась сильнее, кусты и деревья трещали всё громче и громче – опасность совсем уже близко. Громко зашуршали сухие листья под чьими-то ногами. Почувствовав, что за спиной кто-то есть, от страха женщина заорала не своим голосом и…

Проснувшись посреди ночи, Ида тяжело дышала – гнетущие ощущения сна давали о себе знать. Выпив стакан воды, она вернулась в постель и надёжно закуталась в одеяло.

Утром на подушке вновь покоилось перо.