Читать книгу Вечерняя звезда - Екатерина Соловьева - Страница 4

Я лежала лицом вверх, присыпанная листьями и ветками, в окружении высоченных деревьев. Моя поза оставляла желать лучшего: под спиной торчало что-то, из-за чего голова откинулась назад. Попыталась встать, перевернувшись на бок. В висках застучало. Пришлось полежать ещё немножко.

– Да что там такое?

Тьфу, это же рюкзак!

Сначала нужно сесть. Села, отряхиваясь, и… В метре от меня ползла собака, похожая на небольшую красивую борзую, белая в рыжих пятнах, совсем молодая, вчерашний щенок. Она часто дышала, над передней лапой торчала стрела.

– Господи! Бедненькая!

Я протянула к ней руку. Она принялась вылизывать её, преданно блестя влажными миндалевидными глазами.

Что же делать-то?!

Я с трудом представляла себе собачью анатомию. Вытащить стрелу? А вдруг кровотечение?

Но псина мучилась, выбора не было.

Я сорвала с плеч рюкзак, вынула нож, срезала наконечник стрелы и со словами «Потерпи, моя хорошая» дёрнула древко. Раздался крик. Не лай, не визг, а именно крик, и я поняла, кто кричал в прошлый раз.

– Вот проклятье! Порезалась…

Благодарное существо усердно зализывало мне ранку на пальце.

– Ты моя девочка! – Я гладила шёлковую шею, нежные ушки.

– Где эта дрянь? – Из-за кустов вышла в охотничьем костюме с небольшим луком и в шапочке с длинным пером… жена чудовища. Не моего чудовища, а того, которое устраивало бал. Маленькая, худенькая, уже немолодая женщина с нездоровым блеском во взгляде и жуткой улыбочкой.

Собака вскочила на слабые лапы и, хромая, поспешила спрятаться за мной.

– Где, я спрашиваю?

Я встала.

– Кажется, по ошибке вы ранили собаку.

– По какой ошибке? – Её лицо буквально кривилось от злобы, а улыбка была нервным оскалом. – Я охочусь.

– Разве охотятся на собак? Обычно охотятся на оленей, вепрей, куропаток. В нашем королевстве, по крайней мере. – Я несла, что попало. Эту сумасшедшую нужно было как-то отвлечь.

– Много ты понимаешь! Деревенщина… За оленями не угонишься, куропатки – фьють! И улетели. Вепри… Какие ещё вепри? Собаки – самое то, всегда есть и не ждут, что я буду в них стрелять. А потом у них такие жалобные морды! – Она засмеялась.

Боже! Бедное чудовище. И моё, и другое. Оба чудовища.

Псина дрожала тёплым тельцем за моими ногами.

– Отдай мою собаку! – чётко разделяя слова, сказала она. И наставила на меня лук.

А что? Отличное решение. Не убегу, не отвечу, и морда потом будет жалобная. Наверное.

– Немедленно, – добавила охотница.

– Её здесь нет.

Она натянула тетиву.

Н-да… Недолгое вышло путешествие.

– Бэлла, опусти, пожалуйста, оружие. Я же говорил: нельзя целиться в людей.

На поляне появился муж Бэллы – крупный мужчина с гривой кудрявых чёрных волос и сумрачным выражением лица.

– Отстань, я охочусь. – Она прищурилась.

– Если ты не прекратишь, я позову доктора.

– Зови.

– Не того, которому ты воткнула кинжал в ягодицу, а того, который даёт горькое лекарство.

Охотница зажмурилась, бросила лук, сжала кулачки и истерично затопала ногами.

– Не хочу лекарство! Не хочу доктора! Если он опять… я ему горло перережу! Не смей подсылать ко мне этого подонка. Вы все подонки! Мерзавцы! Негодяи! – Бэлла шипела и рычала.

Её уводили два дюжих парня, она упиралась, лягала их ногами и пыталась укусить.

– Сударыня, вы не пострадали? – спросил Бэллин муж.

– Я – нет, ваше высочество. А вот она… – Я подняла перепуганную, выпачканную кровью собаку. Но раны от стрелы не заметила.

Он принял её, на его ручищах она улеглась, как на диванчике.

– Вам бы передохнуть. Пойдёмте, приведёте себя в порядок, перекýсите. Познакомлю вас с моей тёщей, графиней Стацци, она очаровательная женщина.

– Я наслышана о ней.

– Неужели?

* * *

– Помню вас, милочка. – Графиня любезно налила мне цветочного чая, их с зятем глубоко тронула моя история. – У вас было дивное голубое платье. И очень красивый кавалер.

Тёща его высочества подложила мне пирожок.

– Спасибо. А я, к своему стыду, не помню вас, ваше сиятельство.

– Радует ваша искренность, – кивнула она. – Вы и не видели меня. Я сидела на балконе. В мои годы балы – что театр, но с закуской и выпивкой.

– Матушка, какие годы? О чём вы? – возмутился принц.

Она похлопала его по руке.

– До чего мне повезло с зятем, Симона!

– Вижу, вы совершенно счастливы в обществе друг друга.

– Это правда, – усмехнулась она. – Кто бы подумал, что падчерица подарит мне такого сына! Адам – моё утешение на старости лет.

– Могу я задать вам нескромный вопрос? – я посмотрела на графиню.

– Извольте. – Она откусила пирог. – Ох! Рауль не жалеет масла в начинку! Вкусно, но после его пирогов пухнешь, как беременная кошка.

– Нет ли на её высочестве чёрной магии?

– Терзаюсь этой мыслью пятьдесят лет, дорогая. Кому только я не показывала падчерицу! Маги, лекари, ясновидцы. Моя тётя была не чужда чародейства, и, по утверждению знатоков, искусна. Представьте, после попытки расколдовать Бэллу она слегла на месяц! До сих пор никто не говорит ничего определенного. То её мать прокляли, когда она носила дочь, то бабушка отбила жениха у подруги, а та обиделась. А то дедушка не выполнил обещание, данное морскому чудищу. Кому верить? – Графиня подлила себе чая.

– Знаете, она ведь не всегда была такой, – вздохнул принц. – Под проклятием матушки характер Бэллы утих. Слепая и без раздражающего её обоняния она стала беспомощной… Трогательно слабой. Я заботился о ней, кормил с ложечки, наряжал, водил гулять. Но стоило чарам развеяться… – Он ненадолго замолчал и отпил из хрустальной рюмки. – В первую очередь она разбила старинную вазу. О голову управляющего. В зачарованном замке слуг не было. Ну, посуда ещё как-то справлялась: прыгала перед трапезой на стол, потом мылась, ставилась в шкаф, но очень небрежно – мы не досчитались трети сервизов. Уборка тоже производилась с грехом пополам. Платье стиралось, но было вечно то мокрым, то мятым, а то и грязным. Приходилось за всем следить и столько работать самому! Ужас. Дворец считался малым, но он мал, пока в нём толпа слуг, а когда ты один, сразу становится огромным. И вот, наконец, действие проклятия закончилось, я обрёл человеческий облик, Бэлла прозрела, к ней вернулись обоняние и аппетит… и она начала колотить слуг. Даром что миниатюрная, на это её сил хватало. Слуги разбежались. Молва пошла плохая. Наниматься к нам никто не желал. А ей требовались камеристки, чтицы, прачки тонкого белья. И непременно арфистка. Арфистки обычно сбегали первыми, хотя жалованье получали как вся струнная группа королевского оркестра. Ну, а кому понравится, когда его колошматят обломком арфы? В городе появилось выражение «Бэллкин слуга» – значит избитый, измученный человек на грани нервного срыва. Есть достоверные сведения, что все сбежавшие массово шли в разбойники. Кто их осудит? Бывали, правда, периоды просветления, когда за день – одна чашечка, за неделю – пара-тройка синяков. Но их всегда сменяли жестокие срывы.