Читать книгу Город - Екатерина Викторовна Береславцева - Страница 2

Самым первым местом, куда меня занесло с этюдником, оказалась Коломна. Нет, вообще-то на пленэр ехать я не собиралась. Так уж получилось, что Лёня, бывший однокурсник, обзванивая желающих выехать на природу, набрал и мой номер. Чудеса да и только, я-то никогда в его подругах не ходила, но, видно, остальные отказались, сославшись на дела. А у меня в то время было затишье – институт я окончила, а на работу устроиться никак не могла, всё выбирала. Так что Лёне повезло, а уж мне-то как повезло, и говорить не нужно. На живую натуру я выбиралась не часто и очень себя за это обстоятельство журила. А тут такой случай, счастливый просто! У Лёнчика в Коломне бабка обитает, вот у неё-то три недели мы и прожили. На этюды бегали каждый день, иной раз и по два раза – утром графика, после обеда живопись или наоборот. Нам не помешал даже сильнейший ливень, случившийся в один из дней; есть в Коломне дворик чудесный, оформленный специально для туристов, со скамейкой в ретро-стиле, на фоне которой – улица девятнадцатого века в виде фотооттиска на стене, и в этом дворике есть кафе, где плач природы мы и переждали. С Лёней мы в тот период очень сдружились, одно общее дело сближает людей, к тому же нашлись и другие, не менее увлекательные, интересы…

После рождения дочки какое-то время Лёня жил у меня. Замуж не звал – я, впрочем, и не особо настаивала, как будто чувствовала, что всё скоро закончится, – но тёплые чувства ко мне и малышке испытывал. Чего не сказать об отношении его к моим дорогим родственникам. Да, в квартире, кроме молодой семьи, проживали также мать, тётка и бабка юной мамаши. Женское королевство с кодексом собственных законов и правил. Чем-то наши традиции Лёню не устроили; возможно, на него давило отсутствие личного пространства – хоть нам и выделили отдельную комнатку, но, во-первых, помещение оказалось проходным, что не могло понравиться крепкому молодому парню, а во-вторых, и днём, и ночью паслись на этом маленьком пятачке все мои родственницы попеременно, ребёнок-то требовал присмотра! Мне почему-то они не доверяли, хотя я старалась изо всех сил. Хватило Лёнчика на полгода. В тот день, когда Элли (Эльвира по паспорту и по горячему желанию моей бабки) в первый раз самостоятельно села, без поддержки взрослых рук, он и заявил:

– Прости меня, Изя (Изольда по паспорту и по не менее горячему желанию моей матери), но жить я так больше не могу!

– Снимем квартирку? – поняла по-своему я его восклицание. Жить отдельно от родичей было моим тайным желанием.

– Я от вас ухожу!

– Ах, вот как?!

Конечно, если бы он произнёс «от тебя», моя реакция была бы иной. Но это категоричное «от вас», куда, как мне показалось, он поместил и нашу дочь, ни в чём не повинного младенца, больно ударило по моим чувствам. И, поскольку пожениться мы так и не успели, о том, чтобы давать видеться папаше с дочерью, даже речи не возникло. Потом-то я, конечно, образумилась, но к тому времени Лёнька от нас отвык, завёл другую девушку, а вскоре и женился на ней. Сейчас у Элли подрастает братик, с которым моя десятилетняя дочь никаких отношений не поддерживает, с активного одобрения всех окружающих её женщин. Зачем, собственно?

Помимо дочери, возникшей в результате лёгких и недолгих отношений, у меня появилось ещё одно приобретение: желание, постепенно переросшее в привычку и даже страсть, несколько раз в год выезжать на этюды. Сначала – по ближнему Подмосковью (Коломна больше в этот список не входила, увы), а потом мою творческую натуру потянуло и дальше, благо родственницы во главе с бабулей против ничего не имели. А вот «за» – ещё как! И самым главным определяющим их согласия была непомерная любовь одиноких женщин к своей племяннице-внучке-правнучке. Наверное, если бы я осела в одном из прекрасных мест, куда забрасывала меня судьба, они бы возражать не стали. С условием, конечно, что ребёнка оставят им. Но это уж нате вам, на такое я никогда не пойду!

А судьба забрасывала меня лихо. Стоя в очереди в билетную кассу, я сама не знала, куда отправлюсь на этот раз. Выбор предстояло делать спонтанно, по наитию, и не каждый раз он был удачен. Хотя большей частью мне везло. Вот и кассирши меня стали узнавать…

Про нынешний город Арбузов я слыхом никогда не слыхивала, хотя что-то смутное в памяти брезжило. Возможно, к названию города воспоминания отношения не имели…

Действовать буду как всегда: для начала поспрашиваю у попутчиков, вдруг кто-то подскажет, где можно остановиться тихой художнице без вредных привычек. Если не повезёт, искать придётся по приезду, что тоже не особо сложно для человека, имеющего голову на плечах и правильно подвешенный язык. С людьми ладить мне всегда удавалось.

– Знаете, Изольда, – обрадовала меня первая же попутчица, к которой я обратилась с вопросом, – у моего брата в Арбузове огромная квартира, в которой хватит места хоть всему товариществу передвижников с Крамским во главе!

– Всему не надо! – Женщина оказалась к тому же знатоком изобразительного искусства, что обрадовало меня вдвойне. А если ещё и брат близок к живописи… – А вы уверены, что ваш брат не будет возражать?

– Он-то? – она усмехнулась горделиво. – Васенька сделает так, как я скажу. Старшую сестру братишка слушается во всём!

Васенька, значит. Простенько, без мещанских изысков. У самой пассажирки тоже оказалось незамысловатое имя – Света. Куда им до Изольд, Эльвир, Агнесс, Бронислав и Вольдемаров! А покойную мою тётушку, третью мамину сестру, и вовсе бабуля нарекла бесподобным именем Даздраперма, но это, думаю, в угоду её батюшке, моему прадеду. Говорят, суровый был коммунист. Но я отвлеклась.

– Что ж, лучшей новости придумать невозможно! Мне так повезло с вами!

– Я думаю, и брату повезло! – улыбнулась женщина. – Умная, интеллигентная девушка, да к тому же без вредных привычек…

Она это так сказала, будто не в жилички меня определяла, а в жёны. Интересно, а не так ли это было на самом деле? Если Васенька, исходя из её слов, тюфяк и подкаблучник, то не ищет ли любящая старшая сестра для братишки подходящую супругу? Хм, это оказалось бы излишним осложнением.

– А можете рассказать о вашем городе, Светлана? А то я еду, а у вас, может быть, и нет ничего… – я осеклась, слишком поздно поняв, что своими словами могу и обидеть человека.

– Всё у нас есть, как в Греции! А если чего нет, так оно нам и не надобно!

Она оглянулась на другую пассажирку, толстую одышливую тётушку в изрядно поношенном спортивном костюме унылого сизого цвета. Эта одежда шла этой женщине так же, как и мне роба сталевара. То есть никак!

На взгляд соседки толстуха улыбнулась, но промолчала. Отдуваться пришлось Светлане.

– Ну правда-правда! Вас ведь интересуют старинные дома, живописные улочки и дворики? Так этого добра у нас пруд пруди! Кстати, пруд тоже имеется, чудесный, с утками и лебедями. В усадьбе Назаровых. Сейчас там музей, а раньше эти самые Назаровы и жили, до революции ещё. Красивейшее место, вам обязательно понравится! Там постоянно кто-нибудь из вашего брата-художника толчётся. У нас художников-то мно-о-го! Есть и школа искусств, и училище, и художественный институт даже! Уезжать из Арбузова редко кто стремится, родной край милее всяких там столиц да заграниц!

Усадьба – это прекрасно, люблю я такие места! Воображение тут же нарисовало белокаменный дом с колоннами, окружённый сказочной красоты парком, высокую мраморную лестницу с изящными перилами и окна – стройные, арочные. А перед входом обязательно цветник. Без цветника никак!

– А наш оперный театр даже в Америку на гастроли ездит! – вставила реплику толстуха.

– Сама Анна Требко у нас пела, между прочим! И очень нашу труппу хвалила! – подхватила Светлана.

– Наша Арбузовка – самая чистая река в России! Форели там – завались, а это первейший показатель, знаете ли!

– Говорят, поимка форели на удочку приносит удачу и достаток. Так что точно вам говорю, самые удачливые люди живут именно в нашем Арбузове!

– И не только удачливые. Вот вы, например, знаете своих соседей не то что по подъезду, а вот даже по лестничной площадке? – в меня вбуравился дотошный взгляд толстухи. – Знаете??

– Вообще-то да. – Неловко было огорчать человека, но кривить душой я не люблю. – Мы же в этом доме лет пятьдесят живём, он ещё прадеда моего застал…

– Значит, вам повезло. Но согласитесь, что редко кто из столичных жителей своих соседей знает. Каждый в своём закуточке прячется. А вот у нас в Арбузове не то что соседа, собаку его в лицо узнают. Всю её родословную вам расскажут, до пятого колена. И его хозяина тоже. А о чём это говорит?

– О чём? – я улыбнулась.

– О том, что люди у нас неравнодушные, вот о чём!

– Любовь Андреевна права! – жарко поддакнула Светлана. – В Москве вашей таких нет!

Я бы могла ещё как поспорить на эту тему, но почему-то не стала.

– Да что там ваш Арбузов, вот Ярославль – это да!

К разговору неожиданно присоединился наш четвёртый попутчик, крепкий мужичок крестьянской наружности. На верхнюю полку он забрался сразу же, едва только поезд от Москвы отъехал. И даже похрапывать стал. А сейчас вдруг проснулся. Обида, видно, за родной город разбудила.

– Мы, между прочим, в Золотое кольцо входим, понятно вам? У нас храмов да церквей всяких, что травинок на участке, не сосчитать! В одиннадцатом веке Ярославль основан, а вот ваш Арбузов в каком, а? Небось, лет сто городишку, не более!

– Какие сто, какие сто! – в один голос заверещали тётушки. – Да Арбузов старше твоего Ярославля на двести лет! Что, съел?

– Подумаешь, двести! И какая-нибудь задрипанная деревня Осиповка может быть старше, а разве Ярославлю она в подмётки сгодится? Да у нас одна только Волга – конца и краю не видать, так широка, а ваша Арбузовка, небось, лужа лужей, вот с руку мою!

И он потряс своей крепкой и очень волосатой ручищей перед нами. Тётки ахнули от возмущения, а я быстренько ретировалась из купе и плотно за собой дверь задвинула. Пусть разбираются сами! А я лучше на пейзажи заоконные полюбуюсь.

Любоваться, правда, не особенно получилось. Метель за окном поднялась, всё пространство запорошила, заволокла. Как будто вуаль белую на вагон набросили, ничего не видать. Ох, и затяжная в этом году зима выдалась! Уже март давно в калитки постучался, а февраль никак права передавать не желает. Только и остаётся надеяться, что город со сладким названием Арбузов согреет неуёмную путешественницу, теплом и гостеприимством порадует и в заснеженную Москву отправит совсем в другом настроении…

– Такъой красавиц – и сафсэм одна, э?!

Я слегка вздрогнула от неожиданности и оглянулась. Передо мной, сияя так, как будто встретил свою родную сестру, пропавшую в младенчестве, стоял белозубый смуглолицый тип весьма характерной наружности. Ему только кинжал за пояс заткнуть да папаху на густые чёрные волосы надеть – вылитый герой Зельдина из моей любимой советской кинокомедии. Хотя вряд ли этот товарищ овец пасёт…

Я незаметно вздохнула. Что последует дальше, могла бы рассказать дословно. Тысячу и один раз проходила. Привыкла даже.

Увидав моё лицо, он обрадовался ещё больше, и, отчаянно жестикулируя, выкрикнул несколько фраз на мало известном мне языке. Я только руками развела.

– Извините, не понимаю!

– Как так – не понимаю? – изумился он. – Ты что, язык предков забыль?

– Боюсь, что у нас с вами разные предки, – добавив сожаления в голос, вздохнула я.

– Э-э-э??

Кажется, мои слова его расстроили, боюсь даже – возмутили. Чёрные брови превратились в одну сплошную линию. Отличный бы натурщик из него вышел, по привычке оценила я. Невероятно выразительное лицо.

– Я не азербайджанка, не армянка и даже не чеченка. Так вышло, понимаете?

– Я г-грузин! – гордо вскричал он, выпятив грудь вперёд и став будто даже на несколько сантиметров выше.

– И не грузинка, – быстро добавила я. – Русская я. Вот честное слово!

– Нэ вэрю!

– Да я сама себе не верю, когда в зеркало смотрюсь. Но что поделать? Такой вот каприз природы.

И улыбнулась, стараясь, впрочем, не особо усердствовать в этом. А то знаю я таких людей, даже малюсенькая, самая вежливая улыбка может расцениваться как сигнал к действию.

– Слюшай, а хочешь, я тебе…

Он осёкся на полуслове, с неудовольствием оглянувшись на отъехавшую дверь купе. Моего. На пороге показалась Светлана, раскрасневшаяся, в боевом настроении. Видно, спор между попутчиками разгорелся не на шутку.

Оценила обстановку она с первого взгляда.

– Изольда, девочка моя, тебя там твой муж ищет, весь телефон оборвал. Где ты застряла?

– Уже иду, дорогая Светлана! Муж – это святое!

Бросив незнакомцу ещё одну улыбку на прощание, я всё-таки не удержалась и быстро добавила:

– Мшвидобит, дзмао1!

Дверь задвинулась прямо перед орлиным носом, но заметить, как вытянулось смуглое лицо, мне всё-таки удалось. К счастью, желания продолжать разговор у горячего парня больше не возникло, спустя несколько мгновений его голос гудел уже гораздо дальше от нашей двери. Видимо, нашёл ещё одну потенциальную жертву…

– Вы уж меня извините за вмешательство! – Светлана улыбнулась. Раскаяния, впрочем, в её голосе я не расслышала. – Я просто знаю, чем такие знакомства закончиться могут. Дочка одной моей приятельницы вот так же лучезарно поулыбалась, похихикала, а потом её цап-царап – в машину да в горы! Теперь в селе глухом живёт, из дома носа не кажет. Дикие нравы!

– Так её в рабство взяли? – ахнула Любовь Андреевна.

– Нет, зачем? Замуж. Хотя свадьбы как таковой и не было, по их обычаям при краже невесты свадьба не положена. Так и живёт, бедолага, в платке ходит замотанная, ужас! Никакой свободы.

– Бедная девочка! Жить с нелюбимым человеком…

– Она-то родителям внушает, что любит мужа, но вы же сами понимаете, чего только не наговоришь родным, чтобы их не волновать! Нет-нет, дикие нравы, дикие!

Светлана обвела всех горящим взглядом. Я улыбнулась про себя. Есть люди, которых трудно переубедить…

– Да, Изольда, а что такого вы ему на прощание сказанули? Ругательство какое-нибудь?

– Ну что вы, Светлана! Я просто пожелала ему… доброго пути! У меня подруга грузинка, так что кое с какими выражениями я знакома. Иногда представляется случай их применить. Кстати, зря вы так на кавказцев ругаетесь. Вот грузины, например, очень даже интеллигентная нация…

– Да я разве ругаюсь! – она руками всплеснула. – Мне просто девочку нашу жалко, она ведь школу с отличием закончила, надежды подавала, а теперь всё это – коту под хвост. До учёбы ли теперь с двумя детишками на руках?!

– А может быть, она именно там себя и нашла? – взгляд у Любови Андреевны стал задумчив.

– Не смешите меня! Что в горной глуши может найти молодая красивая девушка?

– Ну, не знаю… А только есть и у меня один пример, за которым далеко ходить не надо. Мой сын однажды мне заявил: ухожу в монастырь.

– Как – в монастырь? На полном серьёзе? – округлила глаза Света.

– На полном, – кивнула толстуха. – Я-то сама неверующая, как-то некогда мне было на эту сторону жизни смотреть, но даже меня сомнения взяли. Хотя в первый момент, как новость услыхала, чуть дуба не дала. Хорошо, наш папа рядом оказался. Мой муж весьма благотворно на меня влияет, знаете ли…

Она улыбнулась такой хорошей улыбкой, что у всех, кажется, стало теплее на душе.

– Так и что же ваш сын? Всё равно остался при своём мнении?

– Вот от него еду. Послушник он сейчас, в одном из монастырей Ярославской области.

– Ярославской? – встрепенулся мужичок. – Да-а-а…

– Да-а-а… – подхватили и мы со Светланой.

И замолчали. Каждый о чём-то своём задумался, а я прадеда вспомнила. Того самого, коммуниста, который ни во что, кроме своей партии, никогда не верил. Да только перед самой его смертью, как бабуля рассказывала, что-то вдруг изменилось в нём. Не знаю, то ли страх, что не будет потом ничего, его встряхнул, то ли на самом деле пробудилось иное знание, какое может прийти только в самые страшные минуты человеческой жизни, но священника для исповеди Вольдемар Тихонович позвал. И о чём-то долго и очень тихо с ним говорил. И всю неделю после этого, вплоть до самого последнего своего часа, пролежал с чудесной улыбкой на губах. Так рассказывала бабуля, и мне нет причин ей не верить. А самой последней фразой, которую услышали от ярого коммуниста все родственники, собравшиеся у постели умирающего, было вот это: – Наконец-то я увижу правду…

Мои воспоминания прервал негромкий звонок, раздавшийся из моей сумочки.

– Мам, Тоня беспокоится, ты йогурт съела? Он долго может не пролежать, если у вас в вагоне жарко!

– Поела, поела! Бабуля в своём репертуаре… Элли, солнышко, а ты не забыла Ирине Геннадиевне позвонить? Завтра у тебя урок!

– Мам!

Укоризненный голос дочери содержал в себе сразу несколько ответов: и то, что она никогда ни о чём не забывает, и – как же вы меня, мамушки-тётушки, достали со своей опекой! – и ещё много всяческих интонаций, оперировать которыми моя дочь умела в совершенстве. Эта способность у неё в прабабушку Тоню, умеющую одним лишь движением брови выразить всю палитру чувств, посетивших её в этот момент. Её мать, спутница непримиримого Вольдемара Тихоновича, имела дворянские корни, о которых, конечно же, семейство Бахметьевых особо не распространялось. Я, кстати, до сих пор удивляюсь, как это прадед Вольдемар оплошал, взяв в жёны дочь врагов народа. Бабушка Тоня утверждает, что виной всему какая-то невероятная, страшная по силе любовь, но мне это объяснение кажется весьма сомнительным. Может быть оттого, что сама я на такие глубокие переживания не способна? Лёня не в счёт – я никогда и не скрывала, что не влюблена в отца своей дочери как кошка. Гормонально-романтическое – так я для себя определяю то состояние, которое посетило меня десять лет назад в Коломне…

– Мам, мы тут с тётушками поспорили… Агнешка уверяет, что на этот раз Архангельск выпал, Броня к Минску склоняется, а я уверена, что тебя на юг потянуло. В Краснодар, например…

– А бабушка Тоня?

– Тоня в наших спорах никогда не участвует, ты же знаешь!

– На что спорили?

– Да так, ерунда! – Элли ухнула радостно. – На мытьё посуды. Ну скажи, скажи, я ведь права, да?

– Как всегда! Хоть и не Краснодар, но к теплу мне захотелось. В Арбузов, дочь.

– Мам, какие арбузы в марте?

– Да нет, это город так называется, Арбузов! Меня уверяют, что это самое лучшее место на свете. Вот, собираюсь этот факт проверить, – я с улыбкой посмотрела на своих попутчиков.

– Арбу-у-узов? – протянула Элли. – Не слыхала. Это что, в Грузии?

– Почему в Грузии? – удивилась я.

– Ну помнишь, мы фильм с тобой смотрели грузинский. Как мальчишка в реку арбузы бросал, а девочка Марина их вылавливала. Помнишь?

– Помню, конечно. Семь историй о первой любви… Но нет, Элли, город Арбузов к тем арбузам отношения не имеет!

– А жаль! Что-то мне арбузика захотелось…

– Придётся до лета потерпеть!

– Придётся, – вздохнул мой ребёнок. – Мам, а ты в этот раз надолго?

– Думаю, дней на десять, солнышко. Но это будет зависеть… сама знаешь, от чего!

– А ты там не одна, да? Говорить не можешь?

– Да.

– Ты, пожалуйста, будь осторожна, хорошо? Мне сегодня сон такой странный снился…

– Ты мне не рассказывала!

– Не хотела перед дорогой волновать.

– Что, какой-то кошмар, Элли?

– Не кошмар, но… Ой, мам, меня Агнешка зовёт, я тебе потом расскажу, если не забуду. Но ты не переживай, ничего страшного! Может быть, даже наоборот! Ну всё, я побежала, а то наши тётушки меня съедят!

– Они могут! Элли, будь послушной девочкой, ладно?

– Мам!

Закончила разговор я с неспокойным сердцем, хотя вроде бы причин на это не было. Ну сон, подумаешь, это же не по-настоящему! Даже если учесть, что некоторые сновидения моей дочурки воплощаются в жизнь каким-то совершенно немыслимым образом, не буквально, но фиксируя узловые точки, накручивая вокруг них фантасмагоричные события, волноваться всё равно не стоило. Да и со сном ли связаны мои ощущения? Может быть, совсем другое подтолкнуло моё подсознание к эмоциональной дрожи?

– Дочка звонила? – Любовь Андреевна, кажется, была удивлена.

– Да. Беспокоится…

– А сколько ей? – это уже Светлана спросила.

– Десять. Но иногда мне кажется, что она гораздо старше меня.

– Знакомое ощущение! – толстуха кивнула. – Дети вообще мудрые существа… до определённого возраста. Вы извините, Изольда, а сколько же вам самой лет? Я бы и не подумала, что у вас такая взрослая дочь!

– Мне тридцать три.

– Вот как… Знаете, а для меня возраст Христа поворотным оказался – замуж я в тридцать три вышла и Славика, сына, родила.

– Я слышала такую теорию, что у человека каждые одиннадцать лет происходят обновления и перемены в жизни. Так что ничего удивительного, Любовь Андреевна! Хотя вот мои тридцать три прошли серо и буднично… – Светлана пожала плечами. – Но моя жизнь вообще редко в какие-то правила вписывается!

– А я в тридцать три в Ярославль переехал, – откликнулся сосед сверху.

– Как?! – в один голос воскликнули обе тётушки. – А мы думали, что вы коренной ярославец!

– Для того, чтобы полюбить город, совсем не обязательно в нём рождаться! Любовь – штука спонтанная, дамочки. И непредсказуемая. Иной раз так по башке шандарахнет, что все мозги набекрень посшибает. Потом думаешь – куда смотрел, идиот? А поделать уже ничего не можешь. Любовь, так её за ногу!

– Вот-вот, у меня как раз так и было! – глаза у Светланы загорелись. – Как молнией меня пронзило, только увидала этого негодяя, только что искры из глаз не сыпались. А так всё было – и дрожь в коленях, и бабочки в животе. Рубашки его под подушку клала, чтобы даже ночью запах любимый вдыхать, представляете? Вот дура была!

– И чем всё это закончилось? – с любопытством спросила толстуха.

– Да ничем хорошим! – Светлана махнула рукой. – Хотя вру. Дочке уже двадцать два, скоро внуков мне родит. Наверное, для этого и случилась со мной та история. Знаете, я бы даже согласилась ещё раз через развод пройти, лишь бы Санька моя на свет появилась. Она у меня умница, каких свет не видывал. Сейчас на последнем курсе экономического учится, в бухгалтерии просто Бог! Параллельно несколько фирм ведёт, представляете? В её-то годы!

– А мои бездельники и лоботрясы! Всё бы им только с дружками резвиться да школу прогуливать. Супружница моя, как на работу вышла, совсем из рук детей выпустила. Я ей талдычу: лучше дома сиди, ребятишек воспитывай, а я деньгу и сам притащу. А она: я, видите ли, не только как женщина, но и как личность состояться желаю! Как личность, как вам это нравится?!

– Ну и правильно! Вам, мужикам, что главное? Бабу дома усадить, да делами побольше нагрузить, а о том, что у нас тоже свои желания имеются…

Будь я в другом состоянии, я бы тоже поучаствовала в беседе – всегда любила эту лёгкую, ни к чему не обязывающую и ни к чему не ведущую дорожную болтовню. Но разговор с дочерью повёл мои мысли совсем в другую сторону, вовсе не пересекающуюся с моими милыми попутчиками. И главное, никак не удавалось ухватить за хвост причину нынешнего беспокойства. Какое Эллино слово или, может быть, эмоциональный тон так вдруг переменили моё настроение? Мутно, непонятно, расплывчато. И, кажется впервые за последние годы, грядущее знакомство с новым городом не казалось таким уж радостным и желанным. Может быть оттого, что предстояло проходить его в одиночестве?