Читать книгу Прошу любить и не жаловаться - Екатерина Викторовна Береславцева - Страница 8

Всю неделю перед отъездом, по вечерам, я бегала по магазинам, стараясь не забыть никого из своих старых друзей. Моё лицо не покидала весёлая улыбка, и Танька, знавшая о поездке, радовалась вместе со мной.

– Ох, и завидую я тебе, подружка! – вздыхала она, когда мы выбегали с ней на перерыв в столовую. – Шутка ли, пятнадцать лет разлуки! Зато теперь какое счастье будет всех увидеть!

– Да-а-а! – умильно вздыхала я тоже и всё подгоняла время, ну когда, когда же я, наконец, сяду в вагон, и Москва, разноцветная и громкоголосая, останется позади…

А в последнюю ночь перед отъездом мне приснился сон… Я не говорила, что порой вижу вещие сны? Так вот, сижу будто бы я на вокзале, на чемодане с вещами, а рядом стоит какая-то большая сумка, бочком ко мне. Как сейчас помню – белая, покрытая блестящим лаком, с золотистой молнией по краю. А на другом её боку (том, который мне не виден), знаю я, что-то написано. Что-то очень-очень важное для меня! И что ещё я знаю совершенно точно – что надо мне эти слова во что бы то ни стало прочитать! И вот я, повертев головой по сторонам, легонько так поддеваю эту сумку ногой и начинаю потихоньку к себе разворачивать. А она тяжёлая, зараза, еле поддаётся! Но я ничего, терплю, и когда уже цель близка и я предвкушаю, что сейчас-то всё и узнаю, вдруг, откуда ни возьмись, прямо передо мной возникает огромная собака! Рыжая! С серебряным шнурком на мохнатой шее! Я, понятное дело, тут же отдёргиваю ногу и с ужасом смотрю на этого пса. А он забрался, негодник, прямо на сумку, зыркнул на меня своими глазищами, сверкнул застёжкой шнурка и замер. Замерла и я. Любопытство-то, само собой, гложет меня – а ну как что-то жизненно важное скрыто под рыжей шерстью, – но пошевелиться-то я и не могу! Сижу, как истукан каменный, и не могу ни ногой двинуть, ни рукой. Ужас, короче говоря. Жесть, как сказала бы моя Танька. А пёс ничего так себе сидит, спокойно. Только глазами своими моргает. Понимаю я во сне, что долго так могу просидеть. И начинаю ёрзать на чемодане. Попой, значит, двигать. А собака, как увидела мои ухищрения, так и заворчала легонько. Ну а мне, честно говоря, как-то даже смешно стало. Неужели, думаю, я не смогу подобраться к заветной надписи с другой стороны? Сползла я потихонечку вниз, а глупое животное, перестав рычать, вдруг как улыбнётся мне! Я тут же и села! Потому что оказалось, что не собака это вовсе, а парень рыжеволосый, и на шее у него не шнурок висит, а цепочка серебряная болтается с каким-то камушком блестящим на конце. Забыла я про слова, написанные на сумке, и гляжу только во все глаза на этот камушек, который качается передо мной, как маятник, туда-сюда. И так важно мне стало рассмотреть, что там за камень такой разноцветный, что стала я раскачиваться вместе с ним, вправо-влево, вправо-влево. Качалась, качалась… да и проснулась.

Ну, думаю, и сон приснился! Что ещё за собака такая рыжая, к чему она? А потом до меня дошло. Так это же моя Дашка! Ну конечно, Дашка! И сумка, на которую Дашка, то есть собака, уселась, – это, наверное, какие-то важные новости, которые произошли за время нашей с ней разлуки. Что ж, на месте и узнаю, что за новости такие!