Читать книгу Аквариус - Екатерина Ёлгина - Страница 2

В метро было несколько человек. Две девицы без умолку болтали о своих приключениях, и казалось, они вовсе не ждали поезда, будто так и было задумано: встретиться в середине рабочего дня в метрополитене только лишь для того, чтобы поболтать.

Женщина средних лет, уставшая от суеты города, прислонилась к спинке лавочки и, не моргая, уставилась в одну точку. Этой точкой был плакат на противоположной стене, где были электропути; на плакате, в красках голубой неги, вальяжно разлегся толстый рыжий кот, в лапах которого призывно выделялась красная банка. Издалека трудно было прочесть название кошачьей кормёжки, и женщина прищуривала глаза. Не потому, что ей было важно узнать название, скорее, просто от скуки, чтобы чем-то себя занять.

Молодой парень стоял близко у края платформы и с минутным интервалом заглядывал внутрь тоннеля в ожидании поезда.

Еще трое мужчин стояли порознь. Один читал газету, другой лазил в телефоне, третий едва не спал.

Электронные часы показывали без трех минут два.

Я, подобно статуе, замерла за колонной, рядом с лавкой, и наблюдала за всем и за всеми.

Я знала, что скрывает стена, на которой висел плакат с котом. И знала, что поезд задержится ровно на две с половиной секунды. Именно в тот момент откроется проход в Царство Нептуна, или как мы называем его – «Проход». Вы не замечаете происходящего, если оно не играет какой-либо роли в сегодняшнем дне. Тем не менее, это «происходящее» происходит. Открывается Проход. Томно подмигивает кот на плакате, раз за разом окуная толстую рыжую лапу в красную банку. Молодой человек, беспокойно ждущий поезда может броситься под него или пройти сквозь – но никто из людей не сможет этого увидеть.

Стоя за колонной, я невольно думаю о том, что мне очень любопытно, что же на самом деле кроется в этом Проходе, хоть Наставница Замечающих строго запретила это делать. Замечающими называют людей, для которых грань между реальным происходящим и происходящим надуманным слишком тонка, чтобы ее как-то различать или оценивать. Люди не воспринимают многие вещи и события такими, какие они есть – люди «додумывают» в своем сознании рациональность и практичность, материальность. Если бы я подошла сейчас к женщине на лавке или к мужчине с газетой и сказала: «Смотрите, сейчас парень бросится под поезд» – они бы мне не поверили, даже если краем сознания видели этого парня. Но в метро я совсем не за тем, чтобы рассуждать о «слепоте» людей – я слежу за секундами и сжимаю фотокамеру: я должна попытаться заснять тот момент, когда откроется Проход.

Тишина станции нарушается сигналом электропоезда и механический женский голос сообщает: «Пребывает электропоезд на второй путь. Будьте осторожны». Как только затихает голос и его отзвуки в стенах тоннеля, молодой человек, наконец, совершил задуманное, а остальные пассажиры торопливо протискиваются в полный вагон.

Я успеваю заметить парообразную дымку у плаката с котом, уходящую ввысь, в каменный потолок, и делаю больше тридцати снимков, бешено нажимая на кнопку.

На станции никого. Тишину нарушает гудение электросетей с высоким напряжением.

– Все успела? – прозвучал голос, лениво растягивая слоги.

Я вздрогнула от неожиданности и, начав озираться на пустой станции, заметила на себе пристальный взгляд кота с плаката.

– Ты это мне? – на всякий случай уточняю я, пряча камеру в сумку.

– Нет, это я обращаюсь ко всем присутствующим. Кроме тебя, конечно.

И кот скорчил нахальную гримасу. Я прежде не общалась с представителями Реальности и думала, что это произойдет несколько иначе.

– Значит, ты и в самом деле такой ленивый нахал, каким выглядишь, – негромко пробормотала я.

У кота округлились глаза, а лапа застряла в банке.

– Да ты хамка! Сколько тут живу – не видел подобного отношения! – проговорив оскорбление, кот уткнулся взглядом в банку, и спустя секунду, добавил: – Какие же все-таки дизайнеры ТУПИЦЫ! Ну неужели нельзя было просчитать окружность банки и соизмерить ее с моей лапой?!

– Хм. Может, проблема решится, если ты будешь меньше есть… – я подавила смешок. Кот громыхнул банкой и хмуро уставился на меня.

– Чего ты вообще сюда приперлась? Будут меня еще учить соплячки всякие.

Кот был не в духе. Я решила не обострять бессмысленный разговор своим ответным оскорблением, и молча пошла прочь.

– Ты что, уходишь? – в голосе питомца прозвучали жалобные нотки. – Ну, я ведь не со зла… постой чуток…

Я обернулась. Кот выглядел жалко. Одинокое существование с банкой нескончаемой еды.

– Никто не хочет извиниться, для начала?

– Не знаю, может, ты? – Кот улыбнулся, обнажая белые клыки.

– Послушай, если ты перестанешь язвить – есть шанс просто нормально поговорить. Понимаешь?

Собеседник немного подумал и кивнул.

– Так что, ты успела увидеть Проход?

– Откуда ты…

– Я ведь тоже из Реальности.

– Ну… думаю, успела. Наверное. Посмотрю на пленке.

– Что, на пленке? Нет-нет, определенно – нет. Разве ты не знаешь? Его невозможно «снять», будь то видео или фото. Готов поспорить, что на твоей камере ничего «такого» нет.

Кот был серьезен, и я даже начала немного сомневаться.

– Ты уверен? Я рассчитала все до секунды и у меня больше тридцати снимков…хоть на одном-то, но будет видно, как в стене проявляется круглая плита.

Кот покачал мохнатой головой и звякнул банкой о стену.

– Проход прячется. Всегда. Лишь своими глазами и с помощью осознания Реальности можно увидеть Проход. Просто увидеть, не говоря о том, чтобы туда попасть. – Кот многозначительно и выжидающе уставился на меня.

– Ты ведь не собираешься пойти туда?

– Мне было бы интересно… только в другой раз, не сегодня.

Питомец с явным усилием стащил банку с пухлой лапы, облизнул ее и ответил:

– Ну да, не сегодня. И не завтра. И даже не через год.

– Это ты к чему? Думаешь, я не решусь?

– Решаться ты можешь сколько угодно, только попасть в Царство Нептуна просто так, по прихоти – невозможно.

Станция вновь наполнялась людьми. Я кивнула коту в знак прощания и пошла прочь, подумав: «это мы еще посмотрим».

***

Ромашка поджидала меня у себя дома. Её сестра, Астра, была снова не в себе. Сейчас она выкидывала все вещи, что попадались под руку, в открытое окно. В такие минуты ее не следовало беспокоить, и Ромашка, шепотом поприветствовав меня, пригласила войти.

– Осторожно, не наткнись на Астру, а то глаза тебе выцарапает.

– Что не так в этот раз?

– А, пустяки. Увидела на улице компанию молодежи, симпатичных молодых девчонок и парней, веселых и беззаботных, которые пели на всю улицу: «А-стра-на у нас старая-ста-а-арая…»

– И в чем суть?

– Ну, ей показалось, что это они о ней поют: «Астра у нас старая».

– Бред.

– Вот и я о том же. Потом она кричала на весь двор, что ей всего семнадцать, и сейчас, с психа, выкидывает вещи. Ну ладно, не важно. Давай, показывай свое «домашнее задание».

Я вытащила камеру их сумки и последовала за Ромашкой по длинному коридору, уводящему неизмеренные глубины этой загадочной квартиры

– Эй, а в прошлый раз коридор был короче.

– Ну да, может быть. Он ведь углубляется и растет, дряхлеет вместе с нами.

– Круто.

– Ничего «крутого». Бывает, выйдешь ночью пописать, а попадешь в Северную часть дома, где у дверей сторожат псы. Были случаи, когда тут люди терялись.

– Да ну, не верю. Куда-то же они все равно выходили?

– Выходили. Но тут их больше никто не видел. Так что – держись ближе.

Ромашка была младшей сестрой, и теперь она Основательница Замечающих – до нее, говорят, главной была Астра, пока ее разум не помутился. На занятиях, Ромашка обучает всех членов сообщества навыкам наблюдения и восприятия, каждый раз расширяя границы познаний Реальности. Я всего два месяца как Замечающая, но еще до встречи с Ромашкой я чувствовала, что мир больше и реальней, чем кажется на первый взгляд.

– Вот сюда, проходи. Только не включай яркий свет.

– Мы здесь будем проявлять фотки?

– А у тебя их много?

– Тридцать четыре, и хоть на одной из них должен быть виден Проход.

– Что? Ты все-таки была в метро?

– Ну да, я…

– Ты ходила туда одна, сегодня?

– Ну ничего же не случилось…

Ромашка подтолкнула меня к двери и указала на стул в темной крохотной комнате.

– Сядь. Слушай внимательно. Ну, если бы все было так просто, думаешь, никто не догадался бы пощелкать кнопочкой и представить всему незаинтересованному миру эти кадры? Проход нельзя заснять. И что я тебе говорила насчет метро? Зачем ты пошла туда? Твоим заданием было?..

– По возможности, сфотографировать меняющуюся мимику и жесты персонажей на щитах…– пробубнила я. В моменты «обучения» Ромашка могла быть весьма строгой.

– И каким образом ты оказалась в метро?

– Ну Ромашка!

– Ну что? Я говорила – «нельзя»? Сколько раз я это говорила?

– Миллион, – вздохнула я.

Женщина скрестила руки на груди. Трехминутное молчание и взгляд с укором – вот мое наказание.

– Фло, это не игра. Все серьезно. Я не просто так заставляю вас делать дурацкие задания. Пока я не могу сказать, что за миссию вы будете выполнять, но внимание, собранность, сосредоточенность и дисциплина – залог успешного исхода.

– Я поняла. Но давай хоть посмотрим – зря я, что ли, столько нафотала?

Ромашка наконец улыбнулась.

– Хорошо, сейчас ты на наглядном примере убедишься, что я говорю правду.

Мы вытаскивали из ящиков огромного стола необходимые причиндалы для проявления пленки. В комнате пахло кислотой и спертым воздухом – проявление пленок не пользовалось популярностью уже много лет. Все равно я питаю к своему старому, но мощному и качественному фотоаппарату если не любовь, то нежность. Пока Ромашка раскладывала оборудование, я отошла к шкафчику, полностью забитому альбомами и фотографиями разных форматов и текстур.

Проведя пальцем по ближайшему снимку, я смахнула (скорее, соскребла) слой вязкой пыли. На фото появилось лицо улыбающейся девушки. Взяла другие фотки – компания из пятерых молодых людей, еще на одной – девушка и парень стоят в обнимку…

– Слушай, а кто это?

Ромашка оторвалась на секунду.

– Что? Где?

– На всех этих снимках. Все такие молодые и… жизнерадостные.

Женщина дотронулась до моей руки.

– Не смотри лучше. Их больше нет.

– Как? Что, весь шкаф забит фотографиями людей, которых нет в живых?

– Не трогай их, вот и все. Иди сюда, все готово.

– Но, все-таки, кто они? Зачем тогда хранить столько снимков, раз их никто не смотрит?

– Ты слишком любопытна и торопишь события. Я не могу объяснить ВСЕ за две минуты. Ты всего два месяца учишься, и уже знаешь больше, чем некоторые. Хватит об этом.

Ромашка была непреклонна. Мне оставалось смириться и подойти к ней.

– Как проявлять-то? Никогда сама этого не делала.

Женщина улыбнулась краешком губ.

– Тогда учись.

Мы провозились довольно долго, даже не знаю, сколько часов прошло с тех пор, пока фотографии были высушены.

– Все тридцать четыре, – с гордостью заметила я. – Хотела еще потренироваться на коте – колоритный персонаж, надо сказать.

– Это такой рыжий, толстый, с банкой?

– Он самый. Ты знаешь его?

– Два месяца там висит, бедолага. Раньше он на билбордах красовался, в центре города, но, видать, рекламная кампания подошла к концу, и его сместили «под землю».

– Да уж, не позавидуешь такой жизни. А что будет с ним потом?

– Когда?

– Ну, когда его вообще решат… снять со стены. Что происходит с ними, когда плакаты убирают?

Ромашка поджала тонкие губы, опустила взгляд в пол и долго молчала. Я сначала подумала, что она просто не знает, но судя по её напрягшемуся лбу, она усиленно думала, как правильно построить фразу для объяснения. Наконец, она решилась. Говор её был тихим и невнятным поначалу, пришлось прислушиваться, да и общая темнота комнаты действовала несколько пугающе вкупе с ее шепотом.

– Знаешь, не всем дано родиться дважды. Они же не понимают, что творят, что исправляют тысячи душ, перекраивая их на новый лад, а потом запросто выкидывают баннеры в мусорку… реклама стала частью нашей жизни, она прочно пустила корни в нашем сознании и прорастает там с каждым годом, крепчает. Но пусть так, мы привыкли к персонажам и воспринимаем их образы как реальность – особенно, люди «с туманом на глазах». Но все материалы и интеллектуальные продукты дорого стоят, фирмы-производители используют старые образы и идеи, создавая тем самым монстров для реальности…

Ромашка не смотрела на меня, ее взгляд блуждал по тесной комнатке и пытался зацепиться за нечто стоящее.

– Подожди, подожди, ты сейчас говорила о рекламе? Рекламе на щитах, в городе? Я что-то не совсем понимаю. Ты хочешь сказать, что персонажи с рекламных плакатов не… не умирают?

Ромашка покачала головой.

– Чаще всего – нет. Ты не замечала, что на плакатах иногда отображается контур поверх образа?

– Ну да, замечала, но это же просто декоративный графический эффект или косяк в работе дизайнера…

– Нет. Люди их не видят, эти контуры. Им слишком некогда и нет места в мозгу для каких-то там контуров. Это наложение облика на облик, и порой таких наложений может быть до тысячи. Только представь, сколько раз заурядный менеджер или дизайнер обращает персонажа в другого, добавляя или убирая детали, меняя характер или внешность полностью. Это они думают, что создали новую «звезду» для продаж. Но это всегда одно и то же существо с расчленением сознания, облика и судьбы.

Я растерялась. Услышанное повергло меня в уныние. Рыжий нахальный кот с плаката в метро теперь казался самым несчастным существом на свете. Может, он даже не знает, что его ждем в будущем. Наверное, мои глаза полностью выражали возникшие чувства, и Ромашка похлопала меня по плечу.

– А ты думала, в реальности все идеально? Нет смысла переживать из-за этого, так уж устроен мир. Смотри, твои снимки уже готовы.

Ни о каких фотографиях я говорить не хотела. Я уже осознала, что Проход невозможно заснять – это и правда было бы слишком просто и в конце концов люди однажды увидели бы его. И началась бы паника. Массовая. Мировая. Абсолютная и Последняя. Мысли возвращались к тысячам увиденных мною плакатов на протяжении всей жизни – раньше я вообще, как бы не замечала их – все, все эти герои, персонажи, существа, все, кто был задуман и воплощен в качестве рекламных продуктов – это многомиллионная армия искалеченных форм жизни, обитающих где-то в небытие, пока их снова не вывесят на всеобщее обозрение.

Ромашка снимала с прищепок фотографии и раскладывала их на столе со специальной подсветкой. Она отвлекла меня он горьких раздумий громким возгласом. Я сразу подошла к ней.

– Т-т-ты… ты… ты… в-ви-дишь? – Ошарашено тыкая пальцем в свежие снимки и, заикаясь, с трудом дыша, выговорила она.

Я вгляделась. На увеличенной в пятикратном размере стене отчетливо виднелся пар, исходящий крупными клубами от рельса и поднимающийся до самого полотка. Это было видно на шестнадцати фотографиях из тридцати четырех. Мы с Ромашкой в две руки стали перебирать остальные и пристально вглядываться в каждую.

– Смотри, – окликнула я женщину, – может, мне кажется, но тут на рельсах вроде какая-то тень…

– Хм… похоже на… так, если тень – то это нечто вроде призрака. Ты не видела там призрака, случаем?

– Да, был один. Самоубийца, он пять лет назад прыгнул – единственный случай за всю историю метро в нашем городе, в газетах неделю о нем писали. Парень такой с виду молодой, и чего ему не жилось?.. Но как он смог запечатлеться на фото?

– Если смог – значит, ему это было нужно. Не совсем призрак, получается.

– А кто тогда?

Ромашка пожала плечами.

– Да мало их, что ли? Сущность какая-то, которая все же хочет еще жить. Непонятно только, как он сумел отбросить тень? Он ведь прозрачный был?

– Нет, он был как обычный человек, крутился у края платформы, пока поезд не подошел… на него никто внимания не обращал не ДО, не ПОСЛЕ, значит – это призрак.

Ромашка снова задумалась. Пальцы перебирали фотографии, разворачивали вертикально и горизонтально, и женщина все это время молчала.

– Ромашка… – позвала я, – может, сама посмотришь на все это?

– Ммм? Что?

– Я говорю – пошли вместе в метро, сама все увидишь. Так ведь будет проще понять, призрак он или кто-то еще.

– Я не могу, нет, я не могу. Это будет слишком…

– «Слишком» что?

Ромашка отвела глаза. Почему-то эта тема оказалась для нее неприятной. Я раньше не видела ее в таком беспокойном состоянии.

– Что такое? – Я пододвинулась к ней ближе и обняла за плечи. – Почему ты так взволнована?

– Я не могу пойти туда. Я просто не могу. Мне комфортно только здесь, в доме, у меня нет нужды выходить куда-либо.

– Ну, хорошо, не будем об этом. Все, пошли отсюда, – я быстро забрала фотографии и, не отпуская руки Ромашки, вывела ее за дверь. В коридоре становилось холодно, неизвестно откуда подул ветер и почувствовался запах свежего снега. На дворе был сентябрь. Я покрутила головой, пытаясь понять, откуда этот запах, на что Ромашка усмехнулась:

– Не утруждай себя, оно само приходит.

– В смысле?

– Все перемены климата и времен года остро ощущаются тут. Я же тебе говорила: выйдешь у северного крыла – там зима, Север, и собаки караулят у двери.

– Зачем?

– Чтобы никто не вошел.

– Но…

– Ладно, хватит об этом – долго объяснять, да и незачем тебе это. Пошли на кухню, у меня есть чай на земляничке.

Ромашка возвращалась в свое привычное состояние, шутила по дороге, читала нравоучения перед тем, как начать пить чай, и тут же говорила о том, что у меня острый глаз и из меня получится хороший Замечающий. Однако мне не давал покоя тот наш разговор. Почему она не выходит из дома? Чего боится? Не хочет или не может выйти? Может, их с Астрой не выпускают отсюда? Но хотя это их квартира, семейный дом, так кто может их тут насильно держать?

Я не чувствовала вкуса, должно быть, потрясающего чая, вполуха слушала рассказы Ромашки о супер-мега-современной фотокамере, о которой она читала недавно в журнале.

Теперь, к мыслям о ромашкином страхе присоединились назойливые мысли о том парне-призраке. Что с ним не так? Если он призрак, то каким образом отбрасывает тень? И вот еще: как моей камере удалось заснять дымку на стене?

На кухню забежала Астра, вся закутанная в теплой шали; глянув на меня, а потом и на сестру, быстро заговорила:

– Вы впустили холод? Вы что, смерти моей хотите? Мне нельзя переохлаждаться! Ты знаешь это, – она нависла над Ромашкой и впилась взглядом в ее спокойные и безмятежные глаза цвета предрассветного неба. Реакцией от сестры послужило только тихое «ох…», и Астра разозлилась еще больше.

– Ты, самая сволочная из всех женщин на свете, ты что, решила меня извести? Ты мне не конкурентка, ясно? Я сама изведу тебя, поняла? Ты поняла, тварь?

Ромашка устало кивнула.

– Я поняла, сестренка, поняла. Иди, присядь, дорогая. Я сделаю тебе сладкого горячего чая, и ты согреешься.

Я всегда завидовала выдержке и спокойствию людей, но Ромашка была в этом успешнее всех. Вот уже полгода как старшая сестра съехала с катушек, материт всех и вся, дерется, истерит, ноет, стонет, плачет, действует на нервы – Ромашка терпит, прощает, успокаивает. Но все же, Астра раньше была (так мне говорили) одной из лучших Наставниц для молодых Замечающих, она знает по этой части больше, чем ее адекватная сестра. Сейчас, когда ненадолго она приходила в себя, могла немного помогать Ромашке.

Астра стояла неподвижно, злость ушла с ее лица, и как будто ненадолго наступило просветление: она оглянулась, нашла взглядом сестру и улыбнулась. Улыбка была чудесной, я была заворожена – несмотря на приличный возраст, улыбка Астры сияла как у молоденькой озорной и беспечной девчонки.

– Ты здесь, дорогая, а я тебя ищу, – и снова улыбнулась, сбрасывая шаль с худых плеч.

– Астра, рада тебя видеть, – спокойно ответила женщина. Я ожидала какой-нибудь яркой эмоции вроде удивления, радости – сестра пришла в себя, это же чудо! Но Ромашка как заученный текст выдала следом:

– Садись с нами, Астра. Твоя кружка с алыми розами, держи крепко, я налью кипятка. Так, теперь аккуратно ставь. Вот сюда. Я насыплю две ложки сахара, как ты любишь. Вот так.

Астра делала все по велению сестры и робко улыбалась, глядя на меня. Отхлебнув приготовленный совместными усилиями чай, Астра блаженно растянулась в кресле.

– А что нового, сестренка?

– Все своим чередом, милая, сегодня выгладила все белье, разложила по шкафам.

Астра одобрительно кивнула.

– Это правильно, молодец. А что интересного в Реальности?

Ромашка изумленно уставилась на сестру. Наверное, такого вопроса в момент здравомыслия она еще никогда не задавала.

– Что? Ты о чем?

– Ну, просто интересно, что происходит в миру. Мне кажется, я давно не выходила из дома…

Ромашка посмотрела на меня. Я лишь пожала плечами. Пауза начала затягиваться.

– Эмм… ну… я видела в метро призрака. И кота… да, кота на плакате.

Астра удивленно подняла брови, и, отхлебнув из кружки, назидательным тоном заметила:

– И это новости, по-вашему? Да, и кто тебе позволил в метро спускаться? Насколько я вижу, ты совсем новенькая. Ромашка, уж не ты ли даешь волю?

– Мда, но… она была там с другой целью… она приспосабливается быстрее, чем другие… – женщина говорила невнятно, проглатывая часть фразы – шок еще не отпускал ее. Сестра пришла в себя. Но надолго ли… обычно, такого «просветления» хватало ровно на одну чашку чая, затем Астра мгновенно вскакивала и убегала с криками и воплями.

– Хм, с другой целью? Ну, что там было такого? – вопрос был адресован явно мне. Замявшись, я все же решила поделиться своими впечатлениями – Ромашка сидела недвижимо.

– Ну, я и раньше видела призраков… два раза. Только этот отбросил тень – это видно на фотографиях. Это странно, по крайней мере. И у стены клубился пар…

– У какой стены? Уж не у той ли самой стены? – Астра нахмурилась и строго посмотрела на сестру. – Это как понимать? Она что, хотела попасть в Царство Нептуна?

Ромашка даже вздрогнула от натиска.

– Нет, конечно, о чем ты? Не хотела она туда попасть, только лишь посмотреть.

– Ну… вообще-то, если честно, я бы хотела попасть туда… – произнесла я тихим голосом.

Сестры смотрели на меня, одна строго, вторая – с изумлением. Астра отхлебнула еще чаю и проговорила:

– Ну вот, смотри – я же говорила, нельзя пускать ее в метро. Теперь не отговоришь уже. Эх, куда катится мир… ладно, придумаем что-нибудь.

Астра встала из-за стола, подобрала свою шаль и вышла из кухни.

Ромашка тряхнула головой.

– Это были галлюцинации или как?

– Похоже, Астра ожила…

– Я не верю. Полгода беспроглядного умопомешательства и вдруг…

– Рассуждения здравые, голос не дрожал, в глазах абсолютное понимание ситуации, – перечислила я. – Она вернулась.

– Я рада вновь обрести сестру, но почему только сейчас? Что такое случилось в ней, какой винтик встал на место?

Ромашка примерно с минуту теребила самодельную скатерть. Потом стукнула кулаком по столу и выбежала из кухни.

– Да что с вами происходит?! – не выдержав, воскликнула я.