Читать книгу Ода цепным псам - Екатерина Юрьевна Бобровенко - Страница 7

Первое время мне казалось, что после знакомства с Ромкой жизнь резко изменилась к лучшему. Стали доступны многие реальности мира, о которых другие даже не подозревали. Время бежало цветным калейдоскопом, причудливо меняя форму, замедляясь и растягиваясь тугой жвачкой. Все подчинялось крошечному прозрачному пакетику, спрятанному в укромном углу, и единственная задача стояла достать его. Но и с этим проблем не было. Ромка делал все за меня. Не удивительно, что он превратился в центр моей Вселенной, личное солнце, без которого нельзя обойтись. Я мнил себя хозяином жизни, хотя на самом деле с каждым днем только больше погружался в зловонную лужу, из которой уже не мог выбраться.

Я пришел к Ромке днем, как всегда, когда мать его уходила из дома на подработку или к очередному ухажеру. Дверь в квартиру Ромка не запирал, я толкнул ее, сунулся в комнату. Мой друг с кем-то разговаривал по телефону, лежа на кровати.

– Нет, он еще не готов. Я приведу его чуть позже.

Громкость в трубке была задрана на максимум, из коридора я отчетливо слышал приторный голос с сильным нерусским акцентом:

«Слущай, дарагой, я к тебе по-хорошему отношусь, почти как к брату. Все позволяю. Хочешь угощать? Угощай. Просищь в долг – бери, не жалко, ты мальчик послушный. Но со своим другом ты меня прямо расстраиваишь. Не привидешь на неделе – вообще больше ничего у меня не проси!.. Все, подумай, дарагой!..»

Ромка отнял от уха мобилу и озадаченно посмотрел на меня. Кажется, он только заметил, что больше в комнате не один. Я сразу перешел к делу.

– Здорова! Вставимся? Ты как?

Это были, в общем-то, риторические вопросы, вопросительная форма предложения. Мне казалось, так правильно. Ведь Ромка пока ни разу не попросил денег за порошок, который давал мне, только угощал.

Тогда я ничего не знал про «прикорм» и «воспитание», поэтому думал, дело в особенном отношении ко мне, и польщенно млел.

– Прости, братишка, сегодня ничего нет.

Ромка не поднялся – по-прежнему валялся, нервно покручивая на запястьях резиновые браслеты. Он всегда носил их целую кучу и дергал, когда волновался или был на взводе. Глаза полуприкрыты, длинные ресницы едва заметно подрагивают, золотясь в падавшем из-за штор свете. Наверное, даже сидящим на системе его можно было назвать красивым. Но сейчас мне хотелось убить его за эту безмятежную красоту.

– Совсем ничего нет? Мне немного надо. Можем одну на двоих разделить, Ром… – я опешил. Идеальный мир с грохотом рушился, и меня заваливало его обломками. Нужны были силы отпрыгнуть. Я должен был получить заветную добавку, разве Ромка не понимает?!

Ром неловко пожал плечами. Типа нормальное объяснение…

– Папке звонил. Говорит, нового подгона пока не будет. Сидите и ждите, он свяжется.

Я пропустил половину слов мимо ушей. Папка, мамка – без разницы. Понятно, Ром не сам на коленке все делал. Но в мозг раскаленной иглой впилась страшная реальность: «пока не будет». А как долго продлится «пока»? Что случится со мной за это время?

Я не спросил вслух, развернулся и вышел, спустился на улицу. Долго стоял и слушал ветер, подставлял лицо прозрачному солнцу, чувствуя, как оно невесомо щекочет кожу. Ощущения и эмоции казались приглушенными, будто сдвинули на минимум бегунок чувствительности. Я едва ориентировался в неожиданно посеревшем, поблекшем мире. Сделалось холодно, страшно, пот струйками сбегал между лопаток, а внутри уже ворочался, требовал порции яда разбуженный зверь. Скреб когтями о стенки желудка, подергивал за ниточки нервов, заставляя непроизвольно дергать то рукой, то ногой, словно театральная кукла.

«Иди и найди…»

«Иди и найди!»

«Иди и найди!!» – говорил зверь.

Мысли потихоньку отключались, уступая место главной цели – отыскать наркотики, где бы они ни были. Если бы в тот момент мне сказали идти из Нижнего в Москву, я бы отправился пешком в Москву.

Сильно подкумаривало. Тело требовало действий, и я пошел. Не помню, сколько гулял, часов пять, наверное. Уже в сумерках ноги снова вынесли меня к Ромкиному дому. Сердце больно екнуло. Я очнулся. И почувствовал надежду – вдруг сейчас есть? Вдруг Ромка просто пошутил, собирался меня подразнить? А я так быстро ушел, и он не успел догнать…

В тот момент я забыл, что торчал во дворе еще долго и что район наш в принципе слишком маленький. Ром нашел бы меня в любом случае. Если бы правда искал…

Я осторожно поскребся в подъездную дверь, подышал на запачканный краской домофон, точно на таинственную скрижаль. Сейчас в полной мере зависело от нее, получу я дозу или нет. Но я не помнил номер Ромкиной квартиры и принялся звонить во все подряд, сгорая от нетерпения. Не открывали. Пару раз послали, но чаще длинные гудки растворялись в пустоте. Многие еще не вернулись с работы, квартиры были пусты.

Я заскулил жалко и протяжно, ударился плечом, рванул на себя ручку, и как ни странно после очередной попытки железная дверь подалась навстречу – не выдержал державший магнит. Я радостный метнулся по лестнице, забарабанил в квартиру, где жил Ромка. Тут меня ждало второе разочарование – Ромка куда-то ушел. Ушел! Ушел, падла, от меня! Без меня!

Продолжая непрерывно, на одной ноте скулить, я сполз по стене на пол, сел на верхней ступеньке лестницы, обхватил руками голову и стал раскачиваться из стороны в сторону. Тогда меня и накрыло впервые по-настоящему: короткий разряд прошел по телу, заставляя мышцы беспорядочно сокращаться. Волна боли оказалась настолько сильной и внезапной, что я взвыл, повалился на жесткий коврик, зажмурился. Показалось, глаза вот-вот лопнут. Зверь бесновался внутри, он рвал все нити, соединявшие его с моим телом, жаждал вырваться и самому пойти искать вещество, так необходимое для его существования. С дурацким звоном гитарных струн рвались во мне связки и сухожилия, кости гнулись и плавились. В какой-то момент показалось, я уже умер.

Когда все исчезло, я не поверил сразу. Темнота рассеялась, судорога прекратилась. Я даже понял, что могу встать. И тут же в голову стрельнула догадка: это ненадолго, мне просто дали шанс, показали участь, если я ничего не сделаю в кратчайшие сроки.

Я вскочил, наощупь спустился по лестнице. Лампочка в подъезде не горела.

Куда идти? Кого искать? К кому обратиться за помощью?

Мысли лихорадочно носились в моей голове, и ни на одну из них не было внятного ответа. Искать Ромку? Он не пришел за столько часов. Если брошусь по городу, истрачу драгоценное время, и приступ накроет меня прямо посреди улицы, где точно никто не будет знать, как помочь.

В воспаленном мозгу всплыло одно имя – Санек.

Когда я начал пропадать в гараже на репетициях Ромкиной рок-группы и постепенно совсем отдалился от своей уличной компании, Санек ревностно поинтересовался, куда я бегаю. И стал бегать со мной. Нечасто, но в конце концов он тоже влился в нашу тусовку. Парковался со всеми, только пробовал какую-то разбавленную на максимум шелуху.

Страх зависимости был в Саньке почти такой же дикий, как мой внутренний зверь. Но сейчас во тьме забрезжила надежда. Если у него есть хотя бы немного дури про запас, я перекантуюсь на этой бодяге, пока Ромка не решит проблемы и все снова не наладится.

Возле квартиры Санька я просто ожесточенно вдавил в стену кнопку звонка и уперся лбом в дверь. Плевать, что подумали бы соседи, выглянув на нескончаемую трель. Санек открыл довольно быстро. Вынырнул из темноты прихожей.

Я просто упал ему навстречу, сотрясаясь от рыданий. Лицо было мокрое: слезы, сопли, слюна из-за оттопыренной губы. Мне казалось, с жидкостью из меня выходит яд, который я отчаянно хотел получить.

– Что случилось? – Санек оторопел.

– Ты один?!

– Один, родаки на дачу уехали. Открывать сезон. Да что случилось?!

Я ревел ему в плечо, ревел не как человек – как животное, загнанное в ловушку.

– Помоги! У меня ничего не осталось! Совсем ничего не осталось!..

Горло кривили спазмы, я не знал, понял ли вообще Санек, но он, кажется, понял.

– Давай выпьем. Тебе нужно прийти в себя.

И мы пили. Пили весь вечер и полночи. Я заливал внутренний пожар горючим, я топил беснующегося зверя в алкоголе, травил водкой из заначки Санькиного отца. Зверю было плевать, он продолжал скрестись, но постепенно мысли и чувства притупились, и я перестал обращать на него внимания…

…Следующее, что я помню: мое тело распластано горизонтально, вытянуто и похоже на галстук-селедку. Я пытаюсь пошевелить им, но получается плохо. В окно виден серый рассвет. Из худой рамы просочился и гуляет по комнате сквозняк, но мне пофиг на него, во мне все печет и поджаривается на медленном огоньке. Я не двигаюсь и дышу через раз, стараясь случайно не вспыхнуть.

Постепенно сознание анализирует пространство.

Я лежу на диване, напротив телевизор суетится рекламой, экран нервно вздрагивает, разгораясь и притухая. Мы забыли выключить его вчера вечером. Сейчас меня дико раздражает картинка, которую там показывают. Детский мультик про двух упоротых бобров. Бобер чистит зубы зеленой пастой, бобер грызет деревянный брикет и хвастается другу, что умеет пить молоко носом.

Я не могу встать и выключить, освободить разум от этой пидорской улыбки с экрана, ведь тело перестало подчиняться.

Меня кумарит. Дико кумарит.

Я не хочу есть, не хочу курить. Не хочу больше пить.

Я не хочу ничего другого, мне нужен белый порох. Гер, герыч, гера…

Неужели нигде в квартире не припрятано про запас? Санек – жук, мог и не сказать, мог не поделиться, мог специально меня напоить, уложить на диван, вынуть какие-то пружины из моего тела, чтобы не сумел встать, чтобы не нашел. Он знает, падла, у меня нюх собачий, все равно почую. Но он не собирается делиться!..

Забыв о слабости в теле, я поднялся и рысью метнулся на кухню.

Нашел пакет с мукой, обрадовался, разодрал его, но там была только мука – ни капли наркоты, ни крупинки. Я рылся в нем, а потом остервенело швырнул в сторону. Теперь я не церемонился – выкидывал из ящиков кухонных шкафов все, что только в них находил и пробовал на вкус. Ни один предмет не напоминал вкус порошка. Я в ярости бросал их прочь.

Потом осенило: в доме, где бывают наркотики, просто невозможно не просыпать хотя бы немного на пол. Хотя бы пылинку. И если она здесь есть, я должен ее отыскать!

Следующие десять минут (а может, час? Или два часа?) я ползал по пестрым квадратам линолеума, ощупывал чувствительными подушечками пальцев каждую трещинку, каждую вмятину от ножки стула. Глазам я не верил и любую обнаруженную крупинку пробовал на язык. Мне казалось, я ослепну от радости, когда почувствую нужную горечь.

Я лизал пыль, с надеждой прислушиваясь к ощущениям. Казалось, весь мир сжался до размеров игольного ушка, превратился в обостренные вкусовые рецепторы.

Неужели нашел?! Микроскопическая крошечка! Стараясь не выронить ее, я затрясся от лающего, нервного смеха, когда меня с силой огрели по затылку чем-то тяжелым. Я растерянно сел, недоуменно задрал глаза к потолку, пытаясь различить в расплывающейся картинке то, что на меня напало. Я был совершенно потерян – не от внезапности, не от боли. Но из-за удара я выронил свою песчинку дури и теперь жаждал только одного – отомстить.

Темный силуэт в длинном пальто метнулся перед глазами, но я увернулся от очередного удара авоськой.

– Остановись, ты теряешь себя… – послышался растерянный голос Санька, и тут же визгливый тембр заглушил его, срезал, перебил слова:

– Что ты говоришь?! Что?! Мы с отцом за порог, а ты всякую шваль в дом тащишь, да?! Посмотри, что он наделал! Господи! Посмотри! Сережа! Мне плохо! Сережа, мне плохо!

Незаметный мужчина подхватил тучную женщину и усадил прямо в пальто на диван. Она все причитала, не переставая, но голос доносился теперь издалека. Кто-то сгреб меня за шиворот, поволок через темный коридор в прихожую. Я не сопротивлялся. У меня вдруг снова не осталось сил, тело обвисло безвольной тряпкой. Казалось, еще немного, одно неловкое или резкое движение – и оно порвется на тонкие лоскутки.

Очухался я в подъезде, перед закрытой дверью. Воняло мочой. Моей ли или чужой, не знаю. На зубах скрипели крошки сожранного мусора. Тишина, просто обреченная тишина стояла вокруг, я так и сдохну здесь. И даже Санек мне не поможет. Санек не поможет, но…

Не знаю, сколько я провалялся в забытьи, прежде чем голос зверя в голове подкинул новое имя.

Ромка! Ромка… единственный человек в мире, который может сейчас помочь. С трудом дыша, я отлип от мокрой плитки и встал, пошарил взглядом в поисках брюк. Потом вспомнил: я больше не в комнате, а брюки в общем-то на мне. Странно, я же никогда не спал в одежде. Что случилось на этот раз? Воспоминание о скандале с Санькиными родителями почти не трогало. Оно сейчас находилось в стороне, точно я был отделен от происходящего толстым непроницаемым стеклом. Пошатывало. Горло саднило, глаза царапала острая сухость, в затылок вкручивался раскаленный болт – еще чуть-чуть, и остатки мозгов сварятся в дрянное ширево, вытекут через глаза.

Я ясно представлял, сколько добираться до дома Ромки, точно прокладывал мысленные маршруты сквозь все районы, подворотни, сквозь стены. А в голове вспыхивали и лопались огненные сверхновые, похожие на пузырики газировки.