Читать книгу Лотерейный билет. Истории и рассказы. Стихи - Елена Афонина - Страница 3

Поезд «Киров – Москва» наконец отправлялся. Заклацали откидываемые полки плацкарта, полетела пыль со спускаемых вниз матрацев, зашумели отъезжающие. Было около десяти вечера последнего августовского дня. Вагон был полон людей, возвращавшихся из отпусков и с каникул, еще пребывающих в эйфорическом состоянии совершенной свободы и уже торопящихся вернуться к своим вседневным заботам.

Таня Сильцева, молодая красивая девушка двадцати лет, уставшая и счастливая, сидела у окна и, задрав занавеску, смотрела на провожавших ее дядю и тетю, медленно уплывающих вдаль вместе с перроном. Она последний раз махнула им рукой и, когда поезд совсем уже набрал скорость, вдруг почувствовала, что ей смертельно хочется спать, несмотря на ранний час. Таня еще пробовала читать какой-то роман, который сунула ей впопыхах в дорогу тетя, но веки упрямо слипались, и она тщетно пыталась уловить смысл прочитанного. Тогда она отложила книжку, вытянулась на постели и, забыв даже про яркий свет, горевший прямо над головой, стала засыпать.

Таня Сильцева заканчивала в этом году иностранный факультет университета и в подарок получила от родителей деньги, которыми могла распорядиться по собственному усмотрению. Больше всего на свете ей нравилось путешествовать, поэтому, недолго думая, она решила все потратить на свои последние каникулы и увидеть наконец город, где выросли ее отец и мать и где она еще ни разу не была. За те две недели, что Таня провела в Кирове, она ни минутки не сидела на месте: каждый день кто-то из друзей или знакомых хотел ее видеть, приглашал к себе в гости, вез на рыбалку или на дачу жарить шашлык, водил по городу, демонстрируя достопримечательности, и Таня приходила домой уже после десяти совершенно без сил, съедала ужин и засыпала, с ужасом думая, что завтра вся круговерть повторится снова. Но теперь она уезжала, довольная тем, что столько успела и чувствовала себя отдохнувшей.

Всю ночь она крепко спала, ни разу не проснувшись, чего с ней никогда не бывало в поезде, и, приехав домой, забывая остывающий обед, принялась рассказывать о поездке и своих впечатлениях.

Перед сном она все еще вспоминала прошедшие так бурно и незаметно дни и думала, как приятно после долгого отсутствия снова оказаться дома, где все так спокойно и близко.

Следующий день прошел тихо и размеренно. С утра Таня съездила на факультет, после занятий сидела в библиотеке и вернулась домой к пяти часам. Потом она обедала, готовилась к занятиям, и вечером ей казалось, что она никуда не уезжала и все лето провела в Москве.

Она уже засыпала, окончательно успокоившись и перебрав в уме завтрашние дела, и вдруг вспомнила о нем, и в ту же минуту удивилась, как долго она его не вспоминала – целую неделю, а, может, больше. Он был Таниной первой любовью, они познакомились давно, еще в школе, и, хотя не виделись уже несколько лет и время от времени Таня увлекалась кем-нибудь новым, она неизменно, каждый раз перед сном вспоминала его и ждала. Ей казалось, что все еще не закончено и все остальное – это так, между прочим, а настоящее, то, с чем связана ее жизнь, – это он, только он и никто больше; ей казалось, что она знает, когда он думает о ней, и, пока она его вспоминает, он будет любить ее так сильно, как она хочет. То, что не все еще кончено, Таня ощущала особенно остро оттого, что их расставание было каким-то нелепым, и они даже ничего не говорили друг другу. Да, собственно, не было и самого расставания. В день, когда они должны были встретиться и поехать в Архангельское, вместо Артема пришла его мать и сказала, что им не следует больше видеться. Они стояли у метро, была осень, холод, дул ветер, желтые листья и пыль крутились по асфальту, и Таня, слушая, ничего не понимала. Она так ничего и не поняла: ни пока ехала обратно в метро, ни вернувшись домой, ни на следующий день, ни даже через год или два, – и это мучило ее и не давало ей покоя.

Она написала письмо, но он не ответил, и Таня думала, что он его не получал и письмо открыли и прочитали. Она писала еще и звонила, но ее письма продолжали уходить в пустоту, и на звонки отвечал долгий зуммер. Все оставалось нерешенным и тянулось из дня в день, постепенно превращаясь в idée-fixe, навязчиво возникавшую, как только Таня закрывала глаза в темноте.

Она часто видела его во сне, и он всегда был лучше, чем наяву: всегда любил ее, был ласков и нежен. И весь следующий день она чего-то ждала, и ей было невыносимо грустно и тоскливо. Иногда ей случалось несколько дней не думать о нем, и тогда она понимала, что он начинает ее забывать, спохватывалась, и он возвращался в ее мысли. И, когда ей вдруг кто-то очень нравился, он появлялся и напоминал о себе, и Таня радовалась, что он бережет ее от пустых переживаний.

Теперь она лежала и с удивлением обнаруживала, что совсем забыла о нем и что может сейчас перестать о нем думать, как о любом постороннем предмете, случайно пришедшем на ум; что воспоминание о нем ничего в ней не волнует и не тревожит, что он ей не интересен – высокомерный и самовлюбленный, каким он всегда был на самом деле, и каким она его вдруг увидела, как-то спокойно и согласно принимая эту правду; и что, даже случись невозможное, чего она порой так страстно желала, – появись он на пороге ее комнаты, – она не захочет пойти с ним и ей не о чем будет с ним говорить. И она лежала, удивлялась и думала, как неожиданно все проходит, и уже сомневалась, не была ли эта ее, со временем ставшая химерой любовь с самого начала вымышленным ею призраком, и зачем тогда она так долго нуждалась в нем и его не отпускала. Минуту спустя она поняла, что избавление наступило, что она свободна, и с наслаждением заснула.

24.09.2002