Читать книгу Потаповы&Potapoffs - Елена Александровна Кралькина - Страница 14

Павел опоздал на семь минут к объявленному времени видеоконференции с сыном. Боб слишком долго провозился с камерами. За Павлом, как оказалось, следили не только в кабинете, но и на лоджии, где он частенько, сидя в кресле, вел телефонные разговоры. Боб трогать «вражеские» камеры не стал, а поставил свои. Кроме того, он посоветовал Павлу собрать чемодан с самым необходимым на случай, если ему придется срочно вылететь в Россию. Потом они еще заехали к Бобу на квартиру, чтобы снять отпечатки пальцев с футляра.

Опоздание на семь минут – это уж не слишком большое прегрешение, но отец был в ярости. Павлу повезло, он сразу прошел в отцовский кабинет и занял место перед монитором, а вот Боб принял весь огонь на себя.

Павел время от времени беседовал с сыном, но больше по телефону. Сейчас, глядя на сына, он даже удивился, насколько сын повзрослел. Павел увидел не мальчика, а серьезного, взрослого мужчину. Под глазами у Алекса были синяки. Сын явно столкнулся с драмой или трагедией, которая поразила его до глубины души. Пожалуй, отец Павла прав, сейчас поднимать вопрос о срочном возвращении Алекса в Америку не ко времени.

– Папа, у меня к тебе очень серьезный разговор, поэтому давай не будем тратить время на обсуждение моего отъезда из Потаповска. Я никуда отсюда не уеду. Прими это, – Алекс как будто подслушал мысли Павла. Павел кивнул. – Я не буду рассказывать тебе все, что произошло сегодня утром на заводе, я только что очень подробно описал все деду. У меня есть личные просьбы именно к тебе. Я отдаю себе отчет, что я взрослый и должен решать свои проблемы сам, но в данном случае мне самому не справиться. Кроме как к тебе, мне больше обратиться не к кому.

– Алекс, ты знаешь, я сделаю все, что в моих силах.

– Да, я очень надеюсь на это. Не сочти меня, пожалуйста, параноиком, но, когда сегодня на демонстрации станка кто-то его включил и бедного Семена Лукича убила оторвавшаяся деталь, я почему-то сразу подумал, что хотели убить меня.

Павлу показалось, что сердце у него остановилось.

– Папа, не волнуйся, скорее всего, это мои фантазии, но все же вероятность такого события отлична от нуля. Я бы не стал беспокоить тебя, если бы не Надюша. Ты должен помнить ее. Она такая темненькая девушка с хвостиком. Работает вместе со мной.

– Да, я хорошо помню Надю. Что с ней?

– Папа, Надя сейчас в больнице, она была рядом со мной в цеху, когда произошел несчастный случай. Ей стало плохо, и ее увезли на скорой помощи. Папа, я люблю Надю, и она беременна. Она беременна моим ребенком. Я хочу, чтобы ты это знал. Если меня вдруг не станет… ты должен позаботиться о Наде и о своем внуке или внучке. Мне важно быть уверенным, что ты это сделаешь. Конечно, русские Потаповы помогут Наде, но мне кажется правильным, чтобы помог ей именно ты, мой родной отец. Я сегодня целый день переживал, что Надя потеряет ребенка, но только что позвонила тетя Майя из больницы, вроде бы прогнозы хорошие. Может быть, все и обойдется. Завтра из Москвы должен приехать какой-то знаменитый акушер-гинеколог для консультации. Его вызвал Игорь Валерьевич, ты должен его помнить.

Павел приучил себя хранить хладнокровие в самых форс-мажорных обстоятельствах, но сейчас чувства зашкалили: внутри поднялась буря и сжались кулаки. Павел встал. Ему надо было пройтись по кабинету, чтобы немножко прийти в себя и начать трезво мыслить. У него уже отобрали Бетти. Теперь кто-то захотел отобрать у него сына и внука. Этого он не допустит. Костьми ляжет, но не допустит. Черт, до Потаповска в лучшем случае он доберется только завтра к вечеру.

– Послушай, Алекс, завтра первым же самолетом я вылечу к тебе. Не мотай головой, мне нужно все увидеть своими глазами. Я переговорю с Максимом. Надо сделать так, чтобы Вы с Надей срочно оформили брак. Это надо организовать безотлагательно. Даже если Надя будет лежать в постели, брак надо оформить. Сам понимаешь, я тоже не вечен. Мало ли что может случиться, а так она будет под крылом клана Потапофф и сможет пользоваться всеми привилегиями.

– Не уверен, что тебе нужно приезжать, но я буду очень рад. Папа, это не все, о чем я тебя хотел попросить. Пожалуйста, не возражай, если мама захочет помочь Наде с малышом, и еще – не подпускай к ребенку Клару.

– Насчет Бетти можешь не сомневаться. Я буду только рад, если она будет нянчиться с внуками. А Клара… Я только что обнаружил, что у меня в кабинете установлена камера, которая следила за мной. Без участия Клары никто ее поставить не мог. Я бы подал на развод сегодня же, но Боб настаивает, чтобы я некоторое время делал вид, что ничего не произошло, якобы это нужно, чтобы он мог ущучить всех злоумышленников. Черт побери, очень хочется свернуть Кларе шею, а нужно… целовать ее в щечку.

– Папа, если зашла речь о маме. Я давно хотел тебе рассказать, все не было случая. Я случайно подслушал разговор мамы с тетей Никушей, здесь, в Потаповске, прошлым летом, когда ты уехал домой. Мама плакала. Я слышал только конец разговора. Она тогда сказала жуткую вещь: якобы и тебе, и мне было бы лучше, если бы ее не было в живых, якобы многие беды бы нас миновали. Я с тех пор боюсь рассказывать ей о своих проблемах. Вот и сейчас волнуюсь, как она воспримет все, что произошло на заводе. Лучше бы пока ей ничего не знать.

– Понимаешь, Алекс, ты уже взрослый, и я могу тебе кое в чем признаться. Ты, наверное, как и все, считаешь, что я человек-робот и у меня нет эмоций. Это не совсем так. Я просто стараюсь отгородится от окружающих, чтобы никто не вздумал лезть мне в душу. Я никогда никому о своих чувствах не говорил, скажу тебе первому. Я больше двадцати лет каждый божий день вою внутри себя от безысходности и тоски. Моя жизнь кончилась, когда мы расстались с Бетти. Она просто взяла и ушла от меня, черт возьми, без объяснения каких-либо причин, просто выкинула меня, как мусор, из своей жизни. Я не знаю, чем я провинился перед ней. Какая-то причина, скорее всего, была, но я ее не знаю. В конце концов, настало время расставить все точки над «и». Я сейчас же поеду к твоей матери. Мне кажется, будет лучше, если она пока поживет у тебя.

– Папа, мама сейчас читает лекции в Лондоне. Она освободится где-то недели через три. Я попрошу ее приехать к нам сразу после последней лекции. Хорошо бы Вы здесь с ней встретились и, наконец, поговорили начистоту. Ты прав, когда-то надо поставить точку на прошлом. Все детство я мечтал, чтобы Вы были вместе. На самом деле до сих пор мечтаю. Я точно знаю, что мама любит тебя и что ты ни в чем не виноват.

– Откуда? Ты знаешь, почему Бетти ушла от меня?

– Да, я знаю. Помнишь, примерно два года назад к нам приезжали дядя Максим, тетя Никуша и ребята? Тогда еще маме и тете Никуше дали премию клана за то, что они написали историю американских и русских Потаповых. Помнишь, перед самым отъездом ребят в Россию мы с ними целый день отдыхали на озере, а потом поехали домой к маме на барбекю.

– Конечно, помню, – это воспоминание было у Павла, как болячка, которую хоть и больно, но все время хочется трогать. Он тогда увидел Бетти после многих лет разлуки, и все спавшие до этого момента эмоции проснулись и пошли вразнос.

– Конечно, помню, – повторил Павел, – я же тогда привез к Бетти Максима с Вероникой. Зачем-то с нами потащилась еще и Клара. Она прямо сочилась ядом. Мало того что мы поехали к ненавистной Бетти, с вами тусовались Джонни и Нора. Нора для Клары – красная тряпка для быка. Она ее не переносит. Как же, как же, полный беспредел: секретарша Нора оказалась в «высшем» обществе.

– Мама тогда быстро поставила Клару на место, заявила, что Нора – ее гостья. Джонни потом сильно благодарил маму. Ты-то в тот день, как мне показалось, ничего не замечал вокруг, был очень тихий и почти все время молчал.

– Понимаешь, Алекс, то озеро, на котором вы отдыхали, много значило для нас с мамой. Мы часто ездили туда, когда были вместе. Мечтали, что когда-нибудь купим дом на горе рядом с озером. Бетти исполнила нашу мечту, но меня в ее жизни уже не было. На меня нахлынули воспоминания, стало очень горько, особенно от того, что рядом со мной Клара.

– Честно говоря, то, что ты все время молчал, я вспомнил уже потом, когда начал анализировать вечер после разговора с мамой. Папа, я ничего не замечал. Понимаешь, я давно люблю Надю, но я боялся, что она никогда не сможет меня полюбить, потому что я такой неловкий, инвалид, одним словом.

– Что за ерунда? Как тебе только в голову пришло, что ты инвалид и Надя тебя не полюбит?

– Давай я тебе тоже немножко расскажу о своей жизни. Только это будет по секрету от мамы. Я не хочу, чтобы она переживала. Папа, ты просто не представляешь, как меня травили в школе в Лондоне. После перелома ноги я же ходил с палочкой. Издевались по-черному. Даже вспоминать страшно. У меня еще прыщи на лице время от времени появлялись, все девчонки демонстративно плевались, глядя на меня. У меня развился комплекс, я боялся даже подходить к девушкам. Мне казалось, что ни одна из них меня не полюбит. А потом мы как-то с мамой летом попали в Потаповск: поехали на денек посмотреть на родовое гнездо Потаповых и застряли на две недели. Как-то так получилось, что нас увидела тетя Никуша, пригласила к себе, показала маме старинные документы Потаповых. Ты маму знаешь, если она увидит что-то старинное, тем более документы, для нее окружающее перестает существовать. Мама смотрела старые фотографии, ахала, а я стоял в сторонке, считал ворон. Тогда тетя Никуша познакомила меня с ребятами: Денисом, Людочкой и Саньком. Дэн – мой ровесник и вообще родственник, а Люда с Саней тогда совсем мелюзгой были. Знаешь, на то, что я хромаю, никто из ребят вообще внимания не обратил. Меня сразу потащили смотреть, где был тайник старых Потаповых, где были спрятаны бриллианты и документы о Сергее Потапове, стали рассказывать, какой дядя Максим умный. Только уже вечером Дэн поинтересовался, могу ли я ездить на велосипеде, а то до лучшего потаповского пляжа пешком далеко. Я рассказал, что упал с лестницы и теперь хромаю. Ты должен помнить, что отец Дэна, дядя Володя, после ДТП вообще в инвалидной коляске оказался, а потом придумал специальные упражнения и встал на ноги. Ты себе даже не представляешь, как мне помог дядя Володя! Он со мной съездил к знакомому хирургу, мне сделали снимки, а потом дядя Володя подобрал для меня упражнения, которые я должен был делать каждый день, причем определенное число раз, не меньше, не больше. Хромать я перестал, но комплекс неполноценности остался. И вот с этим дурацким комплексом я встретил Надю и сразу же влюбился. Почему-то я был уверен, что как только Надя увидит Джонни, она сразу забудет про меня. Перед ее приездом в Штаты я целую ночь не спал, боялся, что сойду с ума от ревности, если Надя будет с Джонни. В том, что Надя понравится Джонни, я не сомневался. Она не могла не понравиться. Я не говорил Наде, что люблю ее, ждал, как все повернется с Джонни. Там, у мамы, все и решилось. Клара, как водится, завела шарманку, какой Джонни замечательный, а я рядом с ним – жалкий инвалид. Ты должен помнить. Помнишь, как отреагировала Надя? Она стала ругать Джонни, что он позволяет матери унижать меня. Вот тут я понял, что Надя любит меня. Прямо там сейчас же, за столом, я не мог сказать, как я люблю ее, поэтому решил спеть о любви. Надо было хорошо подумать, что петь, а я, полный дурак, сел за фортепиано и запел:

I don’t know why, You said goodbye

Just let me know you didn’t go forever, my love

Please tell me why, You make me crу…

Я смотрел только на Надю. Я видел, чувствовал, что она поняла меня: глаза у Нади стали счастливыми-счастливыми. Я был на седьмом небе. Случайно мой взгляд упал на тебя, и тут до меня дошло, что я сделал что-то не то. Мне показалось, что ты перестал дышать и превратился в камень. Я посмотрел на маму, она едва сдерживала слезы. Тетя Никуша почувствовала напряг, подошла к роялю и сыграла что-то душевноподъемное, а потом попросила сесть к фортепиано маму. С этого момента я не спускал с тебя и с мамы глаз. Мне показалось, что ты умоляюще посмотрел на маму. Она села за рояль, немного посидела и потом решилась на что-то. Мама сыграла ноктюрн Шопена, по-моему, он называется «Забытый». Мама считает, что эта музыка написана о тоске души, которая живет в разлуке с любимым. Ты, пока мама играла, полностью ушел в себя. Когда мама кончила играть, Клара тебя даже в бок толкнула, чтобы ты пришел в себя. Клара тогда маме в душу плюнула. Это только она могла додуматься ляпнуть: «Что за нудятину ты играешь, Бетти? Видишь, Пол даже заснул». Я видел, что мама украдкой смахнула слезу, а ты так посмотрел на Клару, что она сразу объявила, что ей пора домой. Потом все разошлись, я отвез ребят в отель, а когда вернулся, увидел, что мама сидит за столом, пьет виски и плачет. Я вообще-то первый раз в жизни увидел, что мама пьет. Тогда-то я из нее все и вытянул. Папа, мама ушла от тебя, потому что не могла поступить иначе, хоть ты ни в чем не виноват. Я больше ничего не могу тебе рассказать. Ты все должен выяснить у мамы сам. Так будет честно и правильно. Я только хочу задать тебе один вопрос, извини, если это вторжение в твое личное пространство. Скажи, только честно, в ту ночь, когда мама ушла от тебя вместе со мной, Клара осталась у тебя? Вы были близки?

– Ты что? Я же терпеть не мог Клару, и у меня даже в мыслях не было изменять твоей матери. Я выпер Клару из дома вслед за вами, запер дверь на ключ и банально надрался, что называется, до поросячьего визга. Все было совершенно банально. Мне очень жаль, Алекс, что все так вышло. Так сложилась жизнь, что я не был рядом с тобой, когда тебе было тяжело, я не помог тебе в Лондоне, не я помог тебе справиться с хромотой. Завтра я буду у тебя, теперь мой черед быть рядом.