Читать книгу Путь наверх. Книга вторая. Королева - Елена Александровна Тимофеева - Страница 3

Министр финансов Руаны торчал на кухне, где его никто не любил, потому что он воровал окорока и сыры, совал нос во все блюда и давал дурацкие советы в вечной запарке находящимся поварихам. Однако сейчас он вёл себя тихо, в котлы не лез, сидел в углу на табурете, грыз оставшиеся от студня мослы и вспоминал события, минувшие пятнадцать лет назад.

Ясным осенним утром въехали они на территорию Руаны. Миновали безлюдную деревеньку, остановились у корчмы на окраине. Там двое бородатых мужчин в рваных рубахах и кандалах, босые, сидели у дверей, а в зале, поглядывая за ними, жрал баранью ногу рябой детина в дорогом шлеме и латунной кольчуге.

Демира и Ливий прошли в комнату, поздоровались с хозяином. На худом измождённом лице этого немолодого мужчины застыл страх, но он улыбнулся путникам, предложил вина и хлеба.

– Эй, вы!

Они не сразу поняли, откуда донёсся этот выкрик. Из этой комнаты или из соседней, через приоткрытую дверь которой слышались бряканье игральных костей об стол и пьяная ругань.

– Эй, вы, двое! – ещё громче выкрикнул детина, что сидел в этом зале. – Кто такие?

– Странники, – нехотя отозвалась Демира. Она с болью в сердце переживала расставание с Арий Конрадом и меньше всего хотела сейчас ввязываться в потасовку.

– Я вижу, что странники, не слепой! – отозвался верзила, сыто рыгая и вытирая об штаны жирные пальцы. – Платите пошлину за проезд через деревню! – потребовал он. – Здесь моя земля!

Заплатить? Это он Ливию сказал?

Магрибский вор покосился на стоящий у него в ногах туго завязанный кожаный мешок, потом перевёл взгляд на детину, пожал плечами.

– А шиша на нос не хочешь? – спросил он. В тоне его не предвещалось ничего хорошего.

– Что-о? – рябая морда побагровела, пьяные глаза налились кровью. – Что ты сказал? – рявкнул детина, поднимаясь из-за стола. – Гай, Дилан, сюда! На его зов из соседней комнаты вывалились два полупьяных бугая. Одинаково сдвинули брови, выпятили челюсти, играя желваками, преданным взглядом продажных собак посмотрели на начальника.

– Да, хозяин! – прорычали хором.

– Платить не хотят, – рябой показал пальцем на Демиру и Ливия.

– Да как посмели?! – в один голос взревели холопы и бросились в драку.

Вот и представился Демире первый случай испытать в бою Меч, Разящий Без Промаха. Покуда Ливий с одним разбирался, уложила воительница и второго, и рябого детину. И ведь вроде бы пустынна была деревушка, а вмиг людьми заполнилась. Верзила ещё в агонии хрипел, Демира меч отирала от крови, оглянулась, а в зале уж люди.

– Кто он? – спросила у людей, указывая на рябого.

– Али Лей Хон, – ответил хозяин, – наместник Пиара в нашей деревне.

– А они? – Демира кивнула в сторону сидящих у дверей пленников.

– Воины короля Вирджила Великого, – ответил хозяин.

Демира оглядела замершую в молчании толпу. Почти нет мужчин, женщины всё, подростки, старики. Они смотрели на неё в ожидании, будто понимая, что наступил переломный момент и то, что свершится сейчас, навсегда изменит их жизнь. И Демира поняла, что с этой минуты всё, что она скажет или сделает, будет иметь вес, и не только в судьбе её.

Она быстрыми шагами пересекла зал, и, взмахнув мечом, рассекла цепи на руках и ногах сидящих у дверей пленников.

– Вы, воины короля Вирджила, поедете со мной в Сенот, – произнесла она, – мы снимем осаду с города.

– Это невозможно, храбрая воительница, – подал голос кто-то из толпы, – слишком велика армия Пиара.

– Трусы говорят так! – гневно воскликнула Демира. – Армия Пиара грабит ваши дома, убивает ваших мужей и братьев, насилует ваших жён и дочерей! Моё имя Демира, я познала стыд и горечь рабства! Я обрела утраченную свободу и вкусила сладость мести! Я прошла по Белой Пустыне Яхтан с Последним из Ордена Сов, вошла в святилище Ангела Света Ормузда и получила Меч, что Разит Без Промаха. Собирайте войско! Я поведу вас и принесу победу вашему народу!

Один из пленников, что помоложе, крепкий, широкоплечий, голубоглазый мужчина, поднялся со скамьи, расправил затекшие руки.

– Моё имя Говард, я военачальник Вирджила Великого. Я верю тебе. Мы с Ханком пойдём за тобой, соберём войско и будем биться. Кто не трус, тот пойдёт с нами. Есть здесь ещё воины?

Стены старой корчмы сотряслись от крика, сорвавшегося с пересохших от волнения глоток:

– Да!

К вечеру собрали небольшой отряд. Демира оглядела своё войско: плохо одетые, вооружённые кухонными тесаками, вилами и ухватами.

– Нужен оружейник, – сказала воительница, – кузнецы в деревне есть?

Всю ночь старый кузнец с подмастерьем перековывали косы на мечи. Говард и Ханк помогали им. К утру выступили в поход.

Медленно продвигались к Сеноту. Ночами входили в деревни, брали внезапностью, натиском, убивали немногочисленных солдат Пиара, освобождали жителей, увеличивали число своего войска. Небольшой путь был пройден, три деревни всего, а уже дошёл слух до Пиара про армию дерзких и теперь засадой встречали их.

Но войску Демиры всякий раз везло. То молочный туман наползал на деревню, то пылевая буря накрывала, то вдруг тучи затягивали безоблачное небо, и падал на землю град с голубиное яйцо. В войске ходили слухи о связи военачальницы с нечистой силой, о том, что Последний из Ордена Сов как-то сквозь расстояние помогает ей, но Говард быстро пресекал болтовню.

Воевода Вирджила Великого обладал острым умом, хваткой, рвением, бесстрашен был и стратегом хитрым, а когда после плена отмылся и бороду обрезал, так ещё и оказался привлекательным мужчиной. Он во всём поддерживал решения Демиры, они много времени проводили в беседах, рассчитывали, думали. Дисциплина в армии держалась строгая.

Ливию Говард нравился, и хотелось ему, чтобы руанский военачальник вытеснил из сердца Демиры образ Последнего из Сов. Месяц минул, когда армия подошла к столице Руаны, Сеноту и стала лагерем против армии осаждающих.

Демира тем же вечером вела переговоры с Пиаром. Со спокойным достоинством потребовала снять осаду с города, заявив, что в случае отказа её армия пойдёт в атаку. Пиар был пьян и настроен благодушно. Посмеялся над её ультиматумом, назвал её войско кучкой безумцев, и велел убираться прочь, и даже обещал не преследовать. А Сенот, заверил он, взят будет.

Демиру поджидал Говард, и в лагерь они возвращались вдвоём. Воительница молчала, погруженная в раздумья, верноподданный короля смотрел на неё, теснимый тяжёлыми предчувствиями.

– Скажи, – не выдержал он, – стоит ли корона Руаны того, что ты головой рискуешь?

– Верно, стоит, – улыбнулась Демира.

– Ты даже не за свой народ готова голову сложить, – хмуро заметил Говард.

– Это будет мой народ, – уверила она, – это уже мой народ.

Демира не знала тогда ещё, как наденет корону Руаны, ведь у этой красивой богатой страны был свой король. Но лекарь не посмел скрыть от владыки, что, вражеская стрела, попавшая ему в бедро при обороне городских ворот, отравлена, и счёт жизни короля идёт на дни.

Дошла до государя молва о бесстрашной гордой воительнице, чьё войско стояло у стен города, в дерзком намерении атаковать армию Пиара. Почтовый голубь ныне принёс послание от Говарда-военачальника с известием быть королю готовым и ждать сигнала, чтобы войска их объединились и разгромили захватчиков.

Вирджил Великий стоял на дозорной башне в сопровождении первого министра, Дан Лукаса – он намерен был его преемником своим сделать – и смотрел на мерцавшие вдали огни костров в становище Демиры. Медленно действующий яд каждодневно подтачивал силы короля, но не сломил покуда. Крепок был этот дуб, не зря народ прозвал его Великим. Высокий рост, сила и стать, мудрый спокойный взгляд, чистый лоб, чело, достойное нести корону.

– Как можно довериться рабыне? – Дан Лукас перехватил взгляд короля, нацеленный на далёкие огни.

Вирджил Великий опустил подзорную трубу и медленно повернулся к министру.

– Раб тот, Лукас, кого мать родила в неволе, а она рождена свободной, – возразил он.

– Она связана с нечистым, с Последним из Ордена Сов! – министр выбросил более весомый аргумент. – Она ведьма!

– Ведьма или нет, Лукас, но она освободила полстраны моей и собрала армию, готовую умереть за честь короны Руаны, – спокойно напомнил король, – тогда как лучшие мои воины уже год сидят под защитой этих стен, боясь нос высунуть наружу.

– Она хочет отнять у короля корону! – Дан Лукас понизил голос до шёпота.

– Та, что способна принести великую победу, достойна носить корону! – ещё спокойнее ответил государь.

Министр в ужасе отшатнулся, и во взгляде его читалась жалость, ибо король не здоров, повредился рассудком от долгой осады и неизвестности. А как иначе объяснить? Король готов отдать корону рабыне!

Да. Завтрашний день предвещал великие события. Но ночь не уступала дню.

Лунный свет скользнул в прореху войлока, пробежал по стенам шатра и лёг на колени военачальнице. В лагере ещё не спали. Слышались обрывки разговоров, бряцанье оружия, кто-то негромко пел, кто-то сдержанно смеялся. Демира смотрела на лежавший на её ладони медный зуб, что она нашла тогда в песках, после боя с легионом Света. «Зарой его в землю, там, где много места. Тогда, когда тебе будет по-настоящему трудно. Ибо только единожды можно сотворить это чудо», – в памяти встал неизгладимый образ Арий Конрада. Демира тяжело вздохнула.

По-настоящему трудно будет завтра. Её войско столь мало против армии Пиара, что он и времени не стал тратить, чтобы отогнать их от стен Сенота. На что надеялась она, приведя сюда людей, числом в десяток, а то и дюжиной раз меньшее той армады, с которой должно сразиться? Демира колебалась ещё, когда полог шатра поднялся, и вошёл Говард.

– Мы разбросали камни, пришло время собирать, – сказал он, – завтра решающая битва. Последняя моя битва, – добавил он, глядя в глаза Демире.

– Последняя? – растерянно отозвалась она, ещё во власти своих дум. – Зачем говоришь так? – встряхнулась, поняв смысл его слов. – Беду накличешь!

– Каждый зверь предчувствует свою погибель, – спокойно проговорил Говард, – а человек умнее зверя. Завтра я умру в бою.

– Верно, спятил ты! – разозлилась Демира. – Устал от сражений! Пойди, отдохни!

– Демира! – воевода опустился перед нею на колени и взял в свои ладони её руки. – Я люблю тебя, Демира! – спокойно и просто признался он. – И зная о том, что ты отказала Последнему из Сов…

– Что? – она побледнела, вырвала из его рук свои, и встала. – Что тебе Ливий наплёл? Встань!

Говард поднялся и смотрел на неё свободно и прямо.

– Я прошу тебя о великой милости: быть моей в эту ночь, – закончил он, – я люблю тебя, и завтра умру за твою корону, но сегодня…

В голосе его было столько уверенности и силы, что Демиру бросило в дрожь.

– Что тебе пригрезилось, Говард?! – вскричала она. – О какой погибели ты говоришь?! Ты, сильный и храбрый воин…

– Время пришло, моя королева, – ответил он, принимая неумолимость грядущего, – завтра я встречу последний свой рассвет. А нынче ночью прошу тебя остаться со мной. Я люблю тебя, Демира. Такой любовью, за которую не страшно и не жалко умереть.

– Ты нагрезил себе эту любовь! – нахмурилась воительница. – Нет такой любви! Ни друг, ни враг её в лицо не знали!

Его взгляд пересёкся с её – горячим, гневным, и Говард опустил голову.

– Прости меня, – тихо сказал он, – и забудь мои пустые речи.

И Демира вдруг ясно осознала, что не будет возврата к прошлому никогда, и Путь её другой. Цель была так близка, вот они, стены осаждённого Сенота. Вот тот, кто рука об руку идёт с ней. Вот тот, кто жизнь готов отдать за Королеву. Тот, кто любит её, и кого могла бы любить она, если бы захотела.

Она поняла вдруг, как устала от войн, она слышала, как кровоточит истерзанное сердце. Как хочется быть слабой, под защитой крепких, сильных рук. И не задавать вопроса: что дороже – любовь или бессмертие? Он пришёл просить у неё, как великой милости, древнего обряда – обладать женщиной накануне битвы. А завтра готов умереть за неё. Разве величию Арий Конрада доступны такие грани?

Демира выбежала из шатра. Она знала, что лагерь не спит ещё, и её солдаты увидят, что она сделает сейчас, но не смутилась, не побоялась уронить себя. Она догнала Говарда, схватила за плечи, развернула и поцеловала сильным, отчаянным поцелуем. Он подхватил её в объятия, отвечая на её поцелуй так же отчаянно, яростно, поднял её на руки и понёс в шатёр.

Потом, когда объятия разжались, она тихо плакала у него на плече, потрясённая глубиной и силой его чувства. Боль пронзала её душу, как пронзает спину нож, ибо сейчас только, приняв любовь другого мужчины и принадлежа ему, она прощалась с Арий Конрадом навсегда. Оставалась между ними ещё духовная связь, чувствовала Демира незримый оберег его силы через расстояние и время, но теперь этой связи пришёл конец. Последняя память хранилась у неё, последнее средство – древний медный зуб, и воительница поднялась с ложа.

– Я вернусь вскоре, – сказала она Говарду, – и до рассвета буду с тобой. Жди меня, – она оделась, шагнула из шатра, но придержала полог, оглянулась. Руанский воевода смотрел на неё, и взгляд его светился тихой радостью, успокоением. Тягостное предчувствие сжало сердце, она упрямо мотнула головой, отгоняя его, и вышла.

Демира далеко ушла от лагеря. Пустынная равнина простиралась на мили вперёд – места хватит. Она зарыла в землю медный зуб и села поодаль в ожидании.

Земля спала. Дымка облаков укрывала стены осаждённого Сенота. Демира смотрела сонным взглядом в еле зримые в тумане очертания смотровых башен. Ничего не происходило. Облака скрыли лунный диск, тьмы покрывало окутало степь. Незаметно для себя она стала отплывать в дремоту.

Лёгкий металлический скрежет пробудил её. Демира встрепенулась, протёрла глаза и посмотрела туда, где зарыла медный зуб. Там земля поднялась горбом, будто изнутри её прорастал огромный цветок, потом треснула, и наружу показались твёрдые, будто каменные, серые гребни.

Земля задрожала. Мерный гул, нарастая, пошёл из неё, и Демира вскочила на ноги и побежала прочь отсюда. Сильный удар бросил её вперёд, она упала лицом в траву, комья влажной глины посыпались сверху. На миг всё стихло, а потом страшной силы рёв оглушил её. Держась за ушибленный бок, воительница тяжело поднялась и обернулась.

– Боги всесильные! – вырвалось у неё.

Огромный серо-жёлтый дракон стоял там, опершись на мощные передние лапы, нетерпеливо возил по земле длинным тяжёлым хвостом. Маленькие злобные глазки, не мигая, смотрели на Демиру.

Рука военачальницы скользнула к бедру, вытащила из ножен Меч.

«Приказывай, госпожа! Слушаю тебя и повинуюсь тебе», – услышала Демира внутри себя, в своём сознании. Она отбросила страх и взглянула в жёлтые глаза дракона.

«Я – твой раб. Приказывай».

Или грезится ей это? Нет, не грезится. Дракон не выказывал враждебности, а, замерев, ждал. Последний дар Арий Конрада. «Только тогда, когда тебе будет по-настоящему трудно». Сейчас или никогда. Больше такого шанса не будет. Демира решилась.

–Дай забраться к тебе на спину, – потребовала она.

«Повинуюсь, госпожа».

Дракон подогнул лапы и лёг на брюхо. Не веря, с нею ли это происходит? – Демира, хватаясь за костяные выросты, вскарабкалась по хвосту на его спину. Встала, выпрямившись меж двух больших твёрдых гребней. Крепкие, будто камень, они надёжно укроют её от вражеских стрел. Пора. Эта ночь решит исход битвы.

Услышав рёв дракона, её солдаты уже бежали к пустырю, уже занесли для броска копья, уже обнажили мечи, но поражённые, остановились, увидев на спине огромного зверя свою военачальницу. Дракон смирно стоял, низко опустив голову, две слабые струйки дыма вырывались из его чёрных ноздрей. Зверь готов был к атаке, сдерживал нетерпение, лишь кончик тяжёлого хвоста вздрагивал, стучал по земле да чешуйчатые пальцы сильных лап сжимались, скребли по гравию.

– Стройтесь в колонну! – приказала Демира. – Идём в атаку!

– Войско, стройся! – эхом отозвался на её приказ Говард, и задрожала земля от конского топота, и железный звон доспехов пехотинцев пронёсся над степью.

Демира пересеклась взглядом с воеводой. Он смотрел на неё так, как смотрят на статую божества, на ожившего идола, и вновь тяжёлое предчувствие стеснило её грудь. Арий Конрад не так смотрел на неё. Он смотрел по-другому, иначе.

Говард улыбнулся, покойно, свободно, принимая события так, как им должно свершиться. Демира отогнала тяготу непрошеных мыслей и обратила взор свой к войску.

Колонна стояла, готовая к бою. Стрелки во главе её, пехота ближнего боя составляла середину, а конница замыкала. Как мала была её армия супротив войска Пиара! Но каждый был уверен в победе и ждал только её слова. Неосознанно, не замечая, что как Арий Конрад тогда, в пустыне, она так же точно медленно подняла руку и резко опустила её, крикнув:

– Вперёд! За честь Короны!

И с победным кличем помчалась на врага пехота. И застонала степь под топотом конницы.

А в стане Пиара не успели даже взять оборону. Дракон изрыгнул фонтан пламени, и солдаты вспыхнули, как соломинки, вмиг сгорели, обратившись кучками пепла.

Ряды распались. Уцелевшие в панике разбегались, но бежать было некуда. Под стенами Сенота осаждённые бросали им на головы булыжники, лили смолу и кипяток, а с другой стороны ведомое огромным драконом войско Демиры встречало их ударами мечей.

Осада была прорвана. Две трети войска Пиара пало, остальные бежали, и солдаты Демиры не преследовали их. Воительница искала Говарда в огне и дыму, но не видела его. Всё смешалось, лица, люди… Горло саднило от гари, дымовая завеса закрывала обзор.

Её солдаты с победным кличем бежали к крепости. Защитники города приветствовали их ликующими криками. Открылись тяжёлые, обитые железом городские ворота, и армия Демиры ступила в город. Дракон расправил крылья, взмахнул ими, взмыл в небо и легко перенёс свою хозяйку через городскую стену.

Главная улица Сенота была пуста. Только-только рассвело, туманная дымка стлалась над столицей, лучи солнца позолотили шпили смотровых башен, заиграли в цветных мозаичных окнах королевского замка. Горожане взобрались на крыши домов, выглядывали из распахнутых окон верхних этажей, с балконов, дети залезли на деревья. Они кричали в восторге, кидали вверх шапки, рукоплескали своей освободительнице, бросали на дорогу цветы, зерно и монеты.

Дракон, тяжело ступая по вымощенной булыжником улице, спокойно нёс свою владычицу, и лишь раз остановился и изрыгнул из пасти грозный рёв, когда какой-то озорник-мальчишка запульнул ему в голову зелёной редькой. Горожане замерли в ужасе, а проказник от страха свалился с дерева, прямо под ноги зверю и громко заревел.

Демира проворно спустилась на землю и подошла к мальчишке. Увидев хозяйку дракона, воительницу с огромным мечом, мальчишка ещё больше перепугался и заревел ещё громче. Демира присела и тронула его за плечо.

– Иди сюда, негодник, – велела она, – хочешь прокатиться на драконе?

Мальчишка оказался не робкого десятка. Прокатиться на драконе! Вот обзавидуются друзья! Вся столица увидит, как он едет, стоя рядом с освободительницей Руаны на драконьей спине!

Слёзы тут же высохли. Но убедиться не мешало. Проказник поднял голову, вытер грязным кулачишком под носом и осторожно спросил:

– А не брешешь?

– Собака брешет, – ответила Демира, – руку давай.

Мальчишка осторожно вложил замурзанную ручонку в крепкую ладонь воительницы. Демира подвела его к дракону.

– Вставай ему на хвост и иди.

Зверь в ожидании мотая тяжёлым хвостом по булыжникам туда-сюда, взметая пыль и пугая горожан, присмирел, прижал брюхо к земле и ждал. Мальчишка робко поставил на драконий хвост ногу и тут же отдёрнул. Демира засмеялась, подхватила его под мышки и затащила к зверю на спину.

Через полгорода, под приветственные крики и рукоплескания, осыпаемые цветами, прошествовали они, и вышли к дворцовой площади. Королевская свита вышла встречать Демиру, и король Вирджил Великий шёл первым.

Воительница ссадила мальчишку на землю и спустилась со спины дракона. Послала ему мысленный сигнал: «Ты свободен», и огромный зверь расправил крылья и легко взмыл в осеннее небо.

Вирджил Великий в тяжёлом багровом плаще, с мечом на роскошно отделанной каменьями перевязи, король и воин, шагнул навстречу Демире, но не успел сказать слов благодарности.

Воительница повернулась, встретилась взглядом с королём и показала в сторону распахнутых городских ворот, сквозь которые ветер доносил в город запах гари с пожарищ сражения.

– Твоя победа, король Руаны.

– Нет, – чуть качнул головой Вирждил Великий, – твоя победа.

Король смотрел на неё взглядом, полным мудрого достоинства. Демира видела, что он не стар ещё, очень высок ростом (как Арий Конрад!) статный, сильный, мужчина в расцвете. Она освободила его страну от врагов, она вела армию за честь Короны, она дарила ему победу, а он не желал принимать её дар.

– Демира! – к ней подбежал Ливий.

Лицо его было перемазано копотью, руки окровавлены, рыжая борода спуталась. На плече висел грязный кожаный мешок.

– Говард убит, Демира! – сказал он.

Воительница обернулась, не веря в услышанное.

– Как? – сразу подсевшим голосом спросила она.

– В схватке с Пиаром, – коротко пояснил Ливий.

– Нет-нет! – голос Демиры обрёл прежнюю звучность. – Того быть не может! Ты ошибся. Он где-то здесь среди воинов! Пойди, найди его!

– Он убит, Демира, – Ливий опустил голову, – прости за дурную весть. Убит. Я сам видел.

Перед воительницей разом встала прошедшая ночь и, как наяву, она услышала: «Каждый зверь предчувствует свою погибель, а человек умнее зверя. Завтра я умру в бою».

Горечь потери свалилась на неё тяжёлой ношей, сразу стало трудно дышать, ослабели ноги. И следом, как всегда бывало, пришла ослепляющая ярость, жажда мести. Бледная от гнева, Демира шагнула к Ливию, грубо встряхнула его.

– Где Пиар? – прорычала она. – Вы дали ему уйти, трусы?

– Зря ты так говоришь, – тихо ответил Ливий, отстранил её руки, открыл свой мешок и вытащил из него за волосы окровавленную голову.

– Кто просил тебя его убивать?! – обессиленно вздохнула Демира. – Он пленник короля! Его должно было живым королю доставить!

– Говард был моим военачальником, – промолвил молчавший до этого времени Вирджил Великий, – месть справедлива.

– Говард лучшим воином моим был, – стиснув зубы, ответила Демира, а разум кричал в злом бессилии: «Он мог мужем твоим быть, отцом детей твоих!»

Почему боги решили, что ей не быть с тем, кто любит её, но быть вдали от того, кого любит она? Почему даже теперь, не веря, не надеясь, зная, понимая всё, она ждёт, что вот-вот, как тогда, в Агропе, послышится топот копыт, и чёрный конь примчит на площадь? Почему, зачем ей этот ад, такой безупречный, совершенный, как вырваться из него, как дальше жить?

– Мы похороним его с почестями, – сказал король, – его и всех павших. Следуй за мной, – велел он и пошёл к замку.

Демира повиновалась. Войско её осталось на площади, в ожидании, а она проследовала за королём. Ей некогда было разглядывать богатое убранство комнат, да и другое занимало душу. Что ей эта роскошь, когда голо и пусто внутри?

Король вывел её по мраморной лестнице в просторный зал, а оттуда на балкон. С него просматривалась вся площадь, улица, поле и лес за крепостной стеной.

Солнце взошло и поднималось всё выше, позолотило фасад замка, крышу и хлынуло ярким потоком в окна. Король и Демира окунулись в купель света, их лица в рассветной дымке казались прекрасными, неземными ликами. Они будто ангелы, гляделись в это первое мирное утро Руаны.

Народ, запрудивший площадь, замер, ослеплённый. Исхудавшие люди, с серыми от бессонницы лицами, узрев свою спасительницу, очарованы были строгой красотой и силой, исходившей от неё. Она смотрела в толпу, на них, на всех, на измученных матерей с младенцами на руках, на босоногую ребятню, облепившую стайкой воробьёв высокие створки распахнутых ворот площади; на стариков, опирающихся о посох высохшими руками. Она – эта прекрасная грозная воительница – собрала под свои знамёна отчаявшихся и утративших веру, повела их за собой и вернула руанцам мир и свободу. Ничто больше не грозило этим бедным людям, так долго живущим в страхе – ни голод, ни плен, ни смерть. Ничто.

Лишь миг потребовался горожанам осознать это, а потом толпа колыхнулась, будто море, и восторженный крик рванулся из тысяч глоток, приветствуя победительницу. В лицах, посветлевших, обновлённых, радость была, и обветренные губы повторяли, как молитву, её имя. Король Вирджил Великий простёр вперёд руку, и указывая Демире на ликующих на площади людей, промолвил:

– Твой народ.

Вновь простёр руку, указал далее, на остывающее после битвы поле, и лес за крепостной стеной.

– Твои владения, – сказал король.

Демира не успела возразить. Король поднял руку, и шум восторга утих, на площади воцарилась тишина.

– Народ мой! – проговорил государь. – Вот перед вами та, что собрала войско под знамёна Руаны, повела его за собой и вернула свободу стране вашей! Вот ваша Королева!

Рёв ликования ураганом поднялся над площадью, взлетел в поднебесье. Демира стремительно обернулась, взглянула в глаза королю.

–Такова моя воля, – ответил ей Вирджил Великий, – корона Руаны теперь твоя, – и вновь обратил свой взор к народу.

– Та, что вернула свободу стране, достойна высшей награды – править страной той! – произнёс государь, и слова его потонули в радостных криках вольных, счастливых людей.

И Демира улыбалась, ощущая всё нарастающую в груди гулкую, отупляющую пустоту. Вот и всё, её цель достигнута. Король Руаны перед лицом своего народа признал её королевой. Её ждёт коронация и присяга в верности жителям этой богатой страны. И руанцы, она не сомневалась, будут верны ей и пойдут за ней до конца. Всё, о чём грезила она столько лет, сбылось. Но почему нет радости в сердце, а только тяжесть и пустота?

Тот, кого любила она, прошёл мимо, оставив в стороне, как досадную помеху на пути к своей Цели. Тот, кто любил её, погиб на пути к её Цели. Теперь рядом тот, кого не любит она, кто не любит её, но Цель у них единая – Руана. Она будет Королевой Короля. А могла бы быть жрицей Аримана, но она выбрала Королевство. И назад пути нет.

Она не слышала, что ещё говорил король. Толпа продолжала славить её, повторять её имя, когда Вирджил Великий увёл её с балкона.

Они опять прошли по длинному дворцовому коридору, и король открыл перед Демирой одну из дверей.

Воительница зашла и осмотрелась. В комнате находилась ниша, закрытая тяжёлым бархатным пологом. Король откинул занавес, и Демира увидела пожилую женщину в белом чепце, склонившуюся над детской колыбелькой. Знаком государь приказал няньке выйти.

В белизне кружев и атласных лент спал черноволосый годовалый младенец. Длинные ресницы покойно лежали на пухленьких, чуть тронутых пушком, будто плоды персика, розовых щёчках. Маленькая ручка со складочкой на запястье своенравно выбралась из-под покрывала и дремала ладошкой вверх. Ребёнок улыбался во сне.

Демира не знала, что у Руаны есть наследник, супруги у государя не было. Выходило, что дитя было незаконнорожденным, но принятым королём.

– Твоя преемница, – прервал ход её домыслов Вирджил Великий.

Воительница обернулась, метнула пронзительный взгляд на его спокойное лицо, потом снова обратила его к маленькой принцессе.

– Как у тебя всё просто, король, – медленно проговорила она, – «твой народ, твоё королевство, твоя преемница…»

– Ты же к этому шла, – напомнил король, расстёгивая пуговицы камзола.

Демира не смогла подавить вздох разочарования. Как же просто всё. Мир так стар и мал, что его делить нет смысла. Вирджил Великий провозгласил её королевой, и ему немедленно нужно закрепить все права на неё. Здесь и сейчас. Она опустила кисейный полог и отошла от колыбельки.

Демира знала, что у Руаны есть король, а значит, просто королевой ей не быть, а только королевой короля. Вот плата за королевство. Что ж, значит, нужно платить. Она никогда не оставалась должной.

Вирджил Великий сбросил камзол, рубаху и подошёл к ней. Демира увидела окровавленную повязку на его груди. Король отогнул край материи, закрывающей рану, и в нос воительнице ударил тяжёлый запах гниющей плоти. Рана была ужасна, воспалившаяся, мокрая, и Демира сразу поняла, что нанесло её.

– Отравленная стрела? – спросила она.

Король кивнул.

– Мои дни на исходе, и править Руаной тебе. Прошу тебя: вырасти девочку. И если сердце твоё не отзовётся к ней материнской любовью, воспитай её воином, подобным тебе, не знающим страха, безжалостным к врагам.

– Это твоя дочь? – спросила Демира.

– Этого младенца подбросили на крыльцо дворца третьего дня, – ответил король, – это знамение. Черноволосая девочка в моём дворце, а потом пришла ты, – он протянул руку и коснулся её косы, – черноволосая женщина со своим войском, и освободила страну.

– Я исполню твою волю, – кивнула воительница, – как имя девочки?

– Ария, – ответил государь, и Демира невольно вздрогнула, и это не укрылось от взгляда Вирджила Великого, – Ария, – повторил он, внимательно глядя на неё, – это значит «избранная». А теперь слушай, – король надел рубаху, камзол, сел на скамью в комнате и указал Демире место рядом с собою.

Он рассказал ей о природных богатствах страны, о том, как ведутся меновая и торговля, о традициях и быте, о тех, кто служит при дворе.

– Остерегайся первого министра Дан Лукаса, – предупредил король, – он отомстит тебе за утраченную власть.

А вечером был пир в её честь и в честь её армии. И воительница, наконец, смогла сбросить с себя усталость и напряжение многих дней. Сброшены были и доспехи, пропылённые, окровавленные, и светло-зелёное платье, затканное серебром и расшитое белым жемчугом, что преподнёс ей король, так к лицу было Демире, такой красивой её сделало, что вновь и вновь звучало «ура» под сводами замка, во славу её – Королевы.

Всю ночь играла музыка и слышна была дробь башмаков, отплясывающих под волынку на площадях. Прямо на улицах стояли столы, и всё, что оставалось в осаждённом городе, все запасы снеди лежали на блюдах. Призрак голода больше не грозил Сеноту.

Любовь кипела в тёплом осеннем вечере, напоенном запахом последних роз. Горожанки бросались в хмельные объятия воинов, поцелуями исцеляли их раны. И наверху этого праздника жизни была она, воительница Демира, даровавшая руанцам мир и свободу.

Она тоже смеялась, и поднимала кубки и танцевала под звон тимпанов. И ей верилось, хотелось верить – она счастлива. Ведь это – её праздник.

Назад пути не было, а будущее рисовалось как сквозь туманную дымку. Что там, меж зубцов короны? Как это – быть королевой?

Демира ушла задолго до окончания пиршества. Перевалило за полночь, но веселье было в самом разгаре. Она старалась уйти незаметно, чтобы не обидеть своим отсутствием людей. Король – она приметила – ушёл ещё раньше. Рана сильно тяготила его, он слабел, и не хотел, чтобы народ видел его таким.

Воительница вошла в прохладные сумрачные покои дворца. Тишина окружала её, лишь свет лампады бросал жёлтые тени на каменные стены и выложенный белой глиняной плиткой пол. Демира поднялась в отведённую ей комнату, зажгла свечу, подошла к узкому, забранному кованой решёткой окну и распахнула ставни. Прохладный ветер плеснул в лицо.

Демира вынула заколки из волос, свободно тряхнула головой. Расшнуровала корсаж платья, и тяжёлые юбки скользнули к ногам. Она переступила через них, осталась в одной нижней рубашке, подняла руки, расправляя упавшую на плечи волну тёмных волос.

Она не чувствовала вины. Ни перед памятью Говарда, ни перед своей любовью к Арий Конраду, ни перед правом остаться честной к себе.

Король провозгласил её королевой. Теперь нужно, чтобы её признал народ. А народ способен признать лишь королеву короля.

Демира одёрнула подол тонкотканной нижней рубашки, взяла лампаду. Никто не увидит её раздетой в коридоре. Все празднуют. Ей же нужно отдать долг. Она не любила ходить в должниках.

Она миновала длинный коридор и поднялась по лестнице в опочивальню короля, не медлила перед дверью, открыла её и вошла в комнату. Подошла к большой кровати под алым балдахином, откинула кисейный полог. Король Вирджил Великий спал, лицо его было спокойно. Белая рубашка закрывала его раненое тело.

Демира присела на край кровати, легко перебросила стройные ноги на тонкие, ласкающие негой простыни.

– Имя тебе – Искушение, – тихо сказал Вирджил Великий и открыл глаза.

Их ясный взор не был затуманен сном или волнением. Он ждал её. Он знал, что она придёт.

– Мой король, – насмешливо произнесла Демира и коснулась ладонью его широкой груди.

Впервые она увидела, как сурово сжатые губы этого мужчины тронула мягкая, почти нежная улыбка.

– Над тобой нет королей, Демира, – напомнил он, – всё, что ты делаешь, ты делаешь по велению своего разума и сердца.

– Не думаю, что мне придётся жалеть об этом, – воительница протянула руку, расстегнула ворот его рубахи.

– Халиф на час, – спокойно произнёс Вирджил Великий, – день убьёт меня.

– Такова воля богов, – согласно кивнула Демира.

– Ты пахнешь соблазном и мёдом, – грубая мужская ладонь коснулась её лба, спустилась к щеке, отодвигая прядь густых волос, легла на плечо, скользнула по нему, сбрасывая вниз короткий рукав рубашки.

– И к чёрту вечность! Какой в ней прок? – пробормотала Демира, потянулась вперёд и задула стоявшую в изголовье кровати свечу.

Её разбудило чувство тревоги. Предчаяние подкравшейся беды будто подбросило, заставило открыть глаза и подняться, сесть на постели. Вирджил Великий лежал рядом с нею. Чело его было спокойно, как у спящих, но он не спал. Ровное дыхание не вздымало могучую грудь короля, не вздрагивали в полёте сновидений опущенные веки. Тело неподвижно застыло на кровати, и тонкая струйка крови спускалась из уголка плотно сжатых губ на подбородок. Государь был мёртв.

Тело его ещё не успело остыть, и кровь не подсохла, но напрасно Демира тщилась вернуть ему жизнь. Не зажечь было боле эту угасшую лампаду.

Гоня прочь от себя паутину липкого страха, она встала и надела свою смятую нижнюю рубашку. Сначала Говард. Ночь с нею, и смерть в бою. Теперь король. Яд стрелы убил его, но смерть пришла за ним не вчера, не завтра, а на рассвете, после ночи с нею. Она приносит погибель всем, кто осмеливается любить её. Удел её – одиночество. И Корона.

Демира видела столько смертей, что давно разучилась оплакивать ушедших. Она посмотрела на спокойное лицо короля, взяла богато затканное покрывало и закрыла его обнажённое тело. Наклонилась и чуть коснулась губами его чела, прощаясь. «Я буду достойна Короны!» – поклялась она над одром смерти.

Отворила дверь, и, выходя, споткнулась о чьё-то грузное тело у порога, и едва не упала. То был Ливий. Мертвецки пьяный, в одной рубахе и без штанов, он храпел на весь дворец. Демира толкнула его в бок.

– Ливий! Проснись, Ливий! Король Вирджил Великий умер!

Диво, но вор сразу же открыл глаза и встал.

– Король умер? – осипшим голосом спросил он, глядя на воительницу красными глазами. – Ты что, насмерть его затрахала?

– Оповести людей, – приказала Демира, и это было первый её королевский приказ.

Ливий тяжело поднялся на ноги. Шатаясь, какое-то время тупо смотрел на Демиру, потом ткнул пальцем ей в грудь и сказал:

– Теперь на троне только ты.

Горестная весть быстро разошлась по столице, и пошла дальше, по городам и деревням Руаны. Победное ликование сменилось скорбным плачем. Тихо, пусто было на улицах города. Столица погрузилась в траур. И будто в единстве с людским горем, небо над городом затянуло тучами, и полил холодный дождь. Боги оплакивали короля.

Но настоящая гроза разразилась, когда в тронный зал потянулись вереницы людей, чтобы проститься с правителем. Медленно ступая, шли горожане в тёмных одеждах, склонив голову, к богато разобранному смертному ложу короля. Несли осенние цветы, клали к одру, весь пол подле был усыпан лепестками. Сдержанный плач плыл вверх, под тёмные своды замка. Вирждил Великий был мудрым и справедливым правителем, его любили, его слушали, ему верили. Смерть его стала подлинным горем для его народа.

Подле королевского одра неустанно находились главный министр Дан Лукас, вельможи, старейшины и уважаемые люди города. Когда Демира, так же облачённая в глубокий траур, вошла в тронный зал, Дан Лукас поднялся и, указывая на неё, произнёс:

– Вот убийца короля!

Поток людей остановился. Зал замер, тишина наполнила его. Все, все присутствовавшие здесь повернулись и посмотрели на неё. Демира должна была ответить на брошенное ей обвинение, и она чётко проговорила, глядя в бледное лицо Дан Лукаса:

– Я не убивала короля!

– Когда смерть пришла за ним, ты была рядом! – новое обличение было ещё тяжеловеснее предыдущего.

Демире нужно было защищаться. Народ ждал её ответа, и от того, что она скажет, зависело, станет ли он её народом. Она говорила теперь с ними, хотя взгляд её по-прежнему был устремлён в тусклые серые глаза первого министра:

– Яд отравленной стрелы убил Вирджила Великого, – сказала Демира, – лекарь короля знал.

– После ночи с тобой! – напомнил Дан Лукас. – Ты отняла последние дни жизни короля!

Подняв вверх руку, призывая тем жестом к тишине и требуя к себе внимания, в спор вступил один из старейшин.

– Тяжёлое обвинение требует серьёзных доказательств, – изрёк он.

– Какие ещё доказательства?! – воскликнул Дан Лукас и тут же осёкся, напомнив себе, что находится у одра смерти. – Она провела ночь с королём, и жизнь оставила его тело, – твёрдо и спокойно сказал он.

Молча стояли в тронном зале люди, ожидая решения старейшин.

– Древний обычай решит спор, – молвил заросший седой бородой звездочёт, – бросьте жребий.

По его знаку была принесена из храма Деметры Чаша Равновесия, и опущены на дно её два каменных шарика – молочно-белый и угольно-чёрный, не отличимые на ощупь друг от друга.

– Согласно законам Руаны и памяти предков, первым жребий тянет обвиняемый, – произнёс старец.

Демира опустила в золотую чашу руку, а когда вынула её и разжала пальцы – чёрный шарик лежал на её ладони.

– Душа, как ночь, черна! – холодно усмехнулся Дан Лукас. – Ведьма, связанная с Последним из Ордена Сов!

Жребий Демиры значил, что для битвы ей будет дан деревянный меч.

– В руке правого деревянный меч крепче железного! – одёрнул старейшина первого министра. – Грянет битва!

Местом Ристалища Справедливости была выбрана городская площадь, которую кольцом окружил народ. Люди забрались на крыши домов, запрудили балконы, выглядывали из окон. Тягостное молчание нависло над ареной. Исход поединка решал, кто будет править Руаной.

Вот вышли поединщики. Дан Лукас в алом плаще, роскошным кожаным поясом затянут, расшитым агатами, яшмой и золотыми пластинками. Древний меч, решающий споры, спускался с этой богатой перевязи, тяжёлый, грубый железный меч с медной рукоятью.

И Демира в старой истёртой кожаной юбке, в рубахе с отрезанными рукавами, простой, крашеной луковой шелухой, вылинявшей на солнце, с оторванными у ворота завязками. Ни перевязи, ни даже сапог. Босая, ибо так требует обычай. В руке держит нелепую игрушку войны – строганный из дуба и отполированный меч с руанскими письменами на рукояти.

Дан Лукас высок ростом, алый плащ придаёт ему сходство с палачом, должным изобличить и казнить убийцу короля. Холодная решимость в серой стали глаз. Серые глаза, красный плащ. Снова.

Тишина парализует сознание. Цепенеют в тягостном напряжении сжатые в комок мускулы. Ветер утих, замерли деревья. Не слышно птиц.

Первый старейшина бросает наземь белый платок – сигнал к началу битвы.

Демире не хотелось сражаться. Дух войны отпустил её разум, не благословлял руку. Каждый день своей жизни она была готова умереть в битве, и смерть её не страшила. Но сейчас на кону стояла её честь, и она вступила в бой.

Дан Лукас хорошо владел оружием. Точны и быстры были его удары, и вот-вот должен был перерубить железный меч деревяшку, которой защищалась Демира.

Она сделала один всего выпад, просто по привычке, удары накрепко были впечатаны в её сознание, рука работала, как всегда, взяла и ударила, забыв, что в ней деревяшка. Каково же было Демире, когда она увидела, что от удара её противник рухнул навзничь. Деревянный меч насквозь прошёл у него под ключицей.

Единый, лёгкий, как шелест ветра в кронах деревьев, вздох, прошелестел в толпе.

– Колдовство! – прохрипел первый министр, попытался встать и не смог.

– Разрешён спор! – молвил первый старейшина. – Ты невиновна! Рука твоя правдой мысли дерево меча в сталь обратила! Жизнь министра в твоей власти. Ты вправе покарать его за клевету.

Толпа заметно волновалась. Откуда-то с крыши донёсся одинокий выкрик: «Убей его!» И вот уже вся площадь подхватила призыв. Толпе не свойственно думать.

Демира взглянула на Дан Лукаса. Гримаса ненависти искажала его лицо. Враг. Оставленный в живых будет вдвойне опасен, вынашивая в своём сердце план мести. И всё же, она подошла к первому старейшине и почтительно протянула ему замаранный кровью древний руанский Меч Правосудия.

Чётко прозвучал в разом притихшей толпе её негромкий голос:

– Я не убийца! Пусть уходит из города!

Бывшего министра подняли на ноги, перевязали его рану, повесили на плечо котомку с буханкой хлеба и бурдюком воды и вывели за городские ворота.

Одиннадцать дён спустя, в час Быка, Демира была коронована на престол в главном тронном зале королевского замка в Сеноте.

Красная ковровая дорожка простиралась к трону, и два ряда лучших воинов в блестящих доспехах живым коридором стояли по обе стороны её. Под троекратный трубный клич и колокольный звон распахнулись тяжёлые двери, и в зал ступила она, Демира, та, что станет Королевой.

Величественная, богато одетая, в тяжёлом алом, расшитом золотом платье с длинным шлейфом. Он стлался живой волною за нею, будто река крови текла. Пройден такой путь, и вот они, последние шаги к трону – тяжёлому, каменному, похожему на жертвенник. Последние мгновения её вольной жизни. Она примет корону Руаны, а с нею всё бремя власти и отречение от иллюзий.

Демира шла, гордо вскинув голову, смотрела прямо, слёзы застилали ей глаза, как тогда, на костре, когда она смотрела на солнце.

Вот и всё. Она, последняя из рода Солнцепоклонников, пришла к своему королевству и откроет новую страницу истории.

Смолкли колокола и трубы. Демира подошла к трону. Повернулась, оглядела пёструю толпу гостей, заполняющую тронный зал, приложила руку к сердцу и низко поклонилась, оказывая почтение своему народу. Голос её не дрогнул, был ясно слышен, полон силы, когда она говорила слова древней клятвы в верности жителям этой страны.

Она смолкла, и многоголосым эхом отозвался люд, принимая её: «Да будет так!»

Главный старейшина в золотом плаще и вплетёнными в седую бороду золотыми нитями, подошёл к ней и протянул руку, помогая взойти на трон. Подошёл второй старейшина и подал знаки королевской власти – алмазный скипетр и золотую державу. Демира приняла в правую руку скипетр, а в левую – державу.

Девять юных сестёр в белых одеждах под низкие звуки волынок запели руанский гимн, и голоса их были подобны голосам ангелов, высоко поднялись под мозаичные своды тронного зала.

Первый старейшина взял с красной бархатной подушки тяжёлую золотую корону, будто каплями крови, усыпанную тёмными рубинами, встал позади трона и поднял её высоко над головой Демиры.

Звуки гимна смолкли. В полной волнения тишине главный старейшина объявил о свершении коронации, трижды провозгласил Демиру королевой и возложил на неё корону.

Демира почувствовала её ледяную тяжесть, мигнула, и, будто плотину прорвало – слёзы потекли по щекам. Звон обнажившихся мечей заполонил тронный зал, армия салютовала Королеве и трижды прокричала ей присягу в верности.

А в этот же миг в святилище Аримана, сокрытом в чёрных базальтовых скалах горы Кулаберг, коленопреклонённый Арий Конрад отбросил на плечо чёрный плащ, закрывающий по ритуалу его обнажённое тело, и поднёс к губам Золотую Чашу Бессмертия.

Глава третья

Подсмотренная тайна

– Ты нисколько не изменился, Курт, нисколько! – министр финансов Руаны отстранился от Бессмертного, ещё раз оглядел его с головы до ног, восхищённо присвистнул и снова сгрёб в медвежьи объятия. – Такие сукины сыны… я хочу сказать, блондины, почти не меняются, – сообщил он, отпуская, наконец, гостя.

– Ты тоже, Ливий, почти не изменился, – улыбка чуть тронула бледные губы Арий Конрада, – разве что подраскормила тебя королева.

–А хорошего человека должно быть много! – министр финансов удовлетворённо похлопал себя по пузу, обтянутому дорогим бархатным камзолом.– Силушка-то никуда не делась! Гляди-ка, – он достал из кармана подкову, крякнул и, натужно разведя руки в стороны, разогнул её.

– Да ты нарочно её носишь, – поддел его магистр, – небось, свинцовая да крашеная?

– Сам ты свинцовый да крашеный! – обиделся Ливий. – На, сам посмотри! – и сунул подкову ему под нос.

– Ой, уймись, шумный ты какой, – Арий Конрад нарочито сморщил нос, отвёл его руку в сторону.

– Ну, расскажи! – потребовал Ливий. – Как ты живёшь? Ты что, и впрямь, Бессмертный теперь? – он взял гостя под локоть и повёл по дорожке, усыпанной крупным прозрачным песком, к замку.

– Мало тебе интереса будет в моей жизни, – отозвался Арий Конрад, – чертоги Аримана, древние знания, покой и бесконечность…

– Со скуки сдохнуть! – немедленно отреагировал министр. – А! – вспомнил он. – Ты ж теперь никогда не сдохнешь! Вечная тоска! Хорошо, что ты приехал, – сменил он тему, – я так рад тебя видеть!

– Кабы не девчонка просила, – процедил Бессмертный, – знаешь, чего мне стоило? Тринадцать лет! Другая жизнь! Кристальная ясность ума, ничем не запятнанная, никаких сторонних помыслов! А теперь как мне вернуть утраченный покой и равновесие?

– Да полно тебе! – отмахнулся Ливий. – Демира ни на миг о тебе не забывала!

– И потому-то Вирджил Великий скакал на ней чаще, чем на лошади? – ядовито усмехнулся магистр. – Или чернокосую девочку они иным путём сотворили?

Они поднялись по белым ступеням бокового крыльца и прошли в покои министра. Миновали коридор и вошли в просторную, богато обставленную комнату, где уже был сервирован к ужину стол. Ливий кивнул, предлагая гостю садиться, налил ему и себе вина.

– Ну, давай, Курт! За здравие! За встречу! – серебряные кубки издали мелодичный звон, соприкоснувшись, и старинные друзья осушили их до дна.

Ливий отрезал добрый кусок окорока, положил его гостю на тарелку и вернулся к прерванному разговору.

– Девчонка, – он с сожалением покачал головой, – огонь. Край света. Ты думаешь, будто Королева послала её к тебе? Нет, Курт. Она слышала разговор Демиры с Арефой и знала, что Арефа после заедет к тебе. И знала, о чём он тебя попросит. Королева не хотела, чтобы Арефа просил тебя, он сам так решил. И Ария, чтобы ты не отказал, поехала к тебе сама.

– Ария… – протянул магистр раздумчиво, – Ария…

– Сущий огонь, – кивнул Ливий, наливая ещё вина, – оставил же король Вирджил наследие! Мы с Демирой уж дни считаем, когда выдадим замуж эту бесноватую!

– Она прекрасная наездница, – Арий Конрад уже овладел собой и вновь закрылся непроницаемой маской, – за время пути я не видел, чтобы она чем-то выдала свою усталость. Так похожа на Демиру…

– Ага, – министр финансов сделал добрый глоток из кубка, – чё ей похожей не быть, ежли Демира воспитала её? Вот и научила на свою голову. Одни хлопоты с этой девкой. Скорее бы уж замуж выдать.

– Так Демира не нуждается в моей помощи? – уточнил Бессмертный. – Она так уверена в своих силах? Или мнит, что армия её солдат остановит Норта Безликого?

– Ты что, Демиру плохо знаешь? – удивился Ливий. – Упрямая, гордая! Она решилась заключить союз с Верховным Жрецом бога Сета Чёрным Велором и сама выступит в поход против Норта Безликого! Соберёт отряд и пойдёт с Велором к Ледяным Скалам Безвременья.

– В поход против Норта Безликого? – Арий Конрад отставил кубок с вином и оглядел министра проницательным взглядом. – И ты пойдёшь?

– Пойду, а чё, – не смутился Ливий.

– Вы безумны в гордыне своей?

– Да не больше, чем когда попёрлись с тобой в Белую Пустыню, – парировал Ливий.

– Тогда было иначе! – живо возразил магистр. – Тогда мы лишь выполняли предначертанное! Тогда звёзды освещали нам дорогу, и ветер был попутным! Парад планет в тот год сулил нам удачу!

– И в этот год Луна и Солнце встанут в ряд, нужно лишь дождаться того дня, и удача будет нам попутчицей, – уверил его Ливий, – а тогда мы были пешками в твоей игре, не более. Но, что есть, то есть – рассчитался тогда ты с нами по совести.

– Нет, вы не понимаете! – Арий Конрад взял кубок с вином, и Ливий заметил лёгкую дрожь в его руке и не поверил тому, что видит. – Теперь всё иначе! Я должен поговорить с Демирой.

– Поговоришь. Вернётся с празднества, и поговоришь. Ныне на целую неделю раньше празднуем Осенины, – пояснил министр, – не весь урожай ещё сняли, но жители окраин в смятении. В деревне, что в самом подножии Ледяных Скал стоит, весь месяц неспокойно. То среди дня затянет небо хмарью и ровно ночь настаёт. Воздух тревогой заражён. То будто хохот зловещий с вершин скал слышится. А то было ввечеру, подул ледяной ветер, и иней покрыл крыши домов и деревья. Собаки будто взбесились, выли и рвались с цепи, коровы истошно мычали в стойлах, а после дойки всё молоко скисло.

– И Демира пойдёт войной на Норта, потому что дерзкий мальчишка сквасил молоко у её коров? – Арий Конрад коротко рассмеялся. – Провокацией посчитала и оскорблением? Да пусть благодарит Безликого, что так пошутил.

– Вот и поблагодарит за всё, – пообещал Ливий, – да так, что впредь шутить не повадно будет. Город празднует Осенины, а Демира только с утра на празднестве была, раздала народу хлеб, мёд и вино, а теперь проводит смотр армии за городом, втихаря, чтобы до похода слухи не поползли. Однако пора бы и вернуться ей. Я за ней послал. Давай покуда ещё выпьем. Небось, вздрогнуло ретивое, а, Курт? Аль там камень у тебя гранитный? Признай, из-за неё с тех миров воротился?

– Пьян ты уже, Ливий, не соображаешь, что говоришь, – равнодушно отозвался Арий Конрад.

– Да с чего бы? – фыркнул министр. – Ты же здесь ради неё, не лукавь! Вот и выпей-ка ещё лучше.

Королева Руаны стояла перед большим зеркалом в оправе из слоновой кости, опершись руками о туалетный столик, и мрачно рассматривала своё отражение. Вокруг неё суетился камердинер, шнуруя корсет тяжёлого, роскошно расшитого золотом и жемчугом платья.

– Туже затягивай, Парис! – велела Демира. – Я перед этим Арий Конрадом Бессмертным при полном параде предстать должна!

– Вам бы лучше отдохнуть после смотра воинов, моя королева, – робко возразил камердинер.

– Делай, что велено! – отрезала государыня, и слуга, покорно вздохнув, туже затянул шёлковую шнуровку.

Демира выпрямилась, повернулась, оглядывая себя в зеркалах.

– Вы прекрасны, ваше величество! – камердинер почтительно поклонился.

Королева тяжело передохнула, отёрла дрожащими руками бисеринки пота с висков. Горящий взгляд выдавал сильное волнение.

– Вам нехорошо, моя королева! – камердинер бросился к ней. – Это из-за тугого корсета!

– Нет, – срывающимся голосом отозвалась Демира, – это осколки прошлого режут мне сердце.

Она плохо помнила миг той первой встречи. Как прошла в тронный зал, как начищенный паркет пола будто ушёл из-под ног, когда увидела эту высокую статную фигуру и устремлённые на неё серые льдинки глаз.

Миг только морок владел ею. После достало сил церемонно кивнуть на приветствие Бессмертного, сесть на трон и протянуть руку для поцелуя. Арий Конрад задержал в своей ладони её руку чуть дольше, чем полагалось по этикету. Близко, так близко она увидела его спокойное чистое лицо, серые глаза, смотревшие на неё проницательно, испытующе, но без холода, лёд в них истаял. А потом он поднёс к своим губам её руку, и она ощутила ту забытую, из далёкого прошлого прохладу и нежность, и будто протрезвела.

Минувшее с разочарованиями и болью рухнувших надежд невозвратно! И власти над будущим не имеет! Теперь всё иначе!

Арий Конрад смотрел на неё и видел перед собой Королеву. Чужую королеву чужой страны из чужого мира. Спокойная, уверенная в своей власти, одетая с немыслимой роскошью. Где та Демира, которую он так тщился забыть эти годы? Где живой огонь чёрных глаз, дерзкая улыбка, вольно раскрылённые плечи?

Нет, Демира не изменилась внешне, время будто свой бег остановило. Она такой же осталась, как пятнадцать лет назад была, но и другой. Наделив её силой и знаниями, Арий Конрад невольно передал ей долгую молодость. Она, как и прежде, была красива, но огонь в её глазах потух, взгляд стал равнодушным и пустым. И будто бремя власти придавило её, привязало к земле, не было той лёгкости, того духа свободы, что он помнил. Драгоценные камни на платье тяжестью своей будто бы легли и на душу её, заслонили своим блеском, закрыли от вольной жизни.

– Просить прощения хочу за Арию, – голос Королевы звучал ровно, – дитя неопытное и своевольное, в неведении своём лишь отняла у вас время, магистр, – и говорила она с ним, как подобало по этикету. Как королева с гостем. Прошлое минуло безвозвратно.

– Впустую потраченного времени мне всегда было жаль, – согласился Арий Конрад.

– Бессмертные ценят время? – удивилась Королева.

–Каждый миг драгоценен, – ответил магистр.

– И встреча со мной? – в голосе Демиры не было кокетства, он звучал спокойно и ровно. – Она ведь тоже миг в безумном беге времени.

– О да, – Арий Конрад был искренен в своём ответе, – отрадно видеть, что вы достигли своей цели. Вы королева, вы на троне. Вы счастливы?

– Да, счастлива, магистр. Руана процветает. Торговля шкурами, шелками и коврами идёт успешно. В минувший жнивень большой караван с серебром отбыл в Лемурию. На море пшеницею, мёдом и пряностями торгуем. Пятнадцатое лето, как урожай богатый. Склады полны. Страна не знает горя.

– Я слышал, соседство Норта вам досаждает? – напрямую спросил Арий Конрад.

– Покуда нет, – не смутилась Демира, – но усмотрев угрозу, пойдём войной на Норта. Возьму в союзники Верховного Жреца бога Сета, Чёрного Велора.

– Достанет ли Велору сил супротив Норта? – в голосе Бессмертного скользнуло лёгкое презрение.

– Достанет, – спокойно отозвалась Королева, – я верю в его силу. Кроме того, я думаю над предложением супружества от Чёрного Велора.

Облачко удивления скользнуло по бесстрастному лицу магистра.

– Супружества? – чуть изменившимся голосом переспросил он. – Удачи в выборе! Не ошибитесь, королева.

– Не ошибусь, – уверила его Демира, – чем заполняете вы ваши дни, магистр?

– Я постигаю тайны вечности, – ответил Арий Конрад, – а вы? Чем скрашен ваш досуг?

– Выращиваю розы. Шлифую камни. Вот, в ожерелье алмазы моей огранки.

– А прежде не манило вас искусство ювелира, – напомнил он.

– Теперь люблю, – сказала Демира, – оно тонко, изящно, размеренно, спокойно. Хотите прогуляться, Арий Конрад? Я покажу вам свой розарий.

Магистр не успел ответить. В тронную вошёл Ливий и с церемонным поклоном доложил:

– Посол Киммерии. Что передать? Что королева занята?

– Нет-нет, – возразила Демира, – просите, – и, повернувшись к Арий Конраду, улыбнулась краешками губ, – за завтраком надеюсь увидеть снова вас, магистр.

Арий Конрад встал и молча вышел из тронной.

На анфиладе его ждал Ливий. Молча взял Бессмертного за руку и повлёк по коридору.

– Как аудиенция у Королевы? – спросил он.

Арий Конрад настолько был погружён в свои мысли, что не расслышал вопроса, и Ливию пришлось повторить его.

Магистр повернулся и посмотрел в его широко растопыренные добродушные голубые глаза. Его лицо было совсем белым, как манжеты на дорогом камзоле министра, а взгляд настолько тяжёл и угрюм, что Ливий вздрогнул.

– Убери от меня свои глаза, – попросил он, – вина выпьешь?

– Пожалуй, – кивнул Бессмертный.

В покоях министра, потягивая вино, Арий Конрад раскрыл то, что терзало его душу.

Я не чувствую её, Ливий. Так не должно быть.

– Чего ты не чувствуешь? – не понял тот.

– Той силы, что наделил когда-то Демиру, я не чувствую, – пояснил Арий Конрад, – когда мы шли к Белой Пустыне, я слышал её силу, как зверь чует зверя. Теперь не слышу. И мне странно и досадно это осознание. Как могла она растратить, утерять такой дар? Как могла променять его на эту государственную рутину, на блеск камней? Алмазы гранит!

– Утратила она давно всю силу и забыла знания, – махнул рукою министр, – не было раза с коронации, чтобы я за ней замечал подобные деяния. До того ли ей? Легко ли страною править, такой, как Руана?

– Алмазы гранить находит время! – ядовито заметил Арий Конрад.

– На то и женщина, – ответил Ливий, – а ты что думал? Что блеск острой стали её всю жизнь занимать будет? Ты посмотри, какой она красивой стала! К лицу ей и корона, и дорогих камней сияние!

– И пустота во взгляде! – сквозь зубы процедил магистр. – Будто кукла разряженная! Я помню, Ливий, ветер в её волосах! Помню льющийся из глаз живой огонь! Помню улыбку свободной женщины с горящим сердцем! Всё то, что столько лет хотел забыть! – Арий Конрад залпом допил вино и со стуком поставил кубок на подлокотник кресла. – Что теперь, Ливий? Во взгляде пусто, а в волосах глупый жемчуг! На мёртвый камень сменила Демира вольный ветер! Купилась на корону! Власти захотела! В такой Демире я красоты не вижу! – заключил он.

– А может, стоило бы присмотреться? – улыбнулся Ливий. – Другие мужики нос не воротят! Ей, знаешь, сколько было предложений руки и сердца?

– Те жалкие глупцы хотят заполучить корону, – зло усмехнулся Арий Конрад, – как женщина, Демира не нужна им.

– Ты что же, считаешь, нельзя любить Демиру, как женщину? – обиделся министр Руаны.

– Такую глупую разряженную куклу – нет! – отрезал магистр.

– Однако струны сердца твоего она задеть сумела, – заметил Ливий, – белее извести лицо твоё! Весь изозлился! Не по нраву тебе Демиру видеть в роскоши и королевой! Ты ожидал чего? Что все пятнадцать вёсен она лить слёзы станет? Греметь оружием и совершать обряды? В страданиях любви пройдёт вся жизнь её? А Демира научилась жить! И будет счастлива, решившись заключить союз с Велором!

– И на здоровье! – решительно заключил Арий Конрад, налил себе вина и выпил полный кубок.

Отвращение заполняло его сознание ко всей этой роскоши, богатой зале замка, праздному безделью, пустой трате времени. Он сожалел, что приехал, поддавшись живому свету чёрных глаз Арии, досадовал на себя, что не устоял и сидел теперь тут, вместо того, чтобы постигать новые таинства бесконечности.

Ему хотелось тем же вечером покинуть замок, но какая-то часть сознания настойчиво требовала остаться. Арий Конрад привык доверять своей интуиции, но сейчас он искренне недоумевал, что побуждает его провести здесь ночь. Он не видел никаких тайн, которые должны были приоткрыться, не ожидал важного, должного свершиться вскоре события.

И всё-таки остался.

Он бесцельно бродил по коридорам замка, сжигая время, которое всегда так ценил. Демира не звала его, и он не искал её общества. Пропасть стояла между ними.

Арий Конрад не знал, чем заполнен её вечер. Может быть, она играет в шахматы с кем-то из придворных, зевая от скуки? Или ведёт счёт государственной казне, обдумывая предстоящую меновую сделку с Киммерией? Или просто лежит на софе, пьёт вечерний чай, треплет за ушами ленивую комнатную собачку?

Ему встретилась Ария, маленькая принцесса, в изумрудном пышном платье, гордая, надменная в сиянии драгоценностей. Она одарила его церемонным поклоном и неторопливо прошествовала мимо. Та Ария, которая два дня скакала рядом, суровая и решительная, не знающая усталости, будто рождённая в седле. Дитя Огня и Стали.

Горькое разочарование обжигало сердце. Увидев Арию, он ожидал увидеть прежнюю Демиру – грозную воительницу, вольную странницу. Он не ждал увидеть Королеву. «Зачем я здесь?» – в сотый раз спрашивал себя Арий Конрад. «Узнаешь вскоре», – в сотый раз отвечало ему его сознание.

Ночью он не мог уснуть. И постель была удобной, и комната просторной, и жарко не было, приоткрытые ставни пропускали прохладный воздух с улицы.

Сонная тишина стояла повсюду. Мирные грёзы окутали столицу Руаны. Город Благоденствия спал. Лишь к Арий Конраду не шёл сон. Хотелось приблизить утро, но ночь казалась бесконечной.

Магистр встал с постели, оделся, набросил на плечи плащ и вышел в коридор. Спустился по лестнице, миновал холл и ступил в сад, провожаемый равнодушным взглядом недремлющих стражей замка.

Прохлада и аромат прелой листвы наполняли старый сад. Арий Конрад не спеша бродил по чистым песчаным дорожкам, любуясь спящими деревьями, красными бусинами ягод шиповника, последними осенними цветами.

С рассветом он покинет этот город, вернётся в свой привычный мир и вряд ли ещё когда-нибудь увидит Королеву. Эта мысль не опечалила его сердца, не внесла сожаления.

Тьма стала редеть. Небо на востоке будто таяло, светлело, приобретая серый, а потом и розовый оттенок. Наступало утро.

Расцвеченные красным и жёлтым, резные листья шиповника покрыли капельки росы, пожелтевшая трава стала влажной. Арий Конрад подошёл к кусту, взял в ладонь упругую красную ягоду. Когда он отпустил тугую ветвь, она обдала его брызгами. В редеющих сумерках запахи осени становились полнее, ярче.

Даль прошлого, вересковая пустошь, бутон шиповника в его волосах. «Добрый знак», – сказала тогда Демира. Много времени минуло с той поры. Розы и шипы. Вечность было так и будет.

Пора было возвращаться. Арий Конрад отошёл довольно далеко от замка. Он в последний раз оглядел просыпающийся старый сад. Не скоро, должно, доведётся любоваться красотами этого мира.

Он повернулся, чтобы идти назад и остановился, пораженный.

В воздухе слышалось зло. Оно шло от противоположной к замку стороны, ширилось, множилось, и было таким сильным и ярким, что непроизвольно волосы шевельнулись на затылке Арий Конрада.

Он не помнил, когда в последний раз сталкивался с такой грозной силой. Она ураганна была, сокрушительна и велика настолько, что могла сравниться с его силой, а быть может, и превзойти её в поединке.

Зло приближалось. Магистр хотел видеть, что породило это зло. Он шагнул за куст шиповника и сделался невидим для всех, кто имеет око.

Незримое покрывало надёжно спрятало его. Арий Конрад стоял неподвижно, замерев в ожидании. В чистом утреннем воздухе послышался приближающийся топот копыт, и он увидел Демиру.

Её конь шёл рысью, она сидела в седле, выпрямившись, и глядя перед собой застывшим, тяжёлым взглядом. Брюки из сыромятной кожи, высокие сапоги и простая серая льняная рубаха – вот во что была одета королева Руаны. Как в те далёкие дни, волосы её были заплетены в две косы и переброшены на грудь. И чёрный меч, тот самый Меч, Разящий Без Промаха, закалённый в пламени Ада, чуть постукивал о её стремя.

И это огромное, столь сильное Зло исходило от Демиры, от тяжёлого взгляда её черных глаз.

Она почти поравнялась с тем местом, где стоял невидимый Арий Конрад, когда, будто почувствовав что-то, резко осадила коня и медленно повернулась, всматриваясь и вслушиваясь. Она не видела магистра, но стояла так близко, смотрела прямо на него, холодным пустым взглядом призрака, взглядом, проникающим в самое дно души, взглядом, от которого застывало сердце.

Миг она так смотрела, не видя его, а потом, будто занавес отдёрнулся – зло исчезло и словно никогда прежде не появлялось в тишине этого утра. Демира дёрнула поводья и поскакала вперёд.

Арий Конрад застыл в оцепенении, забыв снять покров невидимости. Источником зла оказалась Демира. Мощная чёрная энергия шла от неё. Значит, пятнадцать лет не прошли для неё даром! И королева Руаны не только вела меновые сделки и гранила алмазы, но и практиковалась в магии! И сила её теперь была столь велика, что – нет, этой мысли Арий Конрад даже допустить не мог! – она могла превзойти его!

Сознание подчинялось ему с трудом. Оно будто растекалось, и он никак не мог собрать его, чтобы понять, насколько же недооценил Демиру. Ничем не выдала она себя, и, если бы не эта прогулка, он никогда бы не узнал, какой силой она владеет.

Прошлое властно нахлынуло на него. Как страшился он не суметь заполучить Книгу Бессмертия! Как избегал близости с Демирой и как желал этой близости! Были мгновения, когда он ненавидел её, как препятствие к Цели. Были мгновения, когда Цель отступала на второй план перед сиянием её чёрных глаз.

Арий Конрад гордился одержанной над собой победой, гордился, что не поддался велению плоти и сумел достичь желаемого. Его воля казалась ему сильнейшей из того, что дано человеку. Никто – он был уверен в этом – на его месте не устоял бы перед Демирой. Он смог устоять.

Но теперь он понимал и другое. Заслуга его Бессмертия – это заслуга и Демиры. Это она молча ушла с его дороги и не стала помехой. Только теперь Арий Конрад понял, как слеп и тщеславен был в своей гордыне. Что стоило Демире соблазнить его, когда человеческие чувства уже почти одержали в нём верх? Она могла бы сделать это с лёгкостью, если бы хотела, и никогда бы он не стал Великим Арий Конрадом, Бессмертным. Нет, не он устоял перед искушением. Демира отпустила его.

Вспомнилось ему, как умывался в ручье, забывший во хмелю прошлую ночь. Вспомнил обещание Демиры: «Я не стану помехой на твоём пути. А ты… Ты помни о клятве». Сколько силы и мудрости заключалось в её словах! Во имя его Бессмертия она заставила замолчать своё сердце. Сколько любви!

Он забыл о времени, стоял, погружённый в размышления. Воспоминания не отпускали его.

Как же тогда он не понял всей её жертвенности, глубины и силы такой любви? Сколько дано ему было, а он, ослеплённый тщеславием, не принял! Сколько мужчин готовы были бросить всё к ногам Демиры, но только ему одному она могла отдать то, о чём грезили они. Сколько ночей, проведённых в молитвах в глухих подземельях, старался Арий Конрад забыть запах ветра в её волосах! И верил, что забыл, но нет, наяву помнил, точно вчера всё было!

Нужно было возвращаться в замок. Магистр снял с себя покров невидимости и зашагал по песчаной дорожке с полной сумятицей в мыслях. Он боялся увидеться с Королевой, боялся каких-то перемен, которым суждено быть, это он знал точно! Теперь так, как мнилось ему, уже не будет. Будет всё иначе. О нет, Демира и сейчас не станет ему помехой на Пути. Ныне он желал сблизиться с нею, но ещё не осознавал это прямо и отчётливо, мысли его были хаотичны. Он понимал только, что должен держать маску холодного равнодушия, и это легко удалось ему, ведь он носил её столетиями.

Арий Конрад вошёл в замок с заднего крыльца и прошёл в трапезную, будто бы со стороны комнаты, где провёл ночь.

– Ну, наконец-то! – воскликнул Ливий, увидев магистра. – Уже два раза за тобой посылали! Ну и горазд же ты спать!

Арий Конрад прошёл в комнату и сел за стол напротив Королевы. Бросил на неё быстрый взгляд. Она смотрела на него, и в её глазах читалась отрешённая невозмутимость. Движения рук были покойны и неторопливы, покуда она разливала чай.

Рукава голубого утреннего платья до локтя открывали её руки, и Арий Конрад смотрел на них, вспоминая, какими они были тогда, исхудавшими, тёмными от солнца, израненными, крепко сжимающими в ладонях Меч Ормузда.

Демира, ослепительная в своей зловещей демонической красоте, в лучах рассвета, и Демира за утренним чаем были схожи между собой, как дикая рысь и домашняя кошка.

– Как спалось, магистр? – бесстрастным тоном поинтересовалась Королева.

Её глаза смотрели испытующе, она силилась дознаться, был ли он на той тропинке на рассвете. Она же почувствовала силу, заставившую её остановиться! Видел ли Арий Конрад её такой? Боле всего королева Руаны хотела сберечь свои знания в тайне.

Почему? Арий Конрад терзался догадками. Почему она не хочет открыться ему, тому, от кого получила дар посвящённых? Она знает то, что неподвластно его разуму? Она желает превзойти его по силе и доказать своё превосходство? Никогда ещё Демира не волновала магистра так, как сейчас. Он мучился неразрешёнными вопросами, она же спокойно пила свой чай.

Бессмертный прощался с нею, будто пребывая в мороке. Очертания замка, убранство комнат, люди перестали существовать. Он видел перед собою лишь её чёрные глаза, полные влажного мерцания, словно звёзды, отражающиеся в глубине колодца.

Он продолжал их видеть, когда мчал над лесами и полями верхом на Инзаре, когда вступил в чертоги скал, бывшие его домом в этом земном мире, и не мог уйти от их сияния даже когда ночью служил мессу на чёрной горе Кулаберг.

Три дни спустя, покидая святилище Аримана, Арий Конрад слышал громовой глас Князя Тьмы: «Ты волен в своём выборе, сын мой!» и в спину еле слышное, похожее на вздох, на шёпот змеи: «Сбывается древнее пророчество!»

И он, будучи Бессмертным уже, не осмелился возразить, ибо никогда ещё Искушение не было так сильно, как сейчас.

Остаток дня он провёл в молитвах в подземном святилище богини смерти Гекаты. Арий Конрад чувствовал себя точно после долгой болезни, уставшим, утратившим силу. К вечеру равновесие будто вернулось к нему. Он вышел на воздух, долго стоял у входа в свою скалу, смотрел на звёзды, необычайно яркие в чистом осеннем небе.

– Мессир! – робко окликнул его негромкий женский голос.

Магистр обернулся. Гаркана, конечно. Опять в полумаске, не смотря на сгущающийся сумрак. Стыдится своего шрама. Стоит тут, видимо, давно уже, наблюдает за ним, успела замёрзнуть, зябко поводит плечами.

– Пойди сюда, Гаркана, – позвал Арий Конрад, притянул её к себе, обнял худенькие плечи девушки, согревая. Она тихо вздохнула, нерешительно придвинулась к нему ближе, подчиняясь.

– Посмотри вверх, Гаркана, – магистр показал ей направление, – вон туда, где созвездие Быка. Вот Семь Сестёр, ты видишь?

– Да, мессир, – девушка послушно смотрела на звёздное скопление.

–Чуть влево… но ты не сможешь увидеть, твоему взору недоступно… там сейчас нарождается новая звезда. И скоро она взойдёт на небосклон, и мы будем приветствовать рождение её.

– Это…её звезда? – безжизненно прозвучал девичий голос.

– Да, Гаркана, то зарождается на небе новая звезда. Звезда Демиры.

– Вы любите её, мессир? – она не спросила, простонала.

–И всегда любил, – просто сознался Арий Конрад.

Развернул Гаркану к себе, посмотрел ей в глаза. Она опустила голову, но магистр приподнял её за подбородок, заставляя смотреть на себя, и снял с её лица маску. Девушка вскрикнула и закрыла шрам на щеке ладонью.

– Ты красива, Гаркана, – Арий Конрад осторожно отнял ладонь от её лица и провёл по кривому шраму кончиком пальца, – и это не портит тебя, и не отвращает меня от тебя. Но я не могу любить тебя, Гаркана.

– Можешь! – отчаянно выкрикнула она, давясь рыданиями, рванулась, но он держал её крепко. – Ты не желаешь!

– Нет, дитя, я не могу, – вздохнул Арий Конрад, привлекая девушку к себе и гладя по волосам, – я думал, что смогу забыть Демиру, но нет, не смог. А ты уезжай, Гаркана. Я многому научил тебя. У тебя впереди вся жизнь.

– Ещё не минуло два года, – всхлипнула Гаркана у него на груди, – у меня есть ещё месяц. Позволь мне остаться!

– Зачем, дитя неразумное? Терзаться иллюзиями? Я не смогу полюбить тебя. Я люблю тебя иначе, не так, как ты хочешь, – спокойно признался магистр.

– Всё равно! Быть подле тебя – истинное блаженство!

– Глупое дитя, – вздохнул Арий Конрад, – мне жаль тебя. Теперь, когда я сам так терзаюсь, я не хочу никому причинять страданий. Тебе лучше покинуть мой дом.

– Я останусь! – решительно заявила она, подняла голову и вытерла слёзы.

Магистр наклонился и поцеловал её в изуродованную шрамом щёку нежным братским поцелуем.

– Твоя воля, – согласился он, – а сейчас иди спать.

– Да, мессир, – Гаркана привыкла повиноваться – покорно пошла в свою келью.

Арий Конрад проводил её взглядом, вздохнул и вновь обратил свой взор к небу, туда, где нарождалась новая звезда, холодная и бесстрастная. Звезда Демиры.

Гаркана вернулась в свою маленькую, тесную келью, зажгла лучину в светце. Села на жёсткое ложе, расплела косы, расправила лёгкую волну тёплых рыжих волос. Достала из-под кровати маленький, обитый железом сундучок, покопалась там, нашла отполированное медное зеркальце. Подсела поближе к лучине, всматриваясь в своё отражение.

В полумраке уродливый шрам на щеке был почти незаметен, и если не поворачиваться этой стороной… Нет, к чему тешить себя несбыточными мечтами? Мессир не войдёт в её комнату, не сядет рядом, не будет смотреть взглядом, полным кипящего серебра. Тот взгляд не для неё, и с нею он будет говорить ровно и насмешливо, или участливо, или покровительственно, но голос его не дрогнет в волнении. Всё, о чём молит она богов, принадлежит не ей, а Руанской королеве, гордой и прекрасной Демире.

Но… или Бессмертный не объяснился ей, или Королева не приняла его любовь, иначе почему он вернулся в таком душевном смятении? Ещё ничто не решено, и у неё есть месяц. Целый месяц. Всего месяц. Нужно успеть.

Гаркана приподняла волосы, перебросила пряди вперёд, закрывая щёку. Нет, не спрячешь, не скроешь. Это навсегда. Он сказал: «Это не отвращает меня от тебя», но не потому, что он любит её, а потому, что жалеет. А жалость – не любовь.

Девушка с глубокой нежностью и благодарностью оглядела тесную комнатку, где провела ночи почти двух лет. Она всё любила здесь. Простую аскетичную обстановку. Ради неё Арий Конрад разнообразил, раскрасил синим и жёлтым деревянные ставни маленького оконца, медвежью шкуру постелил на пол для тепла, принёс изящный серебряный кувшин для воды. Это другая келья была, не та, в которой оправлялась от ран Демира.

Гаркана, однажды увидев ту келью, очарована была восьмигранным мозаичным окошком и игрой разноцветных бликов солнечного света на полу, спросила, можно ли ей жить здесь, но мессир не позволил. Он сказал, что это её комната, Демиры, и она будет ждать свою хозяйку, его гостью. Гаркана тогда уже знала историю Руанской королевы, и как сплетались их пути с магистром, но мало времени ещё жила в его скале, и слова его не ранили её, не отозвались болью в сердце. Теперь же, по истечении двух лет, острое копьё жгучей ревности пронзало её сердце при мысли о могущественной сопернице.