Читать книгу Санклиты. Книга 2. Охотники - Елена Амеличева - Страница 6

Я взорвалась на миллионы Вселенных и… проснулась.

Тело полыхало и все еще ныло сладкой истомой, что во мне рождали прикосновения его рук, языка, губ. Зря легла поспать днем. Плохая была мысль. Во сне он безраздельно властвует надо мной и творит все, что пожелает.

Когда же это закончится? Скоро пройдет год – тот самый срок, отмеривающий власть его крови – дурмана, что изматывает меня. А если ничего не изменится? Господи, только не это!

Застонав, я рывком поднялась, стараясь не смотреть на кровать – словно там все еще лежал санклит с чертенятами в глазах. Самодовольная ухмылка на губах, которые все время хочется целовать, руки, что заключают в стальное кольцо…

– О, Господи! – из груди вырвался протяжный стон.

Сбросив одежду, я прошла в ванную, крутанула на максимум вентиль холодной воды и, сжав зубы, встала под душ. Ледяные струи обожгли тело, выбив весь воздух из груди. Нецензурные выражения шипением сорвались с губ.

Забыть о Драгане.

Выбросить его из мыслей.

Не вспоминать поцелуи со вкусом нежности и страсти.

Выплыть из омутов глаз непонятного цвета.

Забыть о Драгане!!!

Разум заметался в поисках того, за что можно зацепиться взамен. Все, что угодно, лишь бы не думать о его шевелюре, в которую так приятно запустить руку, о том, как он при этом вздрагивает всем телом и выдыхает хрипло «Что же ты со мной делаешь?».

Например, можно поразмышлять о том, почему мне так знакомо ощущение полыхающего огнем тела под ледяной водой. Как во сне, что мучает с самого детства, когда демон толкает меня в прорубь, вода обжигает. Ощущения всегда были очень реалистичные. Странно, откуда разуму маленького ребенка такое знать?

Хотя мне ли изумляться странностям? За год столько всего произошло, что удивляться уже разучилась.

А над тем, почему я так долго выдержала под настолько холодным душем, что коже дико больно, лучше и не думать. Иначе опять вспомню о крови санклита и…

Пора вылезать, кстати, не хочу выяснять экспериментальным путем, могу простудиться или нет.

Я выключила воду и начала яростно растирать посиневшее, покрытое «гусиной кожей» тело полотенцем, заставляя фиолетовую, покрытую большими пупырышками поверхность наливаться краснотой. Словно на коже вновь расцветают вулканы от прикосновений Драгана.

Да как же от тебя избавиться-то?!

Зарычав, я ушла из ванной, заправила кровать и начала собираться. Сегодня юбилей у Юлии. Не особо горю желанием идти, настроение вовсе не праздничное, но уж лучше попытаться хоть как-то отвлечься, чем киснуть в четырех стенах, не в силах сосредоточиться на чем-то, кроме главы клана Лилианы.

К тому же, платье уже куплено, нужно его выгулять. Я открыла шкаф и провела рукой по голубой ткани. Шелк приятно холодил ладонь. Как же оно похоже на то, что было на мне в первый вечер на Филиппинах! Тот шедевр тоже лежал в чемодане, который хорват прислал в поместье Охотников, но надеть его не смогу. Потому что тогда весь вечер буду искать Горана глазами среди гостей, тосковать по рукам, что обвивают талию и прижимают к себе, по дыханию, которое обжигает шею, когда он покрывает ее поцелуями, по стонам, срывающимся с его губ…

– Да отстань же ты уже! – прорычала я, схватила платье и отшвырнула вешалку.

Руки тряслись от злости, но молнию сзади удалось застегнуть самой. Подсушив волосы, я закрепила их шпильками на затылке, немного подкрасила ресницы, надела туфли и вгляделась в отражение. Красивая, злая и глубоко несчастная. Глаза наполнились слезами от жалости к самой себе и усталости от борьбы с убивающей меня любовью.

Я села на кровать и достала из тумбочки белую резную шкатулку. Ее для меня сделал дедушка – на десятилетие. Внутри лежали украшения. Черный бархатный мешочек с серьгами мамы. Теперь и они напоминают о хорвате, черт возьми! А вот набор – золотые бабочки с голубыми топазами, подарок Аскера на первую годовщину. Помню, как рычал Горан, узнав об этом, и не дал мне их надеть. Мы даже поссорились из-за этого. Но каким сладким было примирение!

Теперь никто не помешает их носить. И вновь чувствовать себя простой девушкой, а не карой Господа наводящего на всех ужас Горана Драгана.

Пальцы, задрожав, коснулись черных жемчужин – тех самых, с Филиппин. Платиновые завитки бережно баюкали украденное у моря сокровище. То время, что мы тогда провели на острове, тоже было сокровищем – украденным у судьбы. А она жестоко карает воров.

Слезы капнули на акулий клык, который подарил Фил. Я потянула за черный шнурок и долго смотрела, как желтый зуб качается на нем перед глазами. От него словно шла какая-то сила – мощная, первобытная, завораживающая. Мне пришлось заставить себя отвести взгляд от клыка. Это было в прошлой жизни. Пусть там и остается.

Я вздрогнула от стука в дверь. В комнату вошел Данила в черном костюме.

– Какая ты! – прошептал он, с восхищением глядя на меня. – Саяна, изумительно выглядишь!

– Спасибо. Ты тоже ничего. – я улыбнулась и открыла флакон в виде паруса с духами.

Последние капли легли на шею и запястья. Все, закончились. Символично. Помедлив, я отправила парус в мусорку у письменного стола.

– Придется купить новые. – прошептал Охотник.

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что они были заказаны заботливым братом для любимой сестры. – глаза вновь наполнились слезами.

– Извини. Не хотел разбередить рану. – руки Данилы легли на мои плечи. – Молния не до конца застегнута. – пояснил он, потянув за железный язычок. – К такому платью должен прилагаться мужчина.

– Какой тонкий намек! – съехидничала я.

– Поедешь со мной? – Охотник качнул сережку-бабочку. – Юлия поведет сама, а стажеры набились в автобус и уже начали праздновать – из него пивом за версту несет.

– Я там лишняя. – никогда не стану им своей. – Так что придется принять твое предложение.

Мы спустились и сели в джип. Мужчина резко сорвал машину с места, едва я успела щелкнуть ремнем безопасности. Из-под колес веером брызнул в стороны мелкий гравий с подъездной дорожки. Видимо, «шумахеры» – это мой крест.

– Сколько Юлии, кстати, исполнилось? – спросила я.

Не хочу ехать в молчании. Это так тяготит! Особенно, когда на душе и так моросит дождь.

– Пятьдесят. Только при ней не упоминай эту цифру. – мужчина резко вошел в поворот.

– На вид не больше сорока!

– Во сколько же она меня, по-твоему, родила? – Данила усмехнулся. – В восемь лет, выходит?

Математика меня в тот момент занимала слабо. Хотелось просто доехать живой до особняка Эсмы Султан, где будем праздновать. Вернее, они – праздновать, а я – изо всех сил делать вид.

Место, кстати, выбрано удивительное. Двухэтажная прибрежная – с видом на Босфор, историческая достопримечательность, которая и складом успела побывать, и несколько раз умудрилась сгореть – да так, что остался лишь коричневый весьма обшарпанный на вид кирпичный остов с окнами без стекол, который креативные турецкие дизайнеры оставили нетронутым, но внутри бывший дворец укрепили за счет встроенной конструкции из стекла и стали.

Сегодня в нем проходят разнообразные встречи и конференции, концерты, праздники, а также Стамбульский джазовый фестиваль. Арендовать его для юбилея нашей директрисы удалось лишь благодаря связям Охотников – он забронирован практически на год вперед.

А вот уже и этот особняк виднеется. Осталось свернуть с моста. С виду здание напоминало обычную «заброшку», внутри которой зажжен яркий свет. Но едва мы вышли из машины на подъездную дорожку, все изменилось.

Буквально в паре шагов искрился огнями мост над Босфором, заигрывая с сияющей водной гладью. Из окон немного готического на вид – из-за подсветки, кирпичного остова лилась классическая музыка. Перед нами распахнули стеклянные двери, и мы с Данилой попали в вестибюль, где гармонично соседствовали красный кирпич, стекло и хром.

Лестница-волна привела нас на второй этаж, где в приятной полутьме на круглых столиках сверкали серебряные приборы и хрустальные фужеры. Официанты расправляли несуществующие складки на скатертях с длинной, до пола, бахромой, поправляли «ушки» салфеток в кольцах, и зажигали свечи на высоких канделябрах, что стояли на каждом столе.

– Чувствую себя Золушкой! – призналась я.

– Можно побыть твоим принцем? – Данила улыбнулся, отвесив шутливый поклон.

Нет уж, хватит с меня принцев!

– Думаю, наставник может претендовать максимум на роль мачехи!

– Злая женщина! – Охотник расхохотался.

Прочь, Горан Драган, прочь!!!

– Рада, что твое настроение улучшилось, сын. – раздалось сзади.

К нам подошла Юлия – как всегда, прекрасная, стройная и уверенная в себе.

– Еще раз с праздником вас, – с восхищением глядя на нее, сказала я. – Божественно выглядите!

– Спасибо, ты тоже. Но когда-нибудь тебе придет время понять, что день рождения для женщины вовсе не праздник. – на ее лицо набежала тень.

– Возраст – это естественно. – вклинился Данила. – Мы же не санклиты.

– Если намерен так вести себя и дальше, – в голосе Юлии прорезался металл, – то лучше сразу езжай обратно в поместье!

– Как скажешь. – Охотник кисло улыбнулся, подняв вверх руки. – Сегодня тебе ведь можно делать все, что в голову придет!

– Немедленно прекрати паясничать! – прошипела директриса, вплотную подойдя к нему. – Или убирайся отсюда!

– Убираться и не мешать тебе?! – в ответ процедил он.

Кажется, стажерки здесь явно лишние. Лучше прогуляюсь немного. Место потрясающее!

Пока я гуляла, подтянулись остальные. Все уселись за столики, и вечер плавно двинулся по накатанной. Тосты, смена блюд, танцы, пьяный смех. Когда в ход пошли непристойные шутки, я вновь улизнула. Играть в «ручеек» или в «бутылочку» вовсе не хотелось. Да и нетрезвые парни, что пытались силой вытащить на танцпол, оптимизма не добавляли – ухаживания в стиле «перегар в лицо и рука совершенно нечаянно на ягодицах» мной давным-давно оставлены на первом курсе меда.

На улице порхал свежий ветер, но я не замерзла. Догадываюсь, почему – санклитская кровь. Рядом со зданием имелся небольшой сад – приятное, тихое место, но долго находиться в нем оказалось выше моих сил, потому что деревья, украшенные огоньками гирлянд, сразу же перенесли меня в тот вечер, когда мы с Гораном занимались любовью в поле, а светлячки порхали вокруг.

Поспешно покинув сад, я обошла здание и услышала голоса. Один из них принадлежал Юлии. Другой был мне незнаком.

– Уходи отсюда, пожалуйста! – казалось, она умоляла из последних сил.

– Юля, зачем ты так? – едва слышно раздалось в ответ.

Свет из окон особняка упал на высокого блондина, что стоял ко мне спиной.

– Твой сын вырос, ты в разводе. Что еще тебе мешает?

– Мы никогда не будем вместе, забудь об этом раз и навсегда. – сухо ответила женщина.

– Почему?!

– Причина тебе хорошо известна.

– Но разве моя вина в том, что я родился таким?

– Не твоя. Но ничего не изменить.

– Юля… – срывающимся голосом прошептал он.

– Прощай. – женщина развернулась и направилась в мою сторону.

Я отшатнулась, но успела заметить слезы в ее глазах. Нехорошо получилось. Дернул же меня черт!.. Нога попала на камень, подвернулась с отчетливым хрустом, и мне стало не до метаний совести. Из глаз посыпались искры от боли. Как назло, это оказалась та самая лодыжка, которую я повредила, когда изображала из себя дервиша.

Шипя ругательства, я на одной ноге допрыгала до стены и оперлась на нее. Все правильно, не надо было подглядывать.

Постепенно боль стихла, и я смогла насладиться красотой залива.

Теплые огни янтарных оттенков длинными полосами отражались в спокойной воде, словно только что написанную картину выставили под дождь, и краски цветными потоками начали сползать вниз. Природа – лучший художник. Я смотрела, как ее полотно безмолвно «плакало», и чувствовала наползающий с воды холод.

Внезапно стало тепло – на плечи лег пиджак. Я чуть было не выдохнула «Горан» на полуулыбке, явственно ощущая его рядом, но, повернув голову, натолкнулась взглядом на Данилу. Но ведь даже чувствовала аромат туалетной воды санклита, могу поклясться!

– Я заметил, ты прихрамываешь.

– Немного потянула недавно. Ничего серьезного, пройдет.

– К врачу ходила?

Мне вспомнилось лицо местного эскулапа с абсолютно лысой головой – за что его прозвали Фантомасом. Нет уж, спасибо, помню, как его масляные глазки ощупывали мою фигуру при первой встрече. Да и при второй тоже.

– Данила, это простое растяжение. Да еще мозгов хватило сегодня шпильки надеть. Вот оно и разнылось.

– Покажи. – он присел передо мной на корточки и осторожно отодвинув подол, коснулся лодыжки.

Не сдержавшись, я зашипела от боли.

– У тебя шикарный отек, Золушка. – констатировал наставник. – Каблуки были лишними. Сама усугубила. Женщинам всегда так надо. – забормотал наставник в своей излюбленной манере формулировать «субтитрами». – Тугая повязка и покой. – он поднялся и неожиданно подхватил меня на руки.

– Данила! Что ты творишь?

– Везу тебя домой. – Охотник спустился с террасы и зашагал к стоянке.

– Но… – я растерялась от такого резкого поворота.

– Не протестуй, Саяна.

– Но как же юбилей твоей мамы? – спохватилась я. – Ты не можешь уехать!

– Могу. – он посадил меня в машину, а сам сел за руль. – Там куча народу, найдется, кому поздравить. – джип резко сорвался с места.

– Вы опять повздорили? – мои глаза зацепились за глубокую складку, что прорезала переносицу мужчины.

– Да.

– Из-за меня?

– Что? Почему? – его взгляд стал недоуменным.

– Потому что я всем приношу проблемы.

– Не говори ерунду.

– Это правда. – голос задрожал и пришлось отвернуться к окну.

Не хватало только сопли на кулак начать наматывать!

– Саяна, ты ни при чем. Мы… – он помолчал. – В поместье сегодня заявился ее старый любовник. Из-за него они с отцом развелись. Я выставил его, она начала ругаться.

Похоже, речь о том блондине, которого я только что видела с Юлией. Что ж, не думаю, что Даниле стоит это знать.

– Знаешь, я тебе завидую.

– Какие основания? – Хан вывернул руль, влетев в поворот.

– Живые родители.

– Тоже верно.

– Прости, у меня сегодня день жалости к себе.

– Понимаю.

– Давай сменим тему? Хотела тебя кое о чем спросить. Вернее, о ком.

– Спрашивай.

– Несколько раз видела в поместье мужчину, блондина.

– С зелеными глазами? – перебил Данила, сжав руль.

Черт, он подумал об ухажере Юлии.

– Нет, с голубыми. Примерно твой ровесник, такой скандинав типичный, зовут Бера.

– Знаю его. Он аналитик. Консультирует, скажем так, Охотников иногда по… некоторым санклитам.

Я изогнула бровь, и Хан сдался.

– Да, по семье Драганов. И на этом давай свернем тему, Саяна.

Скрипнув зубами, пришлось согласиться. Слишком опасная дискуссия может получиться. Но мысли не остановишь. Что затевает Глеб? Неужели опять намерен что-то выкинуть? Мало ему прошлого раза? Он и так перевернул обе наши жизни!

Нога опять заныла. Я скривилась и потерла лодыжку. Да, распухла и отекла. Горячая на ощупь, пульсирует болью.

– Сейчас, потерпи. – Данила въехал в ворота поместья, остановил машину у выезда и, кинув ключи вышедшему нам навстречу механику, помог мне выйти.

Путь до дома пришлось опять проделать на его руках.

– И куда ты тащишь бедную стажерку? – полюбопытствовала я, с интересом наблюдая, как мужчина, не свернув на моем этаже, пошел по лестнице еще выше.

– К себе, конечно. – он действительно внес меня в свою комнату и положил на кровать. – Снимай туфельку, Золушка!

– Знаете, господин наставник, когда говорят, что шпилька – женское оружие, не только красота имеется в виду!

– Да уж, помню, как ты недавно мне в кадык заехала. – мужчина усмехнулся и сел рядом. – А, вот он! – Хан извлек из недр черного потрепанного пакета баночку с зеленым содержимым.

Квакнула крышка, и комнату наполнило редкостное зловоние. Из глаз потекли слезы. Привокзальный бесплатный туалет в провинции и то не так ужасно «благоухает».

– Ну, давай ногу, лечить буду.

– А гангрена не начнется? Уж больно запах подозрительный!

– Это конский бальзам. Мне знакомый в Петербурге делает. Поверь, утром и думать забудешь о лодыжке!

– Потому что нога отвалится?

– Доверься мне, Саяна.

Горан говорил также. Вот некстати вспомнилось.

Густо намазав многострадальную ногу вонючим кремом, Данила туго забинтовал ее.

– Вот и все. До утра не снимай, хорошо?

– Как скажете, доктор. А вечерняя тренировка завтра, кстати, будет?

– Если отек спадет.

– Хорошо. Спасибо, Данила.

Несмотря на протесты, он отнес меня в мою комнату и ушел, строго-настрого наказав лежать. Я честно пыталась болеть, как положено, но выдержала только час. Сначала решила переодеться, повесить платье в шкаф и собрать белье в стирку, чтобы чем-то себя занять. Потом как-то само собой получилось, что я уже в прачечной загружаю стиральную машину. Чтобы успокоить совесть, надо сказать, что нога не болела.

Вернувшись в комнату, я сняла джинсы и свитер, в который переоделась, и обнаружила, что все футболки отправила в стирку. У дальней стенки полупустого шкафа, среди зимнего «обмундирования» обнаружилась рубашка. Я вытащила ее и замерла. Черная шелковая сорочка принадлежала Горану. Мне нравилось спать в ней, когда…

Я помотала головой, прогоняя нахлынувшие воспоминания о стальном кольце рук, которое всю ночь тесно прижимало меня к его горячему телу. Как она вообще оказалась здесь? Но выбора не имелось. Не голой же ходить.

Холодный шелк ласково обнял тело. Нос уловил тонкий аромат древесно-мускусной туалетной воды. Неужели до сих пор не выветрился?

– Какая ты красивая, Саяна!

Тихий шепот за спиной заставил меня подпрыгнуть.

На подоконнике сидел Горан.

Весь в черном. Глаза сияют.

Может, у мази Данилы есть побочные эффекты?

Мысли разлетелись в разные стороны. Дыхание сбилось. Я никак не могла отвести от него взгляд.

Какой же он!..

– Драган, что ты здесь делаешь?! – голос внезапно осип.

– Увидел, как Охотник прикасается к тебе, на руках несет… Не выдержал, прости.

– Ты следил за мной? – так вот почему я чувствовала его рядом!

– Больше мне ничего не остается, родная.

– Горан!

– Прости. Как твоя нога?

– Данила помог, все хорошо.

– Этот Хан! – санклит скривился. – Он всегда рядом с тобой! Все время кружит вокруг!

– Тебя это не касается!

– Не могу без тебя! – хорват полыхнул глазами, надвигаясь на меня. – Я люблю тебя, Саяна, воздух мой!

Господи, если он сейчас… Не выдержу ведь!

Я начала пятиться назад, но ступни запутались в коврике, и лишь благодаря горячим сильным рукам мне удалось не добавить к травмам ушиб копчика.

– Отпусти!

– Уверена?

– Да!

– Твои красивые глаза говорят совсем другое.

– Неправда!

– Правда. Ты тоже соскучилась. – он улыбнулся и начал притягивать меня к себе. – Ведь чувствую тебя, любимая, как себя.

Изогнувшись, я выхватила кинжал из перевязи, висящей на спинке стула, и приставила острием к его груди.

– Серьезно? – на лице хорвата расцвела шальная усмешка. – Думаешь, это остановит влюбленного в тебя по уши санклита? – Драган прижал меня к себе, и кинжал вспорол кожу. – Смерть – хорошая цена за твой поцелуй! – мужчина потянулся к моим губам, словно и не замечал входящего в грудную клетку клинка.

Я застонала, почувствовав его вкус на своих губах – нежности и страсти. Кинжал выпал из руки.

– Уходи, Горан! – как удалось оторваться от него, не знаю.

– Ты не представляешь, чего мне сейчас стоит отойти от тебя! – прохрипел он. – Сейчас, когда я тону в твоих глазах, полных желания!

– Уходи, пожалуйста!

– Если ты говоришь «нет», я не смею настаивать, любимая. Буду ждать, сколько потребуется. Пока ты не скажешь «да».

Мужчина отстранился от меня, но мое тело помимо воли разума потянулось за ним.

– Что же ты со мной делаешь! – простонал Горан, дрожа. – Мучительница моя! Позволь ласкать тебя! Ведь ты тоже хочешь этого! Позволь, любимая! Скажи «да», умоляю тебя!

– Нет. – выдохнула я, завороженно глядя в его глаза.

– Саяна! Перемирие на одну ночь! На коленях умоляю тебя! Потом уйду, клянусь, и ты снова сможешь ненавидеть меня и верить Глебу!

– Нет.

– Я умираю без тебя! – выдохнул мужчина, опускаясь на колени.

Руки скользнули под расстегнутую рубашку и обожгли спину.

– Так скучаю по твоему запаху! – он уткнулся лицом в мой живот и шумно втянул воздух. – Люблю тебя, жестокая моя! – нежные поцелуи взорвали тело бешеным желанием. – Ты же хочешь меня, родная!

– Это твоя кровь! – прорычала я, оттолкнув его. – Только кровь!

– За что ты так?.. – голос хорвата задрожал.

– Горан, уходи! Сейчас же!

– Как скажешь. – прошептал он, поднявшись. – Буду ждать, сколько скажешь. Умирать без тебя – каждую секунду, мучительница моя! Только вернись, умоляю!

– Уходи.

– Они идут тебе. – мужчина осторожно коснулся золотой бабочки и с горечью усмехнулся. – Я так боялся стать твоим бывшим, любимая!

– И ты им стал.

– Пока у меня есть хоть самый призрачный шанс, буду бороться за тебя, родная! – хорват тряхнул головой. – А если шансов не останется, найти Охотника, готового меня убить, труда не составит.