Читать книгу Южное солнце-5. Невечернего света звездою зажгусь… - Елена Ананьева - Страница 3

Не остыла и простыня,

А уж ты далёк от меня…

Помнит каждый изгиб кровать,

А вот в памяти – снег, провал…

И бреду я в своём бреду,

Но не плачу, вот, на беду!

Просто бесполезно стенать,

Если слушает лишь стена!

И какая разница нам:

Поклоняться ночам ли, дням?

И в молчании кутерьмы

Снег летит из моей сумы.

Он один в этот белый свет

Устремляется, чистый снег.

Словно зёрна, моя рука

Сыплет белое в облака.

И чернеет обманом сна

Та кровать, что сейчас одна,

Что качает меня во мне,

Точно маятник на стене.

Нынче лебедь мой так далёк,

Что забыл меня, видит Бог.

Ну, а ежели не забыл —

Значит, кто-то его убил!

Потому что всегда навек

И объятья, и смерть, и снег…

Мчит по кругу снег на перекрёстке:

Черти землю гнут в бараний рог.

В час ночной, безоблачно и просто,

Спит на печке добродушный Бог.

Нынче стали сны калейдоскопны,

Точно полнолунная пурга,

СлЕпят немигающие окна —

В пору – не удариться ль в бега?

Да куда сбежишь в такую пору?

В нОру, в прорубь спрятаться – забудь!

Мыслей прОмельк, словно поезд скорый,

Поросёнком взвизгивает путь…

И от этих звуков, скрипов, визгов,

(К ним оглох чадящий дома люд!)

Кажется, что со свету ты изгнан

Или ведьму замуж выдают!..

Ветер крутит снег на перекрёстке

Ведьминой воронкой, колесом.

Домовёнок в зипуне неброском

Сыплет соль на чей-то рваный сон…

Кто не поздно лёг, того, конечно,

Утром гладит Бог по голове,

Раздаёт по прянику безгрешным —

Тем, кто за ночь не осоловел.

Из-под снега выпрастываю ресницы.

Не взлетаю, но участь моя легка —

Облака, касаясь издалека,

Дарят сон, который и не приснится:

Старый город в Европе, тасуя лица,

Всё скульптуры подсовывает пока,

Чтобы наша встреча наверняка

Не смогла, нечаянная, случиться.

В лабиринта линиях заблудиться

Не боюсь, как будто ведёт рука,

И огонь мерцанием светляка

Превращает темницу души в светлицу.

Верю, двери несмазанные петлицы,

Спицы, птицы и скрип замка

Мне врата откроют! А ты, пока

Тем вратам ещё предстоит открыться,

Ублажай подменную лжедевицу,

Что давно спеленала в тугих силках

И лишила воли своей стрелка!

Но, воскреснув, сможешь ли убедиться,

Что в кощеево время – редка зарница,

А без солнца прячутся облака,

Да бессонно плачутся без платка?…

Из-за снега глазам суждено слезиться…

А царевна ждёт пробужденья принца.

Чары зла рассеются свысока,

Словно сны, бегущие как строка.

Из-под них выпрастываю ресницы!

Кажется, там, под небом овечьих шкур

Сгрудились в тучи штучные облака,

А пастухом у них – голышок Амур:

Спать не даёт ребёнку звезда стрелка!

Это – не Дед Мороз, не кудрявый Лель,

По разнарядке – снайпер для Высших сил:

Сколько бы я ни плакала – «пожалей!»,

Сколько бы ты о милости ни просил,

Кажется, там, под шкурами, чей-то глаз?

Что в полнолунье снежном – поди, зашей?

Так и уставился, как в телескоп, на нас,

И подсылает снайперов-голышей!..

Кажется, так? Зимою или весной,

Ночью ли, утром – какой в этом всём резон? —

Произнеси: «Останься во мне, со мной!»

Я помолюсь, чтоб ты не исчез, как сон…

Может быть, это английский рожок разжёг

В тучах-отарах брачную толкотню?

Как по команде «целься!» летит снежок

В сердце! Я только сердцем и заслоню…

Я остаюсь, снимая с тебя ярмо —

Млечным путём прикинулся тот хомут!

Кажется так, что чудо пришло само,

Прямо на святки, когда чудеса и ждут!..

Ужасный век! Ужасные сердца!

Эринии не сводят глаз с певца,

Сизиф на камень сел, остановилось время,

На колесе распятый Иксион

Заслушался Орфея – это он

Запел в аду, боготворимый всеми…

Бог прилетел, но гимнов не принёс.

А сколько у него ещё колёс,

Условий, испытаний для влюблённых,

Галер, олимпов, стиксов – хоровод?

Лишь тот любви достоин, кто пройдёт

Все непреодолимые заслоны!

Играй, Орфей, на арфе, сладко пой,

Фракийкам не расправиться с тобой

Пока хариты тешатся с Хароном,

И я, подруга муз, горю стихом,

По Эвридике плачу, в горле ком

В процессии глотая похоронной…

Песчаное дно и побитые камни…

Где море должно быть – дорога легка мне.

Титаны у Бога – хранители брега.

А я ищу человека!

Полон подол молодильных яблок,

Левый рукав – мёртвой воды, правый – живой.

Титаны камнями застыли, озябли —

Обрызгаю их с головой!

Их телами написано имя Бога

На греческом? На санскрите?

Я им говорю: «Отомрите!»

Пред ними замру: «Говорите!»

И промолвят они:

«По молочным ли рекам

Ты искала всю жизнь человека?»

«Ой, вы, каменные истуканы,

Я не дам ему кануть!

По берегам кисельным

Рвала оборки кисейны,

Обошла все русла,

Что зовутся Русью…»

А в овраге у Велеса

Корова телится.

Влезаю в одно ушко к ней

(Ну, кто бы ещё влез?),

Из другого – встречает Каменный лес!

Я умею печь хлебы, и пою на потребу,

Плету словеса затейны до скончания века,

А ещё – ищу человека,

Что обнял меня у побитых камней,

И ответил титанам: «Желаю быть с ней!»

Дар бессмертья, само собой,

Он пожертвовал за любовь!

Рассыпалось лето на тысячу звёздных ночей,

А звёзды – на тысячу остро ненужных предметов…

И песенка спета, и август промозглый – ничей.

Ниспослано будет беззвёздное небо за это.

За то, что – дожди, что осенняя – в ноги – листва,

За то, что ты предал любви мифологию нашей…

Ещё, подожди, не склонилась твоя голова

Под песню поэта, что клён воспевает опавший.

Ещё не пропитана вечная русская грусть

Дыханьем рябины, застольною горечью водки.

А я невечернего света звездою зажгусь

В той келье, чей луч или ключ боготечностью соткан…

Осыпалось лето, закончилась музыка сфер.

О, мой звездопадовый август! Возможна ль реприза?

Наверное, где-то усыпан осколками сквер,

Скрывает слезу Люцифер, не прощён и не признан?

И признаки ржавой калитки, и странный роман/с,

Что вывернул мир наизнанку, как русскую душу,

Великой державе, которой нет дела до нас,

Звучат и звучат, вековой тишины не нарушив.

Ах, неужели, неужели

не могут люди быть людьми?

С чужою женщиной в постели

мой крестик ангельский сними!

Пусть никогда не прикоснётся

к нему случайная рука —

Взгляд Николая Чудотворца

метнёт грозу, наверняка.

От этой пагубной угрозы