Читать книгу Похождения своевольного персонажа. Роман-фантасмагория - Елена Андреева - Страница 6

Николай Евграфович не был «скрепником-фундаменталистом» и после путешествия поселил Ингу и Влада вместе. Как он считал, на всю жизнь. Это, конечно, не отменяет штампа в паспорте. Он необходим. Ну и, разумеется, свадебка тоже не помешает. Нет, он не был сторонником шумных ресторанных застолий. Достойное, подобающее случаю торжество в кругу своих – это то, что нужно.

Кроме того, он был уверен, что каждая девушка мечтает не только о свадьбе, но и о процессе подготовки к этому ответственному событию. Сама подготовка – это всепоглощающий процесс, и невеста ни о чем не способна больше думать, полагал Николай Евграфович, как только о платье, списке гостей, меню и пр.

Повинуясь его перу, вернее, клавишам на клавиатуре, Инга спешила на очередную примерку в Салон свадебных платьев. Николай Евграфович ни капли не сомневался, что это очень волнительное и обожаемое всеми невестами мероприятие.

Он представил, как она, лучась радостным предвкушением, выходит к зеркалам в свадебном наряде. Или, может, подвенечном? Николай Евграфович задумался: стоит ли молодым венчаться? Воображение тут же нарисовало струящийся сквозь люкарны солнечный свет. Он пронизывает полупрозрачную вуаль невесты, заставляет ослепительно сверкать золотой крест в руках батюшки, выхватывает из церковного полумрака суровые иконописные лики и… освещает руку в белой перчатке рядом с невестой. Николай Евграфович перевел взгляд выше. Боже, что это за напыщенный старик?[5] Да это ж прямо «Неравный брак». Нет. воображение завело его явно не туда.

Он постарался вернуть его к спешащей в Салон Инге, но она почему-то не торопилась. И что опять за зеленый клок в ее волосах?

Инга на примерку не спешила. Опять эта суета с зеркалами и крутящимися вокруг нее портнихами с сантиметрами и зажатыми во рту белавками. Она все больше и больше хотела выбраться из этого затягивающего ее водоворота суеты. И подумать.

С тем пор, как они с Владом вернулись в Москву, ее словно несло по течению. Их родители, казалось, уже породнились. Они стали нередко собираться, так сказать, одной большой дружной семьей. После положенного угощения и бравурных похвал в адрес принимающей стороны мамаши по-свойски оживленно шептались на кухне, а папаши оккупировали дальний конец стола, придвигали к себе уцелевшие закуски и многозначительно чокались стопочками.

Инга чувствовала себя щепкой в весеннем ручье. Казалось, все знают, что ей надо и как для нее лучше. С ней ничего не обсуждали. Вот только фасон платья доверили выбрать. Да и то он стал компромиссом между тем, что выбрали обе мамы и нагрянувшая по такому случаю из Ташкента тетя Наташа. Доля мнения самой Инги была ничтожна.

Подруги ей завидовали. Надо ж такого мужика отхватила! Мало того, что хорошо зарабатывает, так и все в своих руках держит. Ответственный. Надежный. Хозяйственный. Одно слово – мужик. Настоящий. Где сейчас такого найдешь? Один на тысячу. Нет, на миллион.

Инга была уже недалеко от Салона, когда обратила внимание на группку людей около газонных кустов. Люди неуверенно топтались и отходили с сокрушенными лицами. Инга приблизилась и заглянула через плечо женщины с потертой клетчатой сумкой. «Ну что за люди!» – возмущенно произнесла та, перекрестилась и отошла.

И Инга увидела причину ее негодования. У куста, видимо, сначала в тени, а теперь уже на солнце, стояла коробка, а в ней сидели три крошечных щенка. Они жались по углам и выглядели испуганными и тяжело дышали. Им явно было жарко. Очевидно, нежелательный помет выставили в надежде, что щенков за день разберут. Но воды не поставили.

Инга огляделась по сторонам и увидела на другой стороне улицы фургон с надписью «Шаурма». Улыбчивый загорелый парень выслушал Ингу, не переставая ловко срезать большим ножом тончайшие ломтики мяса.

«Ай, ай, ай. Как так можно? Такая солнца!» – покачал он головой и вручил Инге пластмассовую миску с водой, а сверху шлепнул тарелку с мелко наструганным мясом.

Инга поставила все это в коробку, но щенки не реагировали. Тогда она слегка потыкала одного в воду и успокоилась, когда увидела, что он начал лакать сам. Какой-то парень поставил на асфальт банку с пивом, бросив при этом предупреждающе грозный взгляд на окружающих, и помог Инге перетащить коробку в тень.

Время примерки осталось в прошлом. Но Ингу это не расстроило. Она даже почувствовала облегчение, когда увидела, что идти в Салон уже бесполезно. Она добралась до ближайшего кафе и заказала большой латте. Теперь она могла долго цедить его через трубочку. И наконец подумать.

И Замок Святого Ангела, и монументальные колонны Форума, казалось, остались в восхитительном, но уже далеком прошлом. Но…к приятым воспоминаниям неизменно подмешивался и неприятный осадок. В памяти то и дело всплыво то, как разговаривал Влад во время их последнего завтрака в отеле. Ингу коробили и его слова, и еще больше тон, с которым они были произнесены, – самоуверенный, доминирующий, неуважительный к ней, Инге. Она не могла выкинуть это из головы. Она пыталась поговорить об этом с мамой.

– А что ты хочешь? Он мужчина, все обеспечивает, все организует, за тебя отвечает. А ты тут выскакиваешь с какими-то дурацкими идеями, Вот и получила.

– Он не все обеспечивает. Я тоже платила. И мне не надо, чтобы за меня кто-то отвечал. Я не ребенок. И если не хотел никуда ехать, можно было бы как – то по-другому сказать, а не так… пренебрежительно.

– А ты – то сама как себя повела? И в конце концов он же пошел тебе навстречу. Полетели в Белград. Хотя затея эта твоя говорит только о твоей взбалмошности.

Инга не рассказывала, при каких обстоятельствах они оказались в Белграде. Тем более, она об этом умолчала и в разговоре с мамой.

– Тебе мужик стоящий достался, а ты фордебачишься!

Откуда у ней такое слово? Повеяло беспроглядной патриархальщиной.

Инга задумчиво смотрела на латте. Еще заказать?

Может быть она действительно чего-то не понимает? Все кругом твердят, какой Влад замечательный, как ей повезло, будет жить за мужем как за каменной стеной. Почему в те минуты, когда она вырывается из будничной суеты и предсвадебной круговерти и остается одна, вот как сейчас, она не ощущает радости и умиротворения? Наоборот, если она начинает прислушиваться к себе, то чувствует словно из глубины всплывающее сомнение и подавленность. Как тлеющий уголек они то вспыхивают язычками пламени, то словно засыпают.

Вот и недавно ссора вышла. Может опять она виновата? Все дело в том, что Инга, хотя и не была заядлой театралкой, но не упускала случая посмотреть спектакль с необычной режиссурой или новомодное шоу. Само собой она не могла пройти мимо набирающего популярность дрэга «Серебристые миноги». Ее занимали и ослепительные костюмы и оригинальные спец-эффекты, а смелая акробатика просто приводила в восторг. На протяжении всего представления Влад сохранял неподвижность, прямо «соляной столп». Это сравнение почему-то возникло само собой, хотя подобная метаморфорза произошла, как известно, с женщиной: она совершенно некстати оглянулась на разрушаемые небесным огнем Содом и Гоморру, которые погрязли во грехе[6]. В конце представления артистки, вернее артисты, спустились в зал, и Инга в общей сумятице, подхватив под руку безмолвного Влада, нащелкала селфи. Которые потом и выложила в интернет. Эти фото получили рекордное количество лайков. И что ей взбрело в голову радостно показать это Владу? Таким злым она не видела его никогда.

– Ты хочешь, чтоб думали, что твой муж этой, так сказать, нетрадиционной ориентации? – вопил он.

– С чего ты взял, что о тебе что-то там будут думать? И вообще будут думать? На любом шоу полно разных людей. И ты мне не муж пока! – вспылила Инга.

– Я уже начинаю сомневаться, хочешь ли ты вообще за меня замуж.

Такого поворота Инга не ожидала. И поэтому, когда, после двух дней полного забвения, Влад заявил, что впредь она будет ходить «во всякие свои театры» только с его одобрения, она промолчала.

Маме она ничего рассказывать не стала. Зачем? Она знала ее реакцию. «Жена – хранительница домашнего очага. В ссорах виновата больше женщина», – слышала Инга с тех пор, как была еще подростком. Она так и видела мамин грозящей ей перст.

Но тете Наташе поведала. Получилось это как-то легко и естественно. Инга зашла к родителям, их дома не было, зато тетя Наташа пекла что-то очень ароматное. И стоило Инге войти, она тут же расставила на столе чашки и тарелочки.

Тетя Наташа была маминой сестрой. Бабушка ещё ребенком попала в Ташкент в эвакуацию, там и осталась, и тетя Наташа никуда не хотела уезжать из Ташкента, несмотря на все перетурбации последних десятилетий.

Инга за стол села, но болтала ложечкой в чашке с отсутствующим видом.

Тетя Наташа выхватила из духовки золотистую лепешку и положила на тарелку перед Ингой. Та не хотела обижать тетю и откусила кусочек. Лепешка была восхитительна, и Инга и не заметила, как принялась уминать за обе щеки.

– Здесь такие, как у меня дома, не получаются. Вода не та, – сетовала тетя.

– Да что ты говоришь! Они потрясающие. Вон – не могу остановиться.

Говорят, что алкоголь развязывает языки, но еда делает это не хуже. Слово за слово Инга сама не заметила, как рассказала про злополучное шоу.

Тетя Наташа слушала, излучая непоколебимое спокойствие и благодушие.

– И где же те фото?

– В интернете, – Инга взялась за телефон.

Тетя Наташа с интересом рассматривала фото.

– Жаль, видео шоу нет, – заключила она к изумлению Инги.

Еще большее потрясение та испытала, когда тетя предложила:

– Хочешь мой профиль взглянуть?

И она открыла страницу, автор которой носил, вернее, носила звучно-таинственное имя Канталупа. Экран заполнили фотографии: вот улыбающаяся тетя Наташа в группе бывших одноклассников на фоне затейливой майолики Самаркандского медресе, вот рассматривает яркие узорчатые ковры, вот держит тяжелую золотистую кисть винограда. И все фотографии живые, красочные, ослепительно солнечные.

– А почему ник Канталупа? Звучит как-то по-средиземноморски.

– Так и есть. – лукаво усмехнулась тетя Наташа. – Это сорт дыни. Но она так понравилась Папе Римскому, что он велел ее выращивать в его имении Канталупии.

– Ничего себе! – Инга была сражена такой креативностью.

Девочкой Инга ездила в Ташкент и гостила у тети Наташи и дяди Раиса. Они жили в чудом уцелевшем домике в предместье Ташкента. От улицы отгораживала высокая выбеленная стена с небольшой аркой и дощатой калиткой. Стоило зайти внутрь и закрыть за собой калитку, как оказываешься в другом мире, спокойном, уютном, тихом. Сад с абрикосовыми и сливовыми деревьями, ведущая к дому аллейка, посыпанная мелким гравием и обсаженная разноцветной петунией, у дома два вазона с неизменным душистым табаком. Разросшийся виноград окружал дом тенистой галереей.

Вся жизнь его обитателей проходила на мощеном дворике перед домом, где стояли массивный стол и две лавки. Дядя Раис срывал для Инги самые спелые гроздья винограда, а, когда резал арбуз, то прежде, чем дать дольку племяннице, вычищал оттуда вилкой косточки. Тетя Наташа обычно хлопотала в крошечной летней кухне.

Дяди Раиса уже несколько лет, как не было, и Инга помнила, как тетя Наташа приезжала к ним в Москву, и сестры подолгу сидели на кухне, пили чай и печально вздыхали.

И вот Инга видела совершенно другую тетю Наташу, довольную жизнью, веселую, да еще и освоившую интернет и изобретательно ведущую свою страничку.

– Так как думаешь? – помявшись, Инга наконец решилась задать мучавший ее вопрос. – Может быть, я действительно чего-то себе напридумывала? Влад прав?

– Ты еще присморись к нему, – уклончиво ответила тетя Наташа.

– Присмотрись? Да все к свадьбе несется как очумевший паровоз. Все кругом лучше меня знают, что мне нужно. У меня уже голова кругом от всего этого идет!

– Вот то-то и оно, что все знают. А ты знаешь? Жизнь-то твоя.

После этого разговора тревожность Инги только усилилась.

Она не стала заказывать второй кофе и отправилась домой. Проходя мимо злополучного газона, она заметила все еще стоявшую коробку. Людей кругом не было. «Наверное, всех щенков разобрали», – с облегчением полумала Инга, но все-таки подошла и заглянула внутрь. На дне валялась перевернутая пластиковая миска, а в углу одиноко свернулся пушистый комочек. У Инги испуганно екнуло сердце, и она качнула коробку. Щенок слабо шевельнулся и открыл ротик. Слава Богу, живой. Инга заколебалась: у ней не было желания обзаводиться живностью, тем более сейчас, но и оставить этого малыша она не могла. Она знала, что никогда себе этого не простит. Ведь щенок наверняка погибнет. Инга подхватила щенка и прижала его к себе. Она почувствовала, как ее шею лизнул крошечный язычок.