Читать книгу Страшная сказка - Елена Арсеньева - Страница 21

Ольга стиснула руки на коленях. Никогда в жизни ей не хотелось до такой степени изувечить кого-нибудь, как сейчас – этого гнусного опера. Для начала выцарапать его ненавистные желтые лживые глаза. Теперь она постигла, как можно довести человека до убийства. Ишь ты, удивился, когда увидал ее в аудитории! Ври больше. Да он небось с прошлого года лелеял эту месть. Сошлись два сапога пара – он и Зырянова! Эта девчонка просто не способна учиться, воинствующе не хочет ничего знать, такое впечатление, что у нее на уме не учеба, а только мужики. Везде и всегда, на лекциях и семинарах, на практических занятиях в ветлечебнице, где теперь работала Ольга и где ей приходилось вести занятия для студентов, она видела на лице Зыряновой попеременно два выражения: отвращение к каждому слову преподавателя – и жадную, алчную тягу к существам противоположного пола. А если быть точной, к одному конкретному существу. Именно – к Денису.

И, как ни была сейчас Ольга ожесточена и измучена, она невольно соскользнула на ту привычную тропку, на которую ее всегда уводили его темные глаза, смотревшие со странным, тревожным выражением ожидания…

Чего ждал от нее Денис? Ольга не знала. А вернее, просто не хотела знать. Смешно: ему восемнадцать, ей двадцать девять. Он мальчишка, донельзя избалованный девчоночьим вниманием, она – уже, можно сказать, немолодая женщина, со своим довольно бурным прошлым, с разбитым браком и с воспоминаниями, которые неохота вызывать в памяти. О будущем думать она боялась, жила сегодняшним днем, черпая утешение в том, что вот еще один прошел, не принеся с собой никакого горя. А это уже много, и безумец тот, кто мечтает о большем.

Мечты! Привычка мечтать и ждать, непрестанно ждать чего-то от жизни и привела Ольгу в свое время к разочарованию в муже, который, по известному выражению, может, и хороший был мужик, но не орел, нет, не орел! И ему не нужна была жар-птица – нужна была хорошенькая домовитая наседка. Ольга понимала это – и не находила себе места. И она не та, и он не тот – зачем длить взаимное мучение? Надо было просто стерпеться, слюбиться, а она все дергалась, дергалась, переживала, тосковала. Дошло уже до того, что и постель их не могла соединить – лежали в ней как чужие, не зная, что делать друг с другом, и тихо недоумевая, что́ это такое пылало когда-то меж ними, что́ заставляло накидываться друг на друга. Отпылало, отгорело – одни угольки остались. В состоянии этого отчужденного недоумения они и расстались.

Сначала Ольга радовалась, что не успела родить ребенка, а значит, никто ей не напоминает о неудавшейся полосе жизни, была убеждена, что очень скоро сможет зачеркнуть ее и переписать судьбу набело, однако в один прекрасный день поняла, что привела себя всего лишь к одиночеству – к тому одиночеству, в котором она пребывала теперь. Потому она и побаивалась откровенных взглядов Дениса, что они пробуждали в ее душе угасшие мечты. Нет, не в том смысле, что между ними что-то может быть. Она – и этот юнец, пусть даже и сексуальный, как… как все самые смелые ночные фантазии одинокой, тоскующей по любви женщины?! Даже если и отважиться как-то раз потерять голову, забыться, наплевать на приличия и элементарный здравый смысл, что из этого выйдет? Для него – новая победа, которой можно небрежно похвастать в кругу таких же самоуверенных мальчишек (и еще не факт, что победа над занудной, не больно-то интересной училкой возвысит Дениса в глазах друзей!). Для нее – полная потеря самоуважения, да это ладно, не привыкать, куда страшнее – разбитое вдребезги сердце, очередное крушение судьбы, но уже без надежды на воскресение. Снова придется привыкать к одиночеству, с которым Ольга уже почти свыклась, худо-бедно сжилась с ним, даже начала находить в нем что-то привлекательное. Надо ей все начинать снова-здорово? Само собой, нет! Ей нужна полноценная жизнь, полноценная любовь, а не суррогат в виде капризного ребенка. Она же не дура!

Она была не дура… И все же стоило снова заглянуть в эти странные глаза, как Ольга начинала метаться: а вдруг?! Иногда казалось: все может случиться – если только он сделает первый шаг. Ее влекла к Денису не любовь – влекла тоска по любви. Настолько осточертела пресная, однообразная, размеренная, перегруженная работой жизнь; не хотелось быть умной, рассудительной, мудрой… Стареть не хотелось отчаянно, а ведь мудрость – это следствие, куда ни кинь, возрастной безысходности: поделать-то со своей жизнью, со своей судьбой уже ничего нельзя, назад не воротишься, ну и приходится убеждать себя, как тебе хорошо и уютно в наступающей зрелости и в безысходном одиночестве. Нет, и это все не объяснение ее состоянию! Любовь – самозабвение, благородное безумие. Вот чего не хватало Ольге – даже не удовольствий в постели, а безрассудства, безумия, фейерверка вместо ровного свечения – того, что называется избитым словом «романтика». Не хватало возможности забыться в поцелуе, утонуть в любимых, ошалелых, пьяных от счастья глазах. Все это было, было у нее когда-то. Почему ушло? Куда ушло? Сама виновата? Может быть. Так отчего не плюнуть на осторожность, не испить снова хотя бы глоточек счастья, тем более если он хочет того же?