Читать книгу Печать Владимира. Сокровища Византии (сборник) - Елена Арсеньева - Страница 7

Вернувшись в город, старший дружинник и отрок направили лошадей по одной из тихих улиц, окаймленных небольшими палисадами. Здесь они не могли привлечь к себе внимание болтливых торговцев или любопытных слуг, любивших посудачить. Старший дружинник послал Василия за Митьком, который болтался у дома Прокопа, а сам спокойно отправился к Дарье.

– Наш голубок по-прежнему со своей горлицей, – сообщил Митько. – Мне не удалось подкрасться ближе, чтобы услышать их воркование, но могу заверить тебя, что никто не выходил из дома в период между обедом и вашим возвращением.

– Что же, в таком случае бесполезно ждать вечера, чтобы поговорить с Олегом. Мы поедем к нему сейчас же. Застигнутый врасплох, он не сможет ломать комедию и будет вынужден поведать нам о характере своих отношений с дочерью Прокопа. Я должен понять его замыслы. Митько поедет со мной. А ты, Василий, возвращайся к боярыне и жди нас дома. Если молодой князь решит не показываться нам на глаза и ускользнет от разговора, он рано или поздно появится у своей бабки. Тогда тебе придется хитростью или силой удержать его до нашего возвращения.

Василий кивнул, пришпорил коня и исчез за поворотом.

Митько, ехавший чуть впереди, и Артемий обогнули центр города и выехали на главную улицу недалеко от базарной площади. Проезжая мимо лавки кузнеца, Митько заговорщически взглянул на половца-подмастерье, который раскладывал на прилавке недавно изготовленные изделия. Однако юный холоп, казалось, ничего не заметил.

Покинув главную улицу, путники свернули в лабиринт маленьких улочек, где жили ремесленники, и наконец оказались перед домом боярина Прокопа.

Дружинники постучали в большую дверь дубового палисада. Конюх бросился встречать нежданных гостей. На крыльцо вышел импозантный мужчина. Окладистая брода, такая же белая, как и волосы, спускалась до середины груди. Вероятно, ему было около пятидесяти лет. Лицо с правильными, хотя и довольно грубыми чертами, благородная осанка и вид, излучавший суровую и спокойную уверенность, не оставляли никаких сомнений – это хозяин дома.

– Приветствую вас, бояре! Кому я обязан визитом?

– Я Артемий, сын Норвана, из старшей дружины князя Владимира. А это Митько, мой спутник из младшей дружины.

– Да будет благословен Господь за то, что прислал мне таких гостей! Вот уже три года, как я не имел счастья принимать у себя бояр из Смоленска. Входите! – сказал довольный Прокоп.

Хозяин ввел дружинников в просторную комнату, обитую дубовыми панелями. В центре стоял квадратный стол, окруженный скамьями.

– Не откажете ли мне честь отведать хлеб-соль? Как гласит пословица, красна изба не углами, а красна пирогами!

– Благодарю тебя, боярин. Я ценю твое гостеприимство, но неотложное дело, приведшее меня в Ршу, вынуждает сразу же перейти к цели моего визита. Я хочу поговорить с тобой и… с твоей дочерью.

– С моей дочерью?

Боярин поднял густые брови. Несмотря на удивление, он из вежливости не стал задавать вопросы, готовые сорваться с его губ, а просто добавил:

– В таком случае мои гости не откажутся от кубка медовухи, которую подаст им сама Подлипа.

Поклонившись, Прокоп вышел. Через несколько минут он вернулся с юной боярышней. На ней был голубой наряд с рукавами, перехваченными на запястьях серебряными браслетами. Височные украшения в форме спирали свисали до плеч. На голове был венец, как и у всех девушек, а длинную белокурую косу украшали разноцветные ленты и нити речного жемчуга.

Подлипа несла блюдо, на котором стояли большой кувшин и три расписных деревянных кубка. Не глядя на гостей, она поставила блюдо на стол и поклонилась каждому из присутствующих. Артемий внимательно смотрел на нежное лицо с детскими круглыми щеками. Под его взглядом длинные ресницы боярышни задрожали.

– Не бойся, дитя мое. Садись рядом со мной, – сказал Прокоп. – Наши дорогие гости хотят поговорить со мной в твоем присутствии.

Подлипа молча села рядом с отцом и впервые подняла взгляд на дознавателя. У нее были темно-голубые глаза, а страх, который прочитал в них боярин, сделал их почти синими. Насыщенный голубой и сладострастный блеск, который полностью преобразил лицо юной боярышни, придал ее очаровательному, но немного заурядному личику толику настоящей красоты.

– Я с удовольствием поднимаю свой кубок за процветание этого дома и красоту юной боярышни, – сказал Артемий. – Но почему ты не принесла четвертый кубок, прекрасное дитя? Возможно, брат князя Олег с удовольствием присоединился бы к моему предложению выпить за здоровье своей невесты?

На мгновение юная боярышня застыла от ужаса. Потом, закрыв лицо руками, разрыдалась, прижавшись к отцу. Старый боярин гладил белокурые волосы, бросая на гостя взгляды, полные упреков.

– Почему ты сразу не сказал о цели своего визита, боярин? – спросил он. – Зачем было пугать ребенка? Ты мог бы обойтись и без нее!

Неожиданно дверь отворилась и в комнату ворвался Олег с горящим взором. Его рука лежала на эфесе меча.

– Вот и ответ на твой вопрос, – спокойно проговорил Артемий. – Не будь здесь твоей дочери, у благородного Олега, несомненно, не возникло бы желания присоединиться к нам. Приветствую тебя, брат князя, – обратился он к молодому человеку, вставая и кланяясь. – Прости, но серьезные события вынудили меня добраться до твоего убежища. Твой брат, наш любимый князь Владимир, поручил мне спросить, какая причина вынуждает тебя так долго задерживаться в Рше.

– А я прошу тебя, благородный Артемий, сначала объяснить мне, почему ты довел до слез мою… боярышню Подлипу.

Олег подошел к девушке и нежно взял ее за руку. Подлипа с отчаянием посмотрела на него сквозь слезы.

– Он обо всем догадался, – прошептала она. – Он знает, что ты… что мы любим друг друга и что…

– Ну что же! В таком случае боярин Артемий знает, что удерживает меня здесь! – с вызовом бросил Олег, а потом продолжил с горечью: – Я не хочу, чтобы меня жалели. Я хочу, чтобы меня поняли. Моему брату Владимиру неведомо, что такое любовь. Только политика имеет для него значение! И вот два месяца назад он нашел для меня невесту, княжну, которая приходится ему двоюродной сестрой. Он думает, что этот брак сможет укрепить единство русских земель. Правда, сначала я не сказал «нет»…

Олег замолчал и залпом осушил кубок, к которому Артемий не притронулся. Сделал несколько шагов, нервным движением поправляя полы свиты из красного атласа. Подошел к юной боярышне, положил руку ей на плечо и продолжил более спокойным голосом, в котором сквозила нежность, поразившая дознавателя:

– Это было до того, как я познакомился с боярышней Подлипой. Она дала понять, насколько жизнь может быть восхитительной, позволила мне осознать, что удовольствие, получаемое на пирах и на охоте, воинская слава, хитрости политики – все это меркнет при одной лишь улыбке, при одном лишь лучезарном взгляде возлюбленной.

– Действительно, очень трогательные слова! – холодно откликнулся Артемий. – Но боюсь, что я, передавая их князю, испорчу их. Почему бы тебе самому не высказать все это Владимиру? Кто сумеет лучше понять смятение твоего сердца, чем тот, кто знает тебя, чем самый близкий тебе человек, сын твоего отца?

– Сын нашего отца! Это ты так сказал, Артемий! – воскликнул Олег. – Сын великого князя киевского. Владимир думает только о том, что на благо его землям. Он любит свой народ, он заботится о благополучии всех нас, но каждый из нас по отдельности немного для него значит. Счеты вместо мозга и весы вместо сердца – вот что представляет собой человек, держащий бразды правления. И каждый из людей в отдельности – даже брат – ничего не значит для него и важен только в том случае, когда речь заходит о нашей общей судьбе, заботиться о которой он обязан. Я понимаю его и восхищаюсь им. Но у меня, его сводного брата, никогда не будет права на княжение. У меня даже нет собственной дружины. Так пусть мне, по крайней мере, позволят жить так, как я хочу, – патетически закончил молодой человек.

– Олег, поговори с братом, не избегай его. Поговори с ним с открытым сердцем, и ты сумеешь его убедить.

Олег усмехнулся. В его глазах зажегся странный огонек.

– Да, вскоре я сумею его убедить. Не беспокойся обо мне, благородный Артемий. Близок час, когда я покину убежище в Рше, когда самые могущественные бояре будут склоняться передо мной. Байстрюк сумеет удивить своего могущественного отца. А Владимир, законнорожденный сын, не сможет больше помыкать мной. Напротив, он будет вынужден склониться перед моей волей.

– И что же за счастливый случай позволит тебе приобрести безусловную власть над могущественными боярами русской земли? – резко спросил Артемий. – Приданое твоей невесты? Однако, как я понимаю, оно весьма скромное. Ты нашел сокровища? Вернее, золото и предмет, который открывает двери и закрывает рты? Например, княжескую печать, которую добыл, пролив невинную кровь?

Подняв тонкие брови, Олег молча смотрел на дознавателя. На его лице застыло выражение чрезвычайного удивления.

На пороге комнаты появился старый слуга.

– Пришел молодой дружинник по имени Василий, – сказал он, кланяясь Прокопу. – Он назвался спутником твоего благородного гостя. Его сопровождает послушник из пустыни, который хочет видеть боярина Артемия.

Старший дружинник нахмурился. Он помнил молодого послушника, которого застал разговаривающим с Василием на ступеньках церкви. Если юноша покинул монастырь, чтобы поговорить с ним, Артемием, то, значит, у него была серьезная причина. Но он выбрал неподходящее время! Не только по этическим причинам дознаватель не мог прервать разговор с братом князя в тот самый момент, когда поведение Олега, возможно, выдало бы его сознательное или невольное участие в убийстве хранителя библиотеки.

– Пусть он подождет, – сказал Артемий. – Ну, Олег, что ты мне ответишь?

– Ты говоришь загадками, боярин, – холодно возразил молодой человек. – Если я и проливал кровь, так что же? Это была кровь моих врагов, и я об этом ничуть не жалею.

– Возлюбленный мой, послушай меня! – неожиданно воскликнула Подлипа, обращая к Олегу заплаканное лицо. – Сам видишь, боярину все известно. Он даже знает о княжеских сокровищах! К чему все отрицать? Расскажи ему о своей тайне, облегчи свое сердце!

– Стыдись, дочь моя! Как ты смеешь поднимать свой голос, когда мужчины разговаривают? – возмутился Прокоп. – Уходи! Принеси медовуху гостям, которые в сенях ждут боярина Артемия, а затем поднимайся в свои покои.

Под гневным взглядом отца юная боярышня встала. Но, сделав шаг, она покачнулась и упала, потеряв сознание. Олег бросился к своей красавице, а Прокоп громко хлопнул в ладоши.

Прибежавший на этот сигнал старый слуга вскрикнул, исчез и почти сразу же вновь появился в сопровождении двух служанок, которые подняли боярышню и унесли из комнаты. Несмотря на ужас, охвативший их при виде хозяйки, лежащей на полу, одна из них украдкой бросила сладострастный взгляд на Митька. Несомненно, это была служанка Подлипы, та, с которой он кокетничал утром.

Олег вышел следом. Через несколько минут он вернулся, явно успокоившись относительно здоровья своей невесты. Удостоив дознавателя неприязненным взглядом, он сел напротив боярина. На его лице читалось недоверие, к которому примешивалось презрение.

– Ну что же, я сам отнесу медовуху гостям, – заявил Прокоп, поднимаясь. – После чести гостеприимство – самая священная обязанность боярина. Михей! – крикнул он, и на пороге вновь появился старый слуга. – Приготовь еще кувшин с медовухой. И не забудь наполнить вот этот.

Прокоп вышел вслед за слугой, унесшим пустой кувшин. «Вот уж действительно удобный способ оставить нас с князем наедине», – с удовлетворением подумал Артемий и вслух продолжил:

– Обстоятельства вынуждают меня говорить с откровенностью, которая может показаться тебе грубой и неуместной, учитывая наше разное социальное положение, брат князя. Однако того требует важное дело, которое я расследую. Мои люди сообщили мне, что хранитель библиотеки нанес визит твоей бабушке, чтобы приветствовать тебя, но ты еще спал. Встречался ли ты с боярином позднее, днем, в городе или по дороге в монастырь? Беседовали ли вы? Я знаю, что хранитель библиотеки, гордившийся своими знаниями и общавшийся на равных с Владимиром, часто вел себя слишком высокомерно с другими. Все знают о спорах, возникавших у него с тобой и с боярами из близкого окружения князя. К тому же ты был в числе тех, кто знал, что боярин везет с собой печать князя…

– Я прерву тебя, боярин, прежде чем ты произнесешь оскорбительные для меня слова, – бросил Олег тоном, полным презрения. – Думаю, для твоего расследования будет достаточно, если я скажу, что не встречался с хранителем библиотеки во время его краткого пребывания в Рше. Проснувшись после его ухода, я от бабушки узнал, что он отправляется в пустынь. Однако у меня не возникло ни потребности, ни желания бежать вслед за ним. Я узнал о его убийстве от старой боярыни, в то же самое время, что и другие горожане. Надеюсь, ты удовлетворишься моим ответом и больше не станешь задавать вопросы.

– Тем не менее я хочу задать тебе один вопрос, который, как это ни странно, связан с предыдущим. Что это за заботы, о которых недавно говорила твоя невеста? Внемли ее совету, доверься мне, и я постараюсь тебе помочь.

– Моя невеста проявила нескромность, свойственную ее полу. Что касается меня, то мне нечего тебе доверить! – ответил молодой человек, опуская голову.

– Вы оба сказали слишком много, чтобы теперь отступать. На что намекала боярышня Подлипа, говоря о княжеских сокровищах?

Покраснев от досады, Олег резко вскочил и принялся шагать по комнате, словно медведь по клетке. Наконец он остановился перед Артемием. Глядя прямо в глаза боярину, он отчеканил:

– Мне неведомо, что ты задумал, Артемий, но я предполагаю, что ничего конкретного ты не знаешь. Что касается меня, то я связан строжайшей тайной сокровищ. Мне удастся осуществить задуманное только в том случае, если я никому ничего не скажу. Вскоре – как только я осуществлю свой план – ты обо всем узнаешь. И я знаю одного человека, который не оправится от удивления, – это мой сводный брат. Но могу заверить, что в моем плане нет ничего позорного для человека моего происхождения. Напротив, именно мое положение заставляет меня действовать по этому плану. Настала пора напомнить отцу, что его кровь течет и в моих жилах. Но сейчас, боярин, ничего нельзя поделать. На кон поставлены мое счастье и моя честь. И я скорее умру, чем расскажу тебе о своем плане.

– Честолюбие – не лучший путь к счастью, – сухо заметил дознаватель, раздраженно дергая себя за длинные усы.

Вот уже дважды – Артемий подумал о художнике Злате – он напрасно увещевал людей, но ни на шаг не продвинулся в деле, которое привело его в Ршу. «Вскоре я буду годен только на то, чтобы служить воспитателем детей моих старых товарищей по оружию», – с горечью подумал Артемий. Ясно было только одно: в данный момент он ничего не добьется от Олега. Лучше было вернуться к этой теме позднее и попытаться разговорить старого боярина или его дочь. А пока он должен выслушать юного монаха, который хотел сообщить ему нечто важное.

Артемий холодно, но церемонно простился с Олегом и прошел в сени. Там никого не было. Он вышел на высокое крыльцо и увидел Василия, который разговаривал с конюхом. Заметив дружинника, Василий устремился к нему.

– Можешь ли ты мне объяснить, что означает этот неожиданный визит? – угрюмо спросил Артемий.

– Это Макар, юный послушник… Ты помнишь его, благородный Артемий, это он предупредил старца о нашем визите. Пока ты беседовал с пачкуном, я, выйдя из церкви, столкнулся с послушником. Он стоял рядом с входом, а поскольку дверь была приоткрыта, то он, несомненно, слышал отрывки твоей беседы со Златом. У меня сложилось впечатление, что он что-то знает. Ты упомянул об убийстве и о расследовании, которое привело нас в монастырь, и он побледнел. Я это заметил, выходя из церкви. Я принялся его расспрашивать, но он смутился и не хотел ничего говорить. Я объяснил, где он сможет нас найти, если переменит мнение и у него возникнет желание довериться нам. Так вот, он пришел к боярыне Дарье, чтобы поговорить с тобой! Он взял старую лошадь Федора, который валит лес, поскольку не хотел, чтобы монах, смотрящий за конюшней, стал его расспрашивать. Он мне сказал: «Это исповедь, хотя у меня нет грехов». Я не знал, когда ты вернешься, и решил, что будет лучше, если я приведу его сюда.

– Хорошо. Но где он? – нетерпеливо спросил Артемий.

– Незадолго до того, как ты вышел, ему вдруг стало плохо… И он отправился в пустынь. В конце концов, может, он просто передумал и притворился больным, чтобы сбежать!

– Ты понимаешь, что он хотел сообщить мне? Это может быть чрезвычайно важно! – воскликнул Артемий. – Ты должен был поставить меня в известность до того, как он ушел! А ты спокойно позволил ему сбежать, даже не подумав, что мы наконец нашли свидетеля! Коня мне, быстро! – закричал он, обращаясь к конюху. – Василий, жди меня вместе с Митьком у старой боярыни. Я возвращаюсь в пустынь. Я должен узнать, что хотел сообщить Макар!

На этот раз Артемию понадобилось меньше часа, чтобы проехать через лес и добраться до высокого берега. Лес быстро окутывала темнота. К небу, расцвеченному пурпурными полосами, взлетала суровая песнь, отчетливо слышимая в тишине. Пробил час вечерней. Молодой привратник-послушник открыл дознавателю ворота и взял под уздцы его лошадь, чтобы отвести в конюшню. Он подтвердил, что все братья, в том числе и послушники, в церкви. Макар наверняка там. Артемий твердым шагом взошел на крыльцо и, стоя на верхней ступеньке под сводом, решил дождаться, когда монахи выйдут.

Дознаватель обдумывал все детали разговора с Олегом в доме Прокопа. Брат князя был, безусловно, искренен, говоря о своей любви к боярышне Подлипе. История была трогательной и звучала правдоподобно. Но намерение пойти наперекор воле Владимира, заключив брак, не имеющий никакой политической ценности, с боярышней, которая не могла похвастаться ни княжеским происхождением, ни приданым, служило достаточным мотивом для того, чтобы Олег совершил необдуманные поступки, действовал неосмотрительно и – почему бы нет? – предпринял рискованный, но выгодный для его планов демарш. Княжеская печать, золото, чтобы нанять дружину…

Да, бесспорно, мотив казался еще более убедительным в свете того, что Артемий недавно узнал о планах Олега. Князь вполне мог солгать, говоря, что не встречался с хранителем библиотеки ни в городе, ни в окрестностях монастыря. Но стать соучастником убийства… Если Олег замешан в этом деле, то какова степень его вины? Заказчик, действующее лицо или невольный сообщник? Другими словами, в какой степени он был способен совершить столь отвратительный и подлый поступок, каким является убийство боярина, а также сплести заговор против своего брата и князя? К тому же нельзя было забывать, что безмятежное выражение лица жертвы ясно указывало на то, что хранитель библиотеки умер прежде, чем догадался, что с ним происходит. А это служило определенным доказательством, что он знал своего убийцу!

Существовал еще один вопрос, который не давал дознавателю покоя. Слова Олега о княжеских сокровищах были слишком загадочными, чтобы не вызывать беспокойства. Хотел ли байстрюк ценой предательства, коварных слов, вооруженным путем завладеть престолом своего брата, смоленского князя? Уже давно между потомками Рюрика свирепствовала братоубийственная война, вспыхивающая время от времени адским пожаром, истребляющая семьи, разоряющая земли. Несмотря на симпатию, которую Артемий испытывал к Олегу, он должен был принимать во внимание дурные примеры, способные толкнуть молодого человека на опасный путь. Но тут дознаватель оказывался в тупике, столкнувшись с упрямым молчанием Олега и нехваткой фактов.

Звон колоколов прервал раздумья Артемия. Служба закончилась, и монахи начали покидать церковь. Дознаватель проворно отошел в сторону и встал в углу за крыльцом. Он наблюдал за монахами, чтобы подать знак Макару, когда тот появится. Но послушника все не было.

Подойдя к одному из братьев, которые последними выходили из церкви и торопливо направлялись к кельям, Артемий спросил, присутствовал ли Макар на службе. Монах подозрительно посмотрел на боярина, и тому пришлось назвать свое имя. Только тогда монах ответил:

– Послушник Макар в церкви. В конце службы он потерял сознание. Сейчас им занимаются брат Кирилл, наш травник, и художник Злат. Несомненно, недомогание было вызвано запахом краски! Он исходит от этой ужасной фрески, которую наш отец Никодим терпит по неизвестным причинам. Этим запахом пропиталась вся церковь! Ничего удивительного, что…

Но Артемий не стал слушать дальше. Он бросился внутрь.

В боковом нефе несколько монахов, среди которых был и травник, тихо беседовали, склонившись над телом, лежавшим на плитах. Грубо растолкав монахов, пробивая себе дорогу, дознаватель присел на корточки рядом с безжизненным телом юноши. Злат поддерживал голову несчастного. Лицо послушника было мертвенно-бледно, рот приоткрыт. Кто-то расстегнул узкий ворот, чтобы Макар мог легче дышать, и Артемий разглядел зловещие красноватые пятна на шее и впалой груди послушника. Тело юноши содрогалось в конвульсиях.

– Макар, ты слышишь меня? – проговорил Артемий, пытаясь сдержать волну бессильного гнева, подступавшую к горлу. – Это я, боярин Артемий. Что ты хотел мне сообщить? Говори!

Юный послушник открыл глаза, поблекшие от страданий. Он смотрел на дружинника, но, казалось, не видел его.

– Злат! – прошептал Макар, и зеленоватая пена выступила у него на губах.

– Я здесь, брат Макар! Я с тобой, друг мой!

Голос молодого художника звучал глухо. Он плакал.

– Говори, малыш! Назови мне имя! – просил Артемий.

Но было слишком поздно. Макар, вздрогнув, широко раскрыл глаза… Через мгновение его тело застыло. Потом он весь обмяк и упал на руки Артемия. Ни дознаватель, ни кто-либо другой больше ничего не могли сделать для Макара…

Дружинник осторожно положил голову послушника на плиты и поднялся. Один из монахов перекрестил безжизненное тело. Злат опустил голову. Слезы художника потекли на бледный лоб его друга. Артемий положил руку на плечо Злата, обвел взглядом людей, склонившихся над трупом. Лица одних монахов были суровыми, других – выражали любопытство, однако все они были удивленными.

– Бог мне свидетель, я никогда прежде не видел столь сильного приступа! – прошептал брат Кирилл, травник.

– Бедный юноша не отличался крепким здоровьем, он заболевал от любого пустяка… – начал другой монах.

Но прежде чем собравшиеся начали оживленно обсуждать происшедшее, Артемий прервал их:

– Именем князя Владимира и властью, данной мне, выйдите, братья! – приказал он. – Я должен осмотреть тело. Злат, ты можешь остаться, – добавил он, обращаясь к художнику, который, по-прежнему стоя на коленях, казалось, ничего не слышал.

Даже первоначальный осмотр, проведенный при колеблющемся пламени свечей, не оставил никаких сомнений: юноша был отравлен. Дознаватель не так хорошо разбирался в ядах, чтобы определить вещество, вызвавшее смерть послушника. Однако красноватые пятна и стремительная смерть, похоже, указывали на то, что был использован сильнодействующий яд, добавленный в пищу или напиток. Артемий принялся расспрашивать Злата.

– Да, я видел, как он появился непосредственно перед вечерней, – прошептал художник, делая над собой усилие, чтобы успокоиться. – Но он ни к чему не притрагивался… Нет, его мучила жажда, и он выпил воды из колодца.

– Вода в колодце не могла быть отравлена. Он что-нибудь ел или пил перед тем, как уехал в город?

– Я не знаю почему, но на трапезу он опоздал. Его обед еще стоял в трапезной, когда почти все монахи ушли. Он быстро проглотил юшку, потом сказал, что у него в городе есть дела, и ушел. Место Макара находится около входа, об этом все знают…

– Словом, ты хочешь сказать, что каждый, кто проходил мимо, мог подсыпать яд в его плошку, – заметил Артемий, пристально глядя на художника.

– Но это немыслимо! Кто-то из братьев так сильно ненавидел Макара? – воскликнул Злат. – Отравитель находится не здесь, а в городе! Ищи этого человека среди тех, с кем Макар встречался сегодня днем в Рше!

– Он приехал, чтобы повидаться со мной. К сожалению, я не смог с ним поговорить. Ты догадываешься, хотя бы смутно, что он собирался мне сообщить? По мнению Макара это было настолько важно, что он решил сегодня же приехать в город, не дожидаясь моего следующего приезда в пустынь. Ты вполне можешь об этом знать. Думаю, вы были очень привязаны друг к другу.

– Да, правда, мы были очень близки. Он был такой юный, наивный, доверчивый… Но он был настоящим другом. Моим единственным другом. Тем не менее он не раскрыл мне то, что может тебя интересовать, боярин.

Теперь покрасневшие глаза Злата были сухими. Он с вызовом смотрел на Артемия.

– Подумай, прежде чем ответить, – настаивал дознаватель. – Ты можешь мне помочь. Чтобы найти того, кто хладнокровно убил твоего друга, важна любая подробность.

– Это твоя работа, боярин. А моя – рисовать, а не искать убийц, разгуливающих на свободе. Но если я смогу отомстить за Макара, я сделаю это без твоей помощи.

Злат бросил последний взгляд на тело несчастного юноши. Было ли это всего лишь впечатлением, возникшим из-за колеблющегося пламени свечей? Артемию показалось, что теперь к выражению жалости в глазах художника примешивалось нечто вроде экзальтации. Словно, когда прошел шок, вызванный смертью друга, новая тайная мысль завладела умом художника, оживляя черты его лица и придавая загадочный и темный блеск его взгляду. Дружинник пристально вгляделся в лицо молодого человека. Сомнений не оставалось. Можно было подумать, что художник находился во власти странной лихорадки, а его глаза отражали смешение страха и возбуждения. Не говоря ни слова, боярин повернулся и вышел из церкви.

Артемий вновь сосредоточился на внешних следах, оставленных смертоносным веществом. Было необходимо, чтобы кто-нибудь сумел определить яд, подтвердить его действие и описать, каким образом он мог попасть в организм. Травник монастыря говорил о сильном приступе болезни, но это поспешное и слишком простое объяснение не могло удовлетворить дружинника. Тем не менее была одна особа, которая могла просветить Артемия, – знахарка Каллистрата. Но как найти ее дом ночью в лесу, в котором он – после приключений на болоте – боялся вновь угодить в ловушку?

Дознаватель выходил из церкви в тот самый момент, когда туда входил отец Никодим в сопровождении нескольких монахов. Боярин коротко поприветствовал его, поскольку торопился покинуть монастырь. Не было никакой необходимости присутствовать при констатации смерти и установлении причин, вызвавших ее, поскольку старец, разумеется, разделял мнение травника.

На улице было темно, как в печи. Пытаясь вспомнить, с какой стороны находится конюшня, Артемий чуть не упал, столкнувшись с монахом, быстрым шагом направлявшимся к церкви. С трудом сдержав ругательство, дружинник пробормотал слова извинения.

– О, да это боярин Артемий! – воскликнул монах, извиняясь в свою очередь.

Дружинник с сожалением узнал пронзительный голос ключника.

– Я ищу конюшню, но поскольку не видно ни зги…

– Следуй за мной, боярин, я отведу тебя туда. Это я распорядился экономить факелы, поскольку братья, за исключением нескольких послушников, назубок знают все уголки нашей территории.

Дознаватель покорно вздохнул, ключник взял его под локоть и повел в темноте, указывая путь.

– Кстати, о послушниках. Похоже, Макару стало плохо. Я как раз собирался проведать его. Полагаю, ничего серьезного. Несомненно, он переел, как всегда! Глядя на него, в это трудно поверить, ведь он худой, как гвоздь. Тем не менее он такой же прожорливый, как самый пузатый из монахов! Да и его приятель пачкун не лучше. Он так дорого обходится нашему монастырю!

– Теперь тебе не придется в чем-либо упрекать послушника Макара, – сухо ответил Артемий. – Бедный юноша умер.

В это мгновение из-за разорвавшихся облаков медленно вышла луна. Бледный луч озарил лицо монаха, на котором застыло выражение изумления. Прежде чем брат Сновид успел прокомментировать новость, дознаватель коротко поблагодарил его за помощь и быстро направился к конюшне, очертания которой уже можно было различить.

Мирянина, занимавшегося лошадьми, не было. Его, несомненно, привлекла суматоха, царившая вокруг церкви. Но в тот самый момент, когда Артемий собрался отвязывать лошадь, из черных глубин постройки возник, словно тень, хрупкий силуэт.

– Наконец-то, боярин! – сказала тень тонким голоском. – Мы ждали тебя, твоя белая лошадь и я. Ты позволишь сопровождать тебя?

– Филиппос! Ты как раз вовремя. Я собирался навестить твою мать. Но что ты здесь делаешь?

– Я принес заказ брата Кирилла, травника. На болотах мама собрала для него целую корзину лекарственных трав. Этим вечером заказ был готов, и я отнес его. Я собирался взять лошадь из конюшни монастыря, чтобы вернуться домой, но тут узнал твою лошадь, и… Я решил подождать тебя. Мы славно побеседовали, твоя белая лошадь и я.

Артемий невольно улыбнулся и, вскочив в седло, посадил мальчика впереди себя.

– Ты беседовал с моей лошадью? И о чем же вы говорили, если не секрет?

– Нет, не секрет, поскольку это касается тебя. Я говорил, что у тебя, несомненно, возникнет желание вновь увидеть мою маму и что мне нужно подождать тебя, чтобы попросить отвезти меня домой. Таким образом, я получил бы удовольствие проехаться верхом на моем друге, на белой лошади, а у тебя появилась бы причина заехать к нам.

Мальчик лукаво рассмеялся и взял вожжи. Дружинник положил руки на руки ребенка, тем не менее предоставив ему возможность править.

– Нет, ты ошибаешься, Филиппос! – уверенно возразил Артемий. – Нет нужды придумывать причину для моего приезда к вам. Мне действительно необходимо повидаться с твоей матерью. В данный момент она единственная, кто в состоянии мне помочь, ведь она знает все травы, растущие в лесу.

– Это, несомненно, связано со смертью послушника Макара, не так ли? – спросил Филиппос. – Я тоже думаю, что здесь дело нечисто.

– Я надеюсь прояснить его благодаря знаниям твоей матери. Теперь правь лошадью и перестань болтать.

– Как бы там ни было, я знал, что ты приедешь к нам, – твердо сказал Филиппос. – Не обижайся. Мама видела это в языках пламени.

Решительно, от этого мальчика, хитрого, как домовой, ничто не ускользало. Что касается загадочного намека на огонь, то боярин не стал задавать вопросов, решив узнать всю подноготную у самой Каллистраты.

– Надеюсь, твоя мать, как всегда, сможет увидеть в языках пламени нечто, что окажется мне полезным, – проворчал Артемий, пришпоривая лошадь.

Вскоре тропинка начала сужаться. По мере того как лес становился все непролазнее, верхушки деревьев плотнее заслоняли луну, делая темноту полной, густой и непроницаемой, словно саму ночь поглотила иссиня-черная тьма, равно как ночное небо и сомкнувшуюся влажную тень деревьев. И лишь уханье совы время от времени нарушало тишину, напоминая о существовании леса. Потом раздался жалобный крик кулика, потонувший в монотонном кваканье хора лягушек, говорившего о близости топкого болота, в котором чуть не погиб Артемий. И хотя дружинник был отважным человеком, он все же вздрогнул и благословил небеса за то, что на этот раз он путешествовал в обществе Филиппоса. Мальчик тоже молчал. Казалось, он целиком отдался возложенной на него миссии: провести гостя через грозный лабиринт, в котором ориентировался только он один.

– Приехали! – наконец сказал Филиппос.

И тут же из-за пелены облаков выглянула луна. Артемий узнал поляну с домом на сваях. В боковом окне, затянутом бычьем пузырем, горел тусклый огонек. Остальная часть дома была погружена во мрак. Только череп лошади выделялся белым пятном на темном фасаде. С легким поскрипыванием открылась дверь, и на крыльце появился женский силуэт.

– Мама, я привез боярина! – крикнул Филиппос.

– Какого боярина? – спросила знахарка, и Артемий понял, что она улыбается.

– Ты прекрасно знаешь какого. Того, кого лечила сегодня утром.

Мальчик ловко соскользнул на землю, вынудив Артемия самостоятельно позаботиться о лошади. Подняв еловую ветвь, Филиппос зажег ее и прикрепил к стене у входа. Каллистрата, которую теперь можно было разглядеть, приветствовала дружинника с верхней ступеньки крыльца.

– Чем на этот раз могу помочь тебе, дорогой гость? – спросила женщина. – Ты приехал за волшебной травой, чтобы излечиться от любовных страданий? Или чтобы купить расположение боярышни с золотистыми волосами, лазурными глазами и каменным сердцем?

– Не смейся надо мной, Каллистрата. В столь поздний час к твоему дому меня привела вовсе не любовь.

– Жаль! – улыбнулась Каллистрата, вводя боярина в большую комнату, пропитавшуюся запахами можжевельника, душицы и других трав, которых дружинник не мог определить.

От очага, в котором горел жаркий огонь, исходило тепло. Во второй раз дознаватель спрашивал себя, по какому волшебству он чувствует себя столь уютно – как это ни странно – в доме черноглазой знахарки. Но сейчас было не время расслабляться или шутить. Именно так он и сказал молодой женщине, лицо которой сразу стало серьезным.

– Прости меня, боярин! Удовольствие видеть в моем доме столь редкого и столь дорогого, как ты, гостя вынудило меня произнести эти неуместные слова. Что же произошло? Что вынудило тебя приехать в столь поздний час?

Артемий коротко поведал о том, что произошло в монастыре, рассказал о своих подозрениях относительно смерти юного послушника, подчеркнув важность, которую мог иметь этот эпизод в расследуемом им деле. Каллистрата выслушала его, не перебивая. Потом она сказала:

– Нет никаких сомнений, что симптомы, описанные тобой, указывают на сильнодействующий яд. Русские называют эту траву змеевкой или голубой болотной травой. Отвар из этой травы вызывает смерть через час или два после того, как его выпить. Возникает рвота, на верхней части тела появляются красные пятна. Однако эта трава встречается крайне редко. Надо хорошо ее знать, чтобы собирать и использовать. Тем более что эта же самая трава, истолченная в порошок, служит основой для приготовления лучшего в наших краях бальзама, заживляющего раны. Вот, посмотри. У меня есть почти готовое зелье из голубой травы. Через два-три дня бальзам загустеет, и им можно будет смазывать раны.

Каллистрата взяла с полки один из маленьких глиняных горшков и протянула его Артемию. Дружинник осторожно приподнял промасленную тряпицу, закрывавшую горшок, и понюхал зелье. Запах оказался знакомым. Он чувствовал его на губах несчастного юноши, который умер час назад.

– А вот сама голубая трава. Будь осторожен, не дотрагивайся до нее и не растирай пальцами.

Каллистрата показала на тонкий пучок стебельков, покрытых голубовато-зелеными, почти серебристыми цветками. Пучок лежал на влажном лоскуте, немного в стороне от других растений.

– И ты хранишь дома столь опасные травы?

– Не беспокойся, – улыбаясь, ответила молодая женщина. – Филиппос разбирается в травах так же хорошо, как и я. Мы не подвергаем себя опасности.

– Я подумал о другом. Любой, кто приходит к тебе под каким-либо предлогом, может взять эту траву! Достаточно, чтобы ты отвлеклась или чтобы тебя не было дома… И ее можно украсть…

– Но ведь надо знать, где я ее храню! Как гость узнает голубую траву среди сотен растений, которые я использую для своих снадобий?

– Точно так же, как узнал ее я, – по запаху.

Каллистрата, ставившая горшок на место, похоже, смутилась. Но через секунду она с сомнением покачала головой. Немного помолчав, дознаватель спросил:

– Ты уверена, что этот яд начинает действовать меньше чем через два часа?

– В принципе, да. Однако это зависит от природной стойкости организма. Если речь идет о молодом человеке, то яд может начать действовать и через три часа.

– Это доказывает, что послушнику подсыпали яд задолго до вечери. Иначе говоря, до того, как он покинул монастырь… или сразу после его приезда в город! Возможно ли, чтобы кто-то сопровождал его и дал ему съесть или выпить что-нибудь в Рше? По словам Василия, послушник приехал прямо к боярыне Дарье. Потом они оба немедленно направились к Прокопу! Старый боярин собственноручно поднес ему кубок медовухи… Или это был Олег, который принес ему напиток после того, как вышел вслед за боярышней, потерявшей сознание?

Бледное лицо Каллистраты слегка порозовело. Заметив, что рассуждает вслух, Артемий неожиданно осознал, что реакция знахарки связана с именами, которые он только что назвал.

– Говори, Каллистрата! Скажи мне: кто недавно посещал тебя? Князь Олег? Или боярин Прокоп? Я видел, как ты покраснела. Ты знаешь их обоих! Тебе не в чем себя упрекать, но ты должна рассказать мне все, что тебе известно! Впрочем, я уже заподозрил, что князь Олег связан с предыдущим убийством.

– Князь Олег невиновен, я в этом уверена! – твердо заявила Каллистрата. – Даже если он… Даже если все против него, он не смог бы совершить столь подлое, низкое, недостойное его положения деяние!

– Что тебе об этом известно? Признайся, ты недавно принимала его у себя. Бесполезно это скрывать… Конечно, если ты искренне хочешь мне помочь.

– Боярин, я всем сердцем хочу помочь тебе – любыми способами, чего бы мне это ни стоило! – медленно произнесла Каллистрата. Лицо ее приняло суровое выражение. – Пусть даже ценой собственной жизни.

– Я не прошу тебя об этом.

– Конечно нет. Этого требуют силы, которые управляют нашими судьбами. Я видела, что это было написано в языках пламени. Я прочитала это на золе.

– Женщина, – прервал Каллистрату Артемий, теряя терпение. – Я не прошу тебя описывать призраков, которые ты заметила в языках пламени. Я прошу тебя сказать, кого ты видела, из плоти и крови, у себя дома. Именем князя Владимира я приказываю назвать имена этих людей!

– От имени сил, превосходящих силу князя Владимира, я не имею права сказать тебе это, боярин.

Выйдя из себя, дружинник схватил молодую женщину за руки и начал трясти ее.

– Ты делаешь мне больно! – воскликнула Каллистрата.

Артемий отпустил тонкие запястья и, сконфуженный, пристыженный, опустил голову. Когда он осмелился вновь взглянуть на Каллистрату, он увидел ее лицо рядом со своим. Искорки пламени отражались в ее глазах и бросали золотистый отсвет на кожу. Неужели у него закружилась голова от запаха окружавших его растений? По-прежнему не понимая, что с ним происходит, он бросился на колени перед молодой женщиной и, обхватив ее ноги, прошептал:

– Прости меня, Каллистрата. Я не знаю, что со мной. Я сам не свой в твоем присутствии! Когда я чувствую, что ты противишься моей воле, у меня возникает желание избить тебя, сломить, уничтожить… Но я скорее умру, чем причиню тебе хотя бы малейшее зло! Помоги! Объясни, что со мной происходит. Научи вновь стать самим собой. И я смогу продолжить выполнять возложенные на меня обязанности.

– С тобой не происходит ничего необычного, – ласково ответила молодая женщина. – Ничего такого, что ты сам бы не сумел понять. Ты пребываешь в величайшем смятении, потому что отказываешься осознать вещи, новые для твоего сердца. А сейчас не изводи себя напрасно, забудь обо всем, что тревожит твою душу. Сосредоточься на загадке, занимающей твой ум. Я помогу. Несколько дней назад я действительно принимала у себя Олега. Но его посещение нисколько не связано с печальными событиями, о которых ты говоришь.

– Зачем он приезжал?

– Ну что же… Он приехал за зельем, которое оберегает влюбленных. Он хотел навсегда получить привязанность и верность своей зазнобы.

– Но это бессмысленно! – воскликнул Артемий. – Он в этом ничуть не нуждается. Подлипа безумно влюблена в него. Ответь, говорил ли он в твоем присутствии о княжеских сокровищах?

– А вот об этом я ничего не могу сказать тебе боярин. Мои губы запечатаны тайной, которая принадлежит не мне.

– Опять эта проклятая тайна! Если речь не идет о крамоле, которая могла бы позволить Олегу завладеть всем имуществом князя Владимира, почему он упоминал о княжеских сокровищах? Ведь он же не надеется откопать старые сокровища, о которых говорится в легенде? Как это… Сокровища берендеев. В эти сокровища я не верю, равно как не верю в призраков, которые бродят вокруг проклятого места и будто бы причастны к смерти хранителя библиотеки. Я видел раздробленный череп несчастного. Не призрак нанес такой удар!

– Я тоже не верю, что в этом преступлении повинны души мертвых. Что касается сокровищ, которые они охраняют, то в них можно верить или не верить, но у тех, кто ищет эти сокровища, нет никакого шанса найти.

– Разумеется, раз их не существует!

Каллистрата молча подошла к одной из полок. Взяв кувшин, она наполнила кубок ароматной коричневой жидкостью.

– Выпей это, боярин, перед уходом. Напиток освежит тебя и позволит расслабиться. Более того, сегодня ночью ты будешь хорошо спать, а проснешься с ясным умом и отдохнувшим телом.

– Что это такое? – недоверчиво спросил Артемий. – Цвет не очень-то радует глаз!

– Это медовуха, приготовленная по моему собственному рецепту.

Дознаватель залпом выпил напиток, оказавшийся приятным на вкус. Каллистрата низко поклонилась гостю, и он понял, что пора уходить.

– Филиппос проводит тебя до тропинки, ведущей в город. Прощай. Не забывай дорогу к этому дому. Кто знает, сколько раз еще судьба позволит нам встретиться! – прошептала молодая женщина, и через мгновение печаль заволокла темной пеленой блеск ее глаз.

Был второй час ночи, когда Артемий бесшумно вошел в дом боярыни Дарьи. Он на ощупь нашел свою комнату, лег под тонкие разноцветные покрывала и тут же заснул.