Читать книгу Сердце феникса. Новая реальность - Елена Белова - Страница 17

– Что-то не так? – Лёш, ожидавший ее на входе в парк, перестал улыбаться. – Лина.

Не так, Лёш.

Очень не так.

Понимаешь ли, клан принял на тебя заказ… и я приняла. И я не представляю, что теперь делать. И у меня, кажется, не поднимется на тебя рука. А такого клан не прощает. Не так, Лёш, все не так.

– Я могу помочь?

Пом… помочь?

Лина невольно усмехнулась, оценив абсурдность ситуации – жертва предлагает помощь своей потенциальной убийце. И это как-то помогло собраться.

– Нет. Не обращай внимания, это семейные проблемы. А кстати, как ты узнал? На мне вроде не написано.

– Э-э… – Лёш вдруг заметно смутился, и даже щеки заалели. – Э… видишь ли, ты кое-что обо мне не знаешь.

Да? Очень интересно. Можно поподробней?

Лина вопросительно вскинула брови, и юноша смутился еще больше.

– Видишь ли, тогда… ну, в пещере, помнишь, когда ты меня… спасла, я тогда сказал, что ведьмак… но не сказал, в чем моя магия. В общем, я эмпат. Могу слушать чужие чувства.

Ах вот что. Тогда понят… стоп!

– А передавать?

Лёш отвел глаза.

– Это не разрешается. Только в экстренных случаях.

А вчера? Вчера какая была экстренность? Ты же… это из-за тебя у меня вчера все тормоза полетели?! Ах ты ведьмак… эмпатический! Лина задохнулась от острой вспышки гнева. Никто не смеет вторгаться в ее чувства! У нее нет ни своих желаний, ни своих… да у нее и вещей-то своих почти нет! Но ее чувства… даже мать не могла влезть туда со своими обысками!

– Не сердись, – виновато проговорил Лёш, не пытаясь ее коснуться. – Я просто…

– Что?

– Я просто не сдержался. Обычно я держу свои способности под контролем. Только на концерте даю волю, делюсь со слушателями, понимаешь? И то понемногу, осторожно, незаметно. Сдерживаться – это трудно, но обычно получается. Нас тренируют. А увидел тебя – не сдержался. Ты… за эти годы в школе всю библиотеку перевернул, искал – ты же ничего про себя не рассказала. Так жалел, что даже волоска не взял на память, может, призвать бы получилось.

Призвать? Искал?

Это правда?

А Лёш вдруг взял ее руки в свои. Бережно-бережно, словно они были сотканы из тончайшей золотой паутинки и могли смяться даже просто от порыва ветра.

– Ты… Мне даже не снилось, что однажды ты просто придешь ко мне на концерт.

Наверное, Лёш и сейчас был выбит из своего «контроля». Наверно. Или дело в прикосновении? Может быть. Но феникс ощутила под неловкостью и смущением такую смесь чувств, что горло перехватило.

Нежность, доверие, радость.

Надежда, что все будет хорошо.

Твердое намерение оберегать и защищать.

Лёш. Ох, Лёш.

Лина закрыла глаза и сама шагнула вперед, убирая последнюю дистанцию. Прижалась лицом к груди и закрыла глаза. Пусть будет как будет. Я не стану думать, что случится потом. Важно то, что сейчас. Обними меня…

Вы когда-нибудь плыли по звездному небу? Так, чтоб звездный полог переливался над головой и стлался под ноги?

Так, чтоб мир казался ласковой бесконечностью, весь – только для тебя одной? Когда шелест волн кажется самой прекрасной на свете музыкой, а на дорожке из лунных бликов хочется танцевать?

Хочется, чтобы увидел тот, кто сотворил для тебя такое чудо.

Маленькая яхта скользила по гладкому заливу, над головой мягко светился белизной парус, а в глазах Лёша, почти черных в ночной темноте, едва уловимо мелькали золотые искры.

«Тебе нравится?»

«Да…»

«Я рад…»

И мягкое тепло, окутывающее сердце искристым облаком, подтверждает – он правда рад. Настолько, что опять не может удержаться. Ну и пусть.

«И я. Хорошо бы этот вечер не кончался».

– Вы опоздали. – Голос клиента был холоден и бесцветен, и угадывалась в нем сдержанная злость, а еще – трусость. Пакость мелочная. Лина едва удержалась от того, чтоб поморщиться. После такого вечера подземный мир казался особенно мерзким. А уж этот… клиент… Как мать могла с ним связаться? Даже под скрывающей мантией он воспринимался как нечто редкостно-противное. Как мерзкий таракан или гадостная тварюшка с нижних Уровней, лимоза… белесая безглазая тварь, ядовитая.

Так. Спокойней. Не время сравнения подбирать.

– Я занималась вашим поручением. Обеспечила доступ к заказу.

Клиент оживился:

– Правда? У тебя получилось?

– Да. Вы определились с выбором? – собственный голос кажется чужим. Зря она сюда пришла. При сомнениях и прочем феникс должен сразу направляться в клан, повиниться и отказаться от заказа. И ждать суда.

Клиент споро закивал:

– Да-да, определился! Мне сказали, такое можно. Ты притащишь его сюда. Уже когда магию отберешь. Парализованным. Так ведь можно?

«Мы просто убиваем, – хотела сказать феникс. – Мы не практикуем пытки».

Но почему-то кивнула.

– Так вот. Притащишь сюда, чтоб я видел.

– Что видел?

Голос звучал как бы со стороны, и почему-то руки сами сжимались в кулаки. И не хватало воздуха. Что… что с ней? Вернуться в клан? Но тогда заказ передадут другой. Просто передадут другой. И к Лёшу снова придет девушка в кожаном жилете. Другая девушка.

Что ж такое. Тяжко, душно, муторно. Ладони закололо.

– … по частям, – донесся до нее голос клиента.

– Что?

– Сначала руки и ноги… потом ушки и все такое. А напоследок глаза.

Ладони снова кольнуло.

– Что? – переспросила она, надеясь ослышаться.

– Вы обещали, что исполните любое мое пожелание! – взъерепенился клиент. – Так? Я желаю именно так – через расчленение! Надо подумать, кого пригласить на зрелище.

«Зрелище», – отдалось во взбаламученном сознании. Зрелище. Лёш? Нежная улыбка, светлая радость, тепло, которое согрело даже ее. Сюда, в грязную пещеру, в лапы этого?!

Зрелище?

Разъяренный Феникс плеснул огнем.

Зрелище?!

В глазах потемнело. И что-то хрупнуло под ее руками.

Оранжевый с алым. Черный. Оранжевый… алый… черный… Лина точно плыла по огненному озеру – яркому, светлому, клокочущему золотыми родниками.

Она купалась в огненных струях, таяла и возрождалась обновленной, бежала по ало-золотым огнистым облакам, набирала полные ладони Пламени, и оно льнуло и ластилось к рукам, как ласковый щенок.

…и старалась не оглядываться на черные столбы. Холодные и острые, они то тут, то там сталагмитами поднимались со дна и точно решетками отгораживали озеро. От них веяло льдом… смертью. Не хочу.

А со дна уже росли новые. Пока маленькие и острые сосульки, но они вырастут… вырастут. И тогда она окончательно потеряет Огонь.

Я не хочу!

Не хочу, не хочу, к дьяволу, убирайтесь!

Она толкнула ближайший «сталагмит», обжегший диким холодом, злой ненавистью, и перед глазами замелькали-пронеслись картинки-осколки… прошлое.

…в тот день она увидела дождь. Не просто увидела, а поняла, что маленькие светлые капли, которые только притворяются холодными, на самом деле отплясывают веселый звенящий танец. Танец лета. Она забыла про скучные дротики, они ведь мертвые и злые, они подождут. А ей куда важнее было другое – стать вот такой же капелькой, веселой, звенящей, легкой! Закружиться в солнечных струйках, затанцевать, заскользить по мокрой плитке тротуара. А потом пришла мама и очень рассердилась. Очень.

Лина прижала к щекам ладони, заново переживая те пощечины… а в сознание уже проталкивалась острыми колючками-льдинками новая картинка.

Семнадцать. Восемнадцать. Девятнадцать. Как же она ненавидит цифры! Не те, что почти поет мисс Родригес в школе танцев, а те, которые мучают нескончаемыми отжиманиями, километрами бега. От которых дрожь бьет и темнеет в глазах.

– Плохо! – По плечам словно плещет струйка кипятка, и руки невольно подламываются. – Плохо, Лина. Где твоя сосредоточенность? Все сначала.

Я ненавижу… цифры.

И еще, еще.

День, когда, светясь от счастья, она прилетела из школы танцев к бабушке, торопясь поделиться своей победой на конкурсе, и нарвалась на мать, которая ледяным голосом приказала готовиться к посвящению.

Когда принесла домой щенка.

Когда в первый раз убила… и пришла домой со сломанной рукой. Он был колдун, и не из последних, а страховки не было… и нарвалась на разбор ошибок вместо помощи.

Так и вырастали они – маленькие сосульки из ненависти. Ненависти, посеянной чужим холодом. Мама, зачем?

Я не хочу. Я больше не хочу. Не смейте больше меня трогать, это моя жизнь! Моя!

Огненный вихрь.

Не хочу!

Клубящееся пламя, неистовый жар. И столб черного льда тает и плавится… оплывает. И нет его, нет, нет.

Лина с усилием разомкнула ресницы. В теле еще бродил жар, губы были солоны, точно от крови. Серые стены пещеры плыли перед глазами. Что такое…

Феникс уже очнулся, окутал крыльями, щедро делясь теплом, подпитывая силами, и в глазах потихоньку прояснялось, но пол еще протаивал и вспухал какими-то уродливыми черными горбами.

Горбом.

Одним. Лина с усилием сглотнула горячий ком – под ногами лежало тело заказчика.

– Так, – сказал внутренний голос на редкость спокойно и рассудительно. – А вот это, похоже, конец.

Вот так. Мать не простит. Тот, кто подрывает репутацию клана, на снисхождение рассчитывать не может.

Лина медленно подняла руки, убирая с лица волосы. Тело работало как-то нечетко, замедленно, словно снова где-то под кожей застрял шип, посылая в кровь отраву. Мертвое лицо заказчика слоилось и плыло: рот, глаза… Казалось, он еще усмехается, предвкушая развлечение.

Стоп.

А ну соберись.

Распустилась! Возьми себя в руки. Хладнокровие, Лина, хладнокровие. Спокойно. Она чуть прикрыла глаза и глубоко вдохнула сыроватый воздух с запахом извести.

Пять.

Расслабить мускулы, позволить всему лишнему стечь вниз, к ладоням, темным нечетким, но осязаемым комом.

Четыре.

Мягко сблизить-сложить ладони, удерживая свои тревоги там, в жарком плену рук.

Три.

Отрешиться и отпустить сознание на один бесконечный миг. Беззвучная жаркая вспышка огня. И липкий ком испаряется прочь, оставляя покой и равновесие.

Два.

Я спокойна. И выдох, медленный и плавный, так, чтобы не колыхнулось пламя свечи.

Один.

Я спокойна.

Лина открыла глаза. Прищурилась, рассматривая труп. Присела, чуть повела рукой. Похоже, она обошлась даже без ножей, попросту сломав клиенту шею. Ну, туда ему и дорога, жалеть не стоит.

Даже хорошо, если подумать. Пещерка уединенная, тело сейчас замаскируем, ауру своего присутствия сотрем.

И гадайте, кто приложил руки к его шее.

Конечно, на демонов никто не подумает, у них оружие другое, но ведь и у нас другое. И магию я у него не брала – от некромантки Феникс клюв воротил, от этого тем более.

Так что… у меня есть время.

Неизвестно сколько, но есть.

И что будем делать, феникс?

А ничего. Жить. Пока можем.

Ну что ж… Лина рывком распрямилась, уже в другой пещерке, крохотной и совершенно пустой. Молча отступила от скорченного трупа. Карие глаза блеснули отчаянно и зло. Время. Сколько у нее осталось времени?

Сколько б ни осталось – все мое!

Утро она встретила на берегу того самого залива, где накануне Лёш показал ей, как плыть по звездам.

Не потому, что кого-то ждала, и не потому, что надеялась увидеть здесь Лёша – просто так хотелось. Хотелось сидеть здесь и смотреть на лунную дорожку, на переменчивую цепочку бликов и огоньков. Когда она в последний раз просто сидела и смотрела на море? А никогда.

Она всегда торопилась. Сделать это. Исполнить то. Выполнить раньше срока что-нибудь еще, чтоб осталось несколько лишних минут. Море бодро рокотало прибоем, под спиной медленно остывал камень скалы, и серый предрассветный сумрак стирал одну звезду за другой.

Что с ней было ночью? С чего она вдруг решила отдать себя на суд клана? Для соблюдения законов и традиций? Разве не она ненавидела эти традиции? Разве не она бунтовала против законов, предопределяющих жизнь человека с его рождения?

К черту!

Явиться в клан и бросить свою жизнь под ноги ледяной безупречности – Лиз? И не только свою – Лёша. Лёша тоже. Явись в клан и признайся в срыве заказа, чтобы твою оплошность исправили, чтобы завтра или послезавтра, утром или вечером, дома или в гримерке после концерта к Лёшу подошла другая девушка.

В руке сам собой вспыхнул кинжал, и Лина с яростью послала его в холодный песок.

Ну нет. Катитесь в преисподнюю, традиции. К дьяволу законы. Она больше не одна. Ей есть за кого драться – за зеленоглазого ведьмака, который показал ей, как плыть по звездам. Их двое теперь.

И за них двоих она будет сражаться!

На востоке небо зарозовело. В море заплескались первые ало-золотые блики. Лина прикрыла глаза, сквозь ресницы наблюдая, как по воде, играя светом, бежит новая дорожка – празднично-золотистая.

Ну что ж, мама. Впереди непростые дни. Ты все-таки получишь такую дочь, какую хотела. На ближайшее время. Я больше не буду спорить. Я больше не буду протестовать и подставляться под удар. Разве что слегка, чтоб не вызвать подозрений изменившимся поведением. Я буду безупречной, почти такой же безупречной, как ты.

Я все сделаю, чтобы его уберечь.

Слышишь?

Всё.