Читать книгу Церковный суд и проблемы церковной жизни - Елена Белякова - Страница 10

Насущная задача кодификации канонов осознавалась в церковных кругах еще во времена митрополита Филарета (Дроздова), и издание Книги правил означало не конец, а начало кодификации. И.С. Бердников считал, что к Книге правил необходимо добавить постановления Константинопольского патриаршего Синода, вошедшие в практику Русской Церкви, а также издать собрание всех действующих постановлений Синода[69].

Известный историк Е.Е. Голубинский в 1913 г. писал:

Желательно, чтобы был издан хороший свод законов Русской Церкви или хорошая русская Кормчая (еще 11 марта 1835 г. был высочайше утвержден доклад обер-прокурора Св. Синода о необходимости издания законов по духовной части, но, увы, эта необходимость и до сих пор остается все той же ожидающей своего удовлетворения необходимостью)[70].

Попытки переиздания Кормчей книги на основании исправленных переводов не увенчались успехом. Недостатки Книги правил были очевидны для историков и канонистов. В 1874 г. Московское общество любителей духовного просвещения начало издание правил с толкованиями. Необходимость такого издания мотивировалась условиями Русской Церкви:

Мы находимся в совершенно особенном положении по отношению к правилам, чем в каком были к ним православные христиане эллинского происхождения. Мы лишены всех выгод наглядности и непосредственного знакомства с церковным бытом, происходящим от сожительства с народом, у которого возникло право. Мы ‹…› не живем в то время, когда изданы правила и с тем народом, на языке которого изданы. Положение наше труднее, и необходимость толкования для нас настоятельнее[71].

В предисловии отмечено было, что отсутствие истолкования правил дает возможность для умствований, противоречащих церковным канонам, что проявилось в спорах о судебной власти епархиальных архиереев[72].

Издание Правил с толкованиями имело огромное значение. Однако к моменту появления последнего выпуска оно уже отставало от уровня русской науки: А.А. Дмитриевский, А.С. Павлов, В.Н. Бенешевич стали самостоятельно обращаться к греческим рукописям и издавать их, отказываясь от использования не отвечающих научным требованиям, хотя и авторитетных греческих изданий (каким являлась известная Афинская Синтагма)[73]. И. Пальмов в предисловии к «Правилам с толкованиями» отмечал, что в издании недостает критического сопоставления средневековых комментаторов «с новейшими учеными взглядами и выводами науки канонического права»[74].

Среди русских канонистов порой возникали резкие споры, вызванные различным пониманием того, что же именно является неизменным в каноническом наследии и что подлежит пересмотру. Так, А.С. Павлов считал, что в устройстве Церкви неизменным началом является епископат, а не высшая церковная администрация, органы которой не имеют «характера канонической необходимости»[75].

Оспаривая эти замечания, Т.В. Барсов писал, что его оппонент

отвергает самые основные истины преподаваемой им науки, не допускает сознательного и последовательного развития идей в каноническом законодательстве о преимуществах Константинопольского иерарха и его кафедры, и в довершение своего неуважения к каноническим принципам от имени православного канониста объявляет как истину, совершенно неканоническую и ложную в православном смысле мысль[76].

Не менее острый характер носила полемика Н.С. Суворова и И.С. Бердникова по поводу роли государственной власти в церковном законодательстве[77]. Если Суворов признавал право государственной власти издавать законы, определяющие церковный порядок, то Бердников отстаивал независимость Церкви в законодательной области:

Покровительствуя Церкви, государство не может вмешиваться во внутренние дела Церкви, не может себе присвоить права законодательства и распоряжения в этих делах. ‹…› Государство имеет право законодательства относительно Церкви, только это законодательство касается внешних отношений Церкви к государству и обществу, именно, государственного положения Церкви, монастырей, гражданских прав и имуществ клира[78].

Дискуссии между Н. Заозерским и И. Бердниковым о понимании раскольничьего брака по форме напоминали, по мнению самих участников, характер военных действий:

Г. Заозерский представляет себе учено-литературную полемику под образом войны, со всеми ее неправдами, жестокостями, правилами, не принятыми в мирном общежитии[79].

Споры между канонистами принимали столь ожесточенный характер, что можно поставить под сомнение само понятие «русской канонической школы». Возможно, справедливее было бы говорить о том, что каждый из названных канонистов представлял собственное направление в науке. Тем не менее, исследования в области канонического права имели большое значение для жизни всего русского церковного общества. Сформулированные А.С. Павловым принципы изучения церковных институтов с момента их возникновения, отделения в них местных форм от неизменного содержания, определения меры влияния на них государственной политики способствовали формированию реформационного подхода. На смену охранительным началам пришли вопросы об адекватности современных церковных институтов. Практика государственного управления Церковью уже перестала казаться неоспоримой по своему существу.

Однако работа по классификации и кодификации канонов так и не была проделана. Причины этого вполне понятны. Так, среди канонов, которые «не действуют» в современном праве, Н.К. Соколов указал правила, которые говорят о необходимости регулярного созыва церковных соборов[80]. Для канониста было очевидным, что неупотребление этих правил в современной ему церковной практике свидетельствует не о том, что они устарели, а о несоответствии практики церковным нормам.

Итак, вопрос стоял о том, чтобы подвергнуть «ревизии» не только каноны, но и церковную действительность. А это не могло быть дозволено церковной цензурой.