Читать книгу Начало осени - Елена Борисовна Пильгун - Страница 2

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно всё, особенно – возглас счастья.

Только в уборную – и сразу же возвращайся.

И. Бродский

«Начало осени. Его засечь гораздо проще, чем, скажем, начало весны или зимы. Для этого необязательно следить за обновлением коллекций одежды в торговых центрах или движениями красного столбика спирта в пластиковых рамках термометра.

Выгляни в окно из моей комнаты. Дождись заката и сквозь жалюзи ресниц наблюдай за Солнцем. Оно устало бредет к горизонту, покачиваясь в хрустальном мареве. Так будет длиться пять, десять, двадцать минут, а потом оно упадет за горизонт.

Летом ты всегда можешь видеть его свободный полет, а сегодня, почти пятнадцатого сентября, началась осень. И Солнце, как шпион, шмыгнет за черную громаду высотки слева от тебя.

Так начинается осень».

Святослав Одашин вздохнул и отошел от окна. Комната поблекла, выцвела, как старая фотография. Разбросанные вещи, всевозможные агитки, списки, памятки и голова оленя с короной из ветвистых рогов под потолком.

Одашин сухо усмехнулся и кивнул оленю как старому, надоевшему своими жалобами, знакомцу. Олень и вправду был стар – не меньше сорока лет прошло с меткого выстрела Михаила Одашина, деда Святослава.

«Вот тебе и материал для статьи, – подумал вдруг Святослав. – Сейчас такие любят. Охотник прицелился, пуля пронзила трепетное тело… А дальше на четыре страницы описание крови, предсмертного выражения глаз и процесса свежевания туши с указанием на авторитетные фильма типа „Пила“ и курсы эксгумации. Тьфу, гадость какая».

Святослав Одашин, в отличие от своего деда, был человеком совсем не кровожадным. Обилие кровавых подробностей рождало в нем брезгливость и отвращение. Однако это не сделало его вегетарианцем.

И так было во всем. Спокойствие, легкая отрешенность. На схватку смотреть – только с высоты птичьего полета. В принципе, это ему и удавалось. Хотя, конечно, было и то, что выводило его из состояния равновесия. Ложь и несправедливость. А поскольку это нынче встречается сплошь и рядом, удивительна ли его склонность к «критикованию политики»?

Настырно затренькал телефон. Одашин бросил свое уже совсем не стройное тело в кресло и потянулся к трубке. Пружины под ним жалобно застонали.

– Да.

– Приветствую тебя, князь Святослав! – звонкий голос Гришки Цыплакова на фоне «бум-бум» музыки совершенно не вязался с тишиной в комнате.

– Здравствуй, Гриша.

Одашин вдруг решил быть предельно кратким. Он знал Цыплакова еще со школьной скамьи и знал, почему он звонит. Он психует. Григорий Цыплаков нервничает. Он вот сейчас выговорится своему лучшему другу, вздохнет полной грудью и завтра будет как огурчик.

– Как поживаешь? Готовишься?

– К чему? – тупо уточнил Одашин, отвлекаясь от своих размышлений.

– К чему, к чему… Может не надо уточнять это по телефону?

Ага, Григорий Цыплаков еще и боится. Правильно боитесь, Григорий Анатольевич, нынче всех кэ-гэ-бэ прослушивает, нынче у всех бессонница. Господи, так и хочется крикнуть: «Мы никому не нужны! Никому хотя бы из-за того, что мы сами боимся собственных поступков. Из-за того, что думаем еще о судьбах всех остальных миллионов. А кэ-гэ-бэ интересуется только теми, кто не боится. Теми, кто действительно опасен…»

– Ты меня вообще слушаешь? – раздраженный голос Гришки вывел Святослава из оцепенения, но на краю сознания прочно укрепилась одна до безобразия простая мысль: с этой минуты каждый из них – одиночка. И все эти разговоры, последние приготовления – лишь для того, чтобы успокоиться. Совесть свою успокоить.

– Конечно, я тебя слушаю. А что было дальше?

– Дальше? Да ты и сам знаешь… Он, значит, такой выходит к репортерам и говорит: «Мы нашли компромиссный вариант». И что тут началось…

Да, что тут началось… Все в раз повеселели. Еще бы, идти под дубинки, зная, что ты нарушаешь закон – это одно, а идти на согласованный митинг – совсем другое. Отсутствие дубинок это, конечно, не гарантирует и закон, тут, наверно, не при чем. Совесть, черт бы ее побрал.

– Поня-а-атно, – протянул Одашин в телефонную трубку, пытаясь найти на столе пачку сигарет.

– А где мы встретимся завтра? – поинтересовался Гриша. «Бум-бум» на заднем плане стало громче.

– Не знаю. Давай утром созвонимся?

– Что?

– Утром созвонимся!

– Не слышу.

– Утром! – крикнул Одашин.

«Бум-бум» оборвалось, и в наступившей тишине на том конце провода Григорий Цыплаков холодно произнес:

– Хорошо. Тогда до завтра. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответил Одашин коротким гудкам и положил трубку на рычаг.

Гудки затихли. Под окном промчалась машина, бросив два косых луча света на стены и бардак на полу.

– Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку? – прошептал Одашин, ощупывая пустую пачку сигарет.

«Сколько нас таких по всему городу? Сотня? Тысяча? „Марш миллионов“. Ха, да если б хоть один миллион собрался! Утопия, хотя… Осень уже началась. Всякое может случиться».