Читать книгу Эрмитаж памяти - Елена Булатова - Страница 6

* * *

Улыбаюсь. Весна. Поднимается выше давленье

Атмосферы земной. Суматошливей в небе свистит

Мелкоптичее столпотворенье.

И ручей еле слышно журчит.

Проплывают орлы и парят у себя в поднебесье,

Наблюдая за мной. Распахнув два огромных крыла,

Захватил эвкалипт и сидит на высоком насесте

Сам-другой, иль невеста орла.

* * *

Разбито зеркало. Подумаешь, потеря!

Пришло – ушло, обычные дела.

Но таинства глухого суеверья

Отрава страшная в сознание вошла.

* * *

Тысячеглазый Аргус на колесах

Несется грузовик в ночной пустыне,

И знак судьбы в сверкающих полосах

Не замечает он в своей гордыне.

В строю таких же, сотрясающих дорогу,

Страх перед неизбежностью ему неведом,

И кто окажется на трассе ненароком,

Легко отправит к праотцам и дедам.

Когда над ухом повисает тяжесть,

В огнях летящая, сожмусь в комок

И удержу в себе томительную сладость

Поддаться чувству с липким именем Амок.

* * *

Завершилась одиссея,

Эскапада, авантюра.

Возвращаемся в ненастье

После солнечного дня.

Как неопытная фея

Среди строгой профессуры,

Подарило Тахо счастье

И закрылося в дождях.

Утомительна толкучка

Межмашинной мешанины.

То изгваздается Додж,

А то умоется дождем.

Отвратительна тянучка

Серой мокнущей равнины.

Тахо в снежно-белом ложе

Спит свинцово-серым сном.

* * *

Горизонтальный дождь есть парадокс,

Вьявь ощутимый этою весной,

Когда поднявшись в горы высоко,

Шли налегке дорогою лесной

И вышли в пустоту. Туман летел стеной,

Рождая беспокойство. Или страх?

В белесой глухоте пути назад – домой

Не видно было даже в двух шагах.

И началось: почти мгновенно крап

Обычного дождя, что льет всегда с небес,

Сменил координаты, и нахрап

Лавины водяной погнал нас и понес.

Компресом ледяным одежда облегла

С той стороны, где дождь хлестал кнутом,

И бег безумный пара начала

Безумных перепуганных шутов.

Шутить нельзя с погодою в горах,

Потерян счет потерям дорогим.

А снова авантюрой день запах,

И шаг скучает в стенах городских.

* * *

Толкнуло что-то ночью. Я проснулась

И вижу ясно: в темноте вселенской

Звоночка «Повернуть прошу!» коснулась.

Дом бабушки моей. Пахнуло детством.

И время завертелось колесом,

И памяти неслася колесница,

И бабушки любимое лицо

Мне долго ночью продолжало сниться.

* * *

Нас предают. Наверное, слаба

Суть человека, соблазняемого бесом.

Страшно прозрение. Печальная судьба

Того, кто поддается гневу или мести.

Порывы ненависти душу рвут,

Безжалостно вцепляются когтями,

И в исступлении ты мечешься, и вдруг,

Сгорая, гибнешь под злоносными лучами.

Прости, забудь, – утихнет вчуже боль,

Умойся свежею водой прощенья,

Спаси себя от чернокрылых воль

И вырвись на свободу очищенья.

* * *

Земля изрыгнула гигантов,

Перенасыщена их плотью.

И вот редвуды – строй атлантов

Здесь держат небо днем и ночью.

А первозданных гор отроги

Для водопадов служат ложем,

И нитка тонкая дороги

Сюда вскарабкаться не может.

Лишь бродят люди муравьями —

Их путь проходит стороною —

Согнувшися под рюкзаками

С вещами, пищей и судьбою.

* * *

Вот инквизитор в камере пыточной

Жертву терзает одним непрестанно:

Капля за каплей вода тут сочится

Точно на темя и регулярно.

Так по тропинке, идя меж горами,

Слышит прохожий в лесу перестрелку:

Безостановочно очередями

Лупит спортсмен за тарелкой тарелку.

Выстрел в горах отражается эхом —

В темя, в виски молотит тот раскат.

Сила нечистая, стой, дай роздыху!

Неумолимо грохочет стаккато.

* * *

Да, эти треугольники знакомы по Москве —

И здесь в земле копаются туземцы.

Повылезли на солнышко как мухи по весне

Ребята, взрослые, старушки и младенцы.

Как кочаны капустные вмиг розы расцвели,

И ирисы заголубила синька.

Стада скота рогатого, наверное, прошли

По травке, ровно стриженной косилкой.

Не пыжься – упорядочь аналогий колготню:

Там пищи нет для духа, там – для тела.

Желанья появляются тринадцать раз на дню,

И всем чего-то не хватает зело.

Калифорния, осень 2001

* * *

Генетический страх – он у наших в печёнках сидит.

Но сейчас этот страх для меня не совсем актуален.

На полдня отодвинуты от доморощенных спален,

Позабыли о многом, и дверь незакрыта стоит.

И к покою привыкнуть совсем уж недолгое дело.

В тёплом пуле отмокнув, хочется прямо шагать.

Про отвагу в бою странно слышать и странно читать.

Пёстрым флагом помашем и в койку уляжемся смело.

Кролик, снова беги! Даровой здесь капусткой не тянет.

Шкуркой мягкой расплатишься или же длинным ушком.

Кто в Союзе родился, так и остался совком.

Где нас нет, там и лучше. А лучше, где мы, там не станет.

* * *

Тысячелистник мне знаком

По той, уже далёкой жизни.

Своим расхристанным цветком

Напоминает он отчизну,

Которой имя поминать

Не стоит, как и всуе бога.

«Едрёна вошь, едрёна мать», —

Звучит привычней на дорогах,

По сторонам которых там

Тысячелистник в изобильи

Растёт, и к мелким тем цветкам

Никто не опускает выю.

* * *

К вечеру ветер. И небо бледней.

Жарим форель на плите раскалённой.

Ужин готовим, но нету детей —

Поразбежались. А кроны зелёной

Яркая ветка в окошко глядит,

Машет и машет рукой бестолково. –

Не понимаем зелёное слово.

Где переводчик, что нас вразумит?

* * *

С утра туман – пуховая перина.

Лениться хочется. Не хочется вставать,

Укрывшися под шалькою старинной.

Весь мир сейчас – огромная кровать.

Тепло. Потягиваюсь. Тихо. На бочок

Легонько повернусь и снова, смежив веки, —

В дремоту – в паутину паучок

Затянет сон – и отойду навеки.

* * *

Замшелые скалы.

Из трещин прорастают

Чудовища-стволы —

Их онтами зовут.

Как точечки, малы

И в поднебесье тают

Огромные орлы,

Что основались тут.

Далёкий океан

Под облачным покровом.

Там снежный пеликан

В толпе своих коллег

Рыбёшку, как гурман,

В клюв запускает снова,

И та, попав в капкан,

Свой прекращает бег.

Зачем-то здесь и я —

Сторонний наблюдатель.

Заброшена семья

За тридевять земель.

Далёкие друзья, —

Сильней работодатель.

Язвит тоска-змея,

Оправдывая цель.

«Разрушить Карфаген», —

Долбил римлянин тупо.

Как истинный спортсмен,

Добился своего.

Каких бы перемен

Ни ожидали глупо —

Язвит тоска-змея,

И больше ничего.

* * *

За всё, за всё приходится платить —

За то, что счастлив был какую-то минуту

На миг закрыть глаза и по теченью плыть,

Не нарушая тем законы абсолюта.

Ореховый пирог, – воспоминанья детства,

Таинственным путём приплыл во взрослый мир.

Не слышен птичий свист, и нет такого средства

Убитого скворца заставить спеть скви-вир.

Затихни, спрячься, затаи дыханье —

Быть может, откачнут твои качели вспять?

Законы обмануть напрасные старанья…

А всё-таки выходит зайчик снова погулять.

* * *

Я видела как белка воду пьёт

Из пула (из бассейна голубого),

Оглянется, головку задерёт

И вниз к воде вся вытянется снова.

О, параллельный мир!

Эвклид, а ты был прав —

Здесь на Земле мы не пересечёмся,

И вряд ли, лист на дереве сорвав,

Мы вмиг с тропы натоптанной сорвёмся.

Лишь точки незаметные в узлах

Пораньше утром, в час почти рассветный,

Невидимую стену разорвав,

Раскроются, как тайный край заветный.

* * *

Помидоры навалом,

Помидоры навалом.

Их топтать будут где-то и мять.

Помидорная кровь зажурчит соком алым —

Спи – усни, помидорная рать.

Поросята-арбузы

Греют жёлтое пузо,

Ожидая удара ножа.

Зубы в тело вопьются,

Реки крови прольются,

Налетят осы роем, жужжа.

Пир осенний кровавый

Ждёт желанной приправы —

Винограда растерзана плоть.

Льются вина рекою,

И ленивой рукою

Полог тьмы опускает сон-ночь.

* * *

Крутой тропою в горы кипарисы

С утра поднялись и стоят привольно

Вдоль каменных ступеней. Ждут Нарцисса —

Подглядывать за ним, как бы невольно.

Отсюда сверху так прекрасно видно

В озёрах отражённое мгновенье,

Похищенное в вечности солидной,

Эротики мазок на лбу забвенья.

Печать идильи греко-итальянской

На крыльях аналогий прилетела

И здесь на склоне Лассена осела,

Чтоб наважденьем заманить шаманским.

* * *

У Дьявола сегодня шабаш ведьм,

И музыканты дуют в фумаролы,

Чтоб раскачать волнами баркаролы,

В тринадцать превращая цифру семь.

Сегодня славный выдался денёк,

А серой так заманчиво пахнуло,

Что пара любопытных утонула —

Всё в плюс ему, а глупому урок.

Парит долина, яростно дымя,

Ревут-свистят у Дьявола на пасхе,

Свиваяся в смертоубойной пляске,

Очарованьем гибели маня.

* * *

Зелёные цветы – наследье декаданса,

И гладиолус вял от стильной красоты.

Хотелось бы сложить какие-нибудь стансы,

Торжественно воспеть,

Да с темой не на ты.

Светло-зелёный плащ примерил гладиолус,

Вонзивши стебель свой в вазетку из стекла.

Старательно ловлю в тиши модерна голос —

Рифмую, нету сил,

Да рифмочка ушла.

Капризный гладиолус – вечные дилеммы:

То фон ему не тот, то не свежа вода.

Зелёный цвет цветку – последняя проблема.

Сдаюсь, купилась! Да!

Не велика беда!