Читать книгу Вечерние волки - Елена Булганова - Страница 3

Елена Булганова
Вечерние волки
Глава третья. Путь волка

Оглавление

Звон мобильника заставил меня совершить прыжок на месте. Не глядя на вызов, поднесла аппарат к уху и услышала срывающийся от волнения голос своего воздыхателя Ники Лучкина:

– Саввушка, это ты?! Я уже полдня пытаюсь до тебя дозвониться, сотни раз набирал!

– Ника, прошу, не кричи так, – поморщилась я. – У меня забот выше крыши, целый час кухню в порядок приводила, не слышала звонков.

Я что, оправдываюсь перед ним? Но нужно признать, что сейчас даже Нику я была рада слышать.

– Понимаю, видел вашу кухню, – пробормотал он.

– Что? Как?!

– Я заходил к вам ночью, ну, скорее под утро. Когда проснулся от воплей за окном и понял, что в городе черт знает что творится.

– А, так это твой шарф я видела на полу…

– Ага, точно. После единственного вопроса к твоему отцу мне пришлось в темпе делать ноги из квартиры, а шарф я еще прежде снял и…

– Да поняла, поняла! – привычно начала раздражаться я. Значит, безумие не коснулось Нику, и это хорошо, очень хорошо, но и как-то обидно: чем он лучше моих папы и мамы?

– А твои родители в порядке? – догадалась все же спросить. Повисла пауза, потом Ника откашлялся и произнес разочарованным голосом:

– Саввушка, милая, я десятки раз тебе говорил, что живу в этом городе один, у своего приятеля. Когда ты заходила ко мне с Лилей, то всякий раз об этом спрашивала, так что я даже подумываю о табличке на двери…

– Ой, да, прости! – оборвала я его как можно убедительней; в самом деле, можно было и запомнить уже. – Я, кстати, как раз у Лильки и была ночью.

– Да знаю!

– Черт, это-то откуда?

– Саввушка моя, ну начни уже думать своей красивой головушкой! Я с ночи тебя ищу, неужели не додумался созвониться с твоей лучшей подругой? Еще ночью, ты тогда спала. Но я хотя бы смог спокойно вернуться домой.

– Ясно, – пробормотала я совсем упавшим голосом, потому что с кухни теперь доносился визг матери и взвинченный, злой голос отца. – Спасибо, что так переживаешь за меня.

Ника как-то странно замешкался, подавился воздухом, наверно, был поражен тем, что в кои-то веки я говорю ему что-то хорошее. Потом предложил:

– Слушай, мы можем встретиться прямо сейчас? Я стою в подъезде твоего дома…

– Ой, у меня еще уборки по самое… – на самом деле я обдумывала план бегства к Гальперам, и мне было не до встреч.

– …и мне ужасно холодно без шарфа, Саввушка, не будь же такой жестокосердной!

– Ладно, сейчас будет тебе твой шарф, жди, – рявкнула я и отключилась.

Прислушалась: в квартире стояла недобрая тишина, которая для меня сейчас была страшнее криков. Я пожалела, что не попросила Нику подняться за мной, и была почти готова перезвонить ему. Но все же осмелилась приоткрыть дверь комнаты. Коридор пуст, это хорошо. Я на цыпочках отправилась к входной двери. Когда проходила мимо кухни, замерла и прислушалась: родители разговаривали совсем тихо, скорее, шептались. Я поспешила покинуть квартиру.

Ника в ожидании меня топтался на дорожке перед дверью парадного, вид в самом деле замерзший и несчастный, шея голая – шарфа у него запасного нет, что ли? Метнулся ко мне, крепко обнял, даже, кажется, планировал поцеловать под шумок. Но я отстранилась, и он только провел пальцами по моей щеке, заставив поморщиться: пальцы были холодными и влажными одновременно.

– Вот твой шарф! – Я протянула ему скомканную желто-зеленую змею.

– Не повяжешь? – с надеждой спросил парень.

– Нет, сам. И объясни мне, что вообще происходит в этом городе!

Ника, начав обматывать шарф прямо поверх поднятого воротника матерчатой куртки, замер и пару секунд взирал на меня с изумлением. Потом сказал:

– Но, милая, ты разве не смотрела сегодня новости? О нашем городишке говорят уже по всем каналам. Подозревают случай массового отравления. Скорее всего, какая-то гадость была в напитках или в полуфабрикатах. На территории города есть, похоже, какое-то подпольное производство, клепающее товар под фирменной маркой и поставляющее его только в наши магазины, потому что нигде больше не случилось ничего похожего. Ну, этих бракоделов уже ищут, проверяют все нежилые площади, опрашивают население, чем они питались в последние дни…

– Но почему отравились только некоторые?! – не хватило у меня терпежу выслушивать его обстоятельный доклад.

– Саввушка, ну что ты, в самом деле? Люди ведь употребляют в пищу все разное…

– Ерунда! В нашей семье все едят одно и то же, а именно – что мама приготовит. Я, конечно, ем еще и в институте, но не я же слопала отраву!

Насколько я знаю, родители терпеть не могут что-то перехватывать на стороне, брезгуют пищей, приготовленной чужими ненадежными руками, да и мама всю последнюю неделю сидела дома с братом. Сережка вот еще любит томатный сок и луковые кольца, которые больше никто в нашем доме не употребляет, но ясно, что дело не в них. Все это я сбивчиво изложила Нике.

Мой ухажер выразительно повел плечами, теперь вся нижняя часть его непропорционального лица была небрежно укутана шарфом и напоминала спеленатую челюсть мумии.

– А что было ночью? Почему ты вообще понял, что в городе что-то не так?

– Ну, как было уже сказано, я услышал крики на улице и в подъезде. Растолкал друга, вместе мы сначала пытались вспомнить, что за праздник такой сегодня, а потом сообразили, что дело плохо. Одна компания начала пулять камнями по окнам нашего дома, по телефонам полиции и участкового отвечали, что все группы уже на выезде. Я стал обзванивать ребят из нашей группы, почти никто не спал, хотя некоторые так и не взяли трубку. Потом набрал тебя, ты тоже не брала. Испугался и побежал к тебе.

– Один? Или с другом?

– Нет, друг остался дома, нельзя было оставлять квартиру без присмотра. Плюс у него домашняя питомица недавно ощенилась, бегала в панике по всей квартире и пыталась перепрятывать своих детей, ее было не бросить. По пути пару раз за мной гнались какие-то недоумки, но отставали, когда теряли из виду. Я же проворный, прятался от них за деревьями или за домами!

Я невольно испытала приступ уважения к Нике: погонись за мной кто на темной улице – да меня бы просто парализовало от ужаса.

– Хуже всего было в вашем подъезде, – продолжал он свой отчет. – Дверь-то оказалась распахнутой настежь, с ней проблем не возникло, но на третьем этаже орали, дрались, ломились в квартиры, а лифт где-то стоял заблокированным. Пришлось прикинуться таким же, как они, орать и материться, пока не пробрался мимо. Дверь в вашу квартиру была приоткрыта, и я до смерти перепугался. За тебя, Саввушка.

Замолчал, тяжело и протяжно вздыхая. Я выждала немного, потом спросила, заранее обмирая:

– И что там было?

Еще один тяжелый вздох.

– Ну, сперва мне показалось, будто все в порядке. Я не стал вламываться, скромно позвонил и ждал на пороге. Почти сразу в прихожую вышел твой отец и нормальным голосом спросил, что мне нужно. Напрягло только то, что его не удивила открытая дверь и вопли из подъезда. Я попросил позвать тебя, он сказал, что сейчас разбудит, но ушел в сторону кухни. И долго ничего не происходило, я успел снять куртку, разулся. Потом не выдержал, подошел на цыпочках к двери кухни – он прикрыл ее за собой – и немного послушал.

Пауза.

– И что? – сквозь клацанье зубов спросила я.

– Они там шептались, твои отец и мать. Очень быстро и тихо, ничего нельзя было разобрать. Как будто обсуждали, съесть меня сырым или лучше все же подрумянить. Мать твоя иногда как-то всхрапывала, как будто смеялась. И сразу ойкала – может, он бил ее или щипал, чтобы потише себя вела. Я пробежал к твоей комнате, заглянул туда, в ванную, в общем, убедился, что тебя в квартире нет. А потом выскочил из квартиры, только куртку схватил и ботинки, обулся уже в подъезде. Ну, дальше ты знаешь.

Я молчала, переживая всю эту жуть, в голове стоял шепот отца и матери, который я сама слышала совсем недавно. Нервы не выдержали, я затряслась и тихонько завыла. И даже не вырвалась с руганью, когда Ника обнял меня за плечи.

– Саввушка, ну что ты, все уже позади…

– Ничего не позади, – сквозь всхлипы пробормотала я. – Они и сейчас там тоже шепчутся. Вроде стараются вести себя нормально, но ничего у них не выходит.

– Миленькая моя, хорошая, ну не может же сильное отравление разом взять и пройти! Хуже бы было, если бы они все сейчас валялись в нашей больнице и врачей бы не хватило всем помочь…

– Да не верю я в версию отравления! – закричала я, все же выползая ужом из немилых объятий. – И еще я слышала, как отец Лили сказал, что такое случалось уже в нашем городе двадцать пять лет назад. Тогда тоже говорили про отравление, но он сам так не считает, по-моему, а ведь дядя Лев – врач.

Ника скосил на меня свои выпуклые, чуточку песьи глаза, посмотрел как на несмышленыша.

– И что с того? Массовые отравления случай не редкий, а четверть века назад вообще были трудные времена, люди ели что ни попадя.

Мне наскучило спорить и торчать на улице, где мимо нас то и дело проходили странные компании и личности. Ничто не говорило о том, что сегодня обычный будний день. Я хотела к Лиле, в тепло и уют моего почти второго дома, оставалось лишь как-то избавиться от Ники.

– Слушай, глупо тут стоять, еще привяжется кто. Пойдем к Лильке?

Я хорошо знала, что делаю: в последнее время отношения Ники с моей подругой испортились вконец.

– Не собираюсь и тебе не советую, – поморщился парень. – Знаешь, я ведь тоже могу о тебе отлично позаботиться. А у Гальперов бывала бы ты пореже, что ли…

– Что?! – я даже ушам своим не поверила. – Ты мне указываешь, где бывать?! Да по какому праву, черт возьми!

Ника и сам вроде смутился, вскинул обе руки, сдаюсь, мол. Но следующие его фразы прозвучали вполне твердо и продуманно:

– Просто мне не безразлична твоя жизнь, Саввушка. А твоя Лиля… она красотка, конечно. Таскает тебя в своей свите, умышленно понижает твою самооценку…

Чувствуя, что меня колотит от бешенства, я нанесла ужасный удар:

– Но пока не настолько понизила, чтобы я разговаривала тут с тобой хоть еще мгновение!

Ника заморгал, приоткрыв рот, глаза тут же сделались беззащитными и потрясенными. Но мне некогда было любоваться произведенным эффектом – я прямо по лужам шагала к дому подруги. Через мгновение Ника догнал меня, молча пошел рядом. Да он что, вообще непробиваемый?

– Провожу, чтобы никто не привязался, – сквозь зубы просипел он на мой невысказанный вопрос. Тут у него зазвонил мобильник – и это избавило меня от необходимости отнекиваться, ну пускай его идет рядом, еще до конца беседы я буду у нужного парадного.

– Вот как? Не, на мой взгляд, хорошая идея, полностью за, – против желания слушала я голос Ники. – Со мной тут Савватия, да, мы вместе, – я метнула на него разъяренный взгляд, – и сейчас мы рядом с домом Лили Гальпер. Да, поговорю с девчатами, заметано.

Он договорил и без спешки вернул телефон во внутренний карман куртки, вынудив меня все же задать вопрос:

– Это кто был? И что за идея?

– Что? Ты со мной разговариваешь теперь?

Боже, как же я ненавижу эти штуки! Сделала большой и решительный шаг вперед, но Ника поймал меня за капюшон куртки.

– Ну, прости, Сав, не злись на меня. Это Вовка Тобольцев звонил, просит всех как можно скорее собраться в институте.

– Зачем?!

– Ну, есть у него идея, не лишенная смысла, скажем так. Но он толком ничего не пояснил. В любом случае, как говорится, не стоит отделяться от коллектива, особенно в трудные времена.

Я презрительно хмыкнула: слово «коллектив» для меня ничего не значило, это что-то из поколения моих родителей. Ника протянул руку к железной двери парадного, но она сама распахнулась, едва не стукнув его по лбу, оттуда в своей стремительной манере выпорхнула Лиля, широко распахнула на нас глаза и защебетала:

– О, привет, Саввочка, я к тебе решила забежать, а вы чего тут вдвоем делаете?

– Староста просит всех собраться в 102-й аудитории для важного разговора, – глядя в сторону, все же ответил ей Лучкин.

– Какой еще староста? А, Вовка-то. – Лиля не смогла сдержать довольной улыбки – Тобольцев входил в число ее самых верных поклонников. – Ну, почему бы не сходить, может, нормальные новости узнаем, а не ту брехню, что по ящику гоняют весь день. Ты пойдешь, Сав?

И мазнула взглядом по моим окнам. Я тоже на них глянула – и, хотя все выглядело мирно, меня сотряс озноб. Скоро ли смогу по-прежнему без страха и опаски вбегать в родное парадное?

– Пойду, – вздохнула я. Мне без разницы было, что делать, лишь бы оттянуть возвращение домой и поменьше думать о родителях.

Путь к институту оказался далеко не таким простым, каким должен бы, учитывая, что ходу-то всего четверть часа небыстрым шагом. Сначала на проспекте, где переход был по умолчанию, нам пришлось огибать место аварии – уже оцепленное, с двумя машинами скорой. А потом за сбербанком пешеходка оказалась оккупирована дерущимися парнями, наверно, из ближайшего колледжа. Пройти мимо мы не рискнули – даже от тех, кто просто глазел и подбадривал, веяло агрессией и жаждой крови.

Но мы уже притерпелись: зорко поглядывали по сторонам, огибали мало-мальски опасные места или просто подозрительные скопления народа. Пока Лиля и Ника ожесточенно спорили о причинах случившегося, я плелась в арьергарде и пыталась звонить маме. Все в моей душе трепетало и вопило: «Мамочка, ответь! Спроси меня обычным своим голосом, где я шляюсь без обеда, отругай, что убежала без шапки! Только дай понять, что кошмар остался позади!»

Но мама не отвечала. Как и брат, и отец; и по домашнему никто не брал трубку.

Вид родного института радовал уже тем, что все там оставалось нормально и по-старому: техничка разъяренно ворчала, что шляемся без дела в неурочное время и зачем пришли, когда нормальные люди сидят по домам, не приму пальто – и точка. Да мы и не настаивали, прорвались в сторону столовой, а рядом с ней находилась та самая аудитория, 102-я, которую мы почему-то считали нашей.

Народу в ней оказалось предостаточно: и наших человек пятнадцать, в основном парней, и из других групп ребята, которых по своей необщительности я знала только в лицо. Все галдели, толпились, показывали что-то друг другу на экранах смартфонов. А на кафедре в выжидательной позе застыл наш староста Володя Тобольцев. Перед ним на учительском столе лежали кучей пакеты с бинтами и еще всяческие штуки для аптечек, красная лента непонятного назначения и связка спортивных свистков на шнурках.

Сказать по-честному, он мне нравился, наш староста, даже чересчур. Нравился с того самого дня, третьего сентября, когда мы в первый раз столкнулись с ним в столовой и он уступил нам свое место в очереди. Я говорю «нам», но на самом деле заметил он тогда только Лилю, и с тех пор на нее глядел, ее слушал, а меня в отрыве от подруги не всякий раз даже идентифицировал, равнодушно проходил мимо.

Я самоотверженно несла этот крест равнодушия, ничем не выдавая себя в глазах Лили – думаю, прознав про мои страдания, она просто перестала бы с ним общаться. Такое уже бывало прежде. Для Лили это бы был тысяча первый отторгнутый поклонник, для Тобольцева – катастрофа. Так что я жертвовала собой ради него.

Все, что я могла себе позволить, – это смотреть на него на лекциях, а еще лучше – на редких собраниях группы, обычно перед праздниками, по поводу поздравления педагогов. Мне нравились его зачесанный назад пшеничный чуб, темно-синие глаза, упрямый подбородок с ямочкой и чуточку по-детски щекастое лицо. Глядя на него, я переносилась в параллельную реальность, в которой не было Лучкина и не было Лили.

Стоило нам всем скопом появиться в дверях аудитории, как Володя приободрился и вскинул голову, его звучный сильный голос легко перекрыл шум в аудитории:

– Ребята, ша, есть разговор!

Шум почти сразу смолк, десятки заинтригованных взглядов обратились к нашему старосте. А Тобольцев стоял на возвышении, напряженно вытянувшись, чуть подавшись вперед – и говорил ровно и веско, словно впечатывал в сознание слушателей каждое слово:

– Ребят, вы все в курсе, что в нашем городе случилось что-то странное. И мы пока не знаем, осталось ли худшее позади, не будет ли новой волны отравлений – или уж не знаю, что это такое.

По его тону мне показалось, что Володя так же мало верит в теорию отравленных продуктов, как и я, – это было приятно.

– На улицах сейчас неспокойно, вы своими глазами это видели, пока шли сюда. Пока власти во всем не разберутся, могут пострадать дети, женщины, да кто угодно. Поэтому я предлагаю нам не оставаться в стороне, а организовать студенческую дружину: разбиться на группы и ходить по городу, следить за порядком. Вот это я и хотел вам сказать. Что думаете, народ?

Народ, по-моему, выглядел здорово ошарашенным, наверняка никто не ожидал от старосты такого масштабного предложения. Миниатюрная Дина Ветрова спросила с первой парты:

– А нам самим разве не опасно находиться на улице, пока там такое творится? Меня родители и сюда со скрипом отпустили, брат на машине отвез.

– Ну, девочкам, может, в этом участвовать и не стоит, – легко согласился с ней Тобольцев. Дина беспокойно заерзала на стуле, дернула почти детским по хрупкости и размеру плечом, возмутилась:

– Нет, ну это что еще за разделение, надо значит надо.

– Девочки могли бы взять на себя роль санитарок при группах. – Володя вдруг задрал свитер на животе и показал, что рубашка теперь доходит ему до груди, подол начисто оторван. – Это я одному чуваку перевязку делал по пути сюда, на него пацаны всем скопом напали, без всякой причины ножом пырнули. А потом зашел в аптеку и купил все необходимое. – И потыкал пальцем в кучки на столе.

– Не, это хорошая идея, – высказался с задов какой-то долговязый парень с параллели. – Можем на всю страну прогреметь, если о нашем почине сюжет снимут. А еще лучше сами все заснимем как-то пострашнее и смонтируем что-то по типу «Ведьмы из Блэр», идея?

Одобрительный шумок. Но Володя от такой поддержки вовсе не расплылся в счастливой улыбке, а сказал сурово:

– Так, Даня, мы это делаем не чтобы лайки зарабатывать, кто настроен подобным образом – прошу на выход. Речь идет о безопасности нашего города.

Именно такая реакция всех убедила, аудиторию никто не покинул, раздались выкрики по типу «Да, согласны». Староста тут же пустил в толпу листок с пояснениями:

– Записываемся по три-четыре человека, и чтобы обязательно в группу вошла парочка крепких парней.

После чего спустился с кафедры прямо к нам, так и стоящим в районе входной двери, и спросил, традиционно приглаживая ладонью вихор:

– Ну что, возьмете четвертым? Если, конечно, собираетесь участвовать.

– Ну, в стороне точно не останемся, – выпятила подбородок Лиля.

Ника вместо ответа одобрительно похлопал приятеля по плечу и спросил:

– Остальных наших не удалось сюда заманить, так?

Володя заметно помрачнел:

– К двоим я даже заходил – они в полном ауте. И еще человек пять не отвечают на звонки, а это плохой знак: я уже усек, что те, кого эта дрянь накрыла, не реагируют на телефоны, как будто не в состоянии сообразить, что это такое.

Я на этих словах вернула в карман мобильник. Понятно – бесполезно, значит.

– Ну, некоторые просто отказались, кого-то родители не пустили.

– Кто из наших… ну, на звонки не отвечает? – испуганным шепотом спросила Лиля.

Тобольцев глянул на нее в некотором замешательстве, но ответил твердо, как редко когда с ней прежде говорил:

– Не хочу называть их имена, прости, Лиль. Скоро все это пройдет, и они снова будут в порядке.

– Но в официальную версию с отравлением ты не веришь? – уточнил Ника.

– Да ну, чушь все это, внимание отвлекают.

В это время к нам вернулся листок с записанными по группам именами. Володя твердым округлым почерком вписал туда и нашу группку, потом снова поднялся на возвышение и начал распределять между записавшимися районы города и время дежурств, а я в очередной раз восхитилась, как ловко у него получается пресекать на корню все возражения типа «Чего так далеко от моего дома» или «Да ну, мне это местечко не нравится». Потом он указал на учительский стол:

– Так, разбирайте бинты, перекись, а вот тут свистки, это на случай, если нужно привлечь к себе внимание. Хотя я еще заметил, что неадекваты пугаются резких звуков. Другие группы, если слышат сигнал, тут же несутся на помощь. Ленту девочки сейчас нарежут, вяжем на рукава, чтобы своего видеть издалека. И нас чтобы видели. Мой телефон все знаете, будем постоянно на связи. Ну, давайте, ребята!

Институтский народ начал расползаться – правда, очень медленно, как будто теперь они не до конца верили, что подписались на такое. Последние две тройки Володя прямо до двери провожал, поддерживая и вдохновляя. Когда вернулся к нам, Ника спросил почти весело:

– Ну, вожак, а нас с собой куда отправишь? Ты не назвал место, наверное, что-то особенное заготовил.

– Точно, – бодрым голосом согласился Володя, хотя я заметила усталость в глубине его глаз. – У нас группа большая, остальные все на двойки и тройки поделились. Так что, думаю, сможем взять на себя парк и лесопарковую зону отчасти. Конечно, туда нормальный человек в такой ситуации не сунется, но вдруг. Ну, готовы?

Не могу сказать, что его фраза насчет нормального человека меня сильно вдохновила, но отступать-то было поздно. Мы дружно выразили готовность выдвигаться на дело.

До парка добрались за десять минут и еще за час прошли его пару раз вдоль и поперек. Всегда такие оживленные парковые аллеи непривычно пустовали, не сунулись сюда и те компании, что беспредельничали сейчас на улицах города. Наверно, причиной был холодный мелкий дождь, бьющий в лица мириадами мелких иголок. А в спасенных у нас за все это время числилась только одна утка. Наши парковые утки, раздобревшие и ленивые, давно привыкли к массам туристов и жителей города, желающих непременно накормить их до отвала, потеряли осторожность и спокойно выходили на берег к людям. Так что даже эта птица, которую тащил за лапы рыхлый мужик с лицом, лишенным всякого выражения, явно не сознавала всей степени своей беды, а только вяло открякивалась.

Вначале наши парни вступили в переговоры с мужиком, но он ни на что не реагировал, лишь скалился и косил глазами, прикидывая, как проскочить мимо нас. Тогда Тобольцев, зайдя за его спину, применил шейный захват и аккуратно уложил горе-охотника на влажную траву, а Ника осторожненько освободил птицу и отнес к пруду. Вернулся, морщась и растирая пальцы.

– Следы благодарственного поцелуя? – ухмыльнулся наш староста, успевший спровадить мужика.

– Типа того. Кажется, дичь осталась недовольна, что приключение так быстро закончилось, – отпарировал Ника. – Ладно, одну живую душу на сегодня мы спасли. Что дальше?

Нас с Лилей, продрогших и голодных, этот вопрос тоже крайне волновал, просто не хотелось спрашивать первыми. Володя окинул нас понимающим взглядом:

– Хорошо, сейчас только осмотрим подступы к парку со стороны заповедника, а потом выйдем в город, поужинаем где-нибудь.

И повернул в дальнюю часть парка. Тут уж не выдержала Лиля:

– Володечка, ну посуди сам, кто туда потащится в дождь, да к тому же когда в городе неспокойно. Даже уток там нет, так что зря прошляемся. А вот в каком-нибудь кафе наша помощь может очень даже пригодиться…

– Хитрая ты, Лилька, – одобрительно усмехнулся Тобольцев, с затаенной тоской косясь на объект своего воздыхания. – Скоро будем в кафешке, обещаю. Только я хочу сперва дойти до бывшего монастыря и там все проверить.

– Что?! – ахнула я, хватаясь за ствол березки, чтобы не рухнуть. – В Волчий монастырь? Ни за что! Зачем?

– Ну, сейчас там как раз вечерняя служба кончается, если есть народ, то мы сможем проводить их через лес и сами выйдем в город, – обстоятельно пояснил мне староста. – Конечно, в распутицу туда мало кто ходит, но когда странные дела творятся, люди могли и проникнуться.

– Какой народ, какая служба, Володя?! Там же одни развалины! Никто нормальный туда не сунется даже в самый ясный день!

Ника с неподобающей смелостью похлопал меня по плечу:

– Эй, Саввушка, знай и люби свой город! Монастырь давно уж восстановили, монахи там пока не живут, а вот церковь действует.

Хоть я и была в полном ауте, но руку его сбросила, нечего вольничать. И сказала:

– Если все же собираетесь туда, то просто прикончите меня сразу. Или я вас здесь у прудика подожду.

– Но здесь же небезопасно! – Володя, кажется, принимал мой блеф за чистую монету, наивный.

– Не важно, пусть лучше меня схватят, как ту утку!

Тобольцев смотрел на меня растерянным взглядом, удивленно хмурился. Впервые мне удалось так надолго задержать его внимание на своей персоне.

– Просто Володя у нас приезжий и не знает местный фольклор так хорошо, как мы с тобой, – вмешалась моя подруга.

– А откуда ты? – впервые я так осмелела, чтобы задавать вопросы своему кумиру.

– Раньше в Пскове жил…

– Ну, это многое объясняет. Может, у вас там, в Пскове, как и везде, рассказывают страшилки о черной руке и красном рояле, а в нашем городе все самые жуткие истории – о нем, о Волчьем!

– Ого, просветишь? – встрял Ника. – Я, кстати, тоже не местный.

Я его проигнорировала, потому что упрямо удерживала взгляд широко распахнутых любопытных глаз Тобольцева. Кажется, есть зрительный контакт. Не разрывая его, я медленно кивнула:

– Ладно, расскажу историю, которую поведал мне в мои восемь лет мой дядька, когда родители попросили его посидеть со мной вечерком. После этого я три недели отказывалась выходить из дома, спать без света и вообще оставаться одной хоть на секунду, а мама полгода не разговаривала со своим братом.

– Заинтриговала, – широко улыбнулся наш староста.

– В общем, когда после революции чекисты пришли в монастырь, чтобы арестовать или даже расстрелять разом всех тамошних монахов, то обнаружили здание пустым. Долго обыскивали все вокруг, пока не обнаружили тайную дверь, которая вела в глубокий подвал под зданием монастыря. Едва ее открыли, как оттуда повалили волки. Чекисты принялись палить по ним, но пули летели куда угодно, только мимо цели. Волки же преспокойно подходили к одному или двум людям, обнюхивали их – и удалялись в сторону леса. А когда наступила ночь, эти волки вернулись и прошли по следам тех людей, кого обнюхали, убив всех, кто встретился им на пути или кто совсем недавно пересек этот невидимый след. А потом уже вырезали семьи самих чекистов.

Договорив, я тут же почувствовала себя глупо: не переборщила ли с пафосом. Кажется, Ника, судя по оскалу, был готов поднять меня на смех. Но Володя задумчиво произнес:

– Да, впечатляет. Для восьми лет даже перебор.

– Говорят, они время от времени возвращаются, – взбодрилась я. – Особенно в определенные годы. Снова проходят каждый по своему следу и убивают тех, кого встретят на пути. Когда в нашем городе кто-то бесследно исчезает или кого-то находят убитым, так и говорят: «Он пересек путь волка».

– И часто тут люди гибнут или исчезают?

– Думаю, не чаще, чем в любом другом городе, – вынуждена была признать я. – А вот волки в нашем лесу действительно появляются время от времени, и всегда их видят неподалеку от монастыря. Ни один бомж не посмел бы заночевать там, когда монастырь стоял в развалинах.

– Очень интересно, – Тобольцев вдруг коснулся моего плеча, заставив сердце бешено запрыгать. – Я понимаю, почему ты боишься туда соваться, если бы я вырос на таких историях, то и сам бы… Может, тогда вы с Никой и Лилей сразу пойдете в кафе, а я один быстро сбегаю и все там проверю, заодно знаменитое место повидаю?

Это был просто удар под дых. Лиля, само собой, тут же сказала:

– Почему один, Вов? Я вот совсем не боюсь этих историй, хотя слышала их много раз. Ну что, разделимся?

– Нет! – отрезала я мстительно, понимая, что топчу грязными ногами едва вспыхнувшие Володины надежды. – Пойдем все вместе. Считайте, это был просто экскурс в историю нашего городишка.

Вечерние волки

Подняться наверх