Читать книгу Полюбить Ареса - Елена Дженкинз - Страница 2

Клуб «Бронкс энд Баррет» располагался в районе Патриарших прудов, на Малой Бронной. Любимое место Насти Тереховой. Сюда съезжалась не просто «золотая молодежь», а интеллектуальная элита… по крайней мере, они себя таковой считали. Войти внутрь – значит попасть в круг избранных, но для этого нужно иметь либо членский билет, либо приглашение. Других путей, в общем-то, не существовало.

Было еще рано, девять часов вечера, но народу уже собралось немало. Все же последние выходные перед осенним семестром, а среди завсегдатаев половина – студенты. Будущие политики, банкиры, фэшн-иконы.

Настя стояла у бара, потягивая любимый грейпфрутовый сок, когда Саня подошла и шепнула:

– Только не комментируй внешность моего нового охранника, Володя и так на взводе.

– М-м? – Настя оглянулась и, заметив Стаса… сделала вид, что не заметила.

Подруга собрала длинные светлые волосы в хвост а-ля «Я сегодня не расчесывалась», а одежду явно подбирала вслепую. Синие брюки, клетчатая свободная рубашка мужского покроя.

– Ты для Цербера так «расстаралась»? – предположила Саня, и подруга кивнула.

– Сил нет больше его видеть. Если бы ты только знала… Даже в порядок себя приводить муторно.

Володя вежливо вмешался в разговор и сообщил, что выбрал столик на втором ярусе, в VIP-зоне.

– Забавно, правда? В VIP-клубе есть VIP-зона, – протянула Настя и рассмеялась. – Вип-вип, ура!

Стас позади усмехнулся, а Володя притворился, что не слышит Терехову. Он критически относился к распущенным манерам у девушек и подругу не жаловал, хотя и знаком-то с ней без году неделя.

Странное все-таки дело. Настя была девственницей, умницей, из приличной семьи, но… любила ехидничать, спорить и просто быть собой. И ее осуждали. В то же время Санька нагрешила в жизни похлеще Дориана Грея, но была мила и учтива. И ею восхищались. Сила стереотипного мышления в действии.

– Владимир, а что вы такой печальный, как байроновский герой? – поинтересовалась Настя. – Вас клонировать, и люди решат, что наступил зомби-апокалипсис.

Володя проигнорировал выпад, поцеловал Сане руку и молча ушел вперед.

– Зомби ведь мозгами питаются, а общая масса мозгов на количество населения слишком мала. Так что апокалипсис накроется медным тазом.

Колкое замечание принадлежало Стасу, и Саня крепче сжала сумочку в руках, услышав глубокий бархатистый голос. Захотелось пить, и она отобрала почти пустой бокал с соком у Насти, хоть и не любила горькие напитки. Подруга внимательнее присмотрелась к охраннику и, похлопав в ладоши, сказала:

– Браво. Наш человек. То-то Владимир осатанел.

Но, помня просьбу Сани, Терехова не стала развивать беседу со Стасом и молча направилась к столику, вскинув руку вверх и скандируя: «Вип-вип, ура!». Настя нервничала, потому что с вечеринок ее обычно забирал ставленник отца, Данила Летов. Когда-то она его безответно любила, а теперь клялась, что ненавидит. «Цербер» – так она его прозвала.

Следующие два часа пролетели незаметно, в разговорах, встречах со знакомыми и выпивке. Саня не пила спиртного, обходясь безалкогольными коктейлями.

Телохранитель находился в нескольких шагах, внимательно осматривая каждого, кто подходил к Сане, изучая круг ее общения.

– Стас?!

Оклик заставил вздрогнуть, и она резко повернулась, чтобы увидеть человека, который узнал Архипова.

– Вы обознались, – ответил охранник, но мужчина оказался навязчивым. Это был известный российский ди-джей, уже нетрезвый; из семьи медиамагната Данберга, кажется.

– Ты че, друг? Ты мне снишься, что ли? Ходил слух, что ты умер сто лет назад… А он стоит, светит белозубой улыбкой. Как жизнь? Моя сестра до сих пор на твои плакаты плачется.

Видимо, чтобы не привлекать ненужное внимание, Стас отошел с приятелем подальше, послав Сане предупреждающий взгляд, и она ободряюще ему улыбнулась.

– А он, оказывается, не простой солдат, да? – холодно поинтересовался Володя.

– Извини, но это военная тайна, – нашлась Санька.

– Что ж, взаимное доверие – основа любых отношений, – упрекнул «Кен».

Спасла от очередных разборок Настя. К ней обратился распорядитель клуба, показав Книгу пари. Кто-то вызвал Терехову на «слабо»: спеть в караоке сложную песню System Of A Down «Chop Suey!». Очень быстрый рэп, переходящий в протяжный припев.

– Не понимаю я этих дурачеств, вроде бы серьезные люди здесь собираются, – возмутился Володя. – Настя, я бы на вашем месте отказался.

– А я на моем месте согласилась бы. Вот и как тут сделать выбор…

Терехова залпом допила коктейль и ушла вниз, к сцене, на которую часто выходили известные московские группы. Техник врубил свет, настроил музыкальную систему.

– Поддержу ее… Меня под пытками не заставили бы петь на публике, – сказала Саня и, схватив сумочку со столика, заторопилась вниз следом за подругой, остановившись в нескольких шагах от сцены.

Настю часто подзуживали на глупости, но она совершала только те, которые не выходили за рамки ее системы координат. Ее нельзя было на «слабо» заставить поступить по-идиотски, потому что больше всего на свете она не переносила идиотов. Отец запрещал ей встречаться с парнями, и те иногда лезли на рожон от обиды, надеясь, что Настя им «даст». Вот и сейчас явно тайный поклонник постарался с дурацким пари, чтобы лишний раз поглазеть на девушку.

Заиграла громкая музыка, и Терехова выкрикнула:

– И кто там сомневался, что я спою партию Танкяна? Да я на утренниках в садике не такие ноты вытягивала!

Когда она запела, народ в клубе сразу потянулся к танцполу. У Насти был сильный, звонкий голос с едва уловимой хрипотцой на высоких нотах, вполне подходящий для того, чтобы покричать под музыку. Двигалась она легко, потому что в школе занималась гимнастикой, а теперь увлекалась воздушным танцем.

Вокруг стайками топталась молодежь, с любопытством глядя на высокую, уверенную в себе Терехову, одетую, как усталый, потрепанный хипстер. С английским у нее проблем не было, и звучный голос заполнил помещение клуба. Она орала рэп, прерывающийся красивой мелодичной партией, и скоро так погрузилась в себя, что на следующем переходе к тяжелому року, стащив с волос резинку, взмахнула головой и запрыгала под биты, как на рок-концерте в толпе.

– Ну слава богу, я подумал, она кого-то убивает, – раздался рядом с Саней голос Данилы Летова, который слишком рано явился в клуб за Настей.

– Она убивает меня! Своей офигенностью! – ответил ему стоявший рядом парень. – Терехова, роди мне ребенка!

– Хорошо, ее на столе танцевать не заставили. – Цербер не отрывал глаз от Насти, хмурясь недовольно. Подруга рассказывала, что он большой поклонник рока и в юности объехал автостопом полмира, чтобы побывать на концертах любимых исполнителей. Вот и сейчас казалось, что Данила больше всего на свете хотел подойти к Насте и поорать вместе с ней в микрофон. Но он был уважаемым взрослым мужчиной и, конечно же, никогда бы не позволил себе ребячество на публике.

«Я рыдаю, когда бездушно уверяют, что ангелы заслуживают смерти», – завершила песню подруга, и слушатели взорвались аплодисментами. Настя только что выиграла ставку, записанную в Книге пари, и все, кто поставил на положительный исход, получат выигрыш. Потому победители и веселились так откровенно.

Терехова театрально поклонилась, отбросила влажные волосы со лба и спустилась с помоста. Увидев Данилу, она удивленно спросила:

– А что, детское время уже закончилось? Мне пора баиньки?

– Нет. Просто я раньше освободился.

– И поэтому я должна бросить друзей и бежать за тобой?

– Да нет, Анастасия Николаевна, никто никуда не торопится. Иди собирай слезы фанатов. А я принесу воды, а то еще помрешь тут от обезвоживания.

Наблюдая за мирной перепалкой Цербера и Насти, Саня не сразу поняла, что за ней тоже наблюдают. Внутри резко рассыпался лед, когда она узнала человека: это был он. Сын Василевского. В десятке шагов… На мгновение мир перед глазами поплыл, и она покачнулась от разряда, стрессом ударившего в виски.

Откуда он здесь? Он ведь под следствием, на подписке о невыезде из Питера.

Саня медленно отвернулась, стараясь выглядеть спокойной, и шумно выдохнула, когда рядом появился Стас. Не говоря ни слова, он закрыл ее собой, отрезая от преследователя, крепко сжал ее плечо и повел вглубь толпы, не к главному выходу, а к запасному. «Мне пора», – успела бросить Саня на прощание Насте. Подруга, все еще на адреналине после выступления, кивнула, не пытаясь удерживать или задавать лишних вопросов. Между ними с самого начала так повелось: они понимали и принимали друг друга, какие есть. Если ни с того ни с сего Саня сказала, что ей пора – значит пора. Вот и все.

Выбравшись на улицу, она прошептала, сдерживая панику:

– Там Павел Василевский.

– Я видел.

Они перешли дорогу и затерялись среди отдыхающей молодежи, а потом Стас резко свернул в кубинский ресторан, буквально втолкнув Саню в дверь, и прижал к стене в холле, закрыв собой от посторонних.

Запах специй и ритмичная музыка слились с паническим страхом, которому Саня не позволяла разрастись внутри. Она тяжело дышала после незапланированного побега, ощущая тепло Стаса и слушая указания, которые он произносил размеренно, успокаивая ее, касаясь губами волос.

– Он не один, скорее всего. Они поедут следом и выяснят, в каком районе вы живете. А если им повезет, то зажмут мою машину с двух сторон. Так что пойдем пешком, у меня квартира недалеко, адрес нигде не светился.

– Хорошо.

– Умница.

Он снова взял ее за руку и подозвал менеджера. Пошептался и незаметно сунул тому купюру, чтобы им позволили пройти к черному ходу. Выбежав во двор с обратной стороны здания, они торопливо пошли по улочке, поплутали немного и наконец выбрались к Ермолаевскому переулку. У Сани от ветра растрепались волосы, которые до того лежали аккуратными волнами, а каблуки хотелось потерять или сжечь.

Стас снял свою мягкую кожаную куртку и набросил на плечи Сане.

– Вы дрожите.

– А вы – «вооруженный мужчина роста выше среднего, в бронежилете».

– Ничего, мы почти на месте. – Он вдруг остановился и преградил Сане дорогу, положив ладони ей на талию. – Ключи возьму, – пояснил он и сунул руки в карманы кожанки.

«Со стороны мы выглядим, наверное, как влюбленная парочка», – подумала Саня, и пружина страха внутри окончательно отпустила. Чтобы разбить напряжение, она процитировала «Мастера и Маргариту»:

– «В час жаркого заката в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина».

– Учитывая, что одному из них сразу отрезало голову трамваем, то сравнение неудачное. – Архипов хмыкнул и, оглядевшись, направился в подъезд многоэтажного старинного дома. На первом уровне был дорогой ресторан, а Стас, как оказалось, обитал на последнем. Саня даже не подозревала, что в этом здании есть обычные квартиры.

Жилище Стаса оказалось просторным, но почти без мебели. Не холостяцкая берлога, а скорее модная «келья». Правда, хозяин меньше всего похож на монаха.

Гостиная поразила не столько минимализмом, сколько предметами интерьера. Большой барочный диван, обтянутый потертой от времени темно-зеленой замшей, огромное зеркало почти во всю стену и десятка два диванных подушек разного цвета. Стопки потрепанных журналов на подоконнике, окно без гардин. Старый паркет. Ни стола, ни кресел.

Стас предложил чаю, но потом опомнился, что нет заварки.

– Обычной воды будет достаточно, – попросила Саня, и он принес ей… золоченый гравированный кубок.

– Есть деревянная кружка из Ирландии, – оправдался Архипов.

На Саню вдруг навалилась такая усталость, что она, не думая об условностях, забралась с ногами на диван и, сбросив туфли и куртку, откинула голову, глядя в потолок. Потолок был расписан фресками.

Стас включил рацию и быстро переговорил с охраной, которая осталась дома, объяснил ситуацию, не называя адресов или имен, стащил снаряжение и оставил оружие в сейфе в углу комнаты. На охраннике была черная футболка без символов; вдоль правой руки тянулся жуткий свежий порез, который по-хорошему нужно держать под бинтами.

– Утром заберу машину и доставлю вас домой. А сейчас позвоните Валентину Геннадьевичу, скажите, что все в порядке. Только эти слова, никаких деталей, – мягко напомнил он, возвращая в реальность.

– Володя! – резко выпрямившись, вспомнила Саня. – О Господи, нужно отправить ему сообщение.

Она открыла серебристую сумочку размером не больше портмоне и вытащила айфон. Двенадцать пропущенных звонков и три сообщения от Володи. Ох. Надо же было отключить звук! Нехорошо получилось.

От резкого скачка эмоций появилась рассеянность, стало трудно реагировать на окружающий мир. От стресса Санин организм всегда падал в обморок, не оставляя выбора. Немного помогал крепкий кофе, но вряд ли он имелся в этой квартире. Хладнокровие закалялось также бесконтактным боем, который она практиковала последний год, но иногда нервы все равно сдавали. Вот как сейчас. Можно было помедитировать, но еще лучше – просто лечь поспать.

Саня отправила смс-ку своему явно рассерженному парню, позвонила отчиму и, передав трубку Стасу, слушала, как они обсуждали дела, опять же без каких-либо значимых подробностей. С каждым словом из нее как будто вытягивали силы, и глаза сами собой начали закрываться…

– Саша! Саша, слышите меня? – тряс ее за плечи Архипов.

– Что-то случилось? – попыталась она придать охрипшему голосу заинтересованности, хотя в данную минуту ей было все равно.

– Я лягу на полу, но послушайте… Не вздумайте ко мне подходить, если вдруг покажется, что меня опутали бесы. Это обычные кошмары уставшего от жизни упыря. Ни в коем случае ко мне не подходите, понятно? В тюрьме я однажды чуть не задушил охранника, который додумался меня будить.

Она кивнула, ощущая, как он осторожно поглаживает пальцами ее обнаженные плечи; позволила подложить себе под голову подушку, укрыть курткой, которая сразу же согрела, обдавая ароматом морского прибоя… Почему именно такая ассоциация? Может, потому что глаза у Стаса – как беспокойное море, штормовое, зеленое, как где-нибудь в Сардинии… и дух у него, наверное, такой же беспокойный.

Как же хорошо, что не нужно двигаться.

«А все проклятый стресс, – была ее последняя мысль. – Мне сильные эмоции противопоказаны…»

Среди ночи Саня подхватилась, разбуженная неясным шумом, и не сразу вспомнила, где находится. Более того, она не представляла, где включатель, потому пришлось озираться в полутьме. Помогло, что «голые» окна пропускали достаточно лунного света, чтобы рассеять мрак.

Клуб, встреча с преследователем, квартира Стаса – события выстроились в памяти четкой линией, помогая прийти в себя.

Архипов спал на полу, среди кучи диванных подушек. Он бормотал неразборчивые слова, замолкал, а потом глухо стонал, будто от жуткой боли. Саня поднялась и, босая, подошла ближе, не зная, что делать. Она помнила, что Стас просил не трогать его, но разве можно спокойно смотреть, как корчится в кошмаре человек? «И все же. Он просил», – настаивал разум, но потом Архипов вдруг повернулся так, что Саня, уже привыкшая к полутьме, разглядела яркий порез на руке: неужели воспалился?

«Он не сможет причинить тебе вред, даже если захочет. Просто помоги ему», – увещевало сердце, а разум приказывал вернуться на диван. Здравый смысл обычно побеждал в этой внутренней борьбе, но не сейчас.

Преодолев сомнения, она до боли закусила нижнюю губу и, приблизившись, опустилась рядом со Стасом на колени. В узком облегающем платье сделать это было затруднительно, и она слегка подтянула эластичную ткань вверх по бедрам. Сердце билось гулко и быстро от волнения, но Саня глубоко вдохнула и приложила ладонь ко лбу своего телохранителя, совсем беззащитного в этот момент.

– Стас… Стас, по-моему, вас лихорадит, – прошептала она, не имея сил высказать опасения громче.

Он замер и медленно открыл глаза, и в них не было ни капли осознанности…

***

Каждый раз в кошмарах к нему приходила безликая пустота. Она затягивала, и Стас исчезал, задыхаясь от безысходности. Он хотел бы иметь страшные воспоминания, вроде пыток в раннем возрасте или издевательства тиранов-родителей, но этого не было. Ничего в его жизни такого не произошло, чтобы он стал подонком. Не было оправдания – кроме этой пустоты внутри, от которой нельзя спрятаться ни в оргиях, ни в наркотиках, ни в служении людям.

Он жил без цели, без смысла. Безликое ничто приходило к нему во сне, и он понимал, что смотрится в зеркало. Его накрывало потоком воспоминаний, которые могли пробудить хоть какие-то чувства, кроме паники, и в спящем сознании мелькали картины жестоких боев в школе, лица благодарных заложников, которых освобождала группа «А»…

Но сегодня пустоту перебило еще одно лицо. Мария Данберг… Та девочка, которая из-за него пыталась покончить с собой в шестнадцать лет. В клубе ее брат, известный теперь ди-джей, упомянул о ней, и Стас сразу понял, что будет плохо спать ночью. Он испытывал настолько сильное чувство вины перед Машей, что позволил себе отвлечься на разговор и едва не упустил момент, когда Прохорову настиг преследователь.

Маша. Мария… Принцесса, которую он знал с детства и которую ни разу не пожалел, даже когда она умоляла.

Их семьи дружили, сколько помнил, и родители в шутку обещали поженить детей, когда те станут совершеннолетними. И Стас знал, что это не шутка. Отец хотел укрепить позиции через слияние капиталов с Данбергами.

Кирилл Данберг, медиамагнат, обожал свою дочь и потакал ей во всем, покупая любую желанную вещь. А требовала Мария не яхту, не бриллиантовые сережки, а Стаса Архипова, который не продавался.

Он знал, что Маша хотела за него замуж, но его не заботили чужие хотелки. Да, симпатичная девочка, можно даже переспать, если сильно попросит. Но Стас сразу ей сказал, что не станет петь ей серенады и тем более не женится. Ему было на всех плевать, в том числе и на себя.

Маша не отступалась и в итоге добилась своего, когда их вместе отправили в британский колледж на два года. Весной во время выпускных экзаменов у них случился короткий, но бурный роман.

Стас не обещал Маше верности, как не обещал и остальным, а она видела в нем кумира по надуманным причинам и отказалась принять, что он ее выбросил, как использованную вещь, оборвав отношения. На прощальной вечеринке от отчаяния она наглоталась таблеток, когда застала его с другой. Стас наорал на Машу тогда, а она ведь просто хотела хоть немного тепла… Но он и сам ходил по краю, мечтая сорваться наконец в пропасть, и последовал следом за ней буквально через пару дней, искренне надеясь, что сдохнет. Что звон пустоты замолкнет наконец.

Марию, к счастью, откачали, и она явно не сказала о Стасе ни одного дурного слова, раз даже ее брат отнесся к нему, как к старому знакомому. Стас попросил ди-джея не упоминать сестре о том, что ее бывший одноклассник вернулся в Москву, но тот вряд ли промолчит.

…Можно ли расплатиться за чужую сломанную жизнь? Стас не давал Маше обещаний, но зачем было растаптывать? Оставалось надеяться, что они никогда больше не встретятся.

…И снова мешанина из ретро-снимков в голове: кровь, и боль, и пустота, и чужие лица. До надрыва, до натянутых нервов.

«Стас, – позвал его голос. – Стас…»

Сердце услышало, и он открыл глаза. В лунном свете над ним склонилась обеспокоенная Саша. Но она ведь обещала, что не подойдет. Значит, кошмар наконец сменился приятным сном, в центре которого – она, светлая девочка, недосягаемая для Стаса, потому что он так решил. Он не посмеет нарушить красивую картинку ее жизни, не станет, как наркоман, питаться ее смехом, пока смеха и вовсе не останется. Его пустота просто-напросто сожрет ее.

Внутри поднялась такая волна горечи и злобы, что он не удержался. Ему было холодно, а Саша могла согреть. Он просил не приближаться, но она все равно пришла, принеся с собой цветочный аромат.

– Давай поиграем в загадки. – Он поморщился и облизал сухие губы, а потом спросил с упреком: – Как наказывают непослушных девочек?

Саша не успела ответить, потому что он резко приподнялся и, обхватив ее за талию, подмял под себя, ощущая приток жизни к горлу. Стас склонился к ее уху и лизнул мочку.

– Их заставляют стонать.

У Саши сбилось дыхание, но она не возразила, не начала вырываться, только посмотрела на него загадочно, и кровь закипела в венах. У девчонки был большой красивый рот, губы вишневого оттенка – наверное, очень мягкие…

Стас одним движением стянул с себя футболку, чтобы чувствовать кожей биение чужого сердца, и надавил большим пальцем на этот широкий рот, заставляя девушку приоткрыть его.

– Ты ведь за этим ко мне пришла.

В ее прямом взгляде совсем не было страха, только то самое странное любопытство, а еще за стеной самоконтроля и кротости тлела страсть, которую он чувствовал, которой дышал сейчас.

Саша снова ничего не ответила, и Стас провел губами вдоль кружевного выреза платья, пытаясь добиться хоть какой-нибудь реакции. Шелковистая кожа, почти не тронутая загаром, оказалась медовой на вкус.

Черт… слишком реальный сон. Но девушка сияет лунным светом, как мечта, как образ из самой порочной фантазии. Так не бывает в проклятой реальности.

Саша оставалась чересчур невозмутимой: не провоцировала, но и не отталкивала. Тело медленно наливалось горячим свинцом желания, причиняя боль; потребность слиться с мечтой в одно выжигала вены, но этот спокойный взгляд останавливал, и Стаса буквально ломало от сдерживаемой, рвущейся на свободу энергии. Он давно не испытывал настолько сильных чувств, и с непривычки его накрыло с головой, но разум противился, пытаясь усмирить голодные инстинкты.

Он поднялся на колени, утянув девушку за собой, и развернул к себе спиной, крепко прижав к своей груди. Они тяжело дышали в унисон, глядя на собственное отражение в огромном зеркале напротив, и Стас никак не мог сделать следующий шаг.

– Ты мне снишься, – сказал он, убеждая себя, и когда она не возразила, то провел ладонями вверх к ее груди, сминая ткань. Просунул пальцы в вырез платья и потянул вниз эластичный лиф. Глубоко дыша, Саша все еще не шевелилась, а он медленно отщелкнул застежку бюстгальтера впереди, и тот беззвучно упал на пол.

Накрыв ладонями небольшие упругие груди, Стас поцеловал нежную шею, ощущая губами учащенный пульс.

– Сначала я взял бы тебя в рот… у тебя невероятно сексуальный рот, Саша…

Он опустил руки к ее коленям, и, подтянув тонкое платье по бедрам, медленно очертил их изгиб, а потом скользнул ладонью под шелк нижнего белья, поглаживая чувствительную кожу кончиками пальцев.

– Ласкал бы тебя, не позволяя кончить, чтобы ты начала меня просить…

…Но она не просила, и он был ей благодарен.

– Мне бы многое хотелось сделать с тобой, но я не стану, даже во сне не стану. Не бойся.

Он нехотя убрал руку, расправил платье на стройных бедрах и посмотрел в зеркало, где в полумраке очертания девичьей груди казались скульптурными. Соски были такого же оттенка, что и глаза – карамельными. Невероятно возбуждающее сочетание. Он обхватил ладонью Сашин подбородок и тронул губами щеку, наслаждаясь нежностью.

– Не боишься? Хорошо, – успокаивающе прошептал он и уже собрался отодвинуться, когда Саша вдруг развернулась и обняла его за шею. От этого соприкосновения зашумело в голове, демоны запросили новую жертву.

Светлая девочка прильнула к нему и погладила затылок, готовая к большему, и он не удержался. Осторожно сжал ее горло, отклоняя назад, заставляя выгнуть спину, и жадно втянул в рот затвердевший сосок.

…Боже, как сладко она застонала. Он просто обязан попробовать на вкус ее стоны. Стас выпрямился, запустил пальцы в ее густые мягкие волосы и с наслаждением провел языком по приоткрытым губам. Вишневый… у ее стонов вишневый вкус, а у Стаса, похоже, замыкание в области рассудка произошло.

Напряжение между ними достигло предела; казалось, еще одно движение – и планета остановится.

Сердце грохотало, отдавая пульсирующей болью в висках, когда он сказал:

– Уйди, или я тебя обижу, светлая моя.

Он и сам не знал, откуда взялись силы прогнать ее. Он грубо оттолкнул Сашу и лег на холодный пол, чтобы успокоить дыхание.

Стас долго не шевелился, не слышал звуков вокруг, кроме биения собственного сердца. Когда болезненное желание наконец стало терпимым, он закрыл глаза и скоро провалился в новый сон, без видений, без терзаний. Остался только цветочный аромат Саши.