Читать книгу Вся правда о - Елена Джеро - Страница 5

Глава 2. Выпускание пороков

Оглавление

***

Он появился уже ближе к концу панакотты. Белый костюм. Белая рубашка. Белая шляпа в руке. Белые волосы скользнули на лицо, когда он наклонил голову. А когда отбросил их, вынырнули глаза – синие-синие, как камень на левом мизинце. Морщины были, много, но лицо совсем не выглядело старым, может быть, потому, что выражение было озорным, мальчишеским.

– Добрый вечер, дамы. – Голосу можно было дать максимум сорок лет. – Синьора Вазари, годы рисуют только румянец на вашем лице. И полысеть мне на месте, если вы сменили сорт табака! О нет, все тот же Bali Shag, вкус благородных амбиций. В нашу прошлую встречу я говорил вам, инспектор, что постоянство противно природе, однако существует несколько исключений, и марка табака – одно из них.

– Уже не инспектор, – поправила Аличе, – на вольных хлебах.

– Рад. Искренне рад. Мне всегда казалось, что погоны вам жмут… Не представите ли меня вашей спутнице?

Сыщица повернула к Доминик лицо с припечатанной улыбкой.

– Доминик, познакомься, принц Рокка.

– Альфредо, – протянул руку Белый принц. Ладонь оказалась гладкой и прохладной. – Невероятно приятно. Вы, я предполагаю, приехали к нам из страны шампанского и бордо?

– Урожденная итальянка. Просто родители обожали Доминик Лаффен.

– Скажите ей, что я ее люблю! – не отводя взгляда от Доминик, продекламировал Альфредо.

– Что, уже? – закашлялась сыщица. – Поздравляю.

Доминик прыснула:

– Аль, это фильм такой, она там играет с Жераром Депардье и…

– Миу-Миу, – закончил принц с улыбкой.

Вот ведь история – он здесь пару минут, а уже кажется, есть между ними что-то общее, принадлежащее только им. Ну кто еще сейчас помнит Доминик Лаффен? Выдернув себя из зачарованного ступора, молодая женщина произнесла:

– Но в отличие от родителей, мне это имя не по душе.

– Имя значит в жизни гораздо больше, чем нам представляется, придает ей определенное направление, я бы сказал. Могу ли я узнать, чем вы… Постойте-ка… Ваше лицо мне знакомо, никак не вспомню точно, в каком контексте… Проклятая память…

Доминик улыбнулась.

– Я все равно уже не там. Работа ведь не должна быть постоянной, не так ли?

– Работа не должна быть скучной. Как и жизнь. Иначе – зачем? Но вам, милые дамы, мне кажется, скука не угрожает.

– Вам тоже, принц, хотя род вашей деятельности был и остался для меня загадкой, – вставила Аличе со значением.

– О, ничего загадочного, мою деятельность можно обозначить как искусство. Скульптура – будет точней.

– И что же вы ваяете, маэстро?

– То же, что пытаются ваять все мастера. Душу.

Скульптор понизил голос и сощурил сверкающие глаза, но тут же вышел из мрачной роли:

– Не смею больше отвлекать вас. Несравненная Аличе, могу ли я получить ваши новые координаты? Надеюсь, вы помните, что в моей жизни всегда есть калитка для вас.

И, спрятав протянутую визитку во внутренний карман пиджака, почтительно прижал к груди шляпу и откланялся. Обе женщины смотрели ему вслед. Неожиданно он щелкнул пальцами и обернулся:

– Зря вы бросили театр, синьора Сантини!

Вспомнил все-таки. Аж в груди потеплело.

– Как же, бросила она театр, жди, – пробурчала под нос Аличе, разливая по бокалам вино. – Свой открыла! Давай, Дом, за театр!

Подруги выпили. В голове Доминик еще звучал веселый голос. Вот есть люди, после встречи с которыми хочется смеяться и петь. От других, наоборот, становится кисло в животе. А от принца послевкусие было волшебным, будто с тобой только что говорил герой книги.

– Он что, правда скульптор? – спросила она подругу, раздумывая, не привлечь ли его к мастер-классу для «ндрангетиста».

Бывшая инспектор с сомнением пожала плечами:

– Вряд ли. Наверное, в переносном смысле сказал. Черт его знает, кто он на самом деле. Гроссмейстер – так его называют в определенных кругах.

Сведений о Гроссмейстере у уголовного розыска было немного. От унаследованных от сиятельных родителей титула и небольшого состояния остался только титул. Ходили слухи, что все средства он потратил на благотворительность. По крайней мере, на тот момент, когда Аличе работала в органах, никакой недвижимости и даже автотранспортного средства на принца Рокка записано не было. Зато он был вхож в дома самых влиятельных людей страны.

– Возможно, из-за титула? – предположила Доминик. – Многие привечают голубокровных нахлебников. Украшение стола и дома, так сказать.

– Нет. Нахлебники – лебезят, пресмыкаются. В случае принца лебезят перед ним. Поговаривают, что вроде он решает неразрешимые проблемы или оказывает эксклюзивные услуги, но какого рода – сказать трудно.

Близкое знакомство инспектора Вазари с носителем голубой крови произошло, когда расследовалось дело одного из финансовых столпов страны. Столп был не против поделиться сведениями, которых от него добивалось правосудие, однако опасался не дожить до суда.

Правоохранительные органы его опасения разделяли и предлагали конспиративную квартиру с дюжиной карабинеров в придачу. Но столпа ни квартира, ни карабинеры не устраивали. Единственным условием, при котором он соглашался открыть рот, было присутствие принца Рокка. И принц согласился, по его собственным словам, только лишь ради синьоры Вазари. И весь процесс сидел в зале суда на почетном месте, играя в шахматы сам с собой.

– А после вынесения вердикта он подошел ко мне, поблагодарил за отличную работу и пригласил на кофе, – закончила Аличе с болью. – А я, как ты понимаешь, не пошла.

– Может, еще не поздно? Он сказал, у тебя есть калитка в его жизнь! – пуча глаза, проворковала Доминик.

Подруга усмехнулась:

– Ага, а толку? Мягко стелет, да только где спать? Фасад красивый, но для лав-стори7 фасада маловато. Гораздо важнее, что внутри!

Доминик аж на стуле подпрыгнула. Вот же оно! Вот чего Джулиану не хватает! Внутренностей! Роль он читает не хуже принца, декорации на сцене правильные, а за сценой-то что? Аличе абсолютно права: нужно продемонстрировать серьезность намерений – то есть показать, где спать! Эх, жаль, подружка эту золотую мысль раньше не озвучила. Хотя как бы она могла, не зная темы? К заданию сенатора Доминик детективов не привлекала – сенатор лично предоставил всю информацию. Да и зачем в таком деле лишние люди?

Но сама-то, сама-то какова! До такой простой вещи не додумалась! Практика потому что отсутствует, сказала б на это Мария, разучилась совсем мущщин искать!

– Хотя, знаешь, может и стоит, – прорезался в ушах голос подруги. Видимо, размышляя, Доминик ненадолго отключилась.

– Что стоит?

– Закрутить с Альфредо роман. А что – ему можно, а мне почему нельзя?

– Кому можно?

– Муженьку моему дорогому. Совсем уже с турбин съехал. Раньше, еще когда сопродюсером был, пару раз в месяц ночевать не являлся – типа он в командировках. А теперь пару раз в неделю является, козлино! Вроде у них аврал, предвыборные дебаты они, видишь ли, освещают. Электрики, ешкин кот! – Аличе сплюнула в пепельницу табачные крошки. – Говорю тебе, Дом, там точно какая-то баба. Разводиться, блин, давно пора!

За ближними столиками заоборачивались.

– Стой-стой-стой! – Доминик подняла руки ладонями вперед, огорошенная заявлением подруги. – Погоди разводиться! Я знаю Серджио, он любит тебя!

Аличе только рукой махнула со вздохом:

– Уф-ф.

И вдруг оживилась:

– Слушай, а давай нам «Счастливый развод» устроим! Я тогда хоть квартиру у него оттяпаю! А при хорошем раскладе – еще и загородный сарай! Девочек зашлем, устроим клубничку, снимочки такие подготовим, что суд ему одни подштанники оставит.

Доминик, положив подбородок на кулак, покачала головой:

– Аль, ты же знаешь, мои актрисы дальше поцелуев не заходят, так что ты эти глупости с клубничкой оставь. И потом, Серджио наши методы знает и в здравом уме ни на каких девочек не клюнет!

– Правильно, в здравом не клюнет, – согласилась сыщица. – Ну так мы ему клюнуть-то поможем!

– В каком смысле «поможем»? – не поняла Доминик.

– В прямом. Отключим мозги, потом и не вспомнит, что было, чего не было…

– В каком смысле «отключим»?

– Ой, только сестру Розанну из себя не строй! Ты что же думаешь, все самостоятельно во все тяжкие бросаются? Ошибаетесь, синьора, отнюдь не все. Некоторым приходится фитиль запаливать. Да ты не бойся, мы тяжелыми вещами не балуемся, так, ерунда всякая: рогипнольчик там, кислота. Колесико в бокальчик, и поехали!

В глаза словно вставили темный фильтр. В висках пульсировало горячим. Руки вцепились в бокал, но стекло сделалось размытым и тусклым, будто в нем изменился состав молекул. Так же, как изменялись сейчас частички мира Доминик. Медленно, по слогам, не в состоянии отвести взгляд от бокала она проговорила:

– По-че-му?

– Потому что время идет, Дом, вот почему! Клиенты, – по крайней мере, большинство, – не могут себе позволить ждать месяцами, пока протагонист отелится! И мы тоже. Если б не твои развлекательные мероприятия, мы бы вообще в минусе были! Ты сколько с одной вечеринки в среднем имеешь? А со среднего клиента? То-то и оно! Причем, заметь, на вечеринку затраты минимальные, а на спектакли – прямо «Ла Скала»8 каждый раз! Простая арифметика, дорогая моя, один плюс один!

– Но как же… – Бокал уже стал немного стекляннее, но ночь еще не прошла. – Значит, все – неправда…

– Ой, ну во-первых, не все, а какая-нибудь четверть. А во-вторых, почему сразу – неправда? Протагонисты все равно бы свой шаг в пропасть сделали, ну так какая разница – чуть раньше, чуть позже?

Доминик оторвала глаза от бокала и опустила на скатерть. Красное пятно, еще, еще – от Аличе к ней протянулся петляющий красный путь. Кровавая дорожка, которая две минуты назад была капельками соуса. Каких-то две минуты назад все еще было хорошо! Доминик зажмурила глаза. Нет, не было. Она думала, что происходит одно, но выясняется, что происходит совсем другое.

– Как же ты не понимаешь, это неизвестно! Они могли НИКОГДА не сделать этот шаг сами! Выходит, мы им жизнь ни за что сломали!

– Тоже скажешь – сломали! – фыркнула отступница. – Подкорректировали слегка – впредь умнее будут. А может, и праведнее. Да только нам-то что с того? Они ведь не наши клиенты. Мы о наших клиентах думать должны, вот их мы и спасаем.

– От чего?

– От чужих пороков. А пороки, дорогая, есть у каждого, так что пусть тебе не кажется, что мы невинных людей гнобим.

– Именно, невинных! Иметь порок – это еще ничего не значит, но выпускать его на волю – вот что ужасно!

– Да? В таком случае ты со своим театром именно выпусканием пороков и занимаешься!

Легким вдруг перестало хватать воздуха, как в слишком натопленной комнате. Захотелось вырваться оттуда, убежать подальше и дышать, дышать. В горле как будто тлели угли, но залить их вином означало бы лишь разжечь огонь.

– Мне надо подумать, – сдавленным голосом сказала Доминик, – сможем ли мы продолжать работать вместе.

Встала и, бросив на стол зеленую бумажку, пошла к выходу. Уже спускаясь с корабля по лестнице-трапу, слышала, как Аличе просит у официанта кофе с кокосовым печеньем и счет.

7

Love story (англ.) – любовная история.

8

Оперный театр в Милане, один из наиболее известный в мире.

Вся правда о

Подняться наверх