Читать книгу Сказки бабушки Прасковьи - Елена Дмитриевна Фетисова - Страница 2

Жила-была женщина, и звали ее Матрена. Добрая была, порядочная, богопослушная, но случилась в ее доме беда: заболел единственный сын. И к лекарям обращались и к знахаркам ходили, да все попусту. Ребенок слабел с каждым днем и угасал, как свеча на глазах у родителей. И решилась тогда отчаявшаяся мать на безрассудный поступок.

От людей Матрена слышала, что в глухой чащобе, на другой стороне реки, куда и звери то редко захаживали, жила настоящая колдунья. Никто не знал, сколько ей лет, но еще прадеды дедов рассказывали про ее коварное чародейство.

Собралась Матрену в дорогу и, как ступила на мосток через реку, доски под ее ногами заскрипели, и одна упала в темную пучину бегущей внизу воды.

– Не добрый знак, – подумала женщина, но назад не воротилась.

И, как ее только в чаще дикие звери не загрызли?! Матрена и сама не поняла, но всему наперекор добралась до ветхой избушки, скрытой среди спутанных корней вековых деревьев. Слабый огонек тлел из ее крохотного оконца, заменяя солнце, которое не пускали в этот жуткий лес кроны из растрескавшихся безлиственных ветвей. Дрожащей рукой женщина отварила дверь. Два желтых горящих глаза мелькнули перед ней и скрылись в полумраке. Сердце бедняжки чуть не выпрыгнуло от страха наружу.

– Заходи, не бойся, – вдруг, услышала она скрипучий голос из полумрака, куда прыгнула кошка, – Гости обычно меня не почитают.

Матрена осилила свое малодушие и переступила порог. В конце концов, потерять ребенка для женщины было куда ужаснее собственной гибели. Трепещущий огонек в печи отчаянно метался, будто тоже напуганный.

– Не гостить я пришла, а помощи просить! – взмолилась голосящим голосом Матрена.

– Да, знаю я, зачем ты наведалась ко мне, – и женщина, наконец, увидела сидящую за столом ведьму, точнее она увидела два желтых кошачьих глаза у нее на коленях и сгорбленный старческий силуэт. Нечесаные волосы отбрасывали жуткие тени на стены.

– Не жилец твой Егорушка, не жилец. Родился он тебе на горе, – проскрипела старуха.

– Помоги, спаси сына! Проси, что хочешь! – рухнула на колени Матрена.

– В церковь ходишь, а у ведьмы помощи просишь! – рассердилась колдунья и громко стукнула своей клюкой о пол.

Матрена, только, залилась горючими слезами в ответ: «Грешница она, грешница! Готова нести любое наказание, только бы сына, своего единственного Егорушку спасти!»

– Будет твой сын жить! – вынесла неожиданный приговор ведьма голосом, от которого задрожали стены, – За твою смелость материнскую дарую тебе, Матрена, помощь свою ведьмовскую. Больше скажу: по силе не будет равных твоему Егорке. Цари будут просить у него помощи, из всех битв победителем выйдет…

Женщина от радости припала к ногам колдуньи.

– Но, берегись, Матрена, – тихим, жутким шепотом прошипела ведьма, – Когда в сердце твоего Егора вспыхнет любовное пламя. Не допускай до него девичьих чар, если сумеешь…, – зловеще засмеялась ведьма, – Потому, как в присутствии своей избранницы он обессилит напрочь, станет беззащитным, как ребенок. И горе, если недруги узнают его тайну! Тогда ему ничто уже не поможет! – еще громче загрохотал голос старухи.

В глазах Матрены задрожали снова слезы: «Авось, без любви прожить можно…», – судорожно подумала женщина.

Ведьма скинула с колен кошку и наклонилась к распростертой перед ней Матрене.

– Все поняла?

Матрена дрожащими губами, только, и сумела вымолвить:

– Да…, – на нее глядела чернобровая красавица с всклоченной копной волос. Да, вот, возраст этой красавицы измерялся ни одним веком. «Ведьма!» – казалось, только, сейчас, по-настоящему, поняла женщина за помощью к кому она обратилась. Но было уже поздно.

Воротилась Матрена домой, а ее Егорка по двору бегает, смеется, здоровенький. Муж от такой великой радости решил доброе дело для всех сотворить – убрать камень с дороги в село, что много лет проезду мешал. Запряг он лошадь, веревками обвязал глыбу неподъемную, да, тут Егорка к отцу подбежал:

– Тятя, тятя, давай я тебе помогу! – взял мальчонка пятилетний каменюку, и как горошину в овраг ее скинул.

Увидела это Матрена и ахнула. Не обманула ведьма, наделила ее сына силой недюжинной, но женщина на всю жизнь запомнила и другое, что любовь может убить ее мальчика.

Прошли годы. Вырос Егорка парнем добрым, крепким. Молва о его силе распространилась далеко за пределами села. Многие девичьи сердца по нему сохли, да, только парень на них не глядел.

– Да, и то верно, – соглашалась с ним Матрена. – Ты у меня такой славный, ладный, у нас и девчат под стать тебе нет.

– Не то, матушка, – отвечал ей Егор, – Девчат хороших много, да, не лежит у меня ни к одной душа, сердце не загорается…

«А, что если без любви женить сына?», – подумала Матрена. «Может и минует, тогда его беда-то…».

– Сынок, – неожиданно предложила мать, – А может, и вправду, тебе жениться, хватит ждать ее, любовь-то эту…

– Что ты, матушка, – вздохнул Егор, – Любовь – она, как колдовство, ее женитьбой не удержишь. Зачем брать грех на душу.

Заволновалась Матрена, речи сына растревожили ее сердце, и решила она ему поведать правду:

– Много лет назад заключила я сделку с ведьмой: променяла любовь твою на твою жизнь и здоровье. Нельзя тебе влюбляться, сынок, и силу потерять можешь, и саму жизнь!

– Не зря, значит, люди судачили, глупая ты моя…, – Егорка обнял мать, – Жизни своей не щадя к хищникам на съедение по собственной воле отправилась…. Не переживай, матушка, не верю я этим заклятьям. Да, и сама знаешь, не люблю я не кого. Разве, Василька, только, да и то, как сестру…, – Егорка заулыбался, неуклюже, ласково вытирая своими крепкими ладонями слезы с опечаленного лица родительницы.

– Ой, скажешь тоже, Василек, – махнула мать рукой и тоже улыбнулась, – Какая из нее невеста-то… Девчонка добрая, но слабоумная. Мать с отцом ее рано покинули, может от того и выросла такой. Ей с жучками, да с травушкой-муравушкой в пору шептаться, а не с парнями любезничать. Придумала тоже мне, что звериный язык понимает. Горемычная…, – вздохнула Матрена.

Васильком народ звал девушку, живущую с Матреной по соседству. Василиса и, впрямь, была не как все, но люди любили ее за покладистость характера, хотя часто и посмеивались над бедняжкой-сиротой.

– Вон, вон, глядите, – завопила ребятня за забором, – Василек, опять с мурашами балакает!

– А ну, брысь, малявки! – почти, по-настоящему, грозно сдвинул брови Егор, и голопузая малышня тут же разбежалась. – Ты и муравьиный язык понимаешь? – улыбнулся он, обращаясь уже к девушке, и присел рядом.

Василиса засмущалась, щеки ее зарделись, девушка опустила глаза.

– Вот, и ты меня не нормальной считаешь…

– О чем же муравьиный народ сплетничает? – вместо ответа, продолжая улыбаться, спросил Егор.

– Некогда ему сплетничать. Муравьи – народ трудолюбивый, – серьезно ответила девушка.

– Ишь ты, как…. Эх, Василек, Василек, ты и, правда, смешная. Говоришь, будто знаешь, наверняка.

Василиса резво поднялась и засмеялась:

– А, вот, та галка, – где-то в ветвях закричала птица, – На тебя ругается, что ты как и все, Фома не верующий!

Егор тоже встал и подхватил в свои огромные руки кружащееся среди солнечного дня хрупкое тело девушки:

– Верю, верю всякому зверю, а тебе Васильку немного погожу! – они оба засмеялись. Егор запутался в ее, не заплетенных светлых прядях волос. – Они у тебя лугом пахнут, – сказал парень, – Ромашками…

Василиса, воспользовавшись его замешательством, вырвалась из крепких рук и хитро посмотрела со стороны. Синие глаза ее, за что еще и прозвали девушку Васильком, прищурились, густые ресницы порхнули несколько раз. Девчонка уловила момент, неожиданно ущипнула Егора за щеку и со всех ног кинулась бежать прочь.

– Вот тебе, Егорка, большая горка! – заливисто хохоча на бегу закричала девушка.

– Ну, Василек, берегись! – и солнце светило, и небо было голубое, и счастье было рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Только, недолго длилось беззаботное время. Пришла беда в их края.

– Чужеземцы позарились на наши земли. Совсем скоро загорятся в огне соседние города и села. Недалеко время, когда и наше село горе накроет, – отец Егора встал из-за стола. – Настала пора защитить от надругательств врага нашу землицу!

Матрена кинулась на шею мужа.

– Ох! – вырвалось из ее груди.

– Я с тобой, отец! – вскочил рядом с ним Егорка.

– Нет, сынок, силен ты, но молод еще, – охладил его пыл отец. Одной силой врага не одолеешь, тут житейская мудрость нужна. Погоди, пробьет и твой час.

Ни один день и ни одну ночь сражались за землю русскую храбрые воины. Положили на поле боя тысячи своих голов и голов чужестранцев, была среди них и отцовская. Однако, враг, как полчище тараканов, неотступно двигался вперед.

– Хватит ждать! – сказал, однажды, Егор матери. – Зачем моя сила, если от нее нет никакого проку!

– Егорушка! – только, и выкрикнула Матрена.

Синие глаза Василька потемнели от слез. Они прощались на задворье.

– Эй, Василек, я ж тебя одной рукой поднимаю, – он подхватил и поднял девушку, будто пушинку высоко-высоко, но на этот раз она не засмеялась, не поколотила его, как обычно, – Да, я всех этих поганых иноземцев враз раскидаю! – улыбаясь, горячо пообещал Егорка, что все будет хорошо.

Вместо ответа, Василиса накинула ему на шею неказистую подвеску.

– Своим руками делала, – На холстяном клочке камешки, да, ракушки нашиты вперемежку, – Каждый камешек заговаривала, – сказала девушка грустно, – Какой на удачу, какой на память, а какой – на жизнь… Пусть удача от тебя отвернется – не страшно. Если забудешь меня – я не обижусь, главное, чтобы камешек на жизнь свою силу не утратил и тебя от погибели защитил! – сказала Василек и заплакала.

– Сестренка, – обнял ее Егор, – Я сохраню все твои камешки. Мы еще с тобой побегаем по нашей поляне под солнечным дождем!

Шли бои жестокие не на жизнь, а на смерть, между тем, распространились по округе слухи добрые: объявился непобедимый воин, что один с дюжиной чужеземцев справляется. И нет ему равных: стрела его не берет, меч не сечет, кулак перед ним бессилен. Испугались враги русского богатыря и отступили на время. Вернулся домой Егорка. Радости Матрены предела не было, от счастья забыла она уже и про заклятье колдуньи. А Василек то, так разволновалась, что побоялась встретиться со своим закадычным другом. Сам парень пришел к ней.

Взял Егор в свои ладони ее руки и сказал тихим голосом:

– Как обещал, все твои побрякушки сберег, – и, распахнув рубаху, показал амулет на своей могучей груди. Прильнула к ней Василек и услышала стук его сердца. На какое-то мгновение ей показалось, что оно выстукивает ее имя. Засмущался могучий воин, внутри его что-то зашевелилось. Он не понял что, именно, но это что-то было до боли трогательное, ранее не ведомое. Испугался неизвестного чувства Егор и отступился от девушки. Щеки Василисы залились краской, не сдерживавшая своего порыва нежности, девушка убежала прочь.

Тем временем, враг снова поднял голову и пошел на сам Царьград. Кровь полилась рекой. И, вот, однажды, прискакали посыльные от самого батюшки-царя. Егорка быстро собрался в дорогу, но второпях не забыл он про подарок Василисы, холстяной клочок по-прежнему оберегал его сердце. Победителем вышел Егор и из этой битвы. Не по зубам пришлась град-столица лютому противнику.

– Должно быть, у этого русского воина слабое место! – топнул в ярости ногой чужеземный правитель, – Ни власть, ни золото ему не нужны, ни блага земные, ну чего-то же ему не хватает в этой жизни! Узнать! Все про него узнать! – кричал разгневанный хан своим подчиненным.

Через неделю хану докладывали:

– О, великий повелитель! Непобедимый русский – выходец из простонародья, в детстве он чуть не умер от горячки, но чудесным образом воскрес и обрел невиданную силу. Люди говорят: мать обращалась к самой ведьме за помощью. Но точно никто ничего не знает.

– Стадо баранов! Ведьмы никогда просто, так ничего не делают. Значит, был уговор какой-то между ними… Я узнаю тайну этого русского, – смахнул со злости вражеский предводитель все яства, приготовленные для него, – Но не от вас, шайтанское отродье!

Жизнь снова наладилась. Враги больше не донимали, боялись русского богатыря. Солнце снова засияло, разошлись на небе тучи. Егорка зажили с Матреной, как прежде. Вроде все нормально. Да, вот, грусть одолела сердце парня. Василису Егор избегал, хотя амулет ее носил постоянно. То волнение в груди он боялся вспоминать.

– Не люблю, ведь, ее, – думал Егорка, – Зачем буду голову девушке морочить, она ведь и без того несчастна. «Любовь должна гореть, пылать в груди», – искренне думал парень. «Чтоб ни рук, ни ног, ни головы не чувствовать, как ведьма пророчила. Не судьба видно, встретить мне настоящую любовь…».

Но, вот, однажды пошел Егор охотиться в лес. Слышит шорох в кустах. Думал парень – зверь, раздвинул ветки, а там девушка бесчувственная лежит. Непонятно: то ли дышит, то ли нет. Дотронулся до нее Егор, красавица вздрогнула, глаза открыла, а они у нее чернее ночи, вскрикнула и попятилась назад.

– Не бойся, – сказал ей Егорка.

Она испуганно затараторила, и речь ее была сбивчивой, не совсем русской. Однако парень понял:

– Хан приказал убить меня, ты пришел убить меня?

– Что ты, я сам твоего хана убить хочу. Со мной тебе нечего бояться!

Всю дорогу Егорка нес свою бесценную добычу на руках. Гордый и необыкновенно счастливый, он бережно укрывал порванные одежды на израненном смуглом теле незнакомки. Несмотря на бесчисленные царапины и ссадины, он видел, как оно прекрасно. Грациознее и красивее девушки он еще не встречал.

Матрена быстро выходила чужестранку, бежавшую от своего господина. Она разобрала ее спутанные длинные, черные волосы и заплела их в русские косы. Залечила раны на ее необыкновенного цвета коже, сняла с ее тела блестящие побрякушки и облачила в тканый сарафан. Но и, теперь, Нарда, именно так звали девушку, была не похожа на других.

Матрена жалела и боялась ее одновременно. Чужеземная красота пугала простую женщину, как будто какая-то опасность исходила от нее, а может просто потому, что муж погиб от меча ее сородичей?

Василек скучала по Егорке. Услышав новость про иноземную девицу, она и вовсе опечалилась: «Совсем забыл меня мой друг, Егорушка». Как-то встретив парня, Василиса предложила:

– Сегодня, день такой похожий, приходи на наше место.

– Ты прости меня, Василек, – отвел глаза в сторону Егор, – Только негоже мне, статному воину, козлекать по лугу с девчонками, вроде тебя. Мне жениться пора, за ум браться…

Налились синие глаза девушки слезами, как речные берега талыми снегами весной.

– Да, и то, правда, – попыталась улыбнуться Василиса, – Какая уж, теперь, игра, это я от слабоумия сказала, не бери к сердцу…

Жениться!? – услыхала Матрена, – Но ты, же сам говорил, что нет девушки, подходящей для тебя?

– Не было, матушка, но, с тех пор, как я нашел Нарду, я не мыслю, жизни без нее, наконец-то, мое сердце вспыхнуло, и его пламя съедает меня!

Матрена побледнела и осела наземь.

– Не любовь это – погибель твоя, сынок! Не уж, то забыл про заклятье?!

– Ах, матушка, над Васильком потешаешься, а сама в сказки веришь. Да, кабы и так, между жизнью и любовью, я последнюю выберу. Не спать не могу, не есть не хочу, все о ней, о Нарде думаю, везде ее вижу!

Схватилась Матрена за голову, запричитала:

– Егорушка, отступись, сынок, от своей любви безрассудной, погубит она тебя!

– Уж лучше от любви погибнуть, чем жить бесчувственной глыбой! – упрямо отвечал ей сын.

Нарда, между тем, была как кошка ласкова, игрива, да знала женщина: дикую кошку приручить нельзя…

Вот, гуляли, как то Егор и Нарда, любовались тихим вечером, звездным небом.

– А у нас звезды большие-большие…, – грустно сказала иноземная красавица.

– Ты скучаешь по дому? – спросил ее Егор.

Девушка задумалась, прежде чем ответить, ее черная бровь надломилась:

– По тебе я тоже буду скучать…, – непонятно ответила она.

– О чем ты, Нарда?

– Время придет, и ты отправишь меня на родину. Я люблю свою землю, но я не хочу возвращаться назад к хану. Он убьет меня!

– Нарда! – воскликнул Егор, – Как могла ты подумать о таком!

– Я не нравлюсь твоей матери, думаешь, я не вижу, как глядит она на меня! Мой народ причинил вам много горя. Таким как я, здесь нет места! – черные глаза девушки, испытывающее поглядели на Егора, как угольки прожигали они его насквозь.

Парень схватил руку Нарды и приложил к своему сердцу.

– Разве не слышишь ты, как оно отчаянно бьется, когда ты рядом со мной? Как же после этого ты можешь во мне сомневаться?!

Нарда приблизила к нему свое лицо. Ее смуглая кожа отливала в темноте, как отточенный клинок. Губы ее слегка приоткрылись: казалось, вместо зубов во рту у нее были нити с драгоценным жемчугом. Голова Егора закружилась. Он поцеловал ее, и она не отпрянула.

С того дня, нарек Егор Нарду невестой своей во всеуслышание. Днями и ночами просиживал он со своей чужестранкою, любовался на ее красоту непостижимую. Услышала, однажды Матрена, как сын горячо говорил своей возлюбленной:

– Ах, Нарда, моя Нарда, как сильно я люблю тебя! Так сильно, что рядом с тобой ноги мои слабеют, руки немеют, сердце останавливается… Будь мне женой верной!

Недослушав окончание разговора, Матрена удалилась, чтобы не рвать и без того истерзанную душу.

Между тем, девушка, как всегда бровью подернула и говорит почти обиженно:

– Не верится мне, Егор, что ты, русский богатырь, можешь чужеземную пленницу, такую, как я в жены взять.

– Что ты, любовь моя, разве посмел бы я тебя дурачить?! Вся душа моя перед тобой, как чистая скатерть разослана, нет в ней ни единой мысли дурной, ни задумки не доброй…

– Тогда поверю тебе, – отвечает ему красавица, – Если расскажешь мне секрет своей силы богатырской.

Егор помнил наказ матери и не сразу дал ответ. Между тем, девица капризничала, поторапливала:

– Вот, видишь, не хочешь ты поделиться со мной своей заветной тайной, как мне знать, что твои помыслы и в самом деле чисты? – Нарда коснулась его щеки своей тонкой смуглой рукой и тут же отдернула ее, будто обожглась.

Егор, все еще сомневаясь, пытался отшутиться:

– Это ты придаешь мне силы! – и, поймав ее пальцы, зажал в свою ладонь.

Нарда не высвободила их, изогнув свою длинную шелковистую шею, она склонилась к нему, горячо дыша. Свободной рукой соблазнительница приподняла грубую крестьянскую одежду, скрывавшую, точеную, золотистую фигуру, которая переливалась в первых лучах солнца, как драгоценный камень.

Любовные чары опьянили парня окончательно и, забыв про осторожность, рассказал он все своей возлюбленной. Блестящие огоньки, как змеи, зашевелились в ее черных зрачках, готовые, вот-вот, ужалить.

Неожиданно девушка громко рассмеялась.

– Что тебя, так развеселило, любовь моя? – непонимающе заглянул он в ее горящие глаза, все еще переполненный пламенными чувствами к своей искусительнице.

Темные, словно пропасть, они поглотили его.

– Ты, должно быть, шутишь? – ледяной голос Нарды, остудил его пыл. Не дожидаясь ответа, она сказала, – Сейчас, мы это проверим!

Лезвие кинжала блеснуло, как вспышка, в свете восходящего луча, и безжалостно вонзилось в грудь Егора, прямо в подаренный Василисой оберег. Камешки из последнего шумно посыпались на пол. Егорка пытался поймать их, но пальцы его не слушались. Казалось, не удар ножа, а ужасное предательство убили могучего воина. Нарда оглянулась напоследок, и парень увидел ее истинное лицо: злобное, словно они встретились на поле боя, не по-женски жестокое и бесчувственное… Злодейка схватила из шкатулки браслеты и серьги, подаренные ханом, которые на время разрешила снять с себя, и, ухмыльнувшись, захлопнула дверь. Матушка была права – его любовь оказалась заклятым врагом.

Матрена вернулась домой и увидела сына, истекающего кровью. Женщина завопила, как волчица на всю округу:

– Егорушка!

Василек прибежала на крик обезумевшей матери.

– Это все колдунья, это она проклятая…, – голосила без памяти Матрена, – Обрекла моего Егорушку на погибель через любовь!

Увидев умирающего друга, Василиса кинулась к нему.

– Прости, Василек, – еле слышно сказал Егор. – Не сберег я твои камешки…

Девушка глянула на его окровавленную грудь: камешки и, правда, все выпали, кроме одного, который не пустил нож к сердцу.

– Камень жизни цел, и это – главное, – проговорила сквозь бегущие слезы Василиса, – ласково проводя рукой по щеке умирающего Егорки. Еще совсем недавно, его касалась другая рука…. Егор слишком поздно понял, как он ошибался.

– Прости, что отказался от солнечного дождя на нашем лугу…

– Я, еще не раз поколочу тебя! Думаешь, от меня, так легко отделаться, – сквозь слезы, пыталась шутить девушка, но Егор почти не слышал ее…

– Не может настоящая любовь отбирать силы и жизнь у человека! – как сумасшедшая закричала Василиса, – Та ведьма, матушка, врунья! – она решительно вытащила кинжал из груди парня, – Иди и потребуй снять заклятье или убей обманщицу вместе с ее колдовством! – выкрикнула она отчаянно.

– Ах, дочка, разве мне добраться до нее, теперь! Уж лучше я рядом с сыном смерть приму…

– Тогда я пойду! – вспыхнули синие глаза Василисы, как звезды перед погибелью. Докажу этой ведьме, что убить настоящую любовь даже она не может! – немедля, не прощаясь, она побежала в сторону реки, – Я спасу его, матушка! – крикнула она напоследок.

Мост, через который предстояло пройти Василисе, почти сгнил, люди много лет не ступали на него. Доски угрожающе затрещали под ногами и одна за другой посыпались вниз, но Василек не повернула, она упрямо шла вперед, навстречу судьбе. Неожиданно поднялся сильный ветер, засверкала молния, загремел гром. Дойдя до середины реки, Василиса оступилась и ослабшим листком закружилась вслед за досками в темную пучину бушующей воды. Волна накрыла ее. Вначале улыбка, а потом окровавленная рана Егора представилась Васильку, девушка отчетливо поняла: ей никак нельзя было погибнуть, из последних сил она поплыла в сторону земли. Волна, видя ее отчаянное сопротивление, сжалилась и выбросила ее на другой берег.

– Спасибо, Реченька…, – благодарно простонала ей обессилившая Василек.

– Безрассудная…, – забулькала вода и шлепнулась обратно в свое русло.

Несмотря на кровоточащие раны, девушка двинулась дальше. Угрюмая высохшая чаща неприветливо зашумела, когда она ступила в ее владения. Василиса шла долго. Колючие ветки царапали ей кожу, цеплялись за волосы и больно тянули назад. В лесу было темно, почти, как ночью и подозрительно тихо. Вдруг, где-то неподалеку Василиса услышала шорохи. Страх, ледяной змеей, закрался в сердце девушки. Она осмотрелась и увидела со всех сторон множество горящих желтых огоньков.

– Волки! – с ужасом осознала Василек.

– Какая добыча! – услышала она у себя за спиной, – Я чувствую запах человеческой крови, такой сладкий, теплый…, – вытянув шею, сладко проговорил волк.

Девушка обернулась на его голос и к удивлению зверя заговорила с ним на понятном ему волчьем языке:

– Отпусти меня, Вожак, я обещаю тебе, что вернусь на это место и обязательно отдамся вам на съедение, но сначала, мне нужно спасти жизнь любимому человеку, без моей помощи он погибнет!

– Ты смелая девушка, – ответил ей волк, – И язык наш знаешь. Мне это по нутру. Но мы, такие голодные, да, и откуда нам знать, что ты не обманешь нас?

– Это любовь придает мне храбрости. Ради нее я готова пожертвовать своей жизнью. Мне нечего оставить тебе в залог, но я знаю, ты – благородный волк, а значит, и ты должен чувствовать, что я говорю правду.

Волк подумал, мотнул головой, и его собратья неохотно отступили.

– Что ж деваться тебе все равно не куда, спасай своего любимого! – сгорбленная фигура зверя растворилась в чаще.

Василиса выдохнула, заставила себя успокоиться и замедлить стук своего напуганного сердца. Она знала, что сказала хищнику правду: когда жизнь Егора будет вне опасности, она вернется сюда.

Время шло, девушка еще решительнее стала пробираться сквозь лесные препятствия, понимая, что оно не безгранично. И когда она, наконец, вышла на поляну, земля пошатнулась под ней и начала разверзаться. Василиса опустила голову вниз и ужаснулась: тысячи гадюк кишели у нее под ногами.

– Наш-ша добыча, наш-ша.., – радостно извивались в предвкушении охоты гады.

– О, Царица змей! – обратилась Василек к самой нарядной из них и осмелилась посмотреть ей в глаза. Маленькие черные бусинки последней удивлено блеснули. Гадюка высунула длинный тонкий язык и прошипела:

– Иш-ш ты, какая ш-шустрая, и говориш-шь по-наш-шему. Чего тебе надо?

– Ты женщина, и поэтому должна понять меня, – горячо заговорила Василиса. – Я не дорожу собственной жизнью, и вы можете пережалить меня хоть, сейчас, но от моей жизни зависит другая! Отпусти меня, как, только, я спасу своего любимого, обещаю, я вернусь: сначала ужалите меня вы, змеи, а потом моими останками насытятся волки.

Змея раскачиваясь, потянулась к лицу девушки.

– Чтош –ш, поверю тебе на слово, – сердито прошептала она, – От меня все равно не уйдеш-шь…, – и земля в одно мгновение очистилась от скользких, холодных тел.

Однако испытания на этом не закончились. Василиса, дважды отдавшая свою жизнь в залог, казалось, уже ничего не боялась, но, душа ее невольно дрогнула, когда, и в без того темном лесу, на девушку сверху упало черное копошащиеся покрывало. Огромная стая летучих мышей зловеще зашуршала крыльями над ее головой. Их пронзительные крики впивались в самое сердце.

– Зачем явилась сюда?! – грозно потребовал ответа летучий король.

– Я пришла за жизнью!

– Глупая, хоть и знаешь звериный язык, все равно глупая…. Здесь, только, можно с ней распрощаться! – нервно замахал он крыльями.

– Знаю, – покорно согласилась Василек, – Но, только, я не для себя жизнь прошу, а для любимого. Не гневись, что потревожила. Помоги лучше, пропусти к ведьме ненавистной. Хочу заставить ее снять коварное заклятье и спасти дорогого Егорушку!

– Не в моих правилах помогать людям, – ответствовал предводитель летучей стаи, – Но, пожалуй, сделаю исключение…. По нраву мне твоя кротость и смелость не человечья!

Стало светлее и в лесу и на душе у девушки, когда купол из летучих мышей растворился в чаще. Наконец, она увидела слабый желтый огонек впереди.

Ведьма уже ждала Василису, поэтому первой вышла навстречу ей.

– Вот, ты какая, и в воде тебя не утопишь, и лютыми зверями не устрашишь! – сказала колдунья, едва сдерживая ярость. Взгляд ее горящих в темноте глаз, обжигал, будто раскаленные угли, но девушка не боялась нечистой.

– Сними свое заклятье! – потребовала Василиса, – Оно не честно: любовь дарует людям силу, радость и жизнь!

– Не верю! – задрожала земля от скрипучего, устрашающего голоса колдуньи, – Ты докажи мне, что это так, тогда и освобожу твоего Егорушку от колдовства. Да, поторопись, до восхода солнца должна успеть.