Читать книгу Путь творчества. Голландская рулетка. 365 дней вдохновения - Елена Фельдман - Страница 13

В системе «техников» и «магов» я при написании поэзии отношусь скорее к «магам». Я не подхожу к стихотворению с линейкой и списком идей, которые хочу заложить в текст, а смиренно жду, пока меня не осенит первой строкой и не утащит в «поток», где ты уже ничего не контролируешь и даже не ощущаешь ход времени. В среднем я пишу два стихотворения в месяц – редко чаще. Каждый раз это для меня большая радость и событие, которое отмечается в мысленном календаре чувством особого удовлетворения и причастности к чуду. Если же мне «присылают» в месяц больше установленной нормы, я шучу про себя, что в Небесной канцелярии что-то напутали.

Однако у меня в жизни был месяц, который опроверг все, что я знала до этого о механизме вдохновения. Когда я училась в Литературном институте, преподаватель по русской литературе начала XX века повел нашу группу в музей Марины Цветаевой – безумную квартиру с окнами на потолке и дверями в самых неожиданных местах. Мы ходили из комнаты в комнату, разглядывали безделушки и вполуха слушали экскурсовода. В какой-то момент она упомянула, что для Цветаевой не было «недостойных» тем. Стихи служили для нее дневником, и она призывала молодых поэтов фиксировать в поэзии любые пустяки: шляпу прохожего, утренний дождь, растертую на пальцах пыльцу одуванчика. Она писала постоянно – на салфетках, на газете, на любом подвернувшемся клочке – и без сожаления теряла написанное. Иногда, желая сделать другу подарок, она сочиняла стихотворение, заворачивала в него одно из своих многочисленных серебряных колец и отправляла письмом, не оставив себе даже копии.

Я была страшно возмущена. Такое легкомысленное отношение к творчеству и снижение уровня тем противоречили моему трепету перед Словом. Я считала, что писать нужно только тогда, когда не писать не можешь, и только о том, что имеет значение для Вечности; что к стихам нужно относиться как к величайшей ценности… Однако Цветаева плевала на все мои рассуждения с высокой колокольни.

Продолжая негодовать, я пришла домой и легла спать. Но заснуть не получилось. Зато получились стихи – одно, потом другое. Наутро – третье. За следующий месяц я написала больше двадцати стихотворений. Я была совершенно уверена, что из-за количества должно снизиться качество – но этого не произошло. Стихи, созданные мной в тот месяц, по точности метафор, сложности звукописи и уровню затронутых тем были неимоверно выше всего, что я писала прежде. Именно за эти тексты я впоследствии получила большинство лестных отзывов и премий.

Пишу ли я по тридцать стихотворений в месяц до сих пор? Нет, не пишу. Через некоторое время я поняла, что такими темпами недолго сойти с ума. У меня в голове постоянно гудели рифмы. Они не выключались ни на минуту, толкались и жужжали, как рассерженные пчелы. Я почти видела, как передо мной в воздухе проплывают начальные строчки стихов – прекрасных стихов, – но у меня не было физических сил с ними работать. Процесс творчества настолько меня выматывал, что я чувствовала: еще немного, и я упаду.

И я разуверилась. По сути, что произошло со мной в музее Цветаевой? А то, что у меня в голове вдруг включился яркий свет и я увидела все те границы, которые подсознательно нагородила вокруг процесса творчества. Например, я убедила себя, что нельзя самому вызывать вдохновение (можно только смиренно сидеть и ждать, когда оно тебя осенит), нельзя писать о пустяках, нельзя писать много стихов без снижения их качества… Но пример Цветаевой вдруг наглядно доказал мне, что все это чепуха – и что эти барьеры существуют только в моем сознании. И их смыло огромной приливной волной, дав источнику внутри меня работать с той продуктивностью, на которую он в действительности способен. Однако оказалось, что на такое не способно уже мое тело.

И я снова вернула границы – в целях спасения рассудка. Теперь я вновь пишу максимум два стихотворения в месяц и жду вдохновения, как манны небесной. Но я все время помню, что это мой осознанный выбор – играть в существование границ. Что я делаю это с какой-то целью. Что я в любой момент могу отменить границы и начать писать больше и лучше – если буду уверена, что выдержу это физически (а попробуйте-ка круглосуточно получать высоковольтные разряды тока).

Мне становится немного неуютно, когда я думаю, каких высот можно достичь, если последовательно пройтись по самым темным углам своего подсознания и отключить рычаги, отвечающие за установки «в двадцать лет нельзя писать глубокие стихи, потому что мало опыта», «нельзя собирать тысячи комментариев на DeviantArt, если три месяца назад впервые взял в руки карандаш», «нельзя победить на конкурсе ювелиров, если только позавчера узнал, что такое швенза и круглогубцы».

Конечно, есть вершины, которые не взять без реальных часов практики. Но, похоже, есть и горы, которые мы не берем, потому что искусственно завысили их для себя в десять раз. Можно, действительно можно жить в самостоятельно смоделированной реальности. В реальности, где нормально писать по тридцать отличных стихотворений в месяц или продвигаться в рисовании семимильными шагами – просто потому, что ты поверил, что это возможно. Но это мысль настолько далекоидущая и приложимая ко стольким сферам, что я боюсь ее думать. Вспомню раз в полгода – и снова убираю на полочку.

Очень страшно брать ответственность за свое легкое, веселое, блестящее творчество, которое – как оказывается – зависит от границ в голове сильнее, чем можно подумать. Потому что, взяв ответственность за творчество, придется брать ответственность и за всю остальную жизнь.

А вы к этому готовы?

Рулетка запускается!

Сегодня я: ___________________________________________________________________________________________________________________________

________________________________________________________________________________________________________________________________________

________________________________________________________________________________________________________________________________________