Читать книгу Академия Макоши. Спецкурс - Елена Кутузова, Елена Геннадьевна Кутузова, Кутузова Геннадьевна Елена - Страница 4

Увязав в узелок целое блюдо с пирогами, Баба Яга всучила его мне:

– С ребятами поделись, а то знаю я вас, студентов. Вечно все на бегу, так хоть позавтракаете! Ну, готова? Пойдем, провожу.

Она без раздумий открыла одну из дверей, на глазах превращаясь из добродушной хозяйки дома в строгую заведующую. Даже походка изменилась.

– Подождите! – почему-то показалось правильным спросить именно сейчас, до того как переступлю порог между мирами: – Павел Семенович сказал, что я обладаю удачей, что это такой дар. Но ведь это же неправда!

– Милая, – взгляд серых глаз смягчился на мгновение, – учись слушать! Он сказал по-другому: "Дар Антонины – удача". Понимаешь? Не ты удачлива, а твой дар – удача. И это, прости уж за тавтологию, огромная удача для всех нас!

– А мне что с этого?

Заведующая вздохнула:

– Расстроилась? Ничего, все у тебя хорошо будет. Идем!

Прокуда мячиком скакал по рекреации, одновременно попрошайничая и ябедничая. Заведующая подмигнула:

– Думаешь, откуда я все знаю? Ну, иди спать!

Закрывая дверь, услышала, как она велела Прокуде присмотреть за новенькой и вовремя разбудить, чтобы не проспала занятия.

Сделал он это привычно: скинув с полки все книги.

– Вредитель! – буркнула я, отправляясь умываться.

– Это чье? – поманила из кухни Майя и указала на блюдо с пирогами.

– Общее! Велели позавтракать!

Готовка в этот раз отменилась, гостинца хватило всем: и с луком, и с рисом, и с ливером. И со сладкой начинкой!

Завтракали все вместе, для чего притащили стулья из комнат – на кухне не было ни одного. Даже Кирилл присоединился, хотя до этого держался особняком.

– О чем вы с ней разговаривали?

Имен Майя не называла, и так было понятно, о ком речь.

– Да так. Обо всем и ни о чем, – я прожевала и решилась задать мучащий с ночи вопрос: – А у вас всех есть какой-то дар?

– Конечно! – Артем кусал пирог аккуратно, не уронив ни крошки. – Майя, например, хорошо в растениях разбирается. А на Кромке так прямо чувствует, что к чему; одним корешки посоветует, другим – вершки.

– А ты?

– А я диагност.

– Ага, УЗИ, МРТ и рентген в одном флаконе! Руками поводит и видит, у кого что болит, – хихикнула Майя.

– А Даша?

Та не ответила, сидела на уголке и больше чай пила, чем ела.

– Она будущий хирург. Знаешь, если она зашивает рану, никогда осложнений не бывает! Её наузы…

– Что?

– Наузы. Узлы такие специальные. Даша может «пришить» или «привязать» к человеку здоровье. Думаешь, почему Кирилл требует, чтобы ему только она ассистировала?

– А… – я повернулась к Кириллу.

– Я хирург. Лучший на Кромке!

– Потому что из остальных там только Даша, и она на втором курсе, ей пока самостоятельно оперировать не разрешают! – не удержалась Майя.

Кажется, не все так просто в местных отношениях. Но Майя могла бы быть повежливее! Ни с того ни с сего налетела, обидела.

Кирилл молча пожал плечами и посмотрел на часы:

– Мне пора.

За ним потянулись остальные.

Оказалось, сменилось расписание! Кроме обычных предметов и анатомии, «на закуску» мне придется изучать «спецпредмет». Какой, доска с объявлениями не уточнила.

Майя, с которой мы вместе пришли в училище, тут же пояснила, что занятия индивидуальные, каждый занимается тем, что важнее в данный момент.

– Кирилл из анатомички не вылезает, Дашка тоже. Ну а я… – она загадочно улыбнулась. – Знаешь, какие красивые там леса!

«Там» – это, видимо, на Кромке.

Вот только возвращаться туда мне совсем не хотелось. Перед глазами стояла та черная пустота и странные, невесомые щупальца, от которых чернильной кляксой растекался ужас.

Сдвоенные уроки пролетели быстро. В нас действительно пытались впихнуть двухлетний курс за ограниченное количество времени, отчего к концу третьей пары голова гудела, как пустой котел. А ведь в расписании еще анатомия стояла!

Толстый учебник весил больше, чем остальные, вместе взятые. На уроки было велено принести не только толстую тетрадь, но и альбом, фломастеры и цветные карандаши. Однокурсники посмеивались: наверное, перепутали с уроком рисования.

Все оказалось сложнее.

Учитель сразу заявила, что не педагог – те остались в школе. Она – преподаватель, от слова «преподавать». И если мы не желаем учиться сами, то бегать она ни за кем не собирается. А вот спрашивать наличие домашнего задания – будет. У всех. И очень строго. Ибо анатомия и физиология – суть основа медицины.

Дав несколько минут на осмысление, учитель начала урок. Слушать об истории предметов было скучно, а уж когда начались имена! Ну, ладно Пирогов, Авиценна или Гиппократ! Об этих-то каждый слышал. А вот Гарвей, Андрас Везалий или Шванн сводили с ума.

Ну кому это надо?

Через десять минут стало ясно, что моя ненависть к медицине взаимна. И что я или нахожу способ свалить, или… не доживаю до выпуска.

А еще вездесущая Майя! Вечером, когда я выползла наполнить чайник, она сочувственно покачала головой и прошептала в ухо, словно секретом делилась:

– Анатомичка у вас – зверь. Но предмет знать будешь. И мой тебе совет: учи все, что задает, иначе… – движение ладони возле горла было понятно даже идиоту. – И поешь перед спец, он может затянуться.

– Я не пойду! – желания возвращаться на Кромку не было ни капли.

– Да ладно! – Майя опешила. Не картинно, а на самом деле. – Тебе что, параллельные миры неинтересны? Ученые и фантасты жизнь готовы отдать за возможность хоть одним глазком…

– Я не ученый и, тем более, не фантаст. Я человек, которого насильно отправили в этот дурдом. Поверь, все, о чем мечтаю – свалить как можно быстрее и как можно дальше.

И ушла к себе. Только услышала изумленное:

– Дела-а-а!

Вот наивная! Не видела я этой «сказки» шестнадцать лет, и еще бы три раза по столько не видела! Вместе с долбанным училищем. Пардон – академией. И Макошью заодно.

Но прогулять просто так занятия… Мне уже рассказали, чем такое чревато: замучаешься допуск добывать. И это в училище! В академии, наверное, еще строже. Пришла пора включать фантазию! А она у меня безграничная!

Ну и хронический тонзиллит помог. В детстве я много и часто простужалась, горло болело почти всегда, результат – увеличенные миндалины. Они особо не беспокоили, поэтому удалять их не стали. А классе в пятом я сообразила, что простуда – прекрасная отмазка для школы.

Может, и здесь прокатит?

Заглянув в горло, фельдшер ахнула:

– Сильно болит?

Я покивала, привычно делая вид, что не могу говорить. Результатом была справка-освобождение от сегодняшних занятий и приказ немедленно обратиться в поликлинику.

Получилось!

Я занесла справку в деканат и позвонила маме. Удивительно, что она до сих пор не раскусила обман.

Она примчалась немедленно. И забрала домой, жаль, что на время.

– Вот и оставь тебя одну на несколько дней! Ледяную воду пила? Или мороженым объелась? А может, ночью окно не закрыла, продуло?

Я только кивала, радуясь, что «больное горло» спасает от ответов.

Дома мне развели полоскание и велели лечиться. Противный привкус лекарств я считала платой за свободу от занятий.

Зато можно было не думать об академии. И разработать план побега. Надо только мамин настрой прощупать! Может, отыщу слабое место.

– Ничего себе! – послышалось из большой комнаты, папа как раз включил телевизор.

По всем каналам передавали одну и ту же картинку – на перегоне столкнулись пассажирский и товарный поезда. Цистерны с мазутом опрокинулись, залив все вокруг черной вонючей жижей. Пожар признали беспрецедентным.

Стена огня, пожирающая деревья; валяющиеся на боку составы, все это вызвало острое чувство дежавю. А мечущиеся фигуры его только усилили.

Врачи, пожарные, МЧС… теперь я видела в их работе упорядоченность. И знала, кого будут спасать в первую очередь – людей с красной и желтой нитками на запястьях.

Это было страшно.

– Тоня? Тонечка? Тебе плохо? – мама пощупала лоб. Её рука была холодной. – Температура, так и знала! Марш в кровать!

Я не сопротивлялась. Но, свернувшись калачиком под одеялом, видела плачущих людей, слышала крики обожженных звучали – они звечали как наяву. А еще я знала: тот мужчина, который только что давал интервью, погибнет. Потому что я видела его, неподвижно лежащего на деревянных носилках, с черной ниткой на запястье, и берегиня аккуратно закрывала его лицо белой тряпицей.

Но ведь были и другие! Были те, кто выжил! И если Баба Яга права, они уцелеют даже в этом аду!

Думать, а тем более вспоминать, не хотелось. Организм ответил на нежелание тяжелой, затяжной болезнью: ангина перешла в бронхит, я провалялась в кровати почти месяц. И окончательно решила, что не вернусь в академию. Все эти походы на Кромку, геройства ради спасения чужих жизней не для меня. Если останусь, о спокойной жизни можно забыть.

Главной проблемой оставалась мама. Теперь, после поступления, она окончательно видела меня в медицине.

Ну да ладно! В конце концов, не всем быть спасателями! И на «Скорой» не всем работать. Устроюсь куда-нибудь в кабинет и буду жить тихо-мирно, без катастроф и ужасов.

Но в академии считали иначе.

– Ты много пропустила, – первое, что сказал при встрече Павел Семенович. – Надо нагонять. Готова работать?

– Нет, – я ошалела от собственной наглости и не представляла, чем может закончиться этот бунт. – Я не хочу на Кромку. Я не хочу учиться в академии. Хватит и училища!

Куратор помрачнел:

– Не передумаешь С твоим Даром…

– Что мне с того Дара? Помогает кому угодно, только не мне. Подруги ржут, прозвища придумывают. Даже не уговаривайте, я все решила!

– И все-таки, не торопись!

Спецкурсники были не столь деликатны:

– Дура ты, Тоня, – сходу залепила Майя. – Другие бы душу за такую возможность отдали…

– Готова поменяться!

– Ну чего пристала к человеку? Не видишь – не на своем она месте, – Кирилл поставил на плиту чайник и сунул в микроволновку всегдашние бутерброды. – Хуже нет, чем заниматься тем, что ненавидишь.

– Но её Дар…

– Её Дар – её личное дело. Но все же, – он повернулся ко мне, – рекомендую сходить на пару занятий. Может, узнаешь что-то интересное.

– Нет! Не хочу время терять – мне по основным предметам класс догонять!

– Как знаешь! – забрав бутерброды, Кирилл скрылся в своей комнате.

– Тебя будет не хватать, – робко вклинилась в разговор Даша.

– Почему это? Я же всего один раз с вами работала, и то – в сторонке просидела.

– Баба Яга тебя хвалила. Берегини просили передать благодарности – , с помощью твоего Дара многих удалось спасти.

– Дару, не мне, – вот это было обиднее всего. И я только укрепилась в своем решении.

В этот день на спецзанятия так и не пошла. Учила в комнате анатомию – мне уже сообщили, что преподавателю плевать, болел ты или нет – пройденный материал должен от зубов отлетать.

Последствий не было, разве что Прокуда громко вздыхал и время от времени скидывал что-то с полок. Я делала вид, что не замечаю.

Через несколько дней стало ясно: никто никого силком на Кромку не потащит. Спецкурсники со мной почти не разговаривали – здоровались, и только, а в остальное время делали вид, что студентки Антонины Бересклетовой не существует.

Куратор был другого мнения:

– Тоня, твой Дар – редкостная находка! Ты не представляешь, скольким людям он может спасти жизнь.

– Павел Семенович, – я решилась на прямой разговор. – Меня в это училище запихнули насильно, мама воплощает свою мечту. Будь моя воля – давно бы документы забрала. И так несладко, а тут еще вы со своей Кромкой…

– Понимаю, – куратор сник. – Очень жаль, что…

– Подождите! – встрепенулась я. – Меня что, на самом деле отпустят? Вот просто возьмут и… отпустят?

– Почти. Конечно, переведут на обычную форму обучения, да из комнаты придется переехать, но это детали.

– А… вы не боитесь, что я кому-нибудь расскажу?

Он засмеялся. Искренне, открыто:

– И тебе поверят? Подумай: какая-то Кромка, Баба Яга, другой мир… Сама бы поверила?

– Ни за что!

– То-то! Но на всякий случай отказавшихся поят отваром забудь—травы.

– Я потеряю память? – стало страшно.

– Нет. Забудешь Кромку и все остальное. Разве что приснится. Так что не бойся, ничего опасного. Не ты одна через это прошла – никаких побочных действий, леший свое дело знает.

– Кто?

Вот теперь мне точно стало плохо.

– Считаешь, приготовление такого важного отвара можно доверить простой травнице? Ладно, пойдем.

– Куда?

– За травками. Ты же все решила, зачем тянуть?

– Вот так… сразу?

Павел Семенович пожал плечами и вышел из комнаты. Я заторопилась следом.

– Решилась? – грустно спросила заведующая. – Твое право…

В подвале ничего не изменилось. Те же парты вдоль стен, облупившаяся краска, серая от старости побелка… И пустой класс. Но не успели двери закрыться, как раздался тонкий писк, и часы на руке куратора замигали красным.

Заведующая встрепенулась. Рядом материализовался Прокуда и запрыгал на месте, тараторя что-то о рыкаре, скале и волколаках. Баба Яга и куратор переглянулись, а через минуту в класс ворвались остальные спецкурсники.

– Сегодня у нас Кирилл с…

– Можно с Дашей?

Куратор кивнул, и Артем с Майей вышли в коридор.

– Тоня, ты пока тоже… подожди.

– Постой, – Баба Яга закусила губу, что-то обдумывая. – Можно попросить тебя помочь?

– Нет! – ответила сразу же. – Хватит с меня вашей Кромки.

– Один раз! А после возвращения выпьешь отвар. Пожалуйста! Я бы не просила, но рыкарей не так много, если с ним что-то случится…

Судя по тому, как Баба Яга побледнела, дело и вправду было серьезным. Захотелось помочь, но возвращаться в тот ад желания не было.

– Тебе ничего не надо делать! Просто быть рядом с раненым.

– И все?

– И все. Тебе ничего не грозит! Хорошо, можешь остаться в спецкрыле.

А вот это было уже интересно.

– Один раз.

– Спасибо! – выдохнула Баба Яга и закрыла дверь.

Лампочки под потолком стали привычно гаснуть, но я успела поймать неодобрительный взгляд Кирилла.

В этот раз не было ни зарева, ни суеты. Баба Яга вывела нас на улицу, где у крыльца лежал потрепанный, но все еще яркий ковер. Рядом стояла пара врачей. На их халатах я увидела вышитый алый знак – странное переплетение линий.

– «Жучок», символ Макоши. Используем вместо красного креста; он еще и защитой служит, – заметил мой взгляд Павел Семенович. – Удачи!

Врачи и мы уселись на ковре. Я чувствовала себя неловко – взрослые вроде люди, а поведение какое-то детское. Баба Яга что-то прошептала, хлопнула в ладоши, и украшенные бахромой края приподнялись, образуя бортик.

– Поехали! – рассмеялся один из мужчин, заметив мое удивление, и ковер взмыл в воздух.

– Нравится? – врачи полулежали, видно было, что этот способ передвижения им не в новинку. – Такая вот «Скорая помощь».

Оглядев нас, главный бригады посерьезнел:

– Так, студенты, слушайте вводную: рыкарь повздорил с волколаком, не учел, что у того стая поблизости. Скинули его в овраг, да так, что парень, похоже, все кости переломал. Так что готовимся к серьезной работе. Ты, – его палец уткнулся в меня, – какой курс?

– Первый.

Мужчина замолчал, что-то подсчитывая, и нахмурился:

– Зачем тебя сюда отправили? Рановато.

– Из-за Дара, – вмешался Кирилл. – Для неё этот выезд последний, сказала, уходит из академии.

– Понятно, – врач потерял ко мне интерес. – Значит, сиди рядом и не высовывайся!

Овраг оказался в лесу. Переплетенные ветки не позволяли ковру-самолету лететь даже вдоль тропинок, и нас пересадили в телегу. Тряскую и жесткую, так что не спасало и сено, на которое опустился наш ковер. Лошадка мчалась во весь дух, пришлось вцепиться в борта, но коврик вовремя приподнимал то один свой край, то другой, словно оберегая.

Раненого уже вытащили. Увидев это, врач заругался и кинулся к распростертому на земле телу:

– А фиксировать кто будет? А если позвоночник сломан?

Осмотрев раны, помрачнел:

– Несколько переломов и явно пневмоторакс. Фиксируем и транспортируем в больницу! Ты, с Даром… не отходи от него!

Я опустилась на колени в изголовье. Рядом, напевая какие-то заклинания, застыли две берегини. Еще одна о чем-то очень тихо докладывала врачу, и с лица того уходило недовольное выражение:

– Ладно хоть, вас позвать догадались! Даша, повязку на грудную клетку! Кирилл – на тебе ноги.

Они оказались переломанными. Парень ловко зафиксировал их с помощью досочек, которые уже притащили помощники – людей здесь набралось достаточно. Вот тебе и глушь лесная!

А Даша, разрезав рубаху рыкаря, священнодействовала.

Вскрыла какой-то пакет, наложила на рану грудной клетки ворох марли, а сверху закрепила толстый полиэтилен, оставив один уголок повязки свободным.

– Зачем?

– Чтобы воздух из плевральной полости выходил. Видишь, приподнимается на выдохе. А на вдохе пленка мешает. Поняла?

Смотреть на окровавленное тело было неприятно, но результат на самом деле впечатлял! Я пересела, чтобы взять мужчину за руку, а врачи продолжали суетиться: фиксировали переломы лангетами, прослушивали дыхание, измеряли пульс и давление.

– Надо было вместо Даши другого парня брать… диагноста, – пробормотал один.

– Ничего, справимся, – ответил второй. – Зато после Дарьи раны не гниют. Верно? – он подмигнул, и Даша залилась пунцовым румянцем.

Ковер-самолет приподнялся над телегой так, чтобы за раненым было удобно наблюдать. В себя он так и не пришел, и, как считали остальные – к счастью, иначе мог не пережить болевого шока.

Но на полпути к дому Бабы Яги рыкарь вдруг начал задыхаться.

Кирилл зметил первым, встрепенулся, схватил фонендоскоп. Остальные замерли, чтобы не помешать. Все, кроме врача. Тот отстранил студента и начал осмотр.

Закончив прослушивать, простукал грудь рыкаря и сообщил:

– В плевральной полости скопилась жидкость. Явно пнематоракс. Кто скажет, откуда такие выводы?

– Данные перкуссии, анамнеза, давления. Кожные покровы… – начал Кирилл.

      Врач не дослушал:

– Делай. Ты же умеешь?

Кирилл кивнул:

– В морге получалось.

– Отлично. И не бойся – я не дам тебе ошибиться.

Снова кивнув, Кирилл открыл укладку.

– Не трать время на анестезию – он все равно ничего не чувствует.

Толстая игла с трубкой, большой шприц… У меня от одного их вида по спине холодок пробежал. И в то же время я не могла оторвать взгляда от происходящего.

Даша взялась помогать, что сразу сделало её в моих глазах героиней. Я бы и близко не подошла! Да что там, уже жалела, что согласилась на эту авантюру. Но деваться было некуда, и я наблюдала.

Смыли кровь, обработали кожу йодом, и не один раз. Кирилл снова простучал грудную клетку, а потом очертил пальцем зону:

– Вот здесь. Иглу!

Даша подала требуемое. Мне опять стало плохо, но я только крепче сжала ладонь рыкаря, стараясь думать о чем-то постороннем. Получалось плохо – любопытство оказалось сильнее.

Плавное движение, игла медленно проткнула кожу, утонула в теле… Я едва сдержала рвотные позывы, а уж когда шприц наполнился кровью…

– Дыши глубже! – раздалось над ухом.

Хотя внимание врачей было сосредоточено на действиях Кирилла, один из них заметил, что мне нехорошо.

– Может, нашатыря? Что, крови боишься?

Ох, не крови я боялась, а боли. Это не рыкаря кололи толстой иглой, а меня – даже заболело в том месте. Мама любит повторять, что её дочь слишком впечатлительная. Наверное, так и есть.

Но, вместо того, чтобы засмущаться, разозлилась: сама ведь все знает, ну куда отправляет с такими нервами в медицину?

– Наверное, все-таки нашатырь… – в нос ударил едкий запах, я даже задохнулась. – Держи, – в руке оказалась вонючая вата. – Протри виски. И крепись – скоро приедем.

Лес действительно расступился. Оба врача с Кириллом умчались на ковре-самолете. Мы с Дашей продолжили путь на телеге – из-за раненого всем места не хватило, а Кирилл с его уменями был куда полезнее, чем мы.

Лошадь уже не летела напролом, а тихонько трусила, отчего и тряска почти исчезла. Даша растянулась на сене и закусила травинку:

– Красота! Отдыхай, пока можешь!

Пахло зеленью, немного землей и… покоем.

Настроение не портил даже конвой из двух всадников. Едут себе и едут, к нам не лезут. И все-таки…

– Даш, а кто эти самые волколаки? Оборотни? – вспомнились русские народные сказки.

– Оборотни. Да не дергайся, не нападут – у нас охрана.

Но мне теперь двое мужчин надежной защитой не казались: а ну как целая стая? Вон, на рыкаря же напали! Кстати, а кто это такой?

– Рыкарь? – приподнялась Даша. – Ты о берсерках слышала?

– Это которые мухоморы ели и с ума сходили?

– Сама ты… с ума сходишь. Но что-то вроде, да. Так вот, рыкарь – это нечто подобное, только мозги не отключаются. Сила в воине просыпается, а разум остается чистым.

– Поняла, – я покивала, хотя на самом деле лишь окончательно запуталась.

Даша хмыкнула и снова откинулась на сено:

– Смешная ты, Тоня. Жаль даже, что уходишь – с тобой легко. Хочешь, останемся подругами?

– Я же память потеряю!

– А я – нет. Так что познакомимся заново. Хочешь?

– Хочу.

– Ну и дуры! – над головами завис вернувшийся за нами ковер-самолет. Кирилл попросил его опуститься ниже, чтобы можно было перебраться с телеги. – Между спецкурсниками не может быть дружбы! Мы – конкуренты. Только лучшие окажутся в больнице Макоши. Остальные…

– Уговорил, – хихикнула Даша. – Не буду с тобой дружить. А вот с Тоней – буду. Она же уходит из академии.

– Правильно делает! Баба с возу… – пробормотал Кирилл и тут же ойкнул от того, что Даша ткнула его кулаком в бок. – Прекрати! И береги руки, хирург недоделанный!

– Сам-то, – обиделась Даша и до конца пути не сказал больше ни слова.

У крыльца нас встречала Баба Яга.

– Не передумала?

Я оглянулась на телегу, на безразличного Кирилла, на смущенную Дашу, и замотала головой:

– Нет. Давайте свое зелье!

Баба Яга вздохнула:

– Знать, так лучше будет. Как выпьешь, не пугайся – голова закружится, в сон начнет клонить. Заснуть – заснешь, а как проснешься, про Кромку и не вспомнишь. Готова?

Я кивнула.

С крыльца спустился невысокий, смутно знакомый мужичок. В руках он бережно нес расписную посудину, напоминающую изогнувшего шею лебедя.

– Вот, держи. Залпом!

Вкус оказался неприятным, сладковатым и очень вяжущим. Я осушила чашу до дна и только тогда поняла, где видела мужичка: в прошлый раз он искал Бабу Ягу, чтобы огневушек успокоила. Так вот ты, значит, какой – леший.

Голова закружилась. Я улыбнулась – все, как предупреждали. Появилась какая-то легкость, предметы потеряли резкость, их очертания поплыли, как будто на бумагу с акварелью плеснули воды.

Последнее, что запомнилось перед провалом в пустоту – испуганные лица и кричащая что-то Баба Яга.