Читать книгу Кроличья нора, или Хроники Торнбери - Елена Граменицкая - Страница 6

Переступив порог кабинета, я увидела уже знакомых мне мужчин. Доктор Лукас сразу же поднялся, приветствуя меня, и следом за ним с поклоном встал Эдуард Мосснер, рыжеволосый и конопатый, словно яйцо перепелки, – именно его я повстречала вчера в парке вместе с сэром Коллинзом.

Я учтиво поклонилась им в ответ и заняла предложенное место в большом мягком кресле у камина. Огляделась.

Кабинет хозяина представлял собой небольшую, затененную плотными гардинами комнату. Солнечный свет, проникающий через неширокую щель в занавесях, яркой полоской расчерчивал пространство на две равные части. Над массивным письменным столом висел портрет неизвестного мне мрачного господина, упакованного в строгий, застегнутый до горла фрак. Единственными светлыми пятнами на картине были его пушистые седые бакенбарды и серебряный набалдашник трости.

Сэр Фитцджеральд, удостоверившись, что мне комфортно, обратился к собравшимся:

– Итак, господа, наша гостья любезно согласилась ответить на некоторые интересующие доктора – да и что таить, нас всех – вопросы.

Я прерывисто вздохнула, испуганно окинула взглядом троих мужчин, устроившихся рядком на кожаном диване с высокой резной спинкой и приготовившихся внимательно слушать мой бред. Постаралась расслабиться, представляя себя бейсджампером[1], подходящим к краю высокой скалы с намерением броситься вниз, в полную неизвестность… Ущипнула себя что было сил за локоть. Но попытка вернуться в реальность очередной раз дала сбой.

Ну что же.

Как построить свой рассказ, чтобы сразу избежать всплеска негодования и усмешек? Как попытаться донести до них правду и не показаться сумасшедшей? В последнюю очередь хотелось выглядеть клоуном!

Шансов на успех практически не было.

Странное чувство обреченности в тот момент захлестнуло меня с головой.

«Даже если это не сон, даже если заигравшемуся Кукольнику было угодно отправить тебя в прошлое, значит, он преследовал какую-то важную цель, пока не ясную, но определенно значимую. Поэтому логичнее придерживаться постулата “если не можешь красиво соврать – расскажи правду”».

Я видела, как волнуется доктор, он не мог сидеть спокойно, ерзал на диване, как нетерпеливый ребенок, потом встал и приблизился ко мне. Опережая его, я сказала:

– Мистер Лукас, я знаю, что у вас есть вопросы, не стесняйтесь – задавайте. Я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

«Потом буду вспоминать о случившемся и долго смеяться…»

Доктор с благодарностью взглянул на меня, откашлялся и приступил к дознанию:

– Мисс Элен, я бы никогда не позволил себе подобную вольность, но мое профессиональное любопытство не дает покоя, я не могу найти объяснения некоторым фактам. И прошу любезно их разъяснить. Буду говорить без обиняков. Речь идет о происхождении крестообразных шрамов на вашем левом колене, которые я заметил сегодня утром во время осмотра. Умоляю рассказать, кто и при каких обстоятельствах прооперировал вам колено, в результате чего был удален межсуставный хрящ…

Пока я слушала взволнованное вступление доктора, еще сомневалась, открыть им правду или продолжать валять дурака. Я продумывала другие объяснения и искала обходные пути. Но спокойные глаза мужчины, сидящего напротив и внимательно наблюдающего за происходящим, снова сказали: ничего не бойся!

«Когда тебе еще приснится такой красивый и благородный принц? Сказки давно прочитаны и пылятся под диваном… Была не была».

И я решительно прервала пассаж доктора:

– Да, мистер Лукас, я дам ответы на все интересующие вопросы, но не обещаю, что они вас удовлетворят и разъяснят ситуацию. Действительно, из моего колена был полностью удален хрящ, и теперь оно поскрипывает, как несмазанный механизм. Эта операция была проведена в Москве… – Я на миг зажмурилась и, набрав в грудь воздуха, как перед прыжком, продолжила: – В Москве, в Институте травматологии, в прошлом году, но боюсь, имя врача вам ничего не скажет, вы не сможете увидеть этого человека.

– О боже, он скончался? – помрачнел доктор.

– Отнюдь, уважаемый доктор… – «Вот и наступил момент истины». – Этот человек еще не родился.

Я произнесла эту фразу и быстро взглянула на моих слушателей.

«Ну же, сказав А, говори Б».

Никакой реакции – совершенно ничего не выражающие лица, три пары глаз, не мигая смотрящие на меня, полная тишина. Они ничего не поняли, что естественно и вполне ожидаемо.

Первым прервал молчание доктор:

– Позвольте уточнить, я ослышался? Вы сказали…

– Этот доктор пока НЕ РОДИЛСЯ, – повторила я громко, подчеркивая каждое слово.

Сэр Фитцджеральд быстро взглянул на Лукаса, и я прочла его возмущенный взгляд с немым вопросом:

«Вы же утверждали, что она здорова?»

Я должна была продолжить.

Нельзя терять инициативу.

– Господа, решить, что я не совсем здорова, точнее, выжила из ума, удобнее всего.

Я видела, как сэр Коллинз потупился и слегка покраснел.

– И это правильно. Будь я на вашем месте – подумала бы так же. Тем не менее настоятельно прошу, даже умоляю выслушать меня до конца и только после окончания рассказа решать мою судьбу. Клянусь вам, что нахожусь в ясном уме и рассудке и говорю правду, мне нет смысла ее скрывать, потому что не вижу будущего, пока вы не узнаете мое прошлое.

«Красиво сказала… А сейчас, прошу покорно, хором закричите мне на ухо, чтобы я очнулась! Пожалуйста, пожалуйста, позвольте мне проснуться!»

Я пристально оглядела собравшихся. Белый как мел доктор, из последних сил усмиряя волнение, присел на край дивана. Он нервно ерзал, напоминая непоседливого великовозрастного ребенка. Сэр Фитцджеральд, напротив, расположился удобнее, накрепко сцепил руки в замок и откинулся на спинку. Он приготовился внимательно слушать. Эдуард Мосснер напряженно замер у окна, не сдвинувшись с места ни на йоту. Лишь тонкие алебастровые пальцы рук, нервно теребящие платок, выдавали крайнюю степень заинтересованности.

Все трое не отрываясь смотрели на меня и ловили каждое слово.

Я глубоко вздохнула и, стараясь как можно четче произносить слова, чтобы не допустить недопонимания, начала рассказ.

«Точнее монолог простившегося с разумом. Ну что же… доиграю свою роль… На бис не зовите!»

– Я утверждаю, что была прооперирована в Институте травматологии в городе Москве в сентябре прошлого года, если быть совсем точной… – я быстро взглянула на доктора. – Та операция носила название «Резекция латерального мениска методом артроскопии», то есть через маленькие отверстия в коже. Она прошла успешно, я встала на ноги и начала ходить уже через час после наркоза. Если быть совсем точной, дата операции – 19 сентября 2008 года… как вы говорите… от Рождества Христова.

Вот и все. Произнести эти слова оказалось достаточно легко.

«По сценарию они сейчас потеряют дар речи!»

Действительно, ничего не случилось в этот момент. Гром не грянул, стены кабинета не обрушились. Наступило лишь долгое молчание. Я уже подумала, что собеседники вообще ничего не поняли.

Они продолжали сидеть неподвижно, и только одинаково удивленный застывший взгляд свидетельствовал о том, что они все правильно расслышали. Я замерла в кресле напротив них и, затаив дыхание, терпеливо ждала.

«Правильная реакция. Будь я на их месте, приняла бы собственное заявление за чудовищную шутку».

Доктор первым подал признаки жизни. Он закашлялся, будто слова, что он собирался сказать, комком встали у него в горле.

– Прошу прощения, мисс, можно ли нам еще раз услышать дату проведения операции?..

– Девятнадцатого сентября 2008 года, вы не ослышались, и я повторяю, что нахожусь в твердой памяти и в ясном уме. Тем не менее прошу искреннего прощения за смелое утверждение, но я попала к вам из… будущего.

«Сейчас они начнут смеяться до коликов…»

– Я рождена в апреле 1974 года в Москве. Этот город является столицей России вместо Санкт-Петербурга. Мне сейчас тридцать пять лет. И в мое время идет 2009-й год.

Я подлила еще больше масла в огонь и опять посмотрела на мужчин, пытаясь прочесть их мысли и предугадать реакцию.

Молчание длилось бесконечно, и казалось, что ему не будет конца.

На губах моих дрогнула ироничная улыбка.

«Что же ты хотела? Надеялась на чудо? Пытаешься управлять сном и внести в него коррективы? Вовлечь других персонажей?»

Внезапно стало очень страшно. Что теперь меня ждет? Скорее всего, доктор будет вынужден незамедлительно отвезти болезную дурочку к психиатру, заковать в цепи, лечить ледяными ваннами…

«Не торопись, останови панику! Теперь без их помощи не останется ни одного шанса выжить. А помочь они смогут, только поверив. Надо говорить дальше, пока не прошел первый шок, я должна успеть сказать все, что считаю нужным».

– Это произошло вчера, во время моей прогулки по парку на севере Москвы, около одиннадцати дня. Я набрала родниковой воды и шла по дорожке. Как вдруг почувствовала себя очень плохо и на некоторое время лишилась чувств. Придя в себя, еще раз извините меня за чудовищную правду, я оказалась в вашем парке, сэр Фитцджеральд, естественно, без всякого на то приглашения. Не знаю я никаких господ Вильямс. У меня нет никакого правдоподобного объяснения произошедшего со мной чуда, полагаю лишь, что попала в место, где меняется время. У нас в газетах печатали чудные истории о людях, исчезнувших из своего времени и считавшихся без вести пропавшими. Я до сегодняшнего дня не верила ни одному слову из прочитанного, но по иронии судьбы теперь не сомневаюсь в возможности подобного путешествия. Льюис Кэрролл написал сказку об Алисе. Страну чудес помните?

Я тут же осеклась. Какая Алиса? Какой Кэрролл? Он тоже еще не родился.

Названное имя, впрочем, все равно не произвело впечатления и, по всей видимости, осталось без внимания.

– Скажу одно, господа, я в отчаянии, держусь из последних сил, так как боюсь сойти с ума. Там, в моем времени, остались маленькая дочь и мама. Им сейчас так же плохо, они ищут меня и не могут найти.

В носу защипало. Голос сел. Но я продолжала.

«Играй на бис! Заставь поверить!»

– Поэтому, господа, как это ни странно звучит, мне надо вернуться на ТО место, где я впервые встретилась с вами. – Я умоляюще взглянула на непроницаемого сэра Фитцджеральда. – Возможно, временной проход еще открыт… Сэр Эдуард, помните место нашей встречи на лесной тропе у куста боярышника? Отведите меня туда, пожалуйста!

Я с надеждой посмотрела на Мосснера, но глаза Эдуарда по-прежнему ничего не выражали, он смотрел сквозь меня и, конечно, не верил ни одному слову.

Чего я ожидала? На что рассчитывала?

Уверенность, поддерживающая меня короткое время, мгновенно исчезла.

Потому что, проговорив у себя в голове последние несколько фраз, я поняла, что подобные заявления и просьбы звучат из уст постояльцев психушки.

Полоска света из-за гардин доползла до кресла, я невольно поджала ноги, спряталась в тень.

Но помощь пришла нежданно-негаданно.

Доктор Лукас как-то незаметно приблизился ко мне. Его маленькие бусинки-глазки сияли, словно раскаленные угольки. Он находился в крайней степени возбуждения, дышал прерывисто и тяжело. Осторожно взял меня за руку и произнес:

– Деточка, вы только не волнуйтесь. Нам, – он указал рукой на собравшихся, – безусловно, жаль, что с вами случилось… хм, столь удивительное событие. Но разве уж вы здесь с нами и, так сказать, являетесь божьим… посланцем, я осмелюсь просить рассказать, как будут жить люди в будущем. Какая у вас медицина?

Я не поверила ушам. Первой мыслью было, что доктор поддался на уловку, решил подыграть. Я вновь управляю сном! Как еще можно объяснить его внезапное понимание? Или он до сих пор не вовлечен и лишь делает вид, что говорит со мной как со здоровым и разумным человеком?

«Может, у меня все же есть шанс? Или это его привычный терапевтический способ успокоить буйнопомешанную?»

Выбора правильной тактики у меня, увы, не было.

Пытаясь говорить как можно увереннее, я продолжила:

– Уважаемый доктор Лукас, если это в моих силах, то я попробую удовлетворить ваше любопытство. Но, к сожалению, за неимением медицинского образования не смогу быть достаточно полезной, как вы того ожидаете. Прошу, задавайте мне вопросы. Что вас интересует в первую очередь?

Доктор растерялся и, вытащив из внутреннего кармана платок, дрожащей рукой протер вспотевшую кругленькую лысину:

– Я в сомнениях, я не знаю с чего начать… деточка.

Он прерывисто, со свистом втянул воздух.

«Деточка?»

– Допустим, так. Скажите, как долго будут жить люди через… хм… двести лет?

Его первый вопрос оказался неожиданно простым.

Я внимательно взглянула на доктора, пытаясь понять, интересуется он искренне или нацепил маску.

Его круглое румяное лицо светилось от неподдельного нетерпения.

Он не лукавил и не играл.

Пришлось отвечать.

– В среднем до семидесяти – семидесяти пяти лет женщины и до семидесяти мужчины, это касается России, в других же, более развитых странах, как Япония, Германия и особенно Швейцария, продолжительность жизни немного выше.

Доктор недоверчиво посмотрел на меня и продолжил расспросы:

– Ну хорошо. Позвольте спросить – нашли ли лекарство от чахотки?

– Вы имеете в виду, лечат ли сейчас – извините, в будущем – туберкулез? Да, доктор, эта болезнь излечима практически в любой стадии, да и многие другие смертельные сейчас для вас болезни у нас полностью побеждены. Полностью исчезла оспа, детям перестали делать от нее прививки. О, простите! Я имею в виду специальные уколы, когда впрыскивают безопасные штаммы вирусов и в организмах людей вырабатывается иммунитет.

«У них уже есть шприц? Они знают, что такое штаммы? Или доктора пока лечат клизмами и кровопусканием?»

Лукас, казалось, вообще перестал что-либо понимать. Он смотрел на меня, словно завороженный кролик на удава.

«Дела неважные… Тем не менее… надо продолжать».

– Но самое значимое для медицины событие произошло в начале двадцатого века, когда было случайно найдено чудесное лекарство – пенициллин, антибиотик, полученный из плесени и способный уничтожать стафилококки и многие известные микробы. После чего практически все бактериальные инфекции людям были уже не страшны.

– Мисс, простите, что перебиваю, вы сказали, из плесени? – переспросил меня доктор.

– Да, сэр, из обычной плесени, из спор плесневых грибков, но их название мне неизвестно, извините.

– Ну конечно… вполне допускаю… но каким образом? Настой? Вытяжка? Экстракция? Прошу покорнейше прощения, умоляю, продолжайте, – с волнением прошептал Лукас.

Я с невольной благодарностью взглянула на него и заговорила вновь:

– Сейчас ТАМ излечимы практически все болезни, безвременно уносившие жизни. Успешно лечат даже опухолевые заболевания, но пока на ранних стадиях. Врачи научились пересаживать органы от здоровых, но внезапно погибших людей к травмированным. Умеют производить операции через маленькие отверстия в коже, как было с моим коленом. Я повредила его, катаясь на горных лыжах в Альпах.

– Простите? На чем? – подал признаки жизни Эдуард Мосснер.

– Это специальные…

«Возможно, они еще не знают такого понятия – лыжи!»

– Это… Как бы объяснить? Представьте себе пластины из сплава пластика и металла…

Я опять замкнулась.

«Слова “пластик” здесь точно не существует. Очнись! Нет, у тебя не хватит словарного запаса объяснить технологию производства».

– Эти длинные пластины из железа и специального материала, его… изобретут позже. Они цепляются на ноги. Крепятся к ботинкам. И люди с их помощью спускаются с горных вершин.

Делать нечего, я встала с кресла и показала воображаемые крепления на собственных ногах. Согнув колени, попыталась продемонстрировать стиль скольжения.

Удивлению Эдуарда не было предела.

– Простите, а для чего они спускаются с гор, разве трудно найти объездной и более безопасный путь?

Меня развеселил наивный, но абсолютно логичный вопрос Мосснера. Снится он мне или нет, но предположить, что его потомки будут страдать от недостатка адреналина в крови, что уровень развития техники лишит людей естественной борьбы за выживание, он вряд ли мог. И тем более не додумался бы, что они намеренно начнут искать экстремальные способы пополнения эндорфинов. Я попыталась как можно проще пояснить Эдуарду, почему мои современники лезут в горы не боясь переломать себе ноги:

– Понимаю ваше недоумение, но горные лыжи были придуманы для получения удовольствия. Люди наслаждаются сверкающим снегом, белоснежными горными вершинами, плавным скольжением по склону. В наше время существуют огромная спортивная индустрия и инфраструктура, созданная для любителей острых ощущений. В горах построены мощные подъемники, доставляющие людей наверх; специальными машинами расчищаются и готовятся трассы для безопасного спуска. Я могу рассказывать о горах бесконечно, потому как сама являюсь… активным участником этого захватывающего действа. И однажды, во время одного из катаний, была неосторожна и повредила колено.

Я вновь взглянула на доктора. Теперь он походил на удивленного ребенка. Пушистые бровки-домики подскочили над металлическими дужками, а глаза-бусины сверкали от возбуждения.

«Интересно, я до сих пор произвожу впечатление умалишенной или факты, которые я привожу, дают мне шанс показаться разумным человеком?»

– Но продолжу, дорогой доктор, и скажу, что самые последние достижения медицинской науки даже мне кажутся абсолютной фантастикой… или, простите, утопией, говоря вашим языком. Судите сами…

«Пой, птичка, пой! Какая сейчас разница!»

Доктор не сводил с меня завороженных глаз и жадно ловил каждое слово. Эдуард Мосснер поднялся с дивана и хаотично передвигался по комнате. Краем глаза я следила за его траекторией. Нахмурившись, он время от времени пронзал меня испытывающим взглядом. Вопросов более не задавал. Молчал. Скорее всего, процесс хождения его успокаивал.

И только сэр Фитцджеральд продолжал сидеть неподвижно, в абсолютно расслабленной позе, положив ногу на ногу. Глаза его неотступно смотрели на меня.

«Ты мне веришь?» – мысленно спросила я его, но ответа, естественно, не услышала.

«Надо продолжать. Потом, когда проснусь, выложу детали сновидения на форуме. Возможно, кто-то имел такой же продолжительный опыт…»

– Судите сами, господа. Врачам удалось проникнуть в тайну клеток, из которых состоят все живые организмы. Они смогли разобрать ее структуру на составляющие и выделить генотип, то есть набор генов, индивидуальный для каждого живого существа. Меняя структуру генотипа, они научились менять внешний вид или внутреннюю сущность организма. Измененная структура носит название «мутация». Кроме того, врачи совершили еще одно чудо: они научились из одной живой клетки восстанавливать целую особь. Что значит – из единственной сохраненной клетки можно создать заново человека, хозяина этой клетки. Поистине, это звучит невероятно. Тем не менее это реальность для нас, и этот процесс называется «клонирование». Уже были успешные попытки клонирования, воссоздания из одной клетки новой копии овцы, собаки. Слава богу, неугомонным фанатикам от науки было запрещено клонирование живущих или умерших людей. По всему современному миру действует на это строжайший запрет, но, думаю, процесс уже не остановить, и человек будет воссоздан. Врачи в который раз постараются взять на себя роль Господа Бога…

Я безумно устала от своей продолжительной речи. Сил совсем не осталось. Горло пересохло и горело огнем. Благодарно кивнув доктору, своевременно поднесшему мне стакан с водой, я сделала несколько глотков живительной влаги и перевела дыхание.

Мужчины продолжали хранить молчание. Бедный сэр Лукас буквально согнулся под грузом невероятной информации, которую его мозг смог бы осмыслить только с течением времени.

«Им всем надо дать время. Возможно, по истечении его у меня появится ничтожно маленький шанс быть понятой».

И тут я вспомнила о мобильном телефоне. Как я могла забыть единственное доказательство моих слов? Если батарея еще жива, то телефон может сослужить последнюю добрую службу.

– Уважаемые господа, могу ли я попросить служанку принести из комнаты сумку, что была со мной вчера? И клянусь более не утомлять вас фантастическими историями.

Розалинда, явившаяся по звонку сэра Фитцджеральда, принесла сумку. Доставая из нее мобильный телефон, я молила об одном – только бы он еще работал! И облегченно вздохнула, увидев на батарейке одно-единственное дрожащее деление.

Открыв «Нокию», я подняла руку вверх, чтобы мое доказательство видели все.

– Я очень надеюсь, что вы поверите мне, увидев эту вещь, совершенно обыденную для каждого человека – от ребенка до старика – в моем мире. Это мобильный телефон, устройство, с помощью которого я при желании за несколько мгновений могу связаться и поговорить с любым живущим на земле человеком. Для чего мне надо лишь знать персональный номер и набрать его на этих кнопках с цифрами. К сожалению, я не могу показать вам его в действии. Еще не изобрели радио, способное передавать звуки на расстояние по проводам, еще нет радиопередатчиков, излучающих звуковые волны на разных частотах, нет антенн, улавливающих эти звуки, поэтому сейчас я держу в руках совершенно бесполезный предмет. Но еще вчера он был самым необходимым для меня. Он полностью разряжен, в его батарее остается энергии на несколько минут. Вы можете вместе со мной увидеть картинки моего мира, мои фотографии, мои воспоминания, которые я сохранила на телефоне. Если вас не затруднит, господа, подойдите ко мне ближе.

Мои слушатели встали и, как по команде, окружили меня со всех сторон. Дисплей телефона вспыхнул. За оставшееся время его мобильной жизни мне удалось в последний раз увидеть лица потерянных друзей, родных, дочери. Потом, жалобно просигналив, экран погас. Телефон умер.

– Все. Последняя ниточка оборвалась. – Эти слова невольно слетели у меня с языка и умерли во всеобщем молчании.

Мужчины стояли подобно каменным истуканам, не отрывая глаз от маленького предмета в моей руке, отныне совершенно бесполезного.

Я почувствовала, как нарастает волнение.

Приказать неминуемой истерике прекратиться оказалось невозможно. Перед долго сдерживаемыми слезами я была бессильна. Они крупными каплями, одна за другой, скатывались по щекам. Эдуард Мосснер молча протянул свой платок.

Извиняясь за слезы, я отвернулась и шагнула к камину.

«Как неудобно, нельзя расслабляться, я позволю себе плакать, только когда останусь одна». Огромным усилием я заставила себя улыбнуться.

Мои слушатели продолжали хранить молчание. Они не спускали с меня удивленных глаз.

«Смотрят, как на диковинного зверька. Хотелось бы мне знать, что творится у них в головах. Я надеюсь, что доктор сможет мне поверить и потом убедить других. Тогда, возможно, все сложится хорошо. А что, по-твоему, хорошо? Хорошо, если ты проснешься или найдешь дорогу назад, а если нет, останешься в этом времени или сне навсегда. Нет!»

Тогда я гнала страшные мысли от себя. Выжить в параллельной реальности казалось невозможно.

Затянувшееся молчание было нарушено сэром Фитцджеральдом.

Подойдя ко мне, он дотронулся до плеча. Я вздрогнула всем телом. Помню печальный взгляд, неуверенную улыбку, лишь приподнявшую уголки губ. Он пытался приободрить меня, но неудачно.

– Господа, поблагодарим мисс за увлекательный и занимательный рассказ, который до глубины души потряс и впечатлил каждого из нас. Полагаю, она сильно утомлена повествованием и не прочь отдохнуть. Если так, то мы не вправе более ее задерживать. Изволите позвать Розалинду?

Его спокойный голос звучал фоном. Голова плыла.

Ну, вот и все, вот все и закончилось.

– Нет, сэр, благодарю, я чувствую себя хорошо и способна дойти до комнаты самостоятельно. Спасибо за внимание, господа. Надеюсь, что мой рассказ хотя бы немного показался вам правдивым. Хотя сомневаюсь. Скорее он вас повеселил…

Я быстро взглянула на мистера Коллинза, но выражение его лица мне ничего не сказало, оно оставалось невозмутимо-спокойным и немного грустным, не более того.

«Он мне не поверил, мне вообще никто не поверил. А ты, будь на их месте, разве поверила бы? Еще недавно ты сама с усмешкой читала рассказы очевидцев, напечатанные в газетах, считая их желтой прессой…

Лена! Ау! Ты забыла, что они тебе грезятся? Ты напрасно истратила весь словарный запас, не находишь? Кто в домике хозяин? Поговори с ними на русском!»

– Господа! – Мой голос дрогнул. – Простите, мне кажется, что пьеса затянулась. Героиня чертовски устала. Позвольте потребовать объяснений! Что здесь происходит?

Я перевела глаза на мужчин и замерла в ожидании.

Моя реплика повисла в воздухе.

Доктор Лукас в недоумении переглянулся с Эдуардом. Сэр Фитцджеральд нахмурил лоб. Он смутился, подыскивая слова.

– Простите, мисс, но мы не владеем русским языком… Не соблаговолите повторить ваш вопрос на английском?

Чтобы вновь не разрыдаться, я собрала оставшиеся силы, поклонилась и покинула кабинет.

Сил не осталось, вся моя энергия ушла на безуспешную попытку осознать реальность. С трудом передвигая ноги в сопровождении Розалинды, я поднялась по лестнице на второй этаж, дошла до дверей комнаты. Раздеться сил уже не было, и я в полном изнеможении рухнула на кровать.

Как примириться с абсолютным бессилием, с невозможностью поверить в случившееся? С невозможностью ни себе, ни другим ничего доказать!

Новая реальность убивала, стирала подчистую.

Я исщипала, исцарапала руки до крови, пытаясь вырваться из объятий затянувшейся дремы, – все бесполезно.

Пережитое потрясение, невероятное психическое напряжение, усталость, выплаканные досуха слезы совершили наконец-то благое дело – позволили забыться сном.