Читать книгу Обратно в Город - Елена Григорьева - Страница 2

– Может, не всё так плохо? – спросила Крио, взглянув снизу вверх на Сола и встретившись с ним ясно-синими, просто до неприличия светлыми, учитывая её род занятий, глазами.

– Хватит, задрало… – буркнул Сол, катая между ладонями блистер с мефом – полулегальным препаратом, который ещё недавно рекламировался Горздравом, как мощный энергетик, средство борьбы с депрессией и тяжёлой наркозависимостью (пока у него не выявили все присущие наркотику свойства).

Сол ёрзнул в крутящемся кресле, так близко придвинутом к Крио, что их колени на миг соприкоснулись, и бросил ей обратно пластмассовый блистер.

– Забери свою отраву.

– Подумай… – с наигранным упрёком протянула девушка. – Всё может стать таким, как ты захочешь…

Но через миг она уже цапнула блистер с колен, приподнялась в кресле и перегнулась через его спинку: через весь широкий стол, заваленный сетевой аппаратурой. Пластичная поджарая девушка распласталась по столу, достала до ящиков с обратной его стороны, выдвинула один и пошарила в нём, очевидно, вернув блистер на место. Оттолкнувшись руками от столешницы, она плюхнулась обратно в кресло и вновь глянула на Сола, что-то протягивая ему на раскрытой ладони. На этот раз там лежал маленький прозрачный ингалятор с синей жидкостью.

– Издеваешься?! – огрызнулся Сол, едва глянув на дозу «Смога», за которую многие были готовы отдать куда больше собственной жизни.

– Нет… Проверяю… – с лукавой усмешкой ответила Крио.

Не глядя, она бросил капсулу через плечо, и та шлёпнулась на столешницу. Крио вновь посерьёзнела. Её лицо стало каким-то усталым.

– А теперь давай с начала и по порядку: что именно там произошло?

Сол весь обмяк, даже сгорбился, глядя в одну точку: рассматривая штампованный узор на листах металла, которыми была обшита стена за спиной у Крио. После паузы он нехотя заговорил:

– Вступился за девку, сказал же…

– Да?! – оживлённо воскликнула Крио, вскинув чёрные брови и вмиг поломав всю свою видимость крайней серьёзности. – И за какую же?

– Да за такую… – буркнул Сол, указывая взглядом за спину Крио: на стол, куда приземлился блистер со «Смогом». – Да ну, прямо тошно с тобой!

– Да ладно? Что, правда?! – игнорируя его возмущение, ещё больше оживилась девушка. – Спятил?! – её брови опять взмыли вверх, образовав две крутые дуги.

А когда она наконец поняла, что Сол не шутит, её ясный взгляд, отдающий ледяным холодком, потускнел и наполнился мраком. – Охранник?..

– Жив… – сказал Сол, не дав закончить вопроса.

– Она?

– Сбежала.

Сол промолчал о том, что сам отправил девчонку по аэрорельсе: зачем Крио знать такие подробности его сумасшедшей выходки? Сейчас нужно договориться о важном, фактически, о его собственном будущем, а не подкармливать лукавую подругу пищей для иронических реплик. Сол отвёл глаза и вновь уставился в стену, обшитую металлом.

***

Просторное помещение, в котором они находились, едва освещалось единственной лампой на столе, луч которой был направлен в потолок. Очень высокий потолок, и свет размывался, едва дотягиваясь до какой-то технической перекладины, так что комната была погружена в полумрак. К холодному свету лампы примешивались цветные блики помаргивающих индикаторов: системных блоков, накопителей, концентраторов и маршрутизаторов – в общем, всего оборудования, необходимого для работы крупнейшей под Городом нелегальной торговой сети.

В тотально компьютеризированном мире создание виртуальных сетей стало неотъемлемой частью работы чёрного рынка и уже начало вытеснять живых дельцов с улиц. Теперь торговать было трудно, особенно в оживлённых районах с вездесущими видеокамерами. Безусловно, такой незаконный сервер должен быть хорошо защищён от Городских систем виртуального шпионажа, а также от охранных рейдов. Об этом у Крио заботились несколько сотен бойцов – людей, выдавленных за рамки Городской социальной системы, обречённых на нелегальную жизнь, как теперь и Сол. А с виртуальной защитой Крио справлялась сама, привлекая Лаборатории: подпольный ай-ти-отдел подконтрольной ей части Подвалов. Ещё помогало само расположение Подвалов, запрятанных очень глубоко, на самые нижние уровни – на технический ярус Города.

Рабочий кабинет Крио был на самом деле вполне небольшим отсеком в пустотах Подвалов: техногенного лабиринта, обшитого свинцом и сталью. Когда-то он служил Городу бомбоубежищем. Его катакомбы могли вместить почти треть населения многомилионного Города. Но когда Великое Противостояние закончилось его полной победой, потребность в такой защите отпала. Больше не нужно было по сигналу воздушной тревоги вскакивать и бежать в Подвалы. Теперь Город мог просто укрыться невидимым для глаза щитом, а вой сирены сменился вежливым предупреждением о возможных неудобствах и просьбой не смотреть в небо. Подвалы объявили ненужными и опечатали, задраив входные шлюзы, обесточив их, наложив строжайший запрет на проникновение внутрь. Вся Городская деятельность переместилась в небесно высокие атмосферные башни.

Это не помешало загадочным предшественникам Крио вскрыть заброшенное подземелье и установить там свои генераторы, чтобы вновь осветить его. Запрет был нарушен, но административные органы с высоты своих верхних уровней почему-то так и не заинтересовались дальнейшей судьбой подземелья. Подпольная сеть угнездилась в монументальных глубинах Подвалов.

Входы в них были защищены чудовищными стальными воротами, способными выдержать чуть ли не прямое попадание ядерной бомбы. Они были оснащены системой аварийной блокировки на случай внезапного штурма. Подвалы вросли в лабиринт ответвлений безлюдных пещер, образованных останками нижних уровней Города. Некогда те возвышались над поверхностью земли, но теперь погрузились во мрак распада, пока башни росли вверх, надстраиваясь новыми ярусами. Нижние уровни оседали, проваливаясь внутрь самих себя, погребая пустоты под тоннами строительного хлама. А Городские башни по-прежнему крепко стояли на несущих сваях, сейсмически устойчивых и почти не поеденных ржавчиной. Но переборки осыпались, образовав новые полости, превращая их в лабиринт, заполненный беспросветной тьмой, плесенью и ядовитыми испарениями.

Никто из горожан не осмелился бы спуститься сюда добровольно – в это многоэтажное строительное кладбище: пористое, ненадёжное, готовое в любой момент обрушиться кому-то на голову, в переходах которого стоял смрад химического и органического разложения. В нём царила вечная ночь: ничем не разбавленная, отрезанная от электросетей, недоступная для лучей солнца. Естественный свет заслонили верхние уровни башен, и ничто не помогло бы забредшему сюда человеку найти выход на поверхность: в привычный, светлый, бесперебойно функционирующий Город. Ничто, кроме фосфоресцирующих микроорганизмов, разросшихся на стенах Подвалов. Но вряд ли бы этот путник смог в итоге добраться к Воротам: заблудился бы в закоулках техногенного лабиринта.

Но так дело обстояло лишь для благополучных и непосвящённых. А для тех, кому некуда больше идти, оставалось только одно: спуститься сюда, в этот страшный лабиринт и, возможно, после долгих блужданий увидеть где-то вдалеке лучи фонарей, а затем, заслоняясь от их резкого света, отдаться на милость людей с оружием и в броне. И тогда, после беглого допроса, путник будет грубовато приглашён на борт компактного сайкла, спрятанного от его глаз за ближайшим поворотом. И далее тайными ходами, известными только бойцам, скитальца доставят прямо к исполинским Воротам, распадающимся с замогильным скрежетом надвое, чтобы обнажить освещённое чрево Западных Подвалов.

– Ты уверен, что я не навлеку на вас беду? – с беспокойством спрашивал Сол, отвлёкшись от созерцания штампованного узора на стали. – Наверное, тот охранник уже подал рапорт… Камеры… Меня опознают или найдут по чипам…

– Не бойся, – оборвала его Крио, – не ты первый! Здесь как в танке! – Она искоса глянула на обшитую металлом стену, как будто хотела до неё дотянуться и постучать костяшками. – Полная непроходимость сигнала! Ненужного радиосигнала. Для своих целей у нас свои каналы… Пока так перекантуешься, а там…

– Выжигать? – резко спросил Сол с плохо скрываемой дрожью. – Ведь мы помечены… Никуда не денешься, да?

***

Всё население гигантского города-государства с рождения подлежало особому способу регистрации. Регистрации не в тот смысле, как если бы имя ребёнка и дату его рождения вносили в городские реестры. Речь шла о тотальном контроле, о получении полной информации о человеке в любой момент времени и о подробном отслеживании его передвижений. Система затрагивала всё: от данных об образовании и месте работы до личных связей и свободного времяпрепровождения. Если гражданин вёл обычный, ничем не примечательный образ жизни, согласующийся с задокументированными нормами, то им не интересовались, и всё сводилось к обычному сбору статистики. Но пристальное внимание Бюро Городской охраны вызывали те, кто намеренно или случайно выходил за рамки дозволенного, что с ужесточением городских правил становилось сделать всё проще.

В ранние периоды развития технологий для учёта граждан использовали простейший радиомодуль. Младенцу под черепные кости вживлялся микроприбор с накопителем информации, куда беспроводным способом записывали основные данные: дату рождения, пол, сведения о родственниках, группу крови, врождённые заболевания и особые приметы. Устройство было оснащено радиопередатчиком, благодаря которому охрана автоматически получала все данные о горожанине при его появлении в радиусе действия приёмных устройств.

Но такой способ был неудобным и малоэффективным. Во-первых, сама операция по внедрению маячка представляла угрозу для жизни (особенно в самых неразвитых, социально нестабильных районах, где плохо обстояли дела с медицинским обслуживанием). Во-вторых, ранние версии прибора не обладали способностью к моментальной синхронизации данных с Городскими серверами. Новые сведения о гражданском статусе человека не записывались автоматически при связи с контрольным прибором, и гражданам приходилось регулярно являться в Бюро охраны для записи обновлений своего социального статуса: информацию о смене работы и о сдаче квалификационных экзаменов.

Эта обязанность плохо отражалась на психологическом состоянии горожан. Ну кто по собственной воле захотел бы идти в представительство власти и вносить на устройство данные о том, что он слил последнюю попытку пройти профессиональный экзамен, и теперь обречён стать пожизненным чернорабочим на нижних уровнях Города? Так что многие на перерегистрацию не являлись, и Бюро охраны снаряжало вооружённые рейды для поиска уклонистов. Эти рейды ещё больше запугивали население, а у солдат Гор-охраны отнимали много времени, заставляя их прочёсывать миллионы жилых ярусов, вместо того, чтобы исполнять прямые обязанности по защите законопослушных граждан от всяких нарушителей спокойствия.

Были и другие проблемы, связанные с регистрационным устройством. Несмотря на заявление Города, что радиоволны никак не воздействуют на организм и не создают неудобств, будучи недоступными для органов чувств человека, люди осаждали пункты Горздрава с жалобами, что у них болит голова, и что они постоянно слышат какой-то звук в голове: то потрескивание, то жужжание, то громкие щелчки и свист: якобы во время обращения к радиомаячку городских сканирующих систем. А уж когда начинался процесс обновления данных – вообще-то, мгновенный и абсолютно незаметный в физическом плане для человека процесс – они утверждали, что испытывают невыносимую боль, и настолько этому верили, что у них и правда могли даже начаться судороги. Вызвано это было психикой, а не физиологией: хроническим недоверием к Городской административной системе и к технологиям контроля, но возникающие на этой почве недуги достоверно регистрировались медслужбой.

К тому же такие люди плохо влияли на окружающих, «заражая» их своими синдромами и провоцируя массовые психозы. Горожане выходили на улицы с требованием прекратить «чипование». Ну а за этим следовали неминуемые грубые меры по восстановлению порядка в виде вооружённого разгона митингов, ужесточения законов, отлова «людей с радионепереносимостью» охраной и помещение их в психокоррекционные учреждения.

Система работала, её шестерни со скрежетом проворачивались, накручивая на себя низшие слои общества. Но всё-таки Гор-администрация уже размышляла над тем, как улучшить обстановку с радиочипами. Ведь всё сложнее было утихомиривать горожан, а эскалация насилия очень плохо сказывалась на Городской системе.

И был ещё один нюанс. О принудительной регистрации взрослых уже не могло идти и речи. В Городе по-прежнему оставались те, кто родился до нововведения и кто по-прежнему имел бумажную регистрационную карту, да и встречались люди, чей радиомодуль был напрочь повреждён лечебной электротерапией. Однако операция по внедрению нового устройства подвергла бы риску их жизни, потому что взрослые хуже переносили процедуру, чем дети. А с учётом плачевного уровня медицины в самых бедных районах операция была бы равносильна казни.

Это вызвало ещё больший общественный резонанс, увеличило количество демонстраций протеста. И недальновидно было бы калечить трудоспособных людей, обрекая их на принудительную госпитализацию и долгие месяцы последующего восстановления. К тому же, у администрации имелась и другая причина, чтобы отказаться от радиочипов.

Система контроля должна была работать безотказно в следующем порядке: Город знает о человек всё в каждый милликварц времени, не допускается никаких исключений. Один раз провинился, и социальный статус навсегда изменится с нейтрального на негативный, с формулировкой «потенциальный нарушитель». И что бы горожанин дальше ни делал, для него наступал конец достойной и комфортной жизни. Его больше не допускали к привычной работы: заменяли её тяжёлым физическим трудом. Он не мог поступить на новый квалификационный курс и жить в обычной социальной башне: его селили в бараках на нижних Городских уровнях. Теперь его удел был обивать пороги «Общетруда», спать в грязи и подвергаться частым ночным проверкам охраны, а так же регулярно посещать Бюро охраны с докладом о своём социальном статусе… Может, ценой каких-либо невероятных усилий можно было вновь заслужить нейтральный статус, только сделать это было особенно сложно из-за невыносимых условий существования.

Но всё это было неизбежно, если жить по правилам. А на самом деле от такого электронного клейма можно было относительно легко избавиться. Нужен был концентрированный электромагнитный импульс (почти безвредный для человека за исключением того, что он мог вызвать сильную головную боль, но губительный для электроники). Он разрушит старую информацию на чипе, а затем запишет новую. И вот ты снова становишься законопослушным гражданином с нейтральным социальным статусом, а может, даже и с какими-то социальными заслугами, предоставляющими доступ к расширенным привилегиями.

Такие процедуры давно уже проводились за умеренную плату предшественниками Западных Подвалов. Однако, бывало, фальсифицированные данные вдруг переставали отображаться, а радиосигнал – читаться сканерами охранников. Тогда обман становился явным, и горожанин вновь попадал в коррекционное учреждение. На этот раз навсегда.

Но вскоре Городские учёные придумали новый, более надёжный способ регистрации жителей. Теперь младенцу впрыскивали в кровь сыворотку, состоящую из физраствора с незначительным вкраплением нанотел, созданных на основе атомов углерода – фактически, эквивалентных обычным органическим молекулам, но обладавших заданными физическими свойствами. Эти машины не могли выполнять никакую полезную деятельность вроде борьбы с болезнями или быстрого заживления ран, но зато они стремительно самореплицировались, создавая мириады своих копий из доступных органических веществ, и могли при особых условиях записывать на себя всю необходимую информацию.

Сыворотка заменяла собой регистрационный чип. Теперь при воздействии специального сигнала на любой участок тела (использовались в основном те места, где наиболее близко под кожей располагаются сосуды), любая попавшая в область его действия наномашина мгновенно сохраняла байты данных, а затем передавала их другим машинам, заполнившим собой уже все структуры тела. А потом эти данные начинали автоматически обновляться при первом же воздействии контрольно-считывающего устройства, связанного с Городским сервером.

Новорождённые переносили такую процедуру очень легко, ведь у них ещё не было развитого приобретённого иммунитета, отвечающего за реакции на раздражители. Разве что немного поднималась температура. Но умные наномашины быстро взламывали эту защиту организма, копируя свойства иммунных клеток. Пользуясь маскировкой как у изощрённого вируса, они внедряясь во все системы организма, не причиняя ему вреда. У взрослых процесс протекал чуть сложнее, но не выходил за рамки симптомов обычной простуды, продолжавшейся меньше недели. В таких случаях горожанин просто получал больничный и должен был соблюдать постельный режим.

Всё это обещало избавить общество от волнений по поводу регистрации, успокоить «радиочувствительных» и уберечь неучтённых горожан от опасной операции. А также усилить контроль, ведь теперь во всех общественных местах – в помещениях и прямо на улицах – стояли считывающие устройства: гибриды излучателей и инфракрасных датчиков, готовые при обнаружении человека тут же обменяться его данными с сервером Бюро охраны. С научной точки зрения процесс был сложен, похож на спектральное сканирование или микрофотографию, когда излучение отражается от нанотел в крови и переносит обратно на приёмник индивидуальный графический код, мгновенно сверяемый с данными городской информационной базы.

Молекулярные машины распространялись мгновенно, пропитывая ткани организма, проникая в структуры головного и костного мозга, и от этого государственного штампа нельзя было запросто избавиться. Человек навсегда впечатывался в систему, становясь её неотъемлемой частью. Сотни тысяч электромагнитных сканеров беспрестанно регистрировали его местоположение и передавали данные на информационный сервер, откуда к ним тут же могло обратиться Бюро охраны: любое его отделение, мобильный пункт или боевой расчёт.

Наномашины нельзя было уничтожить и полностью вывести из организма. Никто не имел таких технических средств и вообще не пошёл бы на такой риск. Это мог бы быть непрерывный диализа крови – цикл за циклом, день за днём, неделя за неделей – прогон биовещества через сложную систему мембран, вылавливающих наномашины, не оставляя им времени на самокопирование в тканях. Но так как они проникали не только в кровь, но и в сами кроветворные органы на клеточном уровне, вероятность полного избавления от них была почти ничтожной, а столь длительная процедура привела бы к смертельному истощению организма.

Но нелегальные образования под Городом нашли-таки другой способ. Им стала радиотерапия – метод лечения ионизирующим излучением – проще говоря, радиацией – который раньше использовался для борьбы с раком. Правда, человеку потом ещё долго приходилось бороться с последствиями самого облучения, зато в вопросе очистки организма от наномашин его ждал триумфальный успех.

Излучение воздействовало на организм, вышибая электроны из атомов составляющих его веществ, накапливая в тканях радионуклиды, замещая ими стабильные атомы, разрывая химические связи, деформируя молекулы и запуская процессы саморазрушения. В случае полного облучения дозами, необходимыми для гибели быстро делящихся раковых клеток (а в данном случае истребления самокопирующихся наномашин), исход был бы летальным, и в процедуре не было бы смысла. Но и здесь подпольные доктора нашли способ снизить риск и сделать воздействие направленным, основываясь на разработках древней медицины.

Так, при лечении опухолей организм облучали местно, с точечным наведением на патогенный участок, до микрона выверяя конфигурацию пучка волн и глубину их проникновения. При этом страдали в основном клетки опухоли, здоровые ткани затрагивались минимально. Но в последствие у пациента всё-таки начиналась лёгкая степень лучевой болезни.

Нездоровые клетки разрушалась и попадали в организм в виде продуктов распада, заражая кровь и ткани, делая человека слабым и больным. К тому же радиация имела свойство накапливаться, образуя всё новые источники прямо в организме, изменяя вещество клеток и провоцируя начало его самопроизвольного распада. Но кроме клеток опухоли страдали и здоровые ткани, а именно те, которые быстро обновляются: волосяные фолликулы и клетки кожного покрова. С головы опадали волосы, кожа шелушилась и покрывалась язвами. Зато исключался риск смертельной лучевой болезни, ведь здоровые органы оставались почти незатронутыми.

Вот только в случае Сола нужно было уничтожить не местное образование, а миллиарды искусственных молекул, способных к молниеносной репликации и заполнивших собою весь организм от стенок самых тонких капилляров до клеток головного мозга. Точечный метод не подходил. Требовалось полное облучение со всеми неизбежными последствиями.

Аппараты уже были созданы в Подвалах. Внешне они походили на магнитно-резонансный томограф. Радиозащитная капсула наизнанку, куда помешали человека, и он лежал там, слушая, как где-то очень тихо, на самой границе слуха пощёлкивают электроды, подавая разряды на камеры ионных ускорителей. Камеры, источающие смерть, разбавленную до двухсот сантигрей. Лежал недолго – не более двух минут в день, подчиняясь стандартным законам фракционирования1, потому что пробудь он там чуть подольше, и процедура стала бы смертельной.

Одному грею, или ста сантигреям соответствовала доза поглощённой радиации в один джоуль энергии на один килограмм массы тела. При этом летальной дозой, когда смерть от множественных внутренних кровотечений наступила бы за пару недель, было в два с половиной раза больше того, что выдавал аппарат – около пятисот сантигрей. Но это-то и было нужно, чтобы полностью истребить наномашины, которые были гораздо прочнее естественных системы организма. И здесь уже действовал эффект накопления, при систематических процедурах доводивший значение общего радиационного фона почти до критического. А это неизбежные последствия: выпадение волос, длительные приступы рвоты, регулярные потери сознания, судороги, горячечный бред, изъязвление тела, неспособность самостоятельно двигаться и принимать пищу, полная беспомощность и непрерывная боль, угнетённое сознание от предчувствия близкой смерти.

– Потом выжигать, – безапелляционно произнесла Крио. – Ты знаешь, другого способа нет.