Читать книгу Тайна Медвежьей заводи - Елена Гвозденко - Страница 3

Звонок в дверь прервал нашу беседу. На пороге стояла Ирина, другая моя соседка. С тех пор, как ее выписали из больницы, она все дни проводит дома со своей трехлетней дочкой. Она так и не оправилась от событий, которые им пришлось пережить.

– Настя, мне надо в магазин, присмотришь за Дарьей?

– Конечно, приводи ее ко мне, мы с Татьяной кофе пьем.

– Может, я не вовремя?

– Все нормально, приводи.

Ирина – тургеневская барышня, странным образом оказавшаяся в нашем циничном времени. Удивительно, как можно сохранить такую воспитанность и скромность, работая учительницей в современной школе. Недавно они с Дашей оказались в эпицентре страшных событий. Но все уже позади, мама и малышка вместе. Ирине пришлось довольно долгое время провести на больничной койке, и Дашеньку мы водили к детскому психологу.

Единственным результатом этих походов стала любовь девочки к рисованию. Недавно отремонтированная квартира Ирины напоминает студию художника-авангардиста. Обои разрисованы детской рукой. День ото дня талант юной художницы проявляется все уверенней. Первыми от «наскальной» живописи пострадали стены в детской комнате. В графичных одноцветных мазках еще сложно было разобрать композиционную задумку исполнителя. Стены в коридоре мы оклеили в нежно-персиковых тонах. Не знаю, то ли спокойный, несколько расслабляющий тон, то ли опасность быть застигнутой, как-то мобилизовали юного декоратора, но оформление этого помещения уже «читаемо». Теперь каждый, кто входил в квартиру Ирины невольно пытался расшифровать клинопись, придающую некий шарм, панельную оригинальность. Здесь автор уже пользовался различными, преимущественно жизнеутверждающими, цветами, что, по мнению психолога, говорило о полном душевном комфорте девочки. А вот душевный комфорт ее мамы под сомнением. Я очень надеялась, что интерес, который к Ирине проявил Кирилл, поможет забыть обо всех пережитых ужасах, но отношения между ними зашли в тупик. Ирина будто не замечала знаков внимания, которые оказывал мужчина. Когда Валерий сообщил мне о командировке, в которую они с Кириллом отправляются, я даже немного обрадовалась. Возможно, время все расставит по местам. Ирина придет в себя.

– Настя, я сварю еще кофе? – из задумчивости вывел голос Татьяны.

– Конечно.

Я отвела девочку в комнату, усадила за стол и придвинула лист бумаги и разноцветные карандаши. Ирина до сих пор удивляется, что у меня в квартире Даша рисует исключительно на бумаге, даже не пытаясь использовать в качестве объекта для росписи предметы интерьера. Хотя сегодня я намеревалась сама разрушить эту традицию. Недавно в магазине игрушек мне попалась специальная доска для рисования.

– Ой, кто это к нам пришел?

Татьяна вошла в комнату. Сюсюканье очень не нравится девочке. Она подняла взгляд от листа бумаги, на котором появились уже первые штрихи, и довольно серьезно сказала, обращаясь к соседке:

– Я узе басая, тетя Таня, я уицу лисовать умею! – глазки-бусинки смотрели укоризной.

– Конечно, большая. Нарисуй нашу улицу, а мы с тетей Таней не будем мешать.

Разговор, прерванный приходом девочки, не клеился.

Вскоре пришла Иришка, и мы заговорили о ценах на продукты и жаре.

– Даже боюсь выводить Дашу на прогулку. Мы гуляем поздно вечером, перед сном.

– Девчата, а почему вы не уедете из этого города? Отдохнули бы на природе. А за квартирами я прослежу, – Татьяна немного оживилась.

– Я просто боюсь уезжать куда-либо с ребенком, – Иришка смутилась. Она вряд ли могла позволить себе загородную поездку. Татьяна, стараясь перевести разговор, заговорила о своей знакомой.

– Представляете, девчонки, подхожу я к магазину, а из него Машка Филимонова вылетает. Именно вылетает. От этой жары все еле двигаются, а Филимонова бодра и свежа. Похорошела, загорела. Одета, ну если не вызывающе, то с сильной поправкой на жару. Можно сказать скорее раздета, чем одета. Зато украшений, несмотря на ранний час – глазам больно. Но среди всего этого блеска не вижу обручального кольца. Проследив за моим взглядом, Машка тут же начинает оправдываться: «Конечно, не ношу, в такую-то жару».

– Татьяна, а почему бы тебе самой не отдохнуть?

– Не могу, недавно на работу устроилась, кто меня отпустит? У меня и так, каждая смена как выход на природу. Начальник – дуб, сотрудницы – пни, а все накладные – липа. А вы, девушки, подумайте. У меня тетка в деревне живет. Там так красиво – речка, лес. Домик на лето снять можно совсем дешево. Правда и благ цивилизации никаких. Автолавка приезжает раз в неделю, спасибо предприниматель один заботится. Воду из колодца носить надо. Но зато, какая это вода, девочки!

– А что за деревня?

– Медвежья заводь.

– Это где же такая, я и не слышала об этой деревне?

– В двадцати километрах от нас по старой трассе. Деревня старая, а сейчас совсем заброшенная. Там осталось домов двадцать, не больше. В шестидесятых годах в этой деревне располагалось подсобное хозяйство какого-то аграрного НИИ Соколовогорска. Выращивали там научные сотрудники какую-то экспериментальную пшеницу, а, главное, использовали деревню как базу отдыха. Дач себе понастроили, клуб, даже бассейн был когда-то. Но сейчас все, конечно, заброшено. Правда, остались очень красивые липовые аллеи, да и детская площадка, как ни странно, сохранилась. Всем этим хозяйством заведует Михаил Львович. Очень интересный старичок.

– Танюш, ты никогда о своей тетке не рассказывала.

– Что-то между мамой и ее сестрой произошло, они общаться перестали. А не так давно от тети Кати письмо получила. Она ведь совсем одна, детей у нее не было никогда. Съездила, посмотрела, как живет. Места там и, правда, очень красивые. Понимаю, почему она ко мне перебираться не хочет.

Танюшка быстро отвела глаза. Женщина остро переживает свое одиночество. Она помогает старикам и верит в чудо. Именно открытость и готовность к любви пугает мужчин.

– Девочки, я увожу Дарью. Мне еще обед готовить, а потом спать ее укладывать.

– Да и мне пора, – засобиралась Татьяна.

Танюшкины откровения настроили меня на какой-то лиричный лад. Безумно жаль соседку, у которой и детей не случилось. А ведь она была бы хорошей матерью. У меня взрослый сын, курсант. Видимся мы, конечно, редко, но я и представить не могу жизни без него. Недавно в моей жизни появился Валерий. Мне кажется, наши отношения перерастают в привязанность.

Я решила пополнить продовольственные запасы. Звонок застал меня открывающей замок.

– Ой, и шустрая ты, девка, – Семенович, проживающий в соседнем подъезде, перешагнул порог, и это было странно. Я не могу вспомнить, чтобы он когда-нибудь посещал меня, знакомы мы шапочно. Семенович – редкий представитель мужской популяции нашего дома, этакий герой-любовник наших одиноких дам преклонного возраста. Чтобы добиться его благосклонности, наши невесты постбальзаковского возраста плетут такие интриги, что им завидовали бы придворные фрейлины. Мужчина пользуется особым положением. Он любит свежие пирожки Валентины, его пуговицы всегда пришиты, а рубашки выглажены заботливыми руками Варвары Алексеевны, но в планы мужчины не входят серьезные отношения. Что могло привести этого человека ко мне?

– Можно войти? – Семенович как-то боком просочился в коридор.

– Уже вошли, чем обязана?

– Так это… Настя, помоги. Я слышал, у тебя друг есть милиционер, или вроде того.

– Откуда? – вопрос скорее риторический, в нашей пятиэтажке утаить что-либо от соседей невозможно.

– Проходите на кухню, – я замялась, не зная как обратиться к мужчине. В нашем доме все зовут его только Семенович. Между тем сосед разулся и воспользовался моим приглашением. Он привычно проследил глазами по моим коммуникациям, заметив на ходу:

– Смеситель хоть и импортный, а ненадежный. Еще не протекает? Ты, дочка, меня, если что зови. Наши слесаря больше по бутылкам, чем по трубам специалисты.

– Что вы от меня хотели? Я знакома с мужчиной, который работает в частном детективном агентстве, но сейчас Валерий в командировке.

– Тогда, доченька, тебе расскажу, а ты уж сама реши, что делать. Только рассказ затянуться может. Ты не торопишься куда, а то, может, я задерживаю.

– Я в магазин собиралась, но это может и подождать. Кофе хотите? – решила проявить элементарное гостеприимство.

– А что покрепче нет? Хотя, не надо, на улице такая жара!

– Тогда угощайтесь, – поставила перед мужчиной чашку с дымящимся кофе и приготовилась слушать.

– Жену ты мою, покойницу, не застала. Она умерла еще до того, как ты в наш дом вселилась. Эх, и женщина была, скажу я тебе, куда нашим соседкам до нее. Я, знаешь ли, девонька, до женского полу всегда охоч был, да и бабоньки меня любили. Только моя Анюта сразу про мои похождения узнавала. Один раз, не поверишь, такой курьез приключился. Закрутил я роман с Веркой из первого подъезда. А работал до пенсии на машиностроительном заводе. Так вот, взял отгулы, а своей благоверной говорю, что, мол, в командировку меня на три дня отправляют. Она меня в дорогу собрала, все честь по чести, да только я у приятелей до ночи просидел, а как стемнело, к Верке пробрался. День проходит, второй, а потом моя подружка и заявляет, что, мол, я к ней только тешиться прихожу, а нет бы, мусор выбросить. Она недавно ремонт сделала, а мусор в мешки собрала. Дождался я ночи, подхватил мешок, донес до мусорки, да пока обратно возвращался, веришь ли, задумался о чем-то. Так в свою квартиру и пришел. Да на беду, вышел-то я совсем по-домашнему: в трико да майке. Эх, и скандал был! Верка потом куда-то уехала, а я остерегался рядом с домом подруг заводить.

Семенович замолчал, вспоминая события тех лет. Ох и грешит, старый, не пошло ему впрок. Сама была свидетельницей скандалов между потенциальными невестами. Между тем сосед продолжил:

– Да не о том речь. Сестра родная Анюты, Ольга, все ругала ее, что за меня замуж вышла. Не нравился я ей. Сама она замужем за каким-то антикваром была. Жили они далеко, за все время я ее раза три всего видел. Последний раз – на похоронах моей Анюты. Она совсем старая, больная была, еле передвигалась. Мужа давно схоронила, даже нам не сообщила. А к сестре на похороны заявилась с сыночком своим под руку. Уезжала, все грозилась: «Смотри, Александр, сразу жену себе не заводи, траур выдержи».

Я не понимала, зачем Семенович мне это рассказывает. Дефицита в слушателях он не испытывает. Но теперь я хотя бы знаю, как к нему обратиться:

– Александр Семенович, а детектив-то вам зачем?

– Да я и говорю, деточка, Ольга почти сразу за сестрой своей отправилась, года не прошло. А вот недавно получаю по почте письмо, – мужчина извлек из кармана мятый листок.

– Ты прочитай, дочка, я очки дома забыл.

С первых же строк я поняла, что история, действительно, очень странная. Не могу дословно воспроизвести весь текст. Автор представлялась Самойловой Ольгой Павловной, которую насильно удерживают в психиатрической клинике. Адреса она не знает, но ей, якобы, удалось договориться с медсестрой, которая и обещала переслать письмо. Женщина сообщала, что попала в клинику по инициативе своего сына. Она обращается к Александру Семеновичу в надежде, что он вызволит ее оттуда. Почерк был довольно неразборчив.

– Ну и что вы намереваетесь делать?

– Так вот за этим я и пришел. Если это и в самом деле Ольга, то надо ее из беды выручать.

– Когда вам пришло письмо? И где конверт? На нем же должен стоять обратный адрес.

– Письмо пришло неделю назад. Не было там никакого адреса – ни моего, ни уж тем более, обратного.

– Такого просто не может быть.

– Почему же, Настасья, не может? А если письмо сразу в почтовый ящик опустить?

– Получается, тот, кто опускал, находился в нашем городе, знал адрес.

– Вот и меня берут сомнения. Допустим, Ольга и в самом деле жива, и все, что написано в письме – правда. Допустим, что она договорилась с медицинской сестрой, и та, действительно, согласилась ей помочь, но больница же не в нашем городе! Даже если сынок положил в нашу больницу, каким образом письмо попало в мой почтовый ящик, минуя почту?

– Александр Семенович, может это просто розыгрыш? Глупый, грубый, но розыгрыш?

– Да нет, девонька, письмо писала Ольга. Только не знаю, когда оно писано. Вот смотри.

Мужчина протянул мне пожелтевший листок, вырванный из школьной тетрадки. Это было письмо Ольги своей сестре Анне, написанное лет двадцать назад.

– Ты на почерк посмотри.

– Похож, только в последнем менее разборчив, строчки неровные, да и фразы обрывисты.

– Писала или Ольга, или кто-то, кто хорошо знал ее почерк.

– Когда вы получили известие о ее смерти?

– Анютка моя умерла девять лет назад, а Ольга спустя год. Настя, я не знаю, что думать. Раньше мы с сестрой жены не дружили, но если она и в самом деле попала в беду, кто же поможет, если не я?

– Валерий уехал на месяц, я не знаю, чем помочь. Мне кажется надо обратиться в полицию.

– И что я им покажу? Этот листок? Да они и слушать меня не будут, – мужчина тяжело вздохнул, допил остатки кофе из своей чашки и поднялся, собираясь уходить. Но я остановила его:

– Александр Семенович, что вы вспомнить можете про эту Ольгу?

– Она старше Анюты, сейчас ей, наверное, лет восемьдесят. По мужу она – Самойлова. Муж-то давно преставился, царство ему небесное. Она с сынком своим жила, я даже не помню, как его зовут.

– А где они жили?

– Да в Котове, город такой небольшой.

– Александр Семенович, я подумаю, что можно сделать. В любом случае, до приезда Валерия, мы не сможем ничего предпринять.

Сосед тяжело поднялся, посмотрел на меня огромными голубыми глазами и сказал:

– Я ведь все понимаю, Настя. И денег у меня немного, чтобы детективу заплатить. Но если есть хоть малейшая возможность помочь Ольге – это надо сделать. Я как письмо это получил, сам не свой хожу. Все хотел в этот Котов ехать, племянника разыскивать. Только как его найдешь – ни адреса, ни имени. Одно знаю, отец его в какой-то антикварной лавке работал. Но если все в письме правда, Ольга в этой больнице восьмой годок мается, месячишко подождет.