Читать книгу Хроники будущего. Москва-2391 - Елена Ха - Страница 4

В России еще в разгар пандемии многие люди бежали в Сибирь, где им пришлось сражаться не только с болезнью, но и с тайгой. Из более сотни поселений в начале эпидемии к 2156 году осталось не более двадцати. Эти люди очень быстро утратили любые контакты с окружающим миром, они каждый день боролись за выживание, и только единицы одержали вверх в этой схватки.

Российским эпицентром жизни осталась Москва. И это удивительно, потому что во всем мире первыми вымирали города-миллионники. Москва с ее пятнадцатью миллионами официально зарегистрированных жителей была первой в очереди на вырождение, но у нас все через… не правильно, в общем.

Когда стало понятно, что в январе 2153 года в Москве началась не просто очередная традиционная для русской зимы волна простудных заболеваний, когда стали приходить тревожные слухи со всего мира о тысячах быстро умирающих больных, первое, что сделали власти: оградили политическую и бизнес верхушки от народа в буквальном смысле этого слова. Граница оцепления шла по садовому кольцу. На страже стоял спецотряд «бессмертных» бойцов.

Внутри садового кольца жили и работали все богатые и влиятельные люди России. Конечно, на 60 % это были «бессмертные». Но тогда, в начале пандемии, мы не знали точно, как отразится на нас эта новая болезнь, и поступили согласно устаревшей поговорке: бережёного Бог бережёт.

В конце 2153 уже стали понятны последствия заражения гриппом Салана. Люди умирали быстро, спасти их не получалось, зато «бессмертным» хоть бы что. Охваченный отчаянием народ, обезумевший от страха и горя, стал кидаться на ограждения с требованием спасти их от смерти. Начались погромы, мародерство, покатилась волна насилия.

Ситуация накалилась. Нужно было действовать жестко, спасти всех не было возможностей. В середине 2154 года наше правительство перевезло в Москву, в охраняемую зону всех видных ученых и медиков. Спецотряду приказали зачистить территорию города за садовым кольцом в буквальном смысле. Действовали они быстро, по ночам. Это было не просто, зато удалось спасти генофонд нации, Кремль, Красную площадь, Арбат, Третьяковку и много чего ещё. И все благодаря МИДБД, бесперебойную работу которой во время пандемии обеспечивал я. Что это такое, спросите вы?

К началу пандемии, уже лет сорок как, разрозненные больничные и прочие медицинские базы данных России объединили в единую Медицинскую Информационную и Диагностическую Базу Данных (МИДБД), причем там хранились сведения не только о пациентах, но и результаты их анализов, перечень симптомов. Проанализировав имеющиеся данные всегда можно было проверить правильность поставленного диагноза. Кроме того в МИДБД были сведения и о врачах, их статистика, информация об образовании, повышении квалификации. Через эту систему можно было записаться к любому врачу. Во время эпидемии она помогала вовремя обнаружить и локализовать очаг заражения.

Благодаря этой системе мы точно могли сказать, сколько людей умерло от гриппа Салана, могли отслеживать, как один за другим вымирают российские города. Дольше всех держался наш север, закалённый лютыми морозами: Воркута, Салехард, Архангельск.

Пандемия в России официально закончилась в августе 2156 года, когда умерли последние три жителя стойкого Петербурга. В том году лето выдалось на редкость влажным, как будто сама природа помогала болезни добивать людей.

Именно МИДБД и рассчитала для нас точку не возврата – 8 июля 2154 года, день, когда мы могли потерять 100 % смертного населения страны. Но это в случае бездействия. Мы же смогли оградить еще здоровых людей от уже больных, но сил хватило только на Москву, около двухсот тысяч здоровых человек разместили в карантин, который решили устроить в нескольких крупных отелях в центре Москвы.

Впервые за историю человечества «бессмертные» служили смертным. Убирались в своих номерах, стирали и гладили карантинные сами, но мы им готовили из продуктов, которые закупали в тихоокеанском регионе и транспортировали личными самолетами на собственные деньги. На тот момент за деньги можно было что-то купить только в странах Океании. Во всем остальном мире царили хаос и разруха. Продуктов не хватало. Мы всё лучшее отдавали смертным. Многие из нас были вынуждены не просто сидеть на жесткой диете, но и применять лечебное голодание. К счастью, это никак не отразилось на работе гормонов.

К тому же в Океании ассортимент продуктов был однообразный и немного не привычный: из овощей в основном картофель фри и различные бобовые. Замороженные помидоры были безвкусными, перец еле жевался. Экзотические фрукты быстро приелись, хотелось яблок. Из мяса привозили в основном говядину, а из кисломолочных продуктов только йогурты. Яйца и крупы были в дефиците…

Даже моим очень богатым родителям с их обширными связями не всегда удавалось достать еду для полноценного рациона. Нам необходимы были свежие овощи к мясу.

В Москве правительство организовало несколько серьёзных теплиц на территории бывших Черёмушек. Там, в основном, трудились бойцы спецотряда – им то не привыкать к тяжелой работе! Урожай из этих теплиц расходился по правительственным и научным столовым, что-то мы отдавали карантинным, но не очень много, они, в конце концов, могут есть и картофель фри. Поэтому помидоры, перец, огурцы, зелень всегда были в моем рационе. Я прихватывал несколько порций свежего салата с собой и вёз родителям. Они тогда отсиживались в охотничьем домике в ста километрах от Москвы, в глухой местности, еще в начале эпидемии распустив всех слуг. Мама убиралась сама, готовила, папа рубил дрова и охранял их дом. Он был небольшой в стороне от деревни Кадки, за высоким забором. Я обожал его, в детстве мне казалось, что именно так должен выглядеть домик лешего: одноэтажный из толстых круглых брусьев, с широким деревянным крыльцом, с красной крышей, а на окнах белые занавески. Не дом – терем!

Я навещал родителей каждую неделю, привозил продукты, помогал с уборкой, рассказывал новости.

Можно сказать в тот период я был кормильцем семьи. Я был тогда счастлив от того, что хоть частично смог отблагодарить своих родителей за все, что они для меня сделали. Они подарили мне бессмертие, а я помог им его сохранить.

На кануне окончания карантина я решил заехать за родителям, можно было перевозить их обратно в город. Это было вполне безопасно. Меня как всегда встретила мама. Она давно не была в салоне красоты и предпочитала теперь убирать свои прекрасные светло-русые волосы в аккуратный пучок, чтобы не были видны секущиеся кончики. Седину не могла исправить никакая «гормональная стерилизация». Но выглядела мама все равно невероятно элегантно, даже в старых джинсах и простой серо-коричневой футболке.

– Завтра заканчивается карантин! – порадовал я родителей, – жить станет проще. Многих карантинных обеспечат работой в теплицах. Я надеюсь, что и в мой отдел кто-нибудь из ребят вернется.

– Как здорово, Антон! Неужели мы сможем перевернуть и забыть эту страшную страницу? – искренне обрадовалась мама, обнимая меня. Ее улыбка всегда делала меня счастливым, сегодня она улыбалась.

– А вы уверены, что года достаточно? Не хотелось бы лишиться последних трудовых ресурсов, – по-деловому заметил отец. Он сидел в гостиной на диване и читал Достоевского, это был его любимый писатель. «Преступление и наказание» он читал мне перед сном, когда я только-только пошел в школу.

– Да, пап, я же говорил, американцы нашли записи Салана. О выведенной им болезни теперь всё известно, в том числе и инкубационный период, только как с ней бороться никто до сих пор не знает.

– Но это уже не интересно, источников заражения на Земле больше не осталось. Так что можем забыть про Салана.

– Он, кстати, умер от своего же гриппа одним из первых, – вспомнил я.

– Так ему и надо, – совсем по-детски ответила мама, – а много людей выжило в карантине?

– Все! – похвастался я.

– По нынешним временам двести тысяч человек в царстве смерти – это настоящее сокровище. Москва станет самым крупным городом Земли, – одобрил отец.

– Это точно. Мы хотели сначала всех оставшихся людей подвергнуть «гормональной стерилизации», но до лаборатории Мол не так просто добраться. Туда летает один самолет из Новой Зеландии и одни из Гуаякиля. Рейсы осуществляют верные Мол «бессмертные». А она готова принимать не более десяти человек в неделю и категорически отказывается делать скидки, не говоря уже о благотворительности, даже ради высокой цели спасения человечества. Так что мы решили отказаться от этой идеи.

– Абсурдная идея. Если все станут «бессмертными», кто работать будет! – возмутился отец.

– Да, сынок, мы так уже хотим снова нормальной жизни. Мне надоело самой мыть посуду, а твоего отца не заставишь мыть пол. Я сплю и вижу, что мы вернулись в Москву, у нас снова слуги, которые нам готовят, убирают, а мы в это время ходим на выставки, на вечеринки. Ах, скорее бы…

Вот такими были мечты моих родителей под конец карантина. Когда он закончился, как и предрекал мой отец, Москва стала самым богатым городом мира, потому что обладала самым ценным ресурсом – людьми, но рабочих рук всё равно не хватало. Однако худо-бедно, жизнь потихоньку налаживалась.

В 2160 году мы постарались организовать мировую перепись населения: людей насчитали семьсот восемьдесят шесть тысяч, «бессмертных» – тысяча двести четыре человека.

Смертные стали заниматься сельским хозяйством вблизи крупных городов, мы активно их к этому стимулировали, дарили земли, давала гранты и субсидии, заключали выгодные контракты на покупку их продукции. Но люди уходили в фермеры не из-за денег, в развалившейся экономике сложно было вернуть ценность деньгам. Просто они понимали, что вырастить картошку, развести кур, это единственный способ выжить. И они пахали, им было не до развлечений. Мы же, «бессмертные», нуждались в духовной пище. Нам с нашей-то жесткой диетой не нужно было много еды, главное, чтобы она была правильной. Секс тоже не был смыслом нашей жизни. Роскошные дома, яхты, машины у нас уже были, сложности возникали, только когда требовался ремонт, найти квалифицированных работников стало весьма проблематично. Мы нуждались в развлечениях: театре, шоу, азартных спортивных состязаниях. Большинство из нас отчаянно скучали.

После эпидемии народу стало меньше, а страхов и предрассудков больше. Смертные возненавидели нас за то, что мы не теряли своих близких и ничего, по их мнению, не сделали для спасения больных. Их умы затуманило отчаяние и боль потерь, они не хотели понимать, что мы не боги и даже на самом деле не бессмертны. Поэтому, чтобы не подхватить очередной модифицированный вирус или нож в спину я, как и большинство из нас, старался не общаться с людьми. Исключением была моя работа. После эпидемии я продолжил трудиться в родном центре и активно помогал создавать искусственный интеллект, правда, тогда еще не знал, где его будут применять.

До переломного момента в истории человечества оставалось всего ничего, когда новая трагедия ворвалась в нашу жизнь и теперь она коснулась исключительно «бессмертных».