Читать книгу За синей рекой - Елена Хаецкая - Страница 4

Почти всю ночь рассказывал Людвиг о Королевстве Пяти Рек. То смеялся, вспоминая былых друзей и беззаботное житье, то плакал.

Зимородок настолько увлекся повествованием, что и думать забыл о проигранном споре.

– Одного не пойму, – обратился он к Людвигу, – как же ты-то уцелел?

Тряпичный сенешаль дернул носом:

– И это ты называешь «уцелел»?

– По крайней мере, ты не тень, полон сил и здоровехонек.

– Ну, не так уж и здоровехонек. Дождь-другой невовремя – и вот уже в груди все хлюпает, тряпки отсырели, а там и до плесени недалеко. А кукольный паратиф? Перенес дважды! А моль? Я, знаете ли, тоже хлебнул… Одно хорошо – тоской не мучаюсь. Да, мне, можно сказать, повезло. Уехал охотиться за Черную реку. Думал: вот заодно и Зозулю повидаю… Глядь, идет мне навстречу один человечек. Камзол на нем длинный, до пят, рвань страшенная, а осанка при этом как у пфальцграфа. Я сразу смекнул, что непростой это человечек. А он, знаете, повел разговор шуточкой.

– Ба! – кричит. – Никак это Людвиг, старина Людвиг, мой добрый старина Людвиг! А знаешь ли ты, Людвиг, что пока ты тут охотился, твой король и все его королевство – фр-р-р!..

Я, конечно, от таких речей смутился. Но виду не показал. С этими странствующими мудрецами только так и можно – ничему не удивляться. Я и спрашиваю, но как могу спокойно:

– Что это значит – «фр-р-р!»? На что ты намекаешь своими «фр-р-р!»?

А он:

– Ты разве не слыхал, что Огнедум Всесведущий набрал себе поганых помощниц, и они ему в котле наварили адского зелья на всю страну?

– Каких еще помощниц? – спрашиваю.

– А тех, кого еще король Драгомир худым веником вымел: Печаль, Тоску, Кручину, Тугу, Лиходумку и других сестер-тягомотниц. Накидали они ему в котел разной мерзости. Вместо муки положили тоски, где у людей вода – там у них беда с «никогда», ну и так да… так далее, все остальное в том же роде: отчаяние, безнадежность, бесцельность и прочие ненужные вещи. А сегодня я сам слыхал, как они этот котел опрокинули. Тьфу, подлые! Все пять рек, поди, отравили. Теперь тамошним воздухом и дышать-то опасно.

Рассказывает он все это, а у меня, друзья мои милые, руки-ноги от ужаса холодеют. Чувствую – не врет. Но даже и тогда не пожалел я, ни на миг не пожалел, что посмеялись мы над Огнедумом. Ну его совсем! Такие хоть так, хоть эдак всю страну унынием отравят. Зря я тогда палача не послушал, дело советовал!..

Закрыл я лицо руками, виски потер – что-то голова разламываться стала от всех этих мыслей. Гляжу, а у меня сквозь пальцы… все видно! Вот несчастье… Видать, еще утром нахлебался отравы.

Премудрый старичок, конечно, все примечает.

– А! – говорит он даже как будто обрадованно. – Предупреждал я тебя! Теперь и сам видишь, что я прав!

– Прав-то ты прав, да что же мне теперь делать?

Чувствую – отчаяние накатывает. Никогда такого прежде не было. Ну, разозлиться, растеряться… Но чтоб отчаяние, жгучее, как перец, точь-в-точь кто-то пальцами кадык сжимает…

– Ты, брат Людвиг, не скорби, – это старичок мне говорит. – Есть у меня верное средство. Тело твое мы, конечно, уже не спасем, а вот душу спрятать сумеем. Тебе главное – пересидеть в безопасном месте.

Я и сам понимал, что раздумывать и расспрашивать некогда. Телесность моя улетучивалась прямо на глазах. А с душой творилась совсем уж невообразимая пакость. Поверите ли, жить не хотелось.

Не успел я оглянуться, как что-то такое со мной случилось, словно бы я через черную бездну перенесся. В глазах темень, сердце булькает где-то в животе – и полное смятение во всем рассудке. Вроде я и шагу не ступил, а уже нахожусь в другом месте и слышу старичка с другой стороны. Мгновение назад был этот старичок по сравнению со мной маленьким и безобидным, а теперь представляется мне огромным, наподобие великана. А на дороге лежит и тихо испаряется мое собственное тело. Я его даже не сразу признал, хотя раньше часто и подолгу разглядывал себя в зеркало. Все-таки в зеркало – это одно, а чтоб вот так, со стороны… И оказался я в мешке у Косорукого Кукольника…

Зозуля слушал рассказ Людвига, кручинясь, и время от времени вскрикивал:

– Какая судьба!.. Да что ты говоришь!.. По крайней мере, ты среди друзей!..

Что касается Зимородка, то он с большим трудом верил услышанному:

– Получается, Косорукий Кукольник существует на самом деле? Я думал, это сказки…

– Хорошенькие сказки! – возмутилась Марион. – Я и глазом не успела моргнуть, как он уже выманил у меня отцовский гульден. А меня, между прочим, знаешь как за ухо! Знаешь, как хрустело!

– Нет, Косорукий Кукольник – не сказка, – с самым серьезным видом подтвердил Людвиг. – Напрасно некоторые думают, будто он – эдакий добрый дедушка, у которого в мешке полным-полно игрушек для послушных девочек и мальчиков. Это, братцы, сон пьяного бюргера в летнюю ночь. Косорукий Кукольник – он вовсе не добренький. Шляется, где ему влезет, за игрушки, между прочим, дерет большие деньги, и не столько добродетель вознаграждает, сколько сам развлекается. И плевать он хотел на послушных девочек и мальчиков. Но мне, можно сказать, повезло. Правда, и здесь старик остался верен себе. Всунул мою душу – душу придворного и рыцаря! – в несусветного тряпичного урода. Усмотрел для этого какие-то особые причины.

Так я и жил в его мешке, таскался с ним по дорогам, претерпевая различные неудобства. То какая-нибудь безмозглая кукла сверху навалится и склочничает, что я ей под юбку, видите ли, заглядываю. То плюшевый барбос тяпнет, то деревянный капрал вздумает учить меня ходить строем… А я, между прочим, хромой. У меня одна культяпка больше другой. А мыши… Никогда раньше не боялся мышей. Теперь же они – мой постоянный кошмар. У нас был такой случай. В животе у слона вывелись мышата… эх.

Уж как я мечтал избавиться от хозяина! Бежать, правда, не пробовал. На таких лапках далеко не убежишь. А покупателей на меня, понятное дело, не находилось. Да еще старик вечно заламывал непомерные цены…

Однажды вечером подступил я к Косорукому Кукольнику с разговором. Хозяин сидел у огня, окруженный толпою красивых кукол, которые наперебой ему льстили. Кое-как просочился я к нему, подергал за штанину. Он почему-то сжалился, взял меня на руки. Надо сказать, был я в то время очень плох: в груди полно воды, уже кашлять опилками начал… Он и пожалел – подвесил меня сушиться. Вот я ему и говорю:

– Для чего ты меня в такого урода вселил? Что же мне, – говорю, – до скончания века у тебя в мешке болтаться?

А он подумал-подумал, поморгал-поморгал…

– Ты, – говорит, – кто? Что-то я тебя, убогого, и не припомню. Неужто это я, болван косорукий, такое смастрячил? Ну и ну…

От огорчения я чуть в огонь не свалился. Вот, значит, как. Я уже сто с лишком лет жду решения своей участи, а заодно и судьбы королевства, а обо мне, значит, благополучно забыли!

– Ах ты, старый душегуб! – говорю. – Да знаешь ли ты, кто тут висит перед тобой, пришпиленный за уши к каминной решетке? Да я Людвиг фон Айзенвинтер, сенешаль его величества Ольгерда Первого Счастливого!

– А, да-да… Припоминаю. Приблудился ко мне как-то раз какой-то Доннерветтер… А это, значит, ты и есть? И чего же ты от меня хочешь?

– Подыщи ты мне какого-нибудь приличного хозяина! Если уж не суждено мне снова стать человеком, хочу, по крайней мере, окончить свои дни достойной игрушкой, другом и поверенным какого-нибудь человечка.

Тут Косорукий Кукольник перестал лыбиться и цыкнул на кукол:

– Пошли вон, дуры! Не видите – мужской разговор!

А мне, уважительно:

– Высоко, брат, хватил. Любимая игрушка у человека одна на всю жизнь. Дело ответственное. Справишься ли?

Я отмолчался. За годы сидения в мешке набрался кукольной мудрости.

– Ладно, – сказал старичок, – считай, что разжалобил. Уговорил. Заставил с собой считаться. Подсушу тебя, пришью тебе новые глаза и выставлю на продажу. Может, какой-нибудь любитель уродцев и соблазнится.

Повисел я еще на решетке, помолчал-подумал и, раз уж выдался такой вечер, задал вопрос, который не мог задать вот уже сотню лет:

– Скажи… что же случилось с королевством Ольгерда?

– Эвон о чем вспомнил! Туда уж и дорога заросла. Дома развалились, поля одичали, от жителей остались только тени. А в самом королевском замке засел кровопийца Огнедум и купается в тоске да страхе.

И поверите ли, хоть я и тряпичный, а от этих слов у меня мороз прошел по коже, совсем как у человека.

– Неужели для нас не осталось никакой надежды?

– Надежда одна. Что найдется какая-нибудь чистая душа, которая решится бросить все и отправится в королевство Пяти Рек.

Слушал я старика и не верил своим тряпичным ушам.

– И столько лет ты молчал! – вскричал я вне себя. – Ведь это, оказывается, так просто! Мы давным-давно могли всех спасти…

А он мне отвечает:

– Не так уж это и просто, как тебе кажется. Чистые души – большая редкость, особенно в наше время. А ведь нужно еще, чтобы она, эта чистая душа, узнала о существовании погибшего королевства! И даже этого недостаточно. Бросить все и отправиться в опасный путь – на это тоже не всякий решится. У кого семья и дети, у кого свое ремесло… Так что, сам понимаешь, шансов немного.

– Подскажи хоть, среди каких людей искать эти самые «чистые души»?

Я рассчитывал на какую-нибудь определенность: дескать, ищи голубоглазую девушку, или что-нибудь в этом роде… Но Косорукий Кукольник и тут отказался мне помочь:

– Да пойми ты наконец, это может быть кто угодно! Мальчик, девочка, старик… Конечно, меньше вероятности, что это окажется бургомистр, торговец пирожками или преподаватель нравственности в воскресной школе. Но сбрасывать со счетов нельзя никого. Ищи!

Прошло еще почти сто лет прежде, чем мне повезло. Вот эта благородная девица не побоялась родительского гнева и оказала мне великую честь, избрав меня своей любимой игрушкой. Долгие вечера проводили мы с ней за беседою, и не найдется такого, о чем бы мы не переговорили. В один прекрасный день я рассказал ей о королевстве Пяти Рек, о короле Ольгерде и о том, как энвольтатор Огнедум с досады, что его никто не боится, погубил мою родину. Я верю, девица Марион – и есть та чистая душа, которой суждено спасти всех нас.

– Век живи – век учись, – пробормотал Зимородок. – Ну, положим, все, что ты здесь рассказал, – правда…

– Разумеется, правда, – сердито перебил Людвиг.

– В таком случае, скажи-ка на милость, каким образом вы собираетесь спасать погибшее королевство? Насколько я понял, этот ваш Огнедум – мужчина серьезный. Его одной чистотой да ясным взором не проймешь. Здесь нужно что-то более основательное.

– Насчет этого Косорукий Кукольник был крайне невнятен, – признался Людвиг. – Он, видимо, считает, что мы все решим на месте. Может, супостата вообще достаточно поленом огреть.

– Я как думаю? – встрял Зозуля. – Этот Огнедум – он как действует? Насылает тоску, нагоняет там страх. Ну а ежели ты – та самая чистая душа, то тебя этими штучками не возьмешь.

Марион попросила у Зозули иголку и нитку и, уложив Людвига к себе на колени, принялась пришивать ему глаз-пуговицу.

– Видишь, какая она? – обратился Людвиг к Зозуле. – Хозяйственная и заботливая. Такая с Огнедумом в два счета разделается. Самая подходящая жена будет для нашего короля.

Марион наклонила голову пониже и покраснела.

– Да-да, – не унимался Людвиг. – И мой старик с первой встречи начал называть ее «высочеством». А как ты думаешь, почему?

– Почему? – спросил Зимородок.

– Потому что, если невеста короля – значит, принцесса. А раз принцесса – значит, «высочество». Тут и раздумывать нечего.

Марион откусила нитку.

– Готово. Если мы хотим завтра идти дальше, то нужно немножко поспать…

Зозуля всполошился, принялся ворошить тряпье, разбросанное на печи. При этом он бормотал:

– Сейчас вот подушку перетряхну… Конечно, это не постель для ее высочества, но уж какая есть… Прошу, располагайтесь. Отдохните как следует.

– Обувку бы ей подыскать, – подал голос Зимородок.

Зозуля всплеснул руками.

– И в самом деле! Она ведь босиком, бедненькая, пришла. Куда ты только глядел, болван долговязый! Не видел разве, что девушка босая? А если бы она уколола ногу?

– Ты ей сапожки подбери мягонькие, – невозмутимо сказал Зимородок. – Да смотри, чтоб по размеру подошли.

– Не учи ученого, – огрызнулся Зозуля. – Без тебя как-нибудь соображу. А вы, ваше высочество, полезайте на печь да и спите себе без печали.

Марион так и поступила.

Она заснула почти сразу и не слышала, как Зимородок расспрашивает Зозулю о дороге, как Людвиг описывает переправы через все пять рек, пересекающие королевство…

Солнце давно взошло, когда совещание наконец закончилось. Около полудня Зимородок разбудил Марион и позвал ее завтракать.

Зозуля снабдил путников огромным количеством припасов. Дал им в дорогу связку вяленого мяса, мешочек сухарей, подобрал для Марион славные сапожки, а кроме того поделился самыми последними вестями касательно Истопника-камня, которому, по слухам, не лежалось на месте. Но это так, на всякий случай, чтобы случайно на него не сели.

Людвига, коль скоро он раскрыл свое инкогнито, Марион несла теперь открыто, за поясом. Пуговичные глаза жадно озирали окрестности.

Зимородок, как и прежде, шел впереди. В густых зарослях то и дело попадались немые свидетели того, что здесь действительно когда-то была дорога. Железный обод колеса, сквозь который проросло дерево – и не только проросло, но успело уже состариться. Три каменные ступеньки, неожиданно выросшие из мха и обрывающиеся в никуда… Как сказал Людвиг, это, видимо, все, что осталось от трактира «Под лампой», где он, бывало, возвращаясь с охоты… эх…

В этот день они прошли не очень большое расстояние. Во-первых, поздно вышли, а во-вторых, Зимородок не хотел рисковать и продвигался по незнакомой местности не спеша. Стоянку для ночлега выбирал также очень осмотрительно. Зимородок все время озирался, ежился, вообще вел себя беспокойно.

Костер удалось разжечь только с четвертой попытки. Хворост, вроде бы, сухой, упорно не желал разгораться. Огонек почти не разгонял обступившую путешественников темноту.

Марион валилась с ног от усталости. Зимородок приготовил чай и выложил на расстеленный плащ горсть сухарей.

– Завтра попробуем половить рыбу или поищем грибы, – сказал он. – А если повезет, то подстрелим зайца.

– Что-то мне не по себе. – Марион передернула плечами.

– У меня тоже сердце не на месте, – признался Зимородок. – Нехорошо здесь. Темнота густая, висит между деревьями, как черная тряпка. И птиц не слыхать. Хоть бы ворона какая закаркала…

– А что это значит? – всполошилась Марион.

– Да ничего не значит, – хмуро отозвался Зимородок. – Понимаешь ты, какое дело: лес всегда стремится уничтожить следы человека. Но далеко не всегда пожирает их с такой ненавистью. Смотри, даже тропинки не осталось. Все заросло ольхой.

– Ты думаешь, здесь никого нет, кроме теней? – почему-то шепотом спросила Марион.

– Ну почему же. Какие-нибудь зайцы остались. Может, и куропатки есть. Вон, Зозуля говорит, что охота в этих местах была богатейшая… Так, Людвиг?

Людвиг отозвался глубоким вздохом.

– Как ты думаешь, а мы с тобой сами не превратимся тут в теней? – дрожащим голосом спросила Марион.

– Понятия не имею, – отозвался Зимородок с напускной беспечностью и принялся раскуривать трубочку. – Все зависит от способности леса очищать себя от разной гадости, которой засоряют его всякие там огнедумы…

– Вот что, – подал голос Людвиг, – подвесьте-ка меня на веточку повыше. Не будет лишним, если кто-нибудь последит, пока вы спите. Мало ли что неладное… Я сразу разбужу.

– Мысль дельная, – одобрил Зимородок. – Впрочем, думаю, ничего такого не произойдет. Ладно, завтра посмотрим… Сдается мне, захаживают сюда люди.

– С чего ты это взял? – поразилась Марион.

Зимородок сделал неопределенный жест рукой:

– Так, ощущения… Лесные маркитантки – они отчаянные. Их везде можно встретить.

– Лесные маркитантки? А кто они?

– Замечательные женщины. Всю жизнь проводят в лесах, разносят продукты, могут при случае раны перевязать и от болезни вылечить. Сколько их – никто не знает. Но они всегда оказываются рядом, когда в них появляется нужда.

Костер почти догорел. Марион усадила Людвига в мешочек и подвесила к ветке старой березы, под которой они устроились на ночлег.

Девушка завернулась в одеяло, подсунула под щеку кулачок и мгновенно заснула. Зимородок выколотил трубку о корень березы, устроился рядом с Марион и накрылся плащом, после чего сразу стал неотличимо похож на груду слежавшейся прошлогодней листвы.

Людвиг-часовой таращил свои пуговицы, вглядываясь в темноту, и тянул старинный походный марш: