Читать книгу День ангела - Елена Ишутина - Страница 3

Менеджер по продажам в элитном автосалоне Игорь Тихомиров, решительно подошел к блестящему новизной Хаммеру. И, как заправский экскурсовод, стал объяснять заученными фразами потенциальному покупателю все достоинства автомашины: «Понимаете, экстерьер HUMMER HX, свободен от излишнего украшательства. Тем не менее, имеет особенности, которые говорят о традиционных для HUMMER высоких технологиях и инновациях. Да вы и сами видите».

Клиент слушал его очень внимательно. Игорь же говорил, а сам в этот момент в уме прикидывал, насколько серьезными могут быть намерения слушателя. Мужичок, который к нему обратился, был даже несколько «перебористо», но все же время фирменно одет. Как-то слишком уж подчеркнуто ухожен и, по всей видимости, платежеспособен. Но все-таки сомнения в том, что он, действительно, собрался покупать, оставались. За время своей работы в автомобильном салоне, Тихомиров видел многих покупателей и псевдопокупателей. Были и ярко выраженные богатеи, но те почему-то думают, что их постоянно обманывают. Что машину собирают где-то у нас в Калининграде полностью. Слово «адаптируют» к российским условиям им, так и вообще, ничего, как видно, не говорит. Скорее всего, они сами других накалывали, и абсолютно не представляли себе, как можно зарабатывать без обмана…

«На интерьер данной модели, дизайнеров вдохновили традиции мировой аэронавтики, – монотонно продолжал он, как ни в чем не бывало. – От сидений, которые ассоциируются с кабиной самолета, до интегрированных органов управления, приспособленных для движения по бездорожью. Красота интерьера HUMMER HX основана на целесообразности». И все-таки что-то в этом мужике опытного психолога Игоря Тихомирова настораживало. Но вот что конкретно?… Может быть, то, что он демонстрировал свою обеспеченность, какую-то эксклюзивность всего, что у него было. Словно этот человек был ходячей рекламой лучших часов, ботинок, портфелей. Честно говоря, не очень-то все это ему подходило. Как-то не вписывалось в целостный образ, будто он одолжил все эти эксклюзивные вещи, у других людей…

Клиент ничего не говорил, но чувствовалось по его жестам, что он стремится показать всему миру, что именно у него все самое лучшее и самое дорогое. Хотя, может, для покупки HUMMER HX это не самое худшее качество. И продавец, как в воду глядел. Слушатель тронул его за плечо, словно хотел остановить бурный поток славословий в адрес машины.

– Я все понял, старик. Когда вы ожидаете HUMMER HX этого года?

– Не раньше августа.

– Хорошо, это меня вполне устраивает. Что нужно сделать, чтобы машина была у меня самого первого?

– Для этого давайте сначала составим договор, внесем предоплату.

– Давайте.

– Договор у нас типовой, ваши фамилия, имя, отчество.

– Мохов Альберт Анатольевич.

– Спасибо, вот здесь подпишите, пожалуйста.

Альберт Анатольевич Мохов ехал в своем шестисотом Мерседесе по дороге домой и думал: «А не прогадал ли я с машиной?». По своей конституции он был невысоким товарищем с заметной проплешиной, а рядом с этим танком так и вообще терялся… Правда, внутри салона чувствовал себя вполне комфортно. Ничего страшного, будет эдаким Лениным на броневике. Опять покупать новый «Лендровер»? И это после того, как у него так бесшумно увели предыдущую машину? Буквально из-под носа. Тихо выкатили автомобиль ночью, прямо с дачного участка, когда все спали. Говорят, что это возможно, благодаря спутниковой охранной сигнализации…

Милиция, вызванная тогда зафиксировать кражу, сказала, что всем его домочадцам несказанно повезло, что они не видели мошенников. Попадись кто-то из его родных на пути воров, то страшно даже было подумать, что бы могло случиться. Особенно с детьми. Безусловно, Алик производил впечатление очень обеспеченного человека, но ведь и у него были свои проблемы. А потом, почему он был должен работать на других людей? И вообще, Мохов как-то не понимал, когда другие делали покупки в кредит, да и деньги брали в долг. «Эх, дал бы кто взаймы до следующей зимы, и позабыл об этом», – песня, явно написанная не для Алика. Кредит – ведь это тот же долг, – справедливо считал Алик Мохов. – По сути дела, берут у других работников их товары или услуги, а ничего не дают им взамен. Значит, тратят больше, чем производят. А вот богатый человек производит больше, чем тратит. Есть разница?!

Еще в юном возрасте Алик осознал, что проблема того, что его родители до сих пор не богаты, не в том, что в Америке у них нет престарелого бездетного родственника-миллионера, а в том, что они сами не позволяют себе стать обеспеченными людьми. Для начала в мыслях, потом в действиях, которые каждый человек предпринимает для того, чтобы стать богатым. «Денег нет, ты же знаешь. Не плачь. Другие живут еще хуже!» – часто отвечала ему мать на просьбу купить игрушечный самосвал, как у соседа Вовки…

Но Алик видел не тех, кто живет еще хуже, а тех, кто живет лучше их семьи. Сравнивал, и это сравнение было не в пользу родителей. Первое, что приходило маленькому Алику в голову, когда он твердо решил разбогатеть, была мысль: «Ограбить банк!», но так как он был неуклюж и самонадеян, его обязательно найдут и посадят. Это было верхом глупости, конечно. Тогда что? Нарыть где-то клад! Но этот клад можно искать годами и в результате не найти никогда. Поэтому он гнал от себя этот вздор, и решил, когда вырастет, заняться прибыльным делом. Торговлей, например. Во времена тотального дефицита, Мохов не стал работать экономистом по распределению, а с командой таких же мешочников – выпускников вузов, возил из Китая разные вещи. Кожаные куртки, шелковые блузки, даже тряпочную обувь. Особенно много пришлось переправлять на родину игрушек. Куклы Барби так ему осточертели, что он ни в чем не повинных блондинок просто возненавидел.

Вы когда-нибудь пробовали упаковать четыре тонны кожаных курток за ночь, причем, каждую из них скрутить, как можно сильнее, чтобы она занимала как можно меньше места? На сто первой хочется уже волком выть. Это только с виду жизнь челнока была завидной. Поездки за границу, средненькие, но все же гостиницы, рестораны с экзотической кухней. Нужно было прилететь в Пекин, затарится, упаковать все, сложить, отправить. Затем получить товар уже в Москве, выгодно продать его, получить деньги. Опять прилететь в Пекин, и начать все сначала. А если пятьдесят, а то и семьдесят процентов этих курток – брак, а если отправленное карго застрянет где-то в Антверпене на пару месяцев или не придет вовсе, а если ваш заказчик передумал брать привезенный вами товар, как было не раз… Что тогда?!

В общем, не работа, а настоящий кошмар. И в результате профит составляет крохи, которые мигом улетают неизвестно куда. Допустим, он все же перекрутится как-то так, что получит большие деньги. Но как он сможет потом распределить эту большую сумму денег, если не может, правильно, как следует, распорядиться маленькой? – мучительно рассуждал Алик Мохов. Не мелочный подсчет был его предназначением, Алик Мохов страстно хотел властвовать над большими деньгами.

Властвовать, но не становится их рабом. И опять с ним не было сказочной золотой рыбки. Он понимал, что деньги, вернее сказать, стремление к их обладанию, в современном обществе потребления стали буквально наркотиком, «дозой» заполняющей пустоту человеческого существования. Ну, купил он то, что хотел, порадовался некоторое время приобретению, потом привык, и заскучал. А то и увидел у кого-то вещь лучше приобретенной им. И так до следующей покупки. Не интересно, батенька, знаете ли, так жить! – решил Алик. Наблюдая за постсоветскими нуворишами, которые со скоростью ветра плодились в нашей стране, Мохов видел, что по настоящему богатые люди не кичатся своим богатством, а вполне заслуженно гордятся им, так как большие деньги – это констатация их выдающихся способностей! Кого ни возьми. Потом, богатые люди – все фанаты своего дела, берущие ответственность на себя за людей и предприятие, которым руководят. Они всегда полны идей, их голова похожа на кипящий котел и они уверены, что у них все обязательно получится. Одновременно раздражал и восхищал Алика этот «ботаник», Билл Гейтс. Как он мог создать целую империю передовых технологий?!

И что особенно удивляло нашего наблюдателя, так это то, что богатые люди не зацикливаются на неудачах. Даже свои же великие достижения их кипучую деятельность не могут остановить, как предел мечтаний. Ну, сделал ты миллион и наслаждайся жизнью, – поражался Мохов, – так нет же, не сидится им. Делают еще и еще. Миллион за миллионом. Правильно говорят, что деньги прилипают к деньгам. Да еще вокруг истинно богатых людей, как вихри вращаются финансовые потоки, потому что деньги любят успешных и деятельных, ненавидя при этом неудачников, нытиков, болтунов и бездельников. Он понимал, что необходимо было найти свое настоящее дело, то есть ту работу, которая будет нравиться. Где он, Алик Мохов, полностью раскроет себя и наконец-таки явит миру нечто такое, что он, мир, почувствует себя перед ним в долгу…

Но такое дело никак бедолаге Альберту Анатольевичу не попадалось, пока он не встретил своего старого институтского приятеля. Однажды, подойдя уже к выходу из бутика какого-то известного бренда, куда он часто ходил на экскурсию красивой жизни, Алик неожиданно встретил Евгения Никольского, стоящего у кассы. Когда-то они вместе специализировались по девочкам. Женька вообще был баловнем судьбы и заражал всех своим оптимизмом. Он прекрасно играл на гитаре и пел, поэтому его общество всегда было беспроигрышным.

– Алька, здорово, дружище, – сказал тот, забирая многочисленные фирменные пакеты.

– Здорово, Женька! – радостно хлопнул его по плечу Мохов.

– Сколько лет, сколько зим. Ты как? Женился, наконец?

– Ты чего?! Уже два раза успел развестись… А ты как?

– А я женат на самой красивой и умной женщине в мире. Да, да, не смейся! Поехали ко мне, сам увидишь…

– Охотно верю, старичок. За тобой не заржавеет. Дети-то есть?

– Дочка растет, тоже красавица и умница. Вся в мать.

– И в отца. Не скромничай!

– А как бизнес твой?

– Да, не особенно. «У меня есть три желанья, нету рыбки золотой»… В общем, отчелночил, а теперь вот не знаю, куда вложиться… – вдохновенно соврал Алик, почувствовав при этом, что у него «клюет».

– Вкладывайся в меня, не пожалеешь!

И Алик, действительно, никогда не пожалел, так как у Никольского была своя компания недвижимости. Это сейчас их много, а вот тогда было раз, два и обчелся. Начинали они с коммуналок, расселяли, ремонтировали, а потом выставляли на продажу за такие деньги, что мало не покажется. Потом присоединились новостройки, коммерческая и загородная недвижимость. В общем, работы было – непочатый край. Женька был генератором идей, а Алька – исполнителем, потому что что-то придумывать гениальное он был неспособен. А вот его приятель Женька рождал идеи как-то на удивление легко и главное – своевременно! Однажды Мохов, даже не на шутку расстроился.

– Вот я тупой, мне бы никогда такая гениальная идея в голову не пришла! Скажи честно, ты меня держишь в компании только потому, что я твой старый друг, а?

– Ты что, Алька! Просто бывают разные типы людей. Одни интуитивные – генераторы идей, а другие сенсорные – они-то эти идеи в жизнь воплощают. Понял?

– Ничего я не понял.

– Не обижайся, друг, но ты и вправду тупой…

– Да ты объясни толком. А то сенсоры какие-то, – несмотря на мягкость тона, Алик готов был убить его.

– Ну, вот возьми, к примеру, космонавтику. Циолковский придумывал, рассчитывал, а Королев все это в жизнь воплощал. Кто бы без Королева был Циолковский? Мечтатель, никому не известный учитель из Тмутаракани.

– Значит, я Королев, а ты – Циолковский.

– Ну, вроде того.

Тогда они помирились, но Алик все равно считал себя ограниченным, тупым и бездарным по сравнению со своим другом. Вообще, Никольский был человеком, у которого все, что бы он ни придумывал, получалось. Даже на рыбалке он так лихо забрасывал удочку, что собирались местные зеваки – посмотреть, а как он это так здорово делает. Тогда Алик узнал, что существует такой вид ловли, как нахлыст. Сама английская королева им не брезгует. Да и с людьми Женька сходился так же непринужденно. Как-то к ним в офис заглянула наша «выше крыши» звезда, решить какой-то свой мелкий вопросик с квартиркой на шестьсот квадратов в самом центре города. Алик просто потерял дар речи. Не мог и слова из себя выдавить, а партнер не растерялся. Создалось впечатление, что звезды заходят к ним в офис, если не каждый день, то раз в неделю уж точно…

Что и говорить, рядом с Женькой – таким элегантным, обаятельный и привлекательным мужчиной метр восемьдесят пять ростом, – Алик чувствовал себя настоящим пнем, неуклюжим и неотесанным мужланом. Не было у него и тех знаний и умений, какие были у партнера. А также не было такой роскошной машины, квартиры и дачи. Но самое страшное для Алика было, то, что у него не было такой замечательной семьи, как у Женьки. И этот факт сыграл роковую роль в их отношениях…

Неудачи в личной жизни словно программировались в Алике еще со школьных лет. В своем классе, он дружил с самой красивой девочкой в школе – отличницей Ларисой с золотыми волосами. Носил ее портфель, провожал после занятий, и все уроки сидел только с ней. Над ним смеялись, иногда просто издевались жестокие одноклассники, но он знал, что как девчонки, так и мальчишки, буквально все, как один, ему завидовали. Во-первых, почетным было то, что он сидел с самой красивой девочкой в их классе. Да что там в классе – во всей школе! Как только приезжало школьное начальство из Мосгороно, так Лариску сразу же снимали с уроков – вручать цветы. Во-вторых, все окружающие понимали, что у них были по-настоящему высокие отношения. Многие ребята пытались отбить у него златоглавую Лариску, но как-то грубо, подчас очень неумело. И все их попытки, естественно, были обречены на неудачу. Что, естественно, еще больше прибавляло очков Алику, как единственному другу отличницы и красавицы. Да и сама девочка с золотыми волосами ни с кем не хотела сидеть и даже общаться, кроме него.

Был еще один секрет Ларискиного расположения – у них дружили родители. Все праздники и выходные они встречали вместе. Их отношения больше были похожи на отношения приятельствующих родственников, нежели на любовные. Они с Аликом знали друг друга буквально с пеленок, так как мамы познакомились, гуляя по парку с колясками, а потом уже завели дружбу их отцы. В детстве были даже моменты, когда их брал кто-то один из родителей, например, летом на дачу. Когда Алик после уроков провожал домой Ларочку, нежно взяв ее за руку, то вокруг все время кричали «Жених и невеста! Тили-тили тесто!». Ему, в этот момент, даже странно было подумать о том, что когда-то они, чумазые и совершенно голые, дрались за место в корыте, чтобы помыться…

– Знаешь, Алик, может быть, тебе не надо меня провожать?

– Это почему же? Вон хулиганья у вас во дворе сколько…

– Да, кричат они глупости разные. Тебе не обидно?

– Нет, Ларчик не обидно. А с женитьбой – вопрос решенный.

– Как понять «решенный»?

– Вот окончим школу и распишемся, как взрослые это делают.

– Правда?

– Ну, конечно, ведь ты же самая красивая девушка на свете!

В Ларисе Алик ни сомневался ни минуты: и то, что она такая красивая, и то, что умная, но ему всегда казалось, что его школа – самая плохая в городе Москве, хотя таких замечательных спецшкол с углубленным изучением немецкого языка было всего три на весь Союз. Как-то он услышал, что через улицу есть школа еще лучше, чем их, и решил перейти именно туда. Там – и здание новее, и учителя лучше… Лариска доверяла ему безоговорочно, и хотя ей жалко было и учителей, и одноклассников приставучих, да и сами стены, она рискнула и перешла вместе с ним. «Кто не рискует, тот не пьет шампанского!» – радостно и совсем по-взрослому восклицал тогда Алик, хотя к тому времени пробовал только пиво, да и то всего три раза в жизни. Для Ларисы это был шаг в неведомое. Чуть ли не в бездну. Но с таким защитником, как Алик Мохов ей ничего не было уже страшно. Лариска верила, что их крепкая дружба навсегда, на всю оставшуюся жизнь!

Новый класс принял их парочку совершенно равнодушно. Никто их не обзывал, но никто и не привечал. Самое ужасное, что красота его Ларисы на фоне местных красавиц явно поблекла. Внешне они были не многим лучше его Златовласки, но эффект новизны подействовал на юношу возбуждающе. Потом эти девушки были какие-то уж слишком ухоженные. Мохов не сразу понял – они уже стали красить глаза и губы, пудрить носы и румянить лицо, а в его старой школе это было категорически запрещено. У некоторых новых одноклассников родители могли достать дефицит, и это чувствовалось по их благородным школьным формам, изысканной обуви, иностранным ручкам и фломастерам. Его солнечная девочка со своими толстыми хлопчатобумажными детскими колготками и потрепанными чешками в сменке, была просто Золушкой по сравнению с великосветскими дамами в кринолинах. Первой на кого обратил свое внимание Алик, стала грузинка Мака. Раскосые миндалевидные глаза, туфли на модной тогда платформе, и тонкие незаметные колготки, как у взрослой. Но, пообщавшись с Макой буквально пятнадцать минут, Алик понял, что девочка непроходимо глупа и самонадеянна.

Следующим открытием была Ольга Савченко, тоже круглая отличница, как и его Лара. Тихая, скромная девочка, в принципе, ничем особенным и не отличавшаяся, сама подошла к Алику и, артистически потупив глазки, сказала: «А у вас с Ларисой это серьезно?». Алик разозлился на Ольгу: «Какое твое дело?!», но вместе с тем и обратил на нее свое пристальное внимание. У Савченко была родинка на правой щечке, от нее пахло какой-то черничной заграничной вкуснотой, и она постоянно что-то жевала. Не жвачку – так конфетку, не конфетку – так пряник или еще что-то съедобное. Как-то Алик принес ей корзиночку с кремом и красной клюковкой сверху, так Ольга, как в том известном фильме про гангстеров, после этого готова была ему буквально отдаться на школьном чердаке. Вообще, Мохов подозревал, что девочки в этом новом для него классе знают про отношения полов гораздо больше, нежели их сверстницы в его старой школе. Особенно девочка с голубыми волосами – Таня Ратник.

В отличие от других, Таня не выглядела как ребенок. У нее был взгляд многоопытной женщины, или так ему тогда казалось. Весь класс знал, что свои кудрявые пепельные локоны она поласкает разбавленными чернилами. Ну и что? А его Лариска настаивает шелуху от лука и уже этим раствором поласкает голову, поэтому ее волосы так горят на солнце. У всех – свои заморочки. Но Таню Ратник по прозвищу «Мальвина», Алик не принял тогда всерьез, так как Таня писала записки Сашке Фролову, отдавала приказания Витальке Шабанову, а сама постоянно смотрела на Игоря Гордиевского.

Кстати, Игорь Алику нравился больше других ребят в их классе. Красивый, независимый, в общем, классный такой пацан. Им даже как-то дали одно задание на двоих, и Мохов позвонил Игорю после школы, чтобы договориться, что им делать дальше. Но в трубке, то ли его мама, то ли бабушка, ответила, что Игорь убежал к Нине на сеанс. Какой такой сеанс? Не понятно. Почему-то пришло в голову – сеанс радиосвязи или киносеанс. Странно. И какая – такая Нина? А, Нинка Кугушева, маленькая такая мерзлявая девочка. Она сидела в первом ряду, так как плохо видела, и постоянно о чем-то мечтала, витала в облаках. А если не мечтала, то рисовала. Причем как-то так энергично, неистово, что ли. Никто в классе над этой ее странностью не смеялся, просто привыкли и за спиной частенько дразнили «Ангелом», потому что так ее называла классная руководительница, когда приводила ее в пример. Уже тогда в Москве у Кугушевой за спиной было несколько серьезных выставок.

Все девчонки их класса тайно или явно думали о Гордиевском. А эта чем-то перепачканная замухрышка с ним после школы даже встречается… Вот это номер, чтоб я помер! Алик решил проследить за Игорем, и застукать, как он думал, любовников «на месте преступления». Говорят, что сеанс, а на самом-то деле… может быть все, что угодно. И однажды ему это удалось: по переулку шел Игорь и насвистывал, затем он полюбовался на себя в лужу, поправил челку, и свернул в Нинкин подъезд. Тем временем Алик выжидал за какой-то электрической деревянной будкой или щитком, когда он поднимется к Нине на старом скрипучем лифте. Выждав еще десять минут, для верности, Алик последовал примеру Игоря, пролетев по лестнице через три ступени, он трясущимися руками нажал на звонок. Квартира Кугушевых была на самом чердаке, причем, одна на небольшой площадке, так что ошибиться было невозможно. Ему открыла мама Нины. Милая женщина с ямочками на щеках и в кухонном фартуке. В квартире пахло красками и квашеной капустой.

– Я – Алик, можно мне увидеть Игоря?

– Входи, входи, Игорь позирует Ниночке. Подожди немножко, сейчас они уже закончат, и будем пить чай.

Странная женщина, – подумал Алик, – и, несмотря на уговоры, все же рванул дверь, где по его расчетам должны были находиться наедине Игорь и Нина. Комната оказалось огромной и светлой, без занавесок с простым дощатым полом и высоким потолком. Нина сосредоточенно стояла у мольберта, а Игорь сидел на подушке, склонившись над тазиком с водой. Они ничуть не удивились его приходу.

– Садись, Алик, – спокойно сказала Нина, даже не глядя на него.

– Спасибо, а что ты сейчас рисуешь?

– Легенду о Нарциссе помнишь? Так Игорь любезно согласился мне позировать.

– Можно я твои картины посмотрю?

– Конечно, смотри…

И тут его ждало настоящее открытие. Нинкины картины не были похожи ни на что другое им ранее виденное. Парящие в воздухе фигуры, собака, спрятавшаяся в траве, лесная дорога в горох, портрет мамы, туман на мокром шоссе. И много-много пейзажей с водой и деревьями. Вроде все, как обычно, но какая необычная манера исполнения! Это все было написано так, что ни с кем и никогда не спутаешь. Когда-то Алик слышал, что художники первое время подражают кому-нибудь из великих предшественников, а тут было нечто неподражаемое. Пришлось признаться в том, что он ничего не понимал в искусстве, ему бы футбол или хоккей прокомментировать. Вот это дела!

Но надо было быть полным олухом, чтобы не понять, у его новой одноклассницы определенно был большой талант. Глядя на холст или бумагу, Нина быстро делала мазок, один, другой, третий и из бессмысленных, казалось бы, неправильных линий рождалось настоящее произведение искусства. Причем, быстро и точно. Казалось, что торопыга Нина куда-то спешит, когда рисует. И в то же время у нее не было ни единого лишнего движения. Все было подчинено единому замыслу. Даже трактовка легенды о Нарциссе была своеобразной. Непонятно, где этот товарищ находился, но было ясно только одно: Нарцисс любуется, смотря на свое отражение, внезапно появившееся на зеркальной поверхности воды.

Когда Нина рисовала, то казалось, что это все так легко и просто. Следя за ее быстрыми движениями, Алик решил, что тоже сможет научиться так необычно рисовать. Да и что тут может быть сложного? Смотри, да срисовывай! Вот он неоднократно списывал у Лариски, и ничего – пятерки получал. Хотя последнее время Лариска как-то сникла, ее золотые волосы потускнели, сама она располнела, и все чаще ей одной приходилось идти после занятий. Она уже и не спрашивала Алика, пойдет ли он с ней до дома, просто опускала голову и шла. У него были теперь свои интересы, а ее интересовал только он.

Как-то, видя, вконец расстроенную Лару, бредущую по дороге из школы, Алику стало стыдно за свое поведение, и он догнал уходящую девушку.

– Ларчик, ты извини, что не могу проводить. У нас тут, понимаешь…

– Не оправдывайся. Я все понимаю, – она сказала это так тихо, будто он душил ее.

– Вот и умница, ну, я пошел…

– Иди… подожди, я хотела сказать тебе, что жалею, что перешла в эту дурацкую школу…

Но последних слов Алик уже не услышал. Он бежал по своим делам, где Ларисе не было места. Больше они друг с другом в школе уже никогда не разговаривали. И потом, когда подросший и уже взрослый Мохов бросал женщин, он никогда не оправдывался, он надеялся, что они, как его школьная подруга Лариска все понимают. Да и любил ли он Ларису? Вряд ли. Вот кого он, действительно, любил, так это, наверное, Мальвину. Или сначала Нину? Сейчас Алик не мог себе точно ответить, но после Ларисы Нина стала его самым близким человечком. Сразу после уроков он, не сговариваясь с ней, самым нахальным образом приходил к Нине, в ее обшарпанную, пахнущую красками комнату, и пытался что-то изобразить. Сначала у него получалось все на уровне художников-примитивистов, но по прошествии времени, его рисунки стали более уверенными.

Правда, не более того. Алик Мохов должен был признать, что дальше жалкой посредственности ему в живописи никогда не продвинутся. Так стоит ли этим заниматься вообще? Зарисовывать какие-то предметы, стараться. Это его предел, и то, что Нине дано с детства, ему, возможно, не дано было совсем. Как-то они устроили даже сражение на кистях. Алик рисовал Нину за мольбертом, а Нина рисовала Алика в этот момент. Когда они сравнили свои художества, то Алик все понял без слов. Нина дала ему сто очков вперед…

Нина уже писала новый портрет Игоря, когда в мастерской появилась таким же наглым образом знойная Мальвина, Таня Ратник. Под благовидным предлогом, она тоже стала учиться рисовать и восхищаться Ниной, но только тогда, когда Игоря не было. При нем она восхищалась только Гордиевским. Тот воспринимал похвалы как должное и, тем не менее, не уделял Ратник столько внимания, сколько она хотела. А с Ниной они понимали друг друга с полуслова, говорили тихо, и как-то чувствовалось, что им вдвоем хорошо. Глядя на такой тандем, Танька Ратник страшно злилась. Постепенно она сделала Алика своим временным поверенным в сердечных делах. Она буквально плакалась ему в школьную жилетку, и как-то, промочив фактически все плечо, подняла голову и неожиданно поцеловала Алика прямо в губы. Несмотря на свои долгие отношения с Лариской, у него ничего подобного с девочкой с золотыми волосами не было. Ну, целовали друг друга в щечку сухими губами, ну и что? Этот поцелуй был другим, совсем другим. Потом Алик поцеловал Таню, потом они долго еще целовались в тот день. И тогда Алик явственно понял, что окончательно пропал.

В школе они делали вид, что ничего между ними никогда не было. Танька продолжала писать записки Сашке, командовать Виталиком и смотреть на Игоря. Как она говорила: для отвода глаз. Иногда с урока отпрашивалась она, потом Алик и, выходя прямо в школьный коридор, они забивались в темный угол и страстно целовались. Для Алика перестали существовать все другие девочки, даже Нина. Грубые замечания Сашки и Виталика о том, что Мальвину уже перепробовал весь кукольный театр, его не смущали. Зависть, что поделаешь…

– Алик, что ты можешь совершить ради меня? – спросила его как-то Таня, застегивая бюстгальтер.

– Убить! – не задумываясь, сказал он, расстроившись, что руки нужно было все же убрать.

– Докажи!

– Запросто! Кого прикажите уничтожить?

– Нинку Кугушеву.

– Нет проблем. Придавлю, как клопа.

Придя в школу, Алик начал с мелочей – подставил Нине ногу. Спотыкнувшись, она, чуть было не расквасила себе нос. Все присутствующие в классе дружно засмеялись. Проделка за проделкой, подстава за подставой и на Нину Кугушеву началась настоящая травля. Причем, Игорь Гордиевский как-то даже пытался защитить девушку, да и делал это не раз, но наступил момент, когда и он сдался – стал ее травить вместе со всеми. Это было ужасно, когда Нина стояла у доски, а весь класс тянул протяжное «ууууу». Надо сказать, что все обиды Нина сносила мужественно, и все привыкли, что они обязательно должны как-нибудь ее задеть: толкнуть, обозвать, спрятать портфель, приклеить к столу дневник, выстрелить из рогатки, плюнуть в нее жвачкой…

Тот день в раздевалке Алик не забудет никогда. Утром он играл в футбол с Сашкой Фроловым портфелем Нины, а Виталик Шабанов топтал ее куртку в раздевалке. Это было чудовищно, но ни один мускул не дрогнул у «Ангела» на лице. Просто пионер-герой какой-то. Ее такое мужественное поведение еще больше заводило их. Ну, разрыдалась бы, что ли для приличия… Девочки, сбившись в стайку, смотрели на действия мальчишек. Мальвина ликовала. Сгорбленная Алевтина Яковлевна, их классная руководительница вышла в вестибюль, и закричала на обезумевших мальчишек. Схватив раскиснувший от грязи Нинин портфель, Сашка пошел его мыть в туалет, чтобы затем театрально вручить его владелице под всеобщий гогот. Тем временем Алик побежал в раздевалку, куда прошла Кугушева для того, чтобы переодеться на физкультуру. Виталик победоносно размахивал Нинкиной сменкой.

Он хотел в очередной раз напомнить, что на Кугушеву открыта настоящая охота. Все уже переоделись и вышли, Нина запаздывала, но единственной мыслью Алика было: «Хоть бы в раздевалке было много народу!». Его больше всего волновало присутствие Тани Ратник. Но упакованные в физкультурную форму девочки стояли в вестибюле, с другой стороны, и он не мог их видеть. Надеясь на успех, Мохов открыл дверь и истошно заорал, но никто ему не ответил. Тогда он ворвался в раздевалку и то, что было дальше, он помнит очень смутно. Помнит только, как на полу лежала Нина как-то уж больно неестественно, словно спала, уткнувшись носом в школьный фартук, и молчала.

Ну, хорош, претворяться, дура набитая! – что есть мочи, играя на воображаемую публику, заорал тогда он. Никто его не услышал. Нина даже не пошевельнулась. И, расстроившись, что его геройство никто не видит, от досады громко, со страшной силой, пнул ее в бок и захлопнул дверь. Это потом были скорая помощь и милиция, а тогда он подумал, что Нинка просто издевается над ним. Улеглась и притаилась. Но зачем только на полу, словно упала?… Подумаешь, страус – голову в песок.

…В семнадцать лет еще кажется, что все мы бессмертны, что у нас впереди еще много-много лет, что ничего страшного, а тем более случайного с нами произойти не может. Когда Алик понял, что же с Ниной все-таки случилось, он от ужаса побежал на школьный чердак и разрыдался. Сколько он там просидел, Алик и сам не понял, но ему не хотелось спускаться к одноклассникам, да и просто ему не хотелось теперь жить, дышать. Нина умерла. Вот так, просто. Он открыл чердачное окно, и только собрался сделать шаг вниз, как за спиной услышал чье-то сиплое дыхание. Подумав, что это Нина пошутила, он радостно обернулся. Но это была Мальвина.

– Ну что, теперь-то ты довольна?

– Алик, что с тобой? Ты весь дрожишь!

– Это ты, ты во всем виновата. Это все из-за тебя! Кукла бездушная!

– Да прям, кто ее все время задевал? Кто ее гнобил? Не ты ли? Причем здесь я?

– Да уж. Это я тебе обещал убить ее, вот и убил. Я спрашиваю – ты довольна?

– Но ты же убил, не я… – сделав глаза большими и наивными, сказала Таня.

– Какой же я был идиот, что связался с тобой. Ты мной манипулировала, как куклой-марионеткой! Ты злая, гнусная, бездушная тварь…

От безысходности, от осознания собственной никчемности, он заплакал, как ребенок. Мальвина прибегла к испытанному средству – стала его целовать, в лоб, в губы, в шею. Больше всего на свете ему хотелось отстранить ее, сильно шлепнуть об пол, да так, чтобы у нее разбилась ее нелепая голова, в которой вместо мозгов было просто одно отхожее место. Видно перепутали еще при внутриутробном развитии. Но почему-то уже не было сил сопротивляться. И вдруг он почувствовал, как Таня присела, наклонилась к его брюкам, ловко расстегнула ширинку, и потом произошло что-то невообразимое, постыдное и в то же время необыкновенное по ощущениям.

Алик помнит только, что он летел куда-то далеко-далеко. Его засасывало в какую-то, будто бы вакуумную воронку, он сопротивлялся, даже конвульсивно так дергался, буквально толкался куда-то, но не мог ничего с этим процессом поделать. Да и прервать столь диковинные отношения, именуемые французской любовью, ему в голову даже не приходило. Всем своим существом, Алик чувствовал, как он разбухал, становился огромным, но совсем неожиданно его внутренности обжег спазм, и ему показалось, что его сущность просто рвет на части. И только, когда это произошло, он почувствовал полное опустошение, а Таня, довольная собой, сделала глоток, улыбнулась и только шепнула ему на ухо: «Ну, все, все, успокойся».

От волнения и презрения к самому себе, Алика стошнило. После всего с ними произошедшего, он не мог смотреть на Таню. Она была ему просто противна. Ведь хорошо же знал, что так бывает в отношениях между мужчиной и женщиной. Но никак не ожидал, что это произойдет именно с ним и именно сегодня. Потом Алик понял, что после этого действа чрезмерной близости, возненавидел Ратник, но это было уже потом. А сейчас вся его жизнь делилась на «до Нины» и «после нее».

После этого страшного дня, Алик больше никогда не открыл двери класса. Три дня он где-то скитался. Дико, до умопомрачения, напился с добрыми беззубыми и все понимающими бомжами неопределенного возраста. Когда же он окончательно протрезвел, то вернулся домой и сказал родителям, что в школу больше никогда не пойдет. К нему приходил участковый, брал показания, но в классе никто не сказал, что именно Алик Мохов последним видел Нину. Отец Саши Фролова постарался это дело замять, чтобы не копали дальше и не портили жизнь молодым людям, а его отец уговорил директора школы выдать Алику аттестат без экзаменов. Видя, как сын страдает, мать потащила его к какой-то ясновидящей, которая лечила невменяемого мальчика пассами над головой, затем укладывала его на свою кровать, накрывала шерстяным пледом, включала какую-то кассету с пением птиц и умиротворяющими звуками. На десятый сеанс Алик Мохов все негативное забыл и помнил только хорошее. Но в школу так и не вернулся. Его отец орал, чтобы он шел немедленно в армию, мать отвечала, что там-то уж их единственный сын и подавно свихнется. В результате его протолкнули в какой-то институт торговли, куда пристроили и Ларису, на которой он, как и обещал – все-таки женился.

Казалось бы, счастливый конец. Happy end. Но весь ужас ситуации только начинался. Только Алик оправился от переживаний, как увидел Ларису на первом курсе. Дикое чувство вины захлестнуло его так, что он ходил перед Ларисой колесом, только, чтобы она его заметила и простила! Окруженная немногочисленными представителями мужеского пола их факультета, Лариса заблестела здесь с новой силой. Ее встречал один, провожал другой. Она попала даже на первую полосу «Вестника торговли», и тут Алик не выдержал и пошел к родителям Ларисы домой, просить руки их дочери. По старой дружбе, те не могли ему отказать. Лариса обещала подумать. Прошла целая вечность, как показалось потом Алику, перед тем, как они поженились. На самом деле – всего два месяца. Все это время родители готовились к свадьбе. На минуточку Алику показалось, что он искупил этой свадьбой все. И то, что он так предательски бросил в школе Ларису, и то, что увлекся этой гадиной Ратник, и то, что был повинен в смерти Нины…

Но искупления собственных грехов за счет семейной жизни не произошло. Когда Алик с Ларисой стали жить вместе, и особенно, когда появился их сын, стало ясно, что хоть они и росли вместе – выросли совершенно разными людьми. Будто добившись всего того, что она хотела, Лара как-то быстро разжирела, опустилась даже. В общем, не была первой красавицей и умницей, чего ему так страстно хотелось. А потом… она не забыла ему той обиды, которую он нанес ей еще в школе. И быстро дала Алику это понять. Теперь уже трудно объяснить, что сыграло решающую роль в их отношениях, то ли то, что она все помнила, то ли то, что Лариса уже не была той красавицей с золотыми волосами, как раньше. Недолго думая, Алик развелся, так как понял – их отношения с Ларой уже давно исчерпали себя. Правы были древние греки, сказав, что все течет, все меняется, и нельзя войти дважды в одну и ту же воду. А русло умершей реки просто-напросто пересыхает…

В роскошной, но чужой для него прихожей, Алик сидел на кованой скамье и довольный собой натягивал ботинок. Сегодня утром он превзошел самого себя. Однозначно. Но Наташа в прозрачном домашнем халатике и изящных шлепанцах с пушком наверху, мялась, теребила кончики пояска и хотела ему что-то важное сказать. «Ну что, что ей еще нужно?!» – раздраженно подумал Алик и вопросительно взглянул на Наталью. Та опустила голову, он стал завязывать второй ботинок, когда она все же решилась.

– Я беременна.

– Это временно, – не думая, выпалил Алик и ретировался поближе к двери. Он спешил на работу.

– Не временно, я твердо решила, что буду рожать.

– Я-то здесь причем? – равнодушно произнес он.

– А притом, Алик, что это твой ребенок…

– Неужели?

– Алик, открой глаза, Женя уехал три месяца назад, а беременность всего семь недель! – она заплакала.

– Ну что ты, не плачь. Давай сядем, обо всем поговорим спокойно. Только я должен сначала покурить.

Время до прихода из колледжа Милы у них еще было. И он вышел на лестничную площадку Натальиного элитного дома. Достал сигарету, затянулся, и картина для него стала постепенно проясняться. Когда он впервые пришел к Женьке Никольскому домой, то сразу понял, что супруги обожают друг друга. Их дочка – Милка – прекрасная пианистка, именно о таком ребенке мечтают честолюбивые родители, чтобы потом гордиться и… делать на нем деньги. Первые места на различных конкурсах, участие в музыкальных салонах и концертах. Даже на канале «Культура» про нее рассказывали. Золото, а не ребенок!