Читать книгу Ни слова про коня - Елена Ивановна Барсукова - Страница 2

Очнувшись, Лили вслушалась в окружающий мир с закрытыми глазами. Старая привычка сработала и в этот раз. Но тишина ничего ей не сообщила, и девушка приоткрыла глаза. Обнаружив себя на узкой кровати в незнакомой комнате, залитой солнцем, без туфель, без платья и без корсета, только в рубашке и панталонах, Лили растерялась. Попытка оторвать голову от подушки взорвала нестерпимую боль. Пришлось опять зажмуриться – тошнота голода крутанула пространство туда-сюда. Со стоном дотронувшись до головы, девушка нащупала огромную шишку, которая занимала, наверное, половину лба.

– Когда же я ее посади… – но не успела Лили додумать свой вопрос, как грянуло воспоминание о прошедшей ночи.

Погоня, парк и огромное рыжее чучело в качестве апогея неудавшегося вечера вызвали стон.

– Абсурд, – произнесла Лили и все-таки попыталась сесть. Голова закружилась, и комната качнулась так сильно, что несчастная девушка чуть не упала с кровати.

– Интересно, сегодня – это завтра или уже послезавтра? – пронеслось в голове, но урчание в желудке рассеяло сомнения. – До послезавтра я бы может и не дожила.

Определившись со временем, Лили принялась за пространство, стараясь поддерживать его в равновесии. Недостающие части ее одежды валялись рядом с кроватью на стуле и под ним. Лили встала и обыскала юбку: портмоне, коих лишились два незадачливых джентльмена прошлым вечером, на месте не оказалось. Возник вопрос – оставить их в платье или спрятать в комнате, временно был снят. О том, где они могут быть, Лили боялась даже подумать и предпочла пока оставить эту мысль. В комнате было две двери и, не польстившись на основательную, видимо входную, Лили открыла простую белую дверь, за которой обнаружила ванну.

– Однако… Ватерклозет прямо в комнате! Может я в госпитале? Тогда почему меня не кормят? Я же скоро умру с голода! – вихрем пронеслось в голове. – Или я уже умерла?

В комнате было невыносимо жарко и пахло пылью, но кран, чтобы попить воды, открывать было страшновато: иерихонские трубы канализации могли преждевременно сообщить о ее пробуждении. А вот шпингалеты на окнах были совсем не страшными, и Лили решила, что открыв окно, она сможет хотя бы проветрить, а то и сбежать. Последнее было не самой глупой идеей, ведь о том, что она стала воровкой, знала теперь не только она и пострадавшие джентльмены, но и тот, кто ее раздевал. О том, кто этот кто, Лили также предпочла не думать. В конце концов, она слышала, что в тюрьме дают бобы и хлеб, а это уже кое-что.

За окном Лили увидела буйную, почти лесную, растительность, таившую желанную прохладу. Потянувшись к шпингалету, Лили привстала коленом на подоконник и уже почти дотянулась, когда услышала вопрос:

– Желаете снова прогуляться по парку?

Дернувшись, как от кипятка, Лили резко обернулась, сердце прибавило тысячу ударов в секунду, ноги не справились с высотой, и Лили опять провалилась в никуда.

Два раза за одно утро приходить в себя с тем же чувством дурноты – испытание пренеприятнейшее. Сознание не успело включиться, а глаза уже открылись сами собой от какого-то резкого запаха. Лили сфокусировалась на двух мужчинах, нависших над ней.

Азиат, видимо китаец, убрал от носа Лили вонючий бутылек. Тошнотворный запах въелся в носоглотку ржавчиной и, казалось, разъел слизистую, что вызвало нестерпимый кашель. Если бы в желудке девушки была хоть крошка, удержать ее точно не удалось бы.

Откашлявшись, она посмотрела на второго – крупного рыжеволосого мужчину. Аккуратно уложенные волосы, холодные голубые глаза, короткая гладкая борода, нос с горбинкой, надменный рот… Она как-то видела гипсовую голову греческого бога с похожими чертами. Он смотрел на Лили оценивающим взглядом, и, вроде бы, неодобрительным. Совершенно немыслимое предположение, вспыхнувшее в голове Лили, он прервал резким замечанием:

– Я думал, мода на обмороки осталась в прошлом веке!

Лили с трудом поняла, что он имел в виду. Ответить восклицанием: «Хочу есть, хочу есть, хочу есть!!!», она не решилась и, собравшись, начала издалека:

– Простите, сэр, я некоторое время не ела, и … поэтому… – что именно поэтому она чувствует, Лили так и не сформулировала. – Если вы подскажете, как добраться до Сан-Франциско, я бы была вам так признательна…

Повернувшись к китайцу, рыжий господин с заметным раздражением сказал:

– Принесите мисс…

– Мисс Джерсдейл, сэр, мисс Лилиан Джерсдейл, – что она миссис, но вдова, Лилиан решила не уточнять.

– Принесите мисс Лилиан Джерсдейл завтрак, – закончил рыжий сэр с явной издевкой в голосе.

Китаец вышел, а рыжий сел на стул, прямо на платье Лилиан, и в задумчивости стал барабанить пальцами по столику трюмо.

Девушка искоса его рассматривала. Руки у него были большие, крепкие и ухоженные, несмотря на темный загар. Лили обратила внимание на крошечный кусочек пластыря тельного цвета над бровью, который до этого не заметила. Прерванная ранее мысль настойчиво лезла в голову, и все же она никак не могла ее додумать.

– Простите, сэр, – осмелилась Лили. – Где я нахожусь?

– Вы, мисс Джерсдейл, находитесь в поместье Джеймса Уорда, в Мельничной долине.

– А мистер Уорд – это Вы? – вопрос получился у Лили каким-то уж совсем обреченным.

– Да, это я. – ответил мужчина. – Но сейчас более актуален вопрос кто Вы, и что Вы ночью делали в моем саду?

«Святая Лючия, – подумала Лили. – Где еда?» Когда рот занят, можно ничего не говорить. И вообще, джентльмену не должно находиться в спальне у незнакомой девушки без видимой на то причины. Но мистер Уорд, похоже, плевать хотел на нормы приличия, и решил окончательно добить Лилиан:

– И вот еще: что это? – задав вопрос, Уорд достал из кармана пиджака два знакомых Лили портмоне.

– Это портмоне, – сокрушенно произнесла Лили и покраснела.

Мистер Уорд продолжал невозмутимо смотреть на Лили, только сощурил глаза. Лили пробил страх, настолько холодным и пронзительным был этот взгляд.

– Простите, сэр, я не хотела хамить, сэр. Последнее время, дела стали совсем плохи, и я… у меня, так получилось, что мне пришлось, временно одолжить…

Мысли путались, китаец с едой все не шел. А ведь в китайском квартале лапшу приносят за считанные мгновения.

– И Вы обобрали пьяньчужек в пивной у причала, а потом скрылись в саду?

– Ну, на совсем уж пьяньчужек эти джентльмены похожи не были, я не думаю, что взяла последнее и оставила их без средств к существованию.

Какую-то долю секунды мистер Уорд сверлил Лили взглядом, а потом, осознав серьезность ее заявления, рассмеялся.

Лили выдохнула: пускай смеются, только бы дали поесть. Тут как раз подоспел китаец с подносом. К своему разочарованию Лили не увидела на подносе жареную индейку. Сэндвич, хоть и приличных размеров, кофе, сахар и молочник – это все. Сотворив молитву из трех слов – Господи-спасибо-Аминь, – Лили взяла было сэндвич, но остановилась: неужели они будут смотреть, как она ест? Ее колотило от нетерпения, но укусить она не решалась, так как заглатывать бутерброд в один присест на глазах у изумленной публики было неловко, а откусывать маленькие элегантные кусочки у нее вряд ли бы сейчас получилось.

Как живая, со своими вечными наставлениями о культуре поведения в обществе, перед мысленным взором встала сестра Доротея. Сглотнув, девушка вернула еду на тарелку.

– Спасибо большое! – сказала она китайцу, вложив в слова всю сердечность, на которую только была способна, в надежде, что благодарность будет принята как прощание обоими мужчинами.

Понял ли ее китаец не известно, но рыжий мистер Уорд все же был воспитан как надо. Он встал и, пожелав приятного аппетита, направился к двери. Где-то на заднике сознания Лили боролись две мысли: первая – надо поесть и срочно убираться, вторая – надо попробовать остаться и посмотреть, что будет.

– Сэр, спасибо Вам за гостеприимство, мне жаль, что я доставила Вам столько хлопот, я так вам признательна, – закинула удочку Лили с той искренностью, которую добавляет пустой желудок.

Мистер Уорд обернулся и еще раз внимательно посмотрел на Лили. «Срочно убираться» – решила девушка, но совершенно неожиданно, казалось, даже для самого говорящего, она услышала:

– Если Вы будете хорошо себя вести, Вы сможете злоупотреблять моим гостеприимством и доставлять мне хлопоты еще некоторое время.

Не успела закрыться дверь за волхвами, как их дар был наполовину уничтожен. Лили не любила кофе, но бросив в чашку три куска сахара, а через секунду, добавив к ним еще один, выпит был и он. Уже после того, как от сэндвича не осталось и крошки, пришла очередь молока, которое оказалось – совершенно потрясающе – жирными сливками, и съедены еще несколько кусочков сахара.

Есть хотелось еще, но пока больше было нечего. Пристроив поднос под кроватью, Лили откинулась на подушки и отдалась мысли, которая навязчиво всплывала у нее в голове на протяжении всей беседы с мистером Уордом: вчера в парке она определенно видела его, только в совершенно ином образе. Дикарь, хоть и мимолетно виденный, был его копией. Сестра Доротея, с прищуром знатока говаривала, что у богатых много специфических хобби, но бегать в чем мать родила по парку ночью – это бы поразило даже ее. Богатство мистера Уорда сомнений у Лили не вызывало. Владелец усадьбы, где даже в крохотной комнате имеется отдельный ватерклозет, был одет в великолепный костюм и являл собой (в костюме) образчик респектабельной роскоши. Соответственно, он имел право обладать эксцентричным хобби, недоступным обычным людям.

Помимо простого чудачества богатея, Лили придумала еще одну версию произошедшего: а что, если дикарь – лунатик, которого упрятали с глаз, доводящийся мистеру Уорду братом-близнецом. Лили слышала о таких случаях. Очевидно, мистер Уорд не хочет, чтобы дело получило огласку, вот и решил подкупить ее гостеприимством и бутербродом, а потом прикопать в парке.

Находиться в доме с сумасшедшим лунатиком с возможностью быть закопанной Лили не хотелось. Для побега следовало определиться с активами. Портмоне незадачливых джентльменов остались лежать на столике. Вытряхнув их содержимое на кровать, Лили обнаружила сущую мелочь: один доллар восемьдесят семь центов.

– Не густо, – разозлилась на них Лили. – Распускали руки, позволяли себе лишнего, а в кошельках ветер гуляет. – Никчемные пьяньчуги, – зло произнесла она и села к зеркалу.

Чтобы хоть как-то отвлечься от разыгравшегося аппетита, Лили стала разглядывать себя. Ей было почти 25 лет, но нескладному, тощему существу в зеркале можно было дать от силы 20. Голод последнего месяца слизнул со щек и плеч хоть какую-то округлость. Лицо было измождено, и светло-карие глаза, и так слишком большие, казались просто огромными. За пять с половиной футов от макушки до пяток, добрые сестры прозвали ее Страпилой. Прозвище Лили не смущало, ростом своим она гордилась, как наследственной чертой. Но вот что было обидно – лицо и волосы достались от матери, а фигура – отцовская: ни тебе пышных форм, ни женственной мягкости. Кости торчали из-под кожи даже в лучшие времена, а сейчас Лили напоминала развинтившегося деревянного человечка. Но, с другой стороны, она могла игнорировать ненавистный корсет. Мать ругалась, но с неба не так слышно.

Как-то в «Voque» Лили впечатлила экстрамодная стрижка «под мальчика». Пристрастие к чтению светских альманахов было ее слабостью, сколько она себя помнила, а поскольку десять центов отдать за журнал Лили позволить себе не могла, чтобы получить тот номер, ей пришлось полчаса сидеть на лавке и ждать, пока рядом не окажется публики, способной уличить ее в присвоении кем-то забытого издания. В отсутствии глянца годились и газеты: «Tribune» Лили брала с условием возврата у старика с первого этажа того доходного дома на Стэниан, который притулился возле обители сестер милосердия и в котором Лили снимала коморку; периодически попадались «The New York Times» и «Washington Post», но над ними Лили только зевала.

Стрижка «под мальчика» так и осталась яркой вспышкой, мечтой, потому что денег на парикмахера не было, а кроме того, мамино наследство – великолепную копну каштановых локонов – Лили берегла на случай крайней нужды. Она уже интересовалась – за волосы можно было выручить двадцать долларов, а может быть и больше.

Кстати, о волосах. Лили, как бы плохо ей с утра ни было, заприметила не только ванну, с двумя вентилями, но и кусок мыла в простенькой обертке. Было бы глупостью не отведать от этих щедрот. Полотенца Лили не нашла, но решив, что просто обсохнет или вытрется наволочкой, пустила воду.

Просидев в ванне почти час, Лили выбралась из подстывшей воды на неверных ногах. На застеленной (еще одно чудо) кровати, лежало полотенце, а также стоял поднос с закусками и кувшином лимонада.

– Святая Лючия, я в сказке!

Закинув кусок холодного мяса в рот и сжав кулачки в молитвенном экстазе, Лили пропела: «Спасибо! Спасибо! Спасибо! Аминь!».

Хватая еду с подноса, она обошла комнату и таки открыла окно. Перед ней простирались заросли сада. Совсем рядом была веранда с крыльцом. Фасад это или тыльная сторона дома – определить было сложно: вроде бы какие-то клумбы были, но в таком состоянии, что больше походили на лесные лужайки. Зелень деревьев, первозданная трава и непролазные кусты производили впечатление первобытного леса. От нее до земли было около двух метров, но имелся цоколь; платье и злосчастные портмоне лежали в комнате: одеться и улизнуть, не попрощавшись, можно было в считанные минуты. Но стоит ли? Лили слезла с подоконника и решила, что поев и высушив волосы – она решит наверняка.

Поднос опустел, зато появилась приятная расслабленность. Вылезать из кровати не хотелось. Впервые за долгое время Лили чувствовала себя сытой и довольной жизнью. Сумасшедший брат, заточенный где-то в подвале, в комнату к ней не ломился, полиция не появилась, к тому же, гостеприимство владельца поместья, выраженное в еде и полотенце, было почти безгранично. «Кормят, значит, и закапывать не собираются», – подумала Лили и решила пока остаться. Отправив поднос на место прежнего, девушка прилегла и мгновенно уснула.

Лили открыла глаза в полной темноте. Прямоугольник окна тускло светился. Было понятно, что если сейчас и не ночь, то весьма поздний вечер. Желудок заурчал.

– Сколько можно, – увещевала его обладательница. – Мы столько давно не ели, а тебе все мало!

Свесившись с кровати, она нащупала пустой поднос.

– Чуда больше не будет? – на сей раз укор был послан не только любимой святой, но и нерасторопному китайцу.

Пошатавшись по комнате в темноте, Лили заплела косу и оделась. Платье было омерзительное: коричневого цвета, коротковатое, выношенное так, что шерсть местами блестела. Лили приобрела его у старьевщика, как только вернулась в Сан-Франциско, купившись на более ли менее современный фасон: ведь не важно, кем ты собираешься стать – служанкой, работницей фабрики или первой леди – выглядеть деревенщиной, значило сходу сбить себе цену. К сожалению, президент был женат, вариант работы на фабрике, как и продажа волос, признан запасным и сослан на «крайний случай», а пристроиться в служанки без рекомендаций оказалось невозможно. Так что платье носилось без повода уже год, который прошел точно в тумане и сожрал все деньги, вырученные с продажи ресторана и оставшиеся после переезда из Джуно.

На чулки и туфли Лили так и не решилась, корсет так же остался валяться на стуле. Что делать дальше – понятно не было. Лили уселась на подоконник и уставилась в темноту. И тут кое-что случилось.

С крыльца на веранде, которые Лили заприметила еще днем, выскочил тот самый голый человек. Только на бедрах болталась какая-то тряпка, и вроде бы он был обут.

– Ага! – выдохнула Лили.

Какую из теорий происхождения ночного пугала подтверждало это «ага», Лили сказать не могла, но на всякий случай перестала дышать и слилась с подоконником. Треск ветвей говорил о том, что чучело рыскало неподалеку. Вскоре шорохи понемногу стихли, и Лили вышла из образа соляного столба. Дневные размышления как рой пчел замельтешили в голове.

Любопытство победило здравый смысл – Лили метнулась к двери, щелкнула задвижкой, потом влезла назад на подоконник, осторожно спустила ноги на цоколь и прыгнула. В конце концов, не убили в прошлый раз – не убьют и в этот. Ходить босиком по лесу было делом привычным. Летом в Джуно обувь она не носила, так что промозглый туман, собравшийся в саду, был ей не страшен.

Стараясь запомнить свой маршрут, Лили двинулась вглубь сада, периодически останавливаясь и прислушиваясь. Делая шаг, Лили ощупывала траву ногой, чтобы не обнаружить свое присутствие, наступив на хрусткую ветку. Она слышала, что дикарь колотит по кустам где-то в темноте, и шла за ним. Она подошла к нему очень близко, когда дурацкая юбка зацепилась за дурацкую ветку. Последняя хрустнула с довольно громким звуком. Лили обмерла. В голове пронеслось:

– ЧЕРТ, Святая Лючия! Плохо себя веду! Вот сейчас ночью меня и выгонят, когда чучело припустится за мной, я заору и voilà…

Треск мгновенно прекратился. Чучело затихло где-то совсем близко и, очевидно, прислушивалось. Надо было что-то делать. Лили ощупала юбку и наткнулась на кусок злосчастной ветки. Хорошо, что ненавистное платье не шуршало, а так же отлично сливалось с сумраком. Осторожно обшарив вокруг себя руками, дабы убедиться, что не заденет ничего, при броске, Лили приподняла деревяшку, размахнулась и бросила. План удался: ветка с шумом упала в кусты не менее чем в пяти футах от нее, и чучело с рыком метнулось туда. Упав на четвереньки, медленно, с большой осторожностью, пока колени не стали мокрыми от сырой земли, Лили отползла в другую сторону.

Когда Лили остановилась и прислушалась, до нее донеслось лишь завывание ветра и стук падающих с ветвей капель. На ощупь, пробравшись сквозь кусты, Лили различила освещенный участок и неожиданно выползла к ограде, прямиком к той дыре в ней, которой она воспользовалась прошлой ночью. И тут снова раздался шум. Лили буквально срослась с большим деревом, распростершим ветви далеко за середину дороги. Чучело подбежало к дереву с другой от Лили стороны, схватилось руками за ветку и перемахнуло через стену, легко спрыгнув на землю, по-видимому, прямо на ноги. Лили услышала частое топанье ног по пыльной дороге, удаляющееся в сторону холмов.

Лили обдумала свое положение: можно вернуться в спальню, почистить платье и лечь в кровать, а завра, при случае, поесть и отчалить. И ничего любопытного больше не произойдет в ее жизни. Но уже не только любопытство влекло ее в сторону противоположную городу. Желание посмотреть на могучего мужика, каких она еще в жизни не видела, боролось со страхом. Кроме того, если убедиться, что это не мистер Уорд, а его сумасшедший брат, можно было предложить себя в качестве сиделки – она уже знает тайну, и объяснять ей ничего не придется. А может ей дадут денег за молчание, если она намекнет…

– Святая Лючия, это же шантаж и как опасно! – подумала Лили и вылезла на дорогу, по пыли которой она бежала еще вчера… или позавчера.

Держась обочины, скрытой непостоянной тенью, Лили поднималась в холмы.