Читать книгу Лунные письма. Сборник стихов и маленьких сказок - Елена Картунова - Страница 2
Обо всем
ОглавлениеКогда-нибудь
Когда-нибудь, устав от слов
и механического шума,
уйду в края, где тишине поет признания ручей.
Ворчит осенняя трава. Сползает облачная шуба
с рассветных гор,
а лунный свет разносит сказки на плече.
Услышу песни облаков
о галактических интригах.
Костер, душевно обогрев, раскроет магию огня.
И я, наверно, напишу давно задуманную книгу,
где будут радость и любовь, и серенады бытия.
Безумный поэт
Безумие – дар? Наказание? Глупость?
Безумно несчастен безумный поэт.
Подспудно мерещатся «медные трубы».
Но чаще – нездешний, блуждающий свет.
Блаженно бредет по дорогам фантазий.
Безумно влюблен в неземной идеал
и рвется к нему, но не видел ни разу,
лишь смутно похожее что-то встречал
(во сне, может быть).
Очарованный странник
томящих видений далекой Луны.
Он чувствует, знает какие-то тайны —
такие, что близко другим не даны.
Романтик. Мечтами измученный гений.
Не понят. В душе – одинокий до слез.
Парящий под бездной, вскрывающей вены
щемящей печалью разбросанных звезд.
Чудак
Там где роза ветров распустилась до срока…
там, где спутаны нити дорог и судьбы,
поселился поэт. Верный пес у порога
то резвится в траве, то на солнышке спит.
По утрам прилетают ветра-почтальоны
за готовыми песнями – так повелось.
Их выносит поэт в серебристых флаконах,
раздавая по капельке.
Встав на крыло,
улетают гонцы. И мелодия слова
опадает дождями по всем сторонам.
Вырастают леса. В каждой шишке еловой
зреют ноты любви, зеленеет весна.
Семена разбирают зверушки и птицы,
разнося по «квартирам» – и в доме тепло.
А поэту опять этой ночью не спится, —
накопилась не спетая партия слов.
Хочу вернуть забытый аппетит
Накрытый стол. Дежурных блюд не счесть.
На первое – похлебка обещаний.
Надежды – на второе…
Есть – не есть?
Одно и то же. Может, просто чая
обычных грез, а веру – на десерт?
Судьба скупа, меню не расширяет.
Сюрпризов бы приятных.
Жаль, что нет
(поставки остановлены из Рая).
Лишь яблочки соблазна.
Не хочу.
Давно лежат, перебродили в уксус.
Давлюсь горчицей быта.
Соус чувств
без должной остроты. Беру закуску.
А в ней ингредиентов (!) чтобы суть
невнятную прикрыть букетом формы.
Подайте же на стол, хоть что-нибудь,
отличное от этой груды корма.
Хочу вернуть забытый аппетит.
Судьба ворчит, мол, сверху-то виднее,
кому какие выписать пути.
Но, если что…
Наверное, во сне я.
Несет куда-то ветер перемен.
К хорошему? Плохому? – неизвестно.
Кулечек от судьбы. В ней карамель.
Отменный вкус!
Лечу под звуки песни
о том, что «есть лишь миг», и это – жизнь.
Куда несет?
А, может быть, вернуться?
Спокойствие полезней для души.
…Все тот же стол.
Засохший быт на блюдце…
Странное дело
Родился и топаешь вдаль по дороге
то шумной толпой, то вдвоем, то один.
Сначала за солнцем торопятся ноги.
Потом понимаешь, – родные пороги
милее, особенно в ночь и дожди.
Загадочно плещет Молочная Речка.
По лунной тропинке уходят мечты.
Но ты расправляешь уставшие плечи,
забыв, что идешь к остановке конечной,
и строишь из радужных строчек мосты.
И, странное дело, – они помогают.
От новых рассветов несутся пути.
Рисуешь старательно синь с облаками,
на лужах – дождей поцелуи кругами.
И верится – лучшее всё впереди.
Не судьба
Временами вспоминаю о вчерашнем
развалившемся на волнах корабле.
То ли был он опрометчиво бумажным,
то ли море показалось до колен
Декорации сияли свежей краской.
Даже крылья били воздух за спиной,
увлекая в нарисованную сказку.
Жаль – вмешались многочисленные «но».
Лишь душа по-птичьи верила в полеты,
где она до закипания в груди
всё искала свежевыпавшие ноты
на обочинах макетного пути.
И теперь поет волнующие песни,
убеждая непорочную себя
в чистых помыслах героев глупой пьесы
под названием рабочим «Не судьба».
На кордоне
Вспыхнул свет и погас. Темнота и страх.
Оживились шорохи – бродят по закоулкам.
Притихли мысли. А призраки в зеркалах
ждут момента в душу вонзиться, как в булку.
В горле сердце бьется: бум-бум, бум-бум.
Вяло топчется время – почти на месте.
В голове приливами ватный шум —
эхо тишины.
За окном – неизвестность.
Громко хлопнула дверь ни с того ни с сего.
Ветру шкодить тайком – любимое дело.
Вон из дома! Играйся иди с листвой.
Да и мне бояться уже надоело.
Лучше дом успокою, ему страшней.
Мы – под крышей, а он – вдалеке от улиц,
скрипит и вздрагивает, как во сне.
Подожду рассвет. Посижу на стуле.
Свечу зажгу, начну ворожить.
Под напев заговора дом успокоится.
А вокруг шевелится дикая жизнь.
Волк завыл в степи – тоже бессонница.
Покатилась по гребню луна, таясь.
Дети сладко сопят в гнездах кроваток.
Скоро вернется муж. А я
погрущу украдкой.
Поток мгновений
Смотрит вечность глазами звёзд.
Жизнь кружит в Колесе Сансары,
убегая как от пожара
и кусая себя за хвост.
Долгий миг и мгновенный век
хороводятся в общей чаше.
Дразнят хрониками Акаши
беспокойные мрак и свет.
Ты фрактально распределен
в многослойности вариантов.
Там – обычный, а тут – с талантом.
Где-то холост, а здесь пленен.
Только что нам до нас иных.
Может, мы там друг друга любим.
И встречаются наши губы
каждый день, и года тесны.
Здесь другая бежит стезя.
Катастрофы от столкновений.
Улетает поток мгновений
без возможных путей назад.
Рыжий ангел
Он ехал куда-то по узкой дороге.
Один или с кем-то, не знаю, ей-богу.
Мелькали дворы, а за дюнами – море.
Веселые черти сидели в моторе.
А кот возвращался с прогулки недавней,
мечтая о сливках и солнечной ванне.
Осталось чуть-чуть до родного порога.
И Рыжий привычно шел через дорогу.
Кот помнил, что транспорт его уважает.
Проблема «машины» не очень большая.
Но, видимо, этот не местный водитель
был слишком плохим человеком…
Простите,
коты и собаки за этого гада.
Мы крови одной с ним, но верю, когда-то
убийца в машине получит от жизни,
лишь сделал бы вывод полезный.
А Рыжий,
наверно, летает по райскому саду,
став ангелом рыжим и, может быть, – рядом.
Чудо авося
Мир катится к черту, а мы – о любви.
Наивные? Или так надо
и песни руладить, и гнездышки вить?
А рядом дурдом и торнадо,
и грозно пугают всемирным концом
от жажды, мутаций и грязи.
Но эти страшилки – как в бездну свинцом.
Привыкли, хотя и не праздник.
Тут главное – вера в могучий «авось».
Еще есть «кривая», – помогут.
Смещается полюс, болтается ось,
туманы сожрали дорогу,
а мы – о любви. По-другому – нельзя.
Хоть капелька света в туннеле.
Поэтому радостно блещут глаза,
и кровь будоражится в теле,
когда о любви. И тогда – хоть потоп,
и тянет назло размножаться.
Программа такая: раздавят в ничто —
цепляйся оставшимся пальцем.
А вдруг да прорвемся? Других замело.
Одни артефакты в заносах.
И этот мирок напросился на слом.
Но нам подфартило с «авосем».
Чудовище
Красивое чудовище, но душное,
исчадие амбиций человеческих,
набитое игрушками ненужными,
постройками, далекими от вечности.
Чудовищу прислуживают жители.
Они им от рождения отравлены, —
рабы и жертвы, паства и строители,
безропотны, послушны, обезглавлены.
Но роем снов являются забытые,
веками затушеванные радости.
И память освещается софитами,
Там все не так – от общего до малости.
Напевы моря, свежее дыхание
лохматых гор, ущелья каменистые,
и бабочек ажурное порхание,
и небо безмятежное и чистое.
Ты там родной, понятный и заботливый.
Мудрец и ученик, частица целого.
Тебе подвластно солнечное топливо.
Ты бурю разбиваешь в пену белую.
«Ты был таким!» – гласят скрижали памяти.
А нынче жалкий раб, забывший прошлое,
распятый на кресте уютной слабости,
не ведающий правду и хорошее.
…А город ждет отмеренную порцию
внимания, глотая приношения
отбросов, суеты, жуя эмоции.
Он бог твой, беспощадная вселенная.
Еще есть надежда
И вечер прохладней, и день стал короче.
Затихшее море уткнулось в песок
и что-то ему полусонно бормочет.
Спускается огненное колесо
за горы, роняя кипящие блики.
Потухшее небо зовет погрустить.
Плетется печаль по душе повиликой.
И сердце колотится в плотной сети
безвольной добычей осенних раздумий.
Тревога костляво царапает дверь,
урча плотоядно, как черная пума.
Бросаю ей клочья недавних потерь
и прошлых разлук. Пусть подавится болью.
Еще есть надежды на «всё впереди».
Еще не исполнены главные роли,
и можно игривые звезды удить
на лунный опарыш, придумывать сказки
под искры пьянящего дымом костра,
чтоб в каждом сюжете по лучшей развязке,
чтоб синяя птица будила с утра.
Чтоб музыка слов о волшебном и новом
однажды открыла особый портал.
Ведь наша Вселенная – тоже от Слова.
А прежде, наверно, возникла мечта.
Путешествие к себе
За сто земель веселых сказок
ушли беспечные года
с цветами-бабочками в вазах,
с «алмазным» замком изо льда.
Там я? Не верится. Смешная.
Порой встречаемся, бредем
по тонкой грани между снами
в уютный наш кирпичный дом
с огромным садом-огородом.
Спокойно в крепости любви.
Порхает счастье в небосводе.
Беседку тайнами обвил
густой, с тяжелыми кистями,
пахуче-сладкий виноград.
На окна зайчиков горстями
бросает солнце. Со двора
тропинка вьется по обрыву
на пляж. Там всюду чудеса:
ракушки, камни. В шляпке – сливы.
По коже – бризовый массаж.
Грядущее – за плотной шторой.
За ней, бесспорно, радость ждет:
открытий солнечные горы,
зовущий к звездам горизонт…
Смотрю на ту себя с улыбкой
и грустной завистью в глазах.
Поет о добром принце скрипка.
А где-то прячутся гроза,
пожар, ветра и тьма с потопом.
Но это позже. А пока
там дождь неопытный протопал,
забрызгав платьице слегка.
Набрав себе лукошко сказок,
иду из тех краев назад.
Ждут незаконченные пазлы.
Их жизнь кидает наугад.
Зимний набег
Приходит в чувства тусклая Луна.
Зима свалилась бурным снегопадом.
Его рожали тучи целым стадом.
В атаку шла белесая стена.
И Рыжая с ее пути ушла,
оставив павших воинов под снегом.
Но вскоре, разогретая от бега,
сгорела на прощание дотла.
Фонарь кружочком света отделил
себя от окружающего мрака
и задремал, забыв, как тихо плакал
вчерашний дождь, теряя капли сил.
Сомнения циклоном унесло.
Возврата нет к цветастому экстазу.
И почему-то легче стало сразу.
Слезится запотевшее стекло.
Выводятся прощальные слова,
загадочно плывя в неровных строчках.
А ближе к обновленной длинной ночи
застелена пушистая кровать.
Почти готов роскошный тронный зал.
Часы пошли с нуля. Ударил ветер,
взметнув осенний прах. В морозном свете
таращится зима во все глаза.
Кабы
Кабы не случай – не знали б друг друга.
Кабы не свет, не открылась бы ложь.
Так бы и шли обреченно по кругу,
где каждый год на ушедший похож.
Кабы не боль, не хотелось бы плакать.
Кабы не глупости – не было б драм.
Кабы не вовремя «добрые» враки,
не уносило бы к пятым углам.
Кабы не Бог, утащила бы бездна.
Кабы не черт, не влекло бы наверх.
Там, где без нас, – во сто крат интересней.
Все, что в руках, – скукота, как на грех.
Кабы не сны – затянуло бы в зиму.
Кабы не осень – опутал бы май.
Так и болтают по жизни незримо
зимняя правда и летний обман.
Дорожная зарисовка
Шины массируют спину дороги.
В темень шарахаются тополя.
Ветер сдувает дождливые строки
саги пути. Исчезает земля.
Так бы и ехать, и ехать бесцельно
в чреве Вселенной куда-то туда
(под бормотание слов колыбельной),
где хорошо, где реальна мечта.
Время уютно свернулось в салоне,
ловко сбежав от нападок дождя.
На лобовом примостилась икона
с ликом святого, о вечном грустя.
Рядом присела пустая тревога —
так, ни о чем, как попутчик ночи.
Музыка. Вялый поток диалога
мирно иссякший без веских причин.
И хорошо. Ехать молча приятней.
Дождь безнадежно отстал. Впереди
рваные тучи и желтые пятна
мелких огней. Время снова летит,
вырвавшись в окна. Усатый водитель
что-то сказал. Переспрашивать лень.
Я здесь немой, зачарованный зритель.
Мчится Луна, как Яга на метле.
Звезды колышутся. Встречные вспышки
бьют по глазам и уносятся вдаль.
Врезались в город. Знакомые крыши.
Ну, наконец… Впрочем, чуточку жаль.
Снежное
Какое счастье – снег пошел!
Отважно тая в томных лужах
и твердо веруя, что нужен,
он вниз летел со всей душой,
клочками, как в последний раз.
Но некто сверху передумал.
Закрылись облачные трюмы,
и неисчерпанный запас
поплыл неведомо куда.
Сияет солнце, как в апреле,
очередной раз на неделе,
и блещет радостно вода.
Трава нахальная не спит.
Качает ветви теплый ветер.
В грязи застряв, зима в карете
считает времени лимит.
Обманщица
Она загадочно-хитра и водит за нос
тебя, меня, других, таких же, как и мы,
любовно гладящих нетронутые сани
и ожидающих подарков от зимы
(вдруг разговеется на праздник ненароком
весельем горок и садами на стекле).
Глядится в лужу, поправляя легкий локон
зима-обманщица, с глазами, как елей,
в тончайшем платье из разорванных туманов.
Не интересно ей внизу. Она живет
в ущельях гор, крутя беспечные романы
с морозным ветром, где дырявят небосвод
вершины с белыми «овечками» на склонах.
Отары пышные ползут среди стволов
колючих стражей, наполняя отрешенно
тенями мрака ледниковое стекло.
Там солнце вяжет иней острыми лучами.
Под хрусталем искрятся сонные ручьи.
Зима другая здесь. Объятьями встречает
гостей, вручая от себя самой ключи.