Читать книгу Лоскутное одеяло - Елена Кладова - Страница 4

…Слёзы закапали на старинную полировку. Ира смотрела на своё несчастное лицо, отражённое в зеркале и спрашивала себя:

– Почему? Почему я? Почему сейчас?

Спрашивала, точно зная – ответа нет и не будет. Она пыталась удержать непокорные слёзы, но тщетно, остановить поток не удавалось. А ведь скоро явится Мишутка, и что она ему скажет? Господи-и-и, как же быть?

Всё-таки кое-как удалось с собой справиться. Ира прошла в ванную, умылась ледяной водой. Скрыть красные глаза и распухший нос не удастся, но хоть чуть-чуть убрать следы горя. Помнится, на кухне был пустырник, до сих пор никому не пригодившийся. Ну да, вот он, коричневый пузырёк, притаился в уголке. Накапав щедрую порцию, Ирина залпом выпила мензурку и вернулась к зеркалу. Подкраситься, что ли, чуток? Как всё скрыть от Мишутки, как сделать так, чтоб не догадался, хотя бы пока. Да ведь поймёт и догадается, он чуткий-пречуткий.

Он придёт, как всегда, с подарочком. Всё время появлялся на пороге с необыкновенной, солнечной, чуть смущённой улыбкой и прятал за спиной гостинец. Пироженку, букетик или ветку рябины с яркими ягодами – но всегда.

«Мишутка… Счастье моё, жизнь моя, любовь моя!» – слёзы опять заблестели в несчастных глазах. Ну нельзя, никак нельзя! Нельзя показать, испугать, огорчить. Пусть ещё немного, но он будет счастлив и беззаботен. Ещё утром они были счастливы оба, счастливы бесконечно, безгранично, безмерно.

Мишутка был вторым Ириным мужем и первой любовью. Предыдущее замужество она старалась вообще не вспоминать, а вот нынешний муж дал ей такую восхитительную семейную жизнь, что Ира твёрдо была уверена: нет в мире жены счастливее, чем она. У неё самый добрый, самый надёжный, самый нежный, самый-самый любимый Мишутка.

Собственно говоря, он был вовсе никакой не Миша. Звали его Костя, Константин Лапиков. Обнимая, ласкаясь, Ира промурлыкала когда-то:

– Костя Лапиков – Косолапиков – Косолапенький – Мишутка!.. – повторила напевно. – Мишутка, Мишутка, Мишуточка!

– Меня в школе Топтыгиным звали, – усмехнулся он.

– Не-е-ет! – пропела Ирина всё так же нежно. – Мишутка!

Занятая печальными мыслями, Ира не сразу услышала звонок в дверь. Вздрогнула, неужели Костя? Открыла и удивилась: на пороге возвышалась подруга с тортом в руках:

– Я пришла к тебе с приветом! – возвестила Светка. – А ты чего ревёшь?

Как же вовремя она появилась! Всхлипывая, Ира выложила всё, что терзало её и заставляло лить горькие слёзы.

Совсем неожиданно для себя она услышала сегодня страшный, смертельный, убивающий диагноз: злокачественная опухоль. Началось с простой диспансеризации, Ира ходила по кабинетам, уверенная, что у неё всё прекрасно.

– На что жалуетесь?

– Жалоб нет.

Насторожило нахмуренное лицо очередного врача, консилиум в кабинете УЗИ[2]. Потом пошли направления на разные анализы и обследования, а закончилось всё визитом в онкоцентр. До последнего Ира не верила, что все эти страшные слова относятся к ней. Несколько дней она добросовестно переносила все процедуры, уверенная, что ничего не найдут, и лишь сегодня поверила, хоть добрый доктор и уверял, что ничего страшного. Но уж слишком долго он перебирал бумаги, и в глаза старался не смотреть.

– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! – горько пошутила Ира. – Сказали, сделают всё возможное, но это же рак!

И она опять заплакала, отчаянно и безнадёжно. Светка прижала её к себе, поглаживала тихонько, успокаивая:

– Ну, ладно, ладно! Мы ещё поборемся! Помнишь притчу о двух лягушках, попавших в молоко? Одна сразу потонула, а вторая трепыхалась, бултыхалась, сбила масло и выбралась наружу. Так что начинай бить лапками!

– Я что, по-твоему, лягушка?

– Ага! А должна быть царевной. Мужа нужно встречать красавицей, а не чудовищем. Иди, причепурься, я пока чайник поставлю. Я с тобой беду разделила, а ты со мной тортик разделишь.

Светкино присутствие помогло Ире успокоиться, словно она и вправду напополам поделила с ней горе. Выпив чаю с тортом, поболтав безостановочно обо всём, Светка умчалась, а Ира опять принялась думать, как бы уберечь от горя Мишутку.

Зачем судьба дала им счастье и надежду? Чтоб вот так, сразу, всё отобрать? Мало ей было прежних тумаков и обид? Прошлое начало мелькать перед глазами, вспомнилась вся прежняя жизнь. Такая длинная… И такая, оказывается, короткая!

…В Иришкином детстве было всё. Вкусная еда, красивая одежда, разнообразные игрушки и книжки, всё, что можно купить за деньги. И было противное слово «бизнес».

– У нас бизнес! – говорила мама, изредка показываясь дочери на глаза. Папа не показывался вовсе.

Из-за этого бизнеса у Иры не было ничего того, что должно быть в детстве. Никаких семейных праздников, совместных походов в кино, поездок за город и в гости. Чтобы мама спела колыбельную или рассказала сказку на ночь? Представить невозможно! У неё в это время деловая встреча.

Чтобы папа сводил в зоопарк, сфотографировал на пони или с жирафом? Да никогда! Бизнес!

Это слово маленькая Ирочка не понимала и ненавидела. Бизнес приносил доход, но отнял родителей. Они здравствовали, однако в жизни дочери их не было. Ирину поили, кормили, одевали, учили – и не замечали. Она так старалась, чтобы её хотя бы похвалили! Напрасно. Иришка учила стишки и песенки перед праздниками, но на утренники к ней никто не приходил, никто не смотрел гордыми глазами и не хлопал в ладоши именно ей. А подарки своими руками? Любовно сделанная аппликация или рисунок неизменно оказывались в мусорном ведре.

И заботливой бабушки с колыбельными, сказками и пирожками у неё никогда не было. Заплетала косички, подавала обед, смотрела дневник вечно хмурая няня Евгения Станиславовна. Не тётя Женя, не нянечка, а именно Евгения Станиславовна. Малышка старательно выговаривала непростое имя, но всё ж ошибалась порой и получала выговор. Нет, няня не была жестокой и грубой, злых слов Ира не слышала, но и добрые в её адрес не звучали никогда. И от няни исходило холодное равнодушие, тепла от неё не ощущалось. Евгения Станиславовна любила повторять по любому поводу:

– У некоторых только манны небесной нет! Ты бога благодари, что в таком доме живёшь. Да тебе сотни других детей позавидуют!

Но никто и никогда Ире не завидовал. Это она отчаянно, до слёз, завидовала тем самым другим детям. После выходных то и дело в школе на переменках звучали рассказы о поездках к бабушкам, на дачу с шашлыками, походах семьёй в цирк, в кинотеатр и кафе-мороженое. У Иры всегда были карманные деньги, она могла себе купить сколько угодно мороженого, но это же совсем не то!

И рассказы о каникулах на море, опять же с мамами и папами, расстраивали и заставляли завидовать. Став постарше, Ира поняла, что никогда не дождётся маминой ласки и папиного внимания, и совсем перестала ждать и надеяться. От природы тихая и мягкотелая, она сдалась и продолжала жить в своем холодном и скучном коконе, знакомясь с другой, настоящей, жизнью по книгам и фильмам.

Со временем Ира ко всему привыкла и не обижалась на равнодушие близких, а возражать и что-то требовать совсем не умела. Покорно окончила школу (и прекрасно окончила), безропотно поступила в выбранный родителями институт. Училась, по-прежнему окружённая стеной строгости и равнодушия, словно робот, управляемая нужной кнопкой.

Она выросла хорошенькой, мальчики ею интересовались, но Ира пугалась, шарахалась и ни разу даже на свидание не ходила. Получив образование, она надеялась пойти работать, стать самостоятельной и вырваться, наконец-то, из своего сумеречного мира. Не тут-то было! Оказалось, что давно уже выбран подходящий жених, за которого следовало немедленно выйти замуж. И Ирина пошла, без любви, без желания, за кого велели, не сопротивляясь. Почему-то ей казалось, что это правильно, что так и должно быть. Что можно сделать выбор, самой встретить любовь, ей и в голову не приходило. Вот уродилась такая послушная – и всё тут. Все девушки должны выходить замуж, и в сватовстве ничего плохого нет, тем более что кандидат из их круга, свободный, видный, обеспеченный.

После свадьбы Ира переехала к Борису, но казалось, что она всё там же, в скучном болоте. Почему-то и Евгения Станиславовна, постаревшая, но не изменившаяся, строгая и суровая, перебралась в новый дом вместе с хозяйкой. Светка хихикала: вот так приданое! Она подозревала, что мрачная тётка является надсмотрщиком и шпионкой, а Ира считала, что домоправительница взята ей в помощь, чтобы молодой жене было полегче.

Знания о семейной жизни у неё были чисто теоретические, первая любовь, первый поцелуй, первые прикосновения и объятия совсем неведомы. Муж объяснил, что от неё нужно, выяснилось, что совсем немного. И спальни были отдельные, Борис посещал её нечасто, да она и не жаждала. Супружеские отношения особых эмоций не вызывали. Ира и это считала нормальным, она читала, что женщина просыпается не сразу.

Вот Светка – та проснулась давным-давно, и Ире кое-что объяснила. Но Светки теперь постоянно рядом не было. Она почти одновременно с Ириной вышла замуж, только добровольно и по большой любви, тоже вила гнездо и не имела времени на общение. К тому же Борис Светку невзлюбил, был против её визитов. А против отлучек жены из дома возражал категорически.

В общем-то, Борис был совсем неплохим мужем. Он был всегда ровным и спокойным, не повышал голос, лишь иногда ледяным тоном выражал недовольство. Этого тона Ира пугалась, и старалась мужа не раздражать. Ему и надо было всего ничего: порядок в доме, вкусная еда, отглаженные рубашки и чистая обувь. Всё это делали специальные помощницы, но за результат отвечала только Ирина. Стиркой, готовкой, уборкой она не занималась, но приходилось постоянно наблюдать, проверять, пробовать.

В деньгах Борис Иру никогда не ограничивал, даже наоборот, периодически объявлял, что ей необходимо новое платье или очередная шубка, и отправлял с водителем по магазинам. Подарком по всем поводам неизменно были драгоценности, и не простая штамповка, а солидные, штучные. Светка, которая всё же навещала иногда подругу, подшучивала:

– Ты для него свинья-копилка! Он не побрякушки тебе покупает, а деньги вкладывает, расчётливый наш!

Но Ира верила, что подарки делаются, чтобы её порадовать. Впрочем, радостей в её жизни было мало. Наряды и украшения надевались изредка, когда нужно выходить с Борисом на нужные встречи и мероприятия. Собственных, личных, праздников у неё не было никогда, как не было и семейных вечеров на даче с друзьями и шашлыками. И в отпуск вместе они не ездили. Чем дольше Ира была замужем, тем больше чувствовала, что сдержанность Бориса – это всего лишь равнодушие, и права Светка, жена для него – всего лишь часть пресловутого бизнеса. Но…

Мужа Ирина с первого дня слушалась покорно во всём. Он был взрослый, умный, он всё лучше знал, дружил с родителями и тоже «имел свой бизнес». Ира же бизнесом не интересовалась: это были «взрослые» дела, а от неё требовалось хорошо выглядеть, сопровождать, когда нужно, мужа и следить за домом. Впрочем, иногда она что-то подписывала, но никогда не смотрела, что именно. И такой глупышкой Ирина была чуть ли не до тридцати лет! Было уютное гнездо, были старшие, думающие за неё, решающие все вопросы, зачем самой-то принимать решения?

Ира жила, как жилось, привычной, скучной, обыденной жизнью, среди равнодушия близких и отсутствия каких-либо эмоций. У неё не было поводов радоваться или печалиться, она никогда не плакала, но и смеяться было не над чем. И лишь иногда, насмотревшись фильмов или пообщавшись со Светкой, Ира задавалась вопросом: какая у неё жизнь? Дом, муж, заботы, всё как положено, всё как у всех. И всё-таки есть совсем другая жизнь! Мир, где люди любят, страдают, льют слёзы, от души смеются, так и оставался для Иры закрытым.

Светка откуда-то привезла шикарное покрывало в спальню.

– Пэчворк![3] Последний писк моды! – гордо возвестила она. – По-нашенски, по-простецки, лоскутная техника. Из клочков, из лоскутков, из ничего – а красотища!

И вправду красотища. Пёстрое, переливчатое, яркое покрывало сразу приукрасило комнату. Вот и жизнь у кого-то бывает такая, пёстрая и яркая, где каждый день сверкает новыми красками и не похож на предыдущий, где судьба сшивает своё полотно то из шёлка, то из тёплой фланельки, то парчу подложит. Отчего же у Иры такого нет, всё одинаковое, неинтересное, мышино-серое? Подобные мысли посещали голову, но быстро улетучивались, а унылая жизнь так и тянулась: год, два, десять лет.

И всё-таки наступило прозрение. В автокатастрофе погиб отец. Незадолго до этого он как-то странно себя вёл, приезжал к Ире, говорил что-то непонятное, вроде:

– Ничего не бойся, девочка, я подумал о тебе! – И постоянно расспрашивал, как ей живётся, счастлива ли она. Ира ничего не понимала, тревожилась, и неизменно отвечала, что счастлива, не решаясь выведать, отчего же папа так переменился. Так и не узнала, лишь гораздо позднее кое о чём догадалась.

В этой злополучной аварии всё вызывало подозрение, но дело замяли. Отец сам никогда не садился за руль, ездил только с водителем. И практически не пил, у него было слабое сердце. А оказалось, что пьяным гнал на бешеной скорости, вот ведь странность! Да ещё и разбился далеко за городом, где ему совершенно нечего было делать. Но Ира по-прежнему не слишком задумывалась. Она горевала из-за раннего ухода папы, он ведь был ещё не стар, но печаль её не была глубокой, а уж разбираться в случившемся осиротевшая дочь никогда бы не решилась.

Больше волновало другое: очень хотелось ребёночка, а беременность отчего-то не наступала. Особенно остро Ира это почувствовала, когда увидела сынишку подруги. Понянчив щекастенького бутуза, Ира совсем расстроилась, что ж у неё-то нет такого чуда? Мать водила Иру к своему врачу, та назначала какие-то пилюли, а детишек всё не случалось. Это потом всё разъяснилось, всё стало ясно и понятно, но пока Ирина пребывала в полной слепоте, наивно полагая, что всё хорошо и правильно в её жизни, и все вокруг хорошие. А оказалось, что не все и не всё, а вообще, сплошной детектив с криминалом. И конец у этой почти детективной истории вышел очень печальным.

Мама после кончины отца не горевала нисколько. Спустя какое-то время Ира стала замечать, что её мать и муж постоянно вместе. То маменька у них загостится и ночевать останется. Ирочку, как маленькую, спать отправят, мол, тебе это неинтересно, а сами за разговорами полночи просидят. Бывает, в какую-то командировку отправятся вместе, аж на несколько дней. А иногда муж являлся под утро, объясняя, что был вместе с Натальей Павловной на деловой встрече. Ира всё принимала за правду, ни в чём никого не подозревала, доверяла обоим безоговорочно. Близкие же люди!

Тем временем мать оформила наследство и стала продавать имущество. Ира опять что-то беззаботно подписывала, по-прежнему ни о чём материальном не думая. И так есть, кому думать: и мама, и муж – люди деловые, во всём разбираются. Доверяла, ни о чём не догадывалась, пока чисто случайно не увидела не слишком приятную картину: жаркие объятия и страстные поцелуи собственного мужа и родной матери. Она даже глазам своим не поверила. Её заметили, но объятий не разомкнули. Значит, не показалось, Ира, заплакав, кинулась к ним:

– Мама, мамочка, как ты можешь!? Я же дочь тебе!

Тут-то на Иру и полилась холодная вода, да не из ушата, а целым Ниагарским водопадом. Мать смотрела на Ирину холодно и отчуждённо, потом заговорила презрительно:

– Ма-а-а-ать? Да никакая я тебе не мать! Твой папенька в благородство решил поиграть, когда о тебе узнал. С какой-то шалавой состряпал ребёночка, а она тебя кинула, в приюте оставила. Нашлись добрые люди, чтоб им пусто было, сообщили отцу. Поехал ведь, разыскал, домой забрал. Вот и посадил тебя мне на шею, папаша, блин! А спросил – оно мне надо? Мамаше ты, значит, не нужна была, а мне зачем? Так нет же! Всю жизнь тебя тяну, хватит! Нет у меня дочери и никогда не было! Поняла, дурында?

Страшная правда не сразу дошла до Иры. Её действительно родила какая-то непутёвая подруга юности отца? Родила и бросила? Как же так? Разве мама может поступать так жестоко? Папа не оставил, взял к себе, ненужную, нежеланную. Понятно теперь, почему так холодно к ней относились и отец, и, оказывается, не мать, а мачеха. Ладно хоть, все эти годы особой злобы Наталья не проявляла. И на том спасибо.

Говорить «спасибо» оказалось рано. Наталья и Борис давным-давно стали любовниками, и всю эту комбинацию с женитьбой, оформлением и присвоением имущества, денежных счетов долгое время разрабатывали и проворачивали. Ладно Ира! Но они и отца ловко обработали, он ещё при жизни во всём слушал Бориса, считая его лучшим другом, и жену, которой всегда верил. И вряд ли его смерть была случайной.

А Наталья нанесла ещё один жестокий удар:

– И детей у тебя нет не просто так! Мой врач позаботилась, спираль поставила, а ты и не поняла ничего, идиотка! На хрена нам лишние нахлебники?

Злоба так и выплёскивалась из мачехи. Сдерживаясь столько лет, сейчас она не стеснялась в выражениях:

– И ни на что не рассчитывай, отродье беспородное! Всё, что есть, моё. Моё!.. Я всю жизнь горбатилась, папаше твоему угождала, на тебя время и деньги тратила. Ты палец о палец не ударила, только пользовалась всем, бездельница! Хорошо, что дура дурой, давно на всё отказы подписала, и даже не заметила! Папаша перед смерть учудил, счётец на тебя оформил, а вот фигушки! У Бореньки доверенность от тебя, и денежки наши! Наши! Вот, поди же, попляши!

Ира осталась ни с чем. Преуспевающая фирма, роскошные квартиры, машины, бабушкин деревенский дом – всё было обращено в деньги и оказалось в жадных лапах Бориса и Натальи. Впрочем, кое-что Ирина всё же получила. Комната в жуткой коммуналке, с алкашами, клопами и тараканами – вот и всё наследство! Каким-то образом это место жительства было записано в паспорте, там же и штамп о разводе оказался. Мачеха сунула Ирине паспорт и произнесла насмешливо:

– Утром переезжаешь! Я добрая, на ночь глядя тебя не выгоню. Ступай к себе, я больше не хочу тебя видеть!

Ира смотрела беспомощно то на бывшую мать, то на изменившего ей мужа. Она никак не могла понять, что происходит. Наверное, это страшный сон и она вот-вот проснётся. Еле пролепетала, обернувшись к Борису:

– Боря, как же так? Ты мой муж!

– Уже нет! – Холодный и равнодушный взгляд добил Иру, она побрела в свою спальню, совершенно не представляя, что теперь делать.

Вот почему отец так беспокоился о ней перед смертью! Видимо, он обо всём догадался, и хотел хоть как-то защитить дочь. Но подлый друг и неверная жена оказались хитрее, они легко расправились с наивной дурочкой.

Бороться Ира не умела, думать и рассуждать здраво после такого удара не могла, приняла всё, как есть. Прошлое кончилось, исчезло, как и не было его. Потерянная, раздавленная, беспомощная Ира оказалась не у разбитого корыта, а и вовсе без него.

Из прошлой жизни осталась только Светка. Ох, если бы не она…

Светка, добрый ангел, друг, товарищ и брат, была единственным человеком из внешнего мира, допущенным в замкнутый и скучный Ирин мирок.