Читать книгу На дне колодца - Елена Коломеец - Страница 2

Ритка грустила. Кто-то сказал бы, конечно, что она заелась. Половина страны мечтает если не жить, то хотя бы побывать в Петербурге, а она сидит на парапете старой крыши на Петроградке, и всерьез думает, что жизнь ее штука на редкость неприятная и сложная.

И ничего особенно плохого в жизни у нее не происходит, если так посмотреть. Руки-ноги целы, родители нормальные, сама не урод, не дура, не должна миллионов бандитам. Казалось бы, живи да радуйся. Но почему-то на душе так тоскливо и тошно, будто где-то в груди поселилась гадкая зеленая жаба и медленно ворочается, толкая холодными лапами сердце.

Вот уже два месяца прошло с того момента как они переехали с окраин в центр. Родители делали нарочито веселые лица и пытались ее подбадривать, говоря какие у нее будут новые прекрасные друзья и интересные занятия. Рассказывали, что теперь они живут в гораздо лучшем доме, а друзья ее никуда не делись, можно и съездить. Ага, съездить, в лучшем случае разок на выходных. Она чувствовала, как все больше отдаляется от прежних подруг и от этого становилось еще грустнее. А новые все никак не появляются.

Это в пять лет можно подойти к любому незнакомому ребенку, дать ему по голове совком или сесть рядом лепить куличики, вот и подружились. А в двеннадцать все уже ходят своими компаниями и нельзя просто так подойти, и сказать «давайте дружить». За такое можно вообще навеки посмешищем стать. Наверное, впервые в жизни Ритка ждала начала учебного года. Надеялась и боялась. С одной стороны, в классе, конечно, проще завести разговор. Но с другой, если и там не удастся с кем-нибудь подружиться, будет совсем тошно.

В такие моменты она и залезала на крышу. Нет, прыгать Ритка, конечно, не собиралась. Но приходила сюда посидеть, погрустить и даже поплакать. Почему-то здесь ей становилось легче. Появлялось ощущение, что кто-то за ней присматривает, защищает. Все же не зря крыши Петербурга – это совершенно особенное место.

– Миу, – тонко пискнуло за спиной.

Ритка обернулась, чуть не соскользнув со старого потертого парапета. Тонкое жалобное мяуканье звало, требовало, молило о помощи. С другой стороны крыши на щербатом выступе сидел крошечный котенок. Совсем маленький еще, головастый, с точащими ушами. Он жалобно мявкал, как плакал, дрожал и жался к стене.

– Чудо, и как ты тут оказался? Ты только не пугайся, не пугайся, – успокаивала Ритка малыша. Боялась, что он может испугаться и дернуться вниз. Осторожно перекинув ногу через парапет, легла на него животом и постаралась дотянуться до котенка. Не хватало совсем чуть-чуть, буквально пары сантиметров.

Она дернулась, надеясь рывком подхватить его и вернуться. Маленький пушистый комочек вцепился в ладонь. Ритка судорожно дернулась обратно, заскользила по обитой жестью поверхности, силясь перевалиться обратно через парапет, но тщетно.

– «Не убьюсь, так покалечусь», – успела подумать она, падая в холодную сумрачную темноту двора-колодца.

Очнулась Ритка от холода. Надо головой висела оранжевая в полнеба Луна. Звезды казались огромными и чуть дрожали.

– «Наверное, сотряс», – подумала она, переводя взгляд с трясущихся звезд на тонкие, похожие на несущихся по небу рыб, облака. Дома выглядели прозрачными, почти неосязаемыми, будто кто-то сделал их из хрусталя и раскрасил. А еще они тонко-тонко звенели. Такой звук бывает, когда проведешь пальцем по краешку бокала и он вдруг отзовется протяжной нотой.

Здравый смысл подсказывал, что после такого падения лучшее, что с тобой может случится это десяток переломов, и самое разумное – лежать неподвижно и ждать скорую. Но почему-то ничего не болело. И это пугало еще сильнее, чем возможная боль. Потому что единственная альтернатива, которая приходила Ритке в голову – она умерла.

Но местечко какое-то нестандартное. Не вполне соответствует ожиданиям. Где, к примеру, ворота или ангелы с трубами, или хотя бы летающие тетки в рогатых шлемах, поющие басом. В конце концов, где хоть что-то или кто-то?

Вконец замерзнув и, устав лежать без дела, Ритка осторожно встала. Ощупала себя, поприседала, подвигала руками и головой.

– Да нормально все, – пискнул кто-то сверху и прямо перед ней приземлился.. Приземлилось. Непонятное что-то! Маленькое, меховое, хвостатое. Вроде кот. Но какой-то жемчужно-переливающийся, текучий, словно капля ртути или приведение.

– Я умерла, – даже не спросила, а констатировала Ритка, глядя на призрачного кота, – а ты тот малыш с крыши? Эх, и тебя не спасла, и сама свалилась.

– Тот да не тот, – лукаво мурлыкнул кот, легко вспрыгивая вверх и дымом обвиваясь вокруг. – Да ты посмотрит лучше, это же Суть.

И Ритка увидела.

Как пульсирует и дышит небо, разгоняя, словно кровь, лунный свет. Снующих вокруг существ, которые летали в небе птицами, проворно ныряли под воду, превращаясь в рыбок, и выпрыгивали на сушу, становясь котами, ящерками, мышками. Увидела, что тонкие, хрустальные дома тают, меняясь. Буквально минуту назад вокруг были высокие дома двора-колодца, а теперь она стояла на берегу канала и рядом возвышались маковки Спаса на Крови, ну точь-в-точь огромные птицы, устроившиеся в гнезде.

Ритка все всматривалась, пытаясь понять, что-то крутившееся на самом краешке мыслей. К ее ногам тянулись сияющие струи воды из канала, рядом ластился призрачный кот, а над головой танцевали, смеясь, золотые листья. И все это двигалось в едином ритме и настроении, словно было..

– Одно целое! – ахнула Ритка. – Это все – и дома, и коты, и деревья, и канал, это все одно?

– Суть, – согласно мурлыкнул кот. – В данном случае – суть славного города Петрограда от тех времен, когда заложили тут первые камни и до далекого будущего, когда первые подводные улицы, – он замолк. – Что-то я заболтался.

Конечно, было очень интересно, что там за подводные улицы из будущего, и что за Суть, но главным образом сейчас Ритку интересовал другой вопрос:

– А как отсюда добраться домой? Ну обратно, в мою реальность?

– Да вот понимаешь, – кот замерцал, становясь совсем прозрачным, – с этим могут быть проблемы.

– Да кто бы сомневался, – буркнула Ритка, глядя как кот растворяется в лучших традициях чеширских котов. – Сначала герой попадает в таинственное место, потом с ним происходят всякие страсти и наконец он добирается домой, так? Читала я все это и видела сто раз.

Она с недоверием глянула в серебристо-серое небо. Небо казалось плоским и даже немного выпуклым, будто полог огромной кровати. Оранжевая Луна успела пожелтеть и превратиться в солнце, окруженное сияющими как ни в чем не бывало звездами.

–Ты провалилась сюда, а не шмякнулась на асфальт, потому что в момент, когда спасала меня, показала собственную суть, – промурлыкал кот. – Именно так преодолевают границу. Если хочешь выбраться, нужно понять кто ты такая. Что есть ты, в чем твоя суть.

– Так просто, да? Думаешь, если бы я знала кто я и что мне нужно, я бы сидела там на крыше? Да неужели вообще кто-то на свете это знает?

Ритка сунула руки в карманы и отвернулась от кота, делая вид, что рассматривает дома на другой стороне призрачного канала. Она чувствовала, как предательски щиплет глаза и поджимаются губы. Легко сказать – найди свою суть. Да может она вообще никогда в жизни этого не узнает, что ж ей тут оставаться? В этом мире хрустального дыма и призрачных котов?

– Есть хоть кто-то или что-то, что может мне помочь? – девочка вытерла нос рукавом куртки. – И где мне жить тут? Когда я еще найду эту свою суть. Мне надо спать, есть. А мама? Они же там с ума сойдут.

– Ну, хоть с этим я тебя могу успокоить. Есть и спать тут не обязательно, только, если сама захочешь. Со временем немного сложнее. Бывает и так, что тут пройдет час, а там сто лет. Бывает и наоборот, – ответил Каус, – но чаще все-таки тут проходит больше времени, а там всего несколько часов.

В голове у Ритки стало пусто и гулко, как в закрытом на ночь театре, и она села у перил, тянущихся вдоль канала. Они, с виду металлические, мягко изогнулись, обнимая, как спинка кресла. Почему-то герои в книгах всегда дико радуются, попав в чудесный мир. А ей вот было совсем не радостно.

– Не хандри, – кот потерся мордочкой о ладонь девушки, – пойдем для начала к старшему хранителю. Может, он что посоветует. В конце концов, будем просто ходить и у всех спрашивать. Ну не может такого быть, чтобы никто не знал, чем тебе помочь.

– А что за старший хранитель?

– Ну вот как ты думаешь, кто я?

– А кто ты? Раз уж ты говорящий, мог бы и представиться. Я вот – Рита.

– А я – Каус. Хранитель. Правда, совсем младший, младшее некуда, – вздохнул кот, – сегодня я первый раз вышел в мир.

– Мир?

– Вообще, Суть это не что-то совсем отдельное, она проникает в мир. Точнее, вытекает, – Каус забавно почесал лапой за ухом, – я и сам в этом не очень-то разбираюсь пока. Но если ты меня будешь перебивать, я ничего не смогу рассказать.

Закатив глаза Ритка покачала головой, но замолчала. Можно подумать, так уж сильно она ему помешала, ну спросила пару раз. Еще неизвестно, как он сам бы спрашивал в такой ситуации.

– У каждого города есть свои хранители. Здесь мы духи, а там – коты. Правда, только в Петербурге. В Москве, например, это крысы, в других городах это могут быть собаки, мыши, змеи, вороны и вообще кто угодно. Даже комары. Форму нам дает Суть города.

Ритка вспомнила дрожащий комочек на каменном выступе и не могла поверить, что этот крошечный котенок мог быть каким-то там хранителем. Она недоверчиво глянула.

– Зря не веришь, – обиделся кот, – мир для нас такой же чуждый и странный, как для тебя Суть. Я туда первый раз попал и просто немного растерялся.

– Как интересно ты изменил слово «испугался», – съехидничала Ритка. – Ну не сердись, я тоже здорово испугалась. А что, все коты – хранители?

– Нет, конечно, есть и просто коты. Ладно, пойдем, мы и так задержались. Танита голову оторвет.

Не стала Ритка уточнять что там за Танита такая. И так понятно, начальница какая-нибудь. Может, старшая среди этих хранителей, а может еще кто. Это не так важно. Важно, что она может оторвать голову.

Когда девочка об этом думала, в голове возникало какое-то странное ощущение. Она еще не знала этого, но именно так проявляется влияние Сути. Перестаешь уделять внимание несущественному и обращаешь внимание на главное.

Так, сама того не замечая, Ритка начала меняться.

Да где тут успеешь обращать на это внимание, когда вокруг чего только не происходит! Больше всего Ритку изумили статуи из Летнего сада, которые медленно и величаво брели по дну призрачной Невы. Как сказал Каус, если случится беда, они выйдут в Финский залив, чтобы защитить город. Все, что существует в мире имеет свое отражение и в Сути. Но и все происходящее в Сути влияет на мир. Мимолетно брошенное там слово, тут может обернуться огнедышащим драконом, сжигающим город. Ползущие по земле танки, здесь могут стать оползнем, или каким-нибудь страшным змеем. Как Суть связана с миром, так и всякая вещь, событие или объект имеет свое отражение здесь.

– И я? – спросила Ритка, как часто это бывает, думая о своем и высказав только финальную мысль.

– Что ты? – Каус склонил мордочку на бок.

– У меня тут тоже есть отражение?

– Ну я же говорю – умная девочка! – воскликнул котохранитель, от восторга становясь золотисто-бирюзовым и закручиваясь в штопор. – Конечно, ты можешь найти свою суть тут и понять ее. Во всяком случае это уже начало!

– Встретить свою суть? – у Ритки закружилась голова и она осела на тут же появившуюся рядом скамейку. Тело вдруг стало холодным и чужим, лицо покалывало, будто от шерстяного шарфа, а голова кружилась, так что девушке показалось, что ее засасывает воронка.

– Дыши, просто дыши, – шептал Каус, растирая ей ладони, щеки и уши. – Просто немного разволновалась, сейчас все пройдет.

– Это паническая атака? – Ритке доводилось слышать это название, и сейчас с ней происходило что-то похожее.

– Что-то вроде того, – шепнул Каус, обнимая лапками ладонь девушки, – ты осознала, что придется встретиться со своей сутью, а это не так просто пережить.

– Но я же и раньше это знала.

– Знать и осознавать – это разные вещи. Ну что, идем дальше или посидим тут? На дереве на той стороне улицы растут отличные шоколадные шишки, пряники и яблоки в золоченой фольге, хочешь?

– Что за странное дерево? – улыбнулась Ритка, – Суть новогодней елки, застоявшейся до мая?

– Почти. Как-то больше ста лет назад один купец решил угостить на рождество детей из бедных семей. Вот ты яблоки, наверное, зимой и за фрукты не считаешь, так? Что яблоки, что картошка, есть всегда и стоит копейки? А сто лет назад яблоки зимой могли есть единицы, даже на столе императорской семьи они считались деликатесом. А он угостил простых детей яблоками, пряниками, конфетами. Хороший был человек, – улыбнулся Каус, – его суть отливала золотистыми искорками, будто праздничными огоньками.

– Надеюсь, моя суть хотя бы не будет чем-то противным, – Ритка вздохнула, – пойдем уже. Не хочется мне ни конфет, ни пряников.

Она встала со скамейки, которая тут же пошла в сторону уходящих в небо шпилей Адмиралтейства.

– Ну что, куда мы сейчас?

Но не успел Каус ответить, как в небе загромыхало, оно открылось, словно окно, и оттуда вылезла грозовая туча! Именно так Ритке и показалась. Это была огромная женщина, но и туча тоже! Она грохотала, сверкала, струилась ливнем и била градом.

– Где тебя носит, маленький паршивец? – загрохотала женщина-туча. – И, черт побери, кто это? Ты притащил сюда девочку из мира?

– Прости, Танита! – закричал Каус, – Она упала, она меня спасала!

Голос Кауса потонул в очередном раскате грома. Ритка стояла, замерев и выпучив глаза, волосы ее наэлектризовались и торчали дыбом.

– Ты не знаешь, что место, провалившихся в Суть, в саду забвения? – пророкотала Танита, взмахнула рукой и Ритка провалилась куда-то в черноту подземья. Последнее, что она услышала был крик Кауса.

Очнулась Ритка в темном пасмурном парке. Холодные капли тумана оседали на коже, бриллиантами ложились на волосы. Во все стороны простиралась серая рыхлая хмарь, перемежающаяся темными силуэтами голых деревьев и замершими в странных позах статуями. Девушка медленно побрела наугад.

Чем дольше она шла, тем более пустой и гулкой становилась голова. Казалось, что в нее просачивается туман, наполняя рыхлой серостью, пропитывая мысли, чувства и воспоминания. И они тоже становились серыми и рыхлыми, отодвигаясь куда-то далеко, словно уходящие за горизонт облака.

Ритка уже смутно помнила, как она здесь оказалась и что ей нужно делать. Забыла о своем доме, падении с крыши и Каусе. Она просто шла в серой пустоте с каждым шагом теряя себя. Через некоторое время уставшая серая тень, когда-то бывшая Риткой, осела на землю и то ли уснула, то ли потеряла сознание.

– Еще одна? – услышала она хриплый голос. Слышно было плохо, будто через вату. – Совсем еще девчонка, эх, и куда их только несет.

– Не жалей, не жалей, Митах, а то никаких нервов не хватит. Бери тачку, а я подготовлю место.

Ритка пыталась открыть глаза, но почему-то ничего не выходило. Пыталась поднять руки, но они отказывались слушаться. И даже как-то запаниковать толком не получалось. В голове только вяло крутились услышанные слова. Голоса слились в неразборчивый шум, будто кто-то катал в голове камни, и Ритка опять утонула в серой пустоте. Маленький человечек в черной шляпе толкал по пустынной дороге сада забвения тачку со свернувшейся калачиком, будто кошка, статуей девушки.

В саду забвения всегда тихо. Единственные звуки, что можно тут услышать – шум ветра, гуляющего среди ветвей, да тихие шаги воспоминаний. Они порой бродят по дорожкам сада. Отражения давно забытых людей и встреч. Страшно подумать, но каждая статуя в этом саду когда-то была человеком. Кажется, что их много, но самом деле люди не так уж часто проваливаются в Суть, и к счастью, еще реже остаются в ней навсегда. Но за тысячи лет их успело накопиться изрядно.

Очень-очень редко бывает, что статуя из сада забвения попадает в реальный мир. К сожалению, обратно человеком так не стать. Но такие статуи приковывают к себе взгляды, заставляют замереть в тишине. Ведь что-то в глубине человеческих сердец знает, что это не пустой камень, это застывшая в безвременье душа.

Ритка чувствовала себя так, будто очень крепко уснула и не могла проснуться. Где-то далеко, на самом краешке сознания засело воспоминание о том, кто она и как здесь оказалась. Но оно постоянно выскальзывало, сбрасывая сознание в пухлую серую мякоть. И Ритка тонула в ней, как в перине, проваливаясь все глубже, и глубже.

Но вот в пухлой туманной вате появилось ощущение чего-то другого. Оно было мокрым и шершавым. Оно звучало тонко и звонко. Оно звало.

– Ритка! Ну Ритка же!

Каус толкал лапками холодный мрамор и тыкался влажным носом Ритке в ладони. Ему пришлось поспешить, чтобы добраться сюда до того, как девушка окончательно потеряет себя в этом туманном саду. Неужели он опоздал?

– Ри-и-итка! – настойчиво звал Каус, пытаясь подвинуть замерший в сонном покое камень.

Она понимала, что это этот настойчивый зов – ее единственный шанс спастись. Но как ни старалась, как ни силилась проснуться, ничего не выходило.

– Ритка, ты вспоминай что-то важное! Главное что-то! – кричал Каус прямо в ухо мраморной девушки.

И Ритка вспомнила. Вспомнила, как в детском саду не сказала маме, что у них будет утренник. Тогда еще не было групп в вотсапе, в которых родители собирают на подарки, выясняют кто из детей научил остальных говорить «жопа» и кидают поздравительные картинки. И вот так вышло, что ни Ритка, ни папа, который забирал ее из сада, не сказали маме, что нужно платье снежинки. Мама разводила руками, а Ритка горько плакала, понимая, что завтра на утреннике все девочки будут красивыми снежинками, а она просто Риткой.

Утром на спинке кресла висело чудесное, обшитое серебряным дождиком платье. И Ритка опять плакала, на этот раз от облегчения и радости. Она совсем не запомнила тот утренник, но хоть сейчас могла закрыть глаза и увидеть коричневое покрытое узорчатой накидкой кресло, и лежащее на нем платье.

Воспоминание грело и слегка звенело, как тонкие сосульки, бьющиеся друг о друга, и Ритке чудилось, что внутри нее пробуждается жизнь. Она скользила по своему прошлому, выискивая важные воспоминания. Они накатывали горячими волнами любви, стыда, отчаяния, гордости, страха, ужаса, вдохновения, радости. Ее маленькая жизнь в десяток лет с хвостиком, оказалась наполнена такими важными и сложными событиями. Просто удивительно, как Ритка не взрывалась от количества эмоций, что носила внутри себя.

Она чувствовала, как внутри ее холодного каменного тела уже бьется настоящее живое и горячее сердце. Оно толкало живительную силу, будто кровь по артериям, заставляя просыпаться каждую клеточку тела. Ритка открыла глаза.

Хорошо, когда у тебя есть верные друзья. Верные и смелые, такие, как Каус, который не побоялся отправиться в сад забвения за Риткой. Иначе быть бы ей статуей до конца времен. А это, между прочим, очень долго, гораздо дольше человеческой жизни. Но «расколдоваться» из статуи – только полдела, нужно еще выбраться из серых пустошей. Так называются области Сути, в которые обычно никто не заходит, слишком тут все зыбко, неустойчиво, неверно. Того и гляди, затянет серое ничто.

Ритка и Каус брели в серой мгле и пели песни, чтобы не падать духом. Ритка знала целиком мало песен, но вот кусочками – очень много. Получались странноватые, но забавные миксы: пара строчек оттуда, припев отсюда, еще кусочек совсем из другого, а вместе весело. Каус наоборот знал совсем немного песен, но целиком и очень, очень длинных. Оказывается, хранителям приходится учить гимны, оды и прочие странные штуки с кучей восклицаний и старинных слов. Звуки их голосов рассеивали туманную серость вокруг, и по сторонам проступали уходящие в вышину мрачные стены. Они извивались, змеились расходящимися в разных направлениях проходами.

– Может, свернем? – предложила Ритка, заглянув в один из уходящих в бок коридоров.

– Это не твои, – туманно ответил Каус, махнув лапкой и поспешил дальше.

– Кто не мои? – спросила Ритка, но голос утонул в тумане.

– Не твои развилки, – терпеливо, но все также туманно ответил Каус и Ритка решила больше не расспрашивать. Все равно ничего не понятно. Может, хоть дальше прояснится.

Наконец серая зыбь немного рассеялась и впереди показалась развилка с расходящимися в разные стороны дорогами. В отличие от предыдущих, эти дорожки были живыми – вдалеке слышался шум, голоса, мелькали пятна света.

Ритка замерла посередине. Эта развилка совершенно точно отличалась от всех остальных. Она ее чувствовала. Будто это не дорожки, а ее собственные руки расходились в стороны. Чувствовалось небольшое напряжение и сопротивление, будто сдавливаешь ладонью чуть сдувшийся воздушный шарик.

Прикрыв глаза, Ритка почувствовала, что погружается в воспоминание из детства. Вот Маринка, ее лучшая подруга, зовет в соседний двор покататься на каруселях. Воспоминание было таким ясным и четким, будто происходило прямо сейчас. Но Ритка совсем не помнила, что же было дальше. Пошла она с Маринкой или нет? Зато чувствовала, что на дорожке, убегавшей в одну сторону, – пошла. А в другую – нет.

– Ищи ответ в себе, – шепнул Каус, мягко касаясь ноги пушистым боком.

Легко сказать! Она очень старалась. Примеряла на себя и то, и это. Пыталась вспомнить. Но в голове было пусто и темно.

– Не могу, – жалобно сказала Ритка и села на землю, – не могу и все. Есть еще варианты?

– Пф, ну как тебе сказать. Есть. Если мы выберем неправильное направление, то рано или поздно упремся в тупик. Каждая развилка – ситуация, результат которой повлиял на тебя, как личность. Может быть, это что-то очень близкое. Например, вы пошли в соседний двор, увидели, как ребята обижают щенка, и защитили его. А может ты упала с каруселей и испугалась. Может быть много разных вариантов, но вот эти все, они достаточно быстро привели к развязке, а значит, мы быстро упремся в тупик, если ошибемся. Но это может быть и очень далекая ситуация. Например, если ты в пять лет познакомилась в этом соседнем дворе с мальчиком, а в пятнадцать поцелуешься с ним.

– Не буду я ни с кем целоваться! – завопила Ритка.

– Ну я, к примеру, к примеру, – успокаивающе сказал Каус, – но в таком случае нам придется очень долго идти, и мы вряд ли сможем вернуться. Так что давай-ка попробуй еще.

Ритка села на сухую землю и попыталась прислушаться к своим воспоминаниям, но в голове было совершенно пусто. Как будто это все вообще не с ней происходило. Но Ритка же прекрасно помнила начало, а дальше – как отрезало.

– Не пытайся вспомнить, – шепнул Каус, касаясь ее лапой, – приложи к себе и пойми, где ты, а где не ты.

Расслабившись, Ритка представила себя огромным камертоном, который делает «динь» и долго, красиво тянет чистую ноту. А потом мысленно касалась каждого из вариантов, и прислушивалась, как ответит ее внутренний голос? Где правда, а где фальшь?

И вдруг почувствовала, что развилка, на которой она согласилась пойти с Маринкой, какая-то более правдивая. Более чистая и объемная. Настоящая. Осторожно, стараясь не упустить это состояние, Ритка повернула налево и на нее хлынули воспоминания. Как они катались на каруселях и совсем потеряли счет времени. Как она слышала в отдалении крики родителей, но не подумала, что зовут ее. Как они пришли домой в темноте, и как плакала мама.

А сейчас она почувствовала и осознала, что в тот момент в ее личность был заложен один из важных кусочков. И больше никогда она не уходила, не предупредив близких. Потому что это не контроль, это безопасность. А еще спокойствие родных. Даже когда она загуливалась дольше, чем разрешала мама или уходила в соседний двор, она все равно звонила и сквозь поток недовольных маминых слов кричала: «Я жива, я недалеко, буду дома через полчаса» и бросала трубку. Тоже не сильно хороший поступок, но, по крайней мере, дома знали, что она в порядке.

Дальше стало проще. Поняв, как надо проходить развилки, Ритка хоть и не быстро, но продвигалась вперед, преодолевая поворот за поворотом. И с каждой развилкой обретала новый кусочек себя. Вспоминала, а правильнее сказать понимала, кто она. Постигала свою суть.

Спустя несколько часов Ритка и Каус, свернув за очередной поворот, вышли на освещенную светом синеватой Луны площадь. В центре ее в небо бил яркий луч света.

– Ангел, – шепотом произнес Каус.

Ритка огляделась. Площадь со всех сторон окружали возвышенности, которые сначала показались ей стенами огромного каменного карьера. Но, приглядевшись, она поняла, что это гигантские ладони, которые будто бы прикрывали от ветра горящую свечку.

– Что это? – шепотом спросила она у Кауса.

– Сердце города. Дворцовая площадь.

Осторожно подошли они к сияющему столпу света. Он действительно походил на горящую свечу, в самом низу, там, где был бы фитиль, стоял какой-то человек или дух. Мягко покачиваясь, он повернулся к Ритке и Каусу.

– Младший хранитель?

– Младшее некуда, – согласно мявкнул Каус.

– И девочка из мира, – продолжил человек-пламя.

– Маргарита, – кивнула Ритка. У нее было ощущение, что человек-свеча смотрит сквозь нее. Да что там сквозь нее, сквозь всё! Просвечивает, как рентгеном, до самого другого края Земли, а то и еще дальше. От это взгляда было жарко и хотелось плакать, но словно не от горя, я от облегчения. Ощущение было очень странным и Ритка чуть отодвинулась назад, испугавшись.

– Не бойся, Маргарита, – успокоил «фитиль», – ты не первый раз в Сути. В прошлый раз совсем чуть-чуть по верхушечке прошлась, почти и не видела ничего. Но, смотрю, на пользу тебе пошел световой заяц, что смогла целиком сюда забраться.

В голове Ритки случился какой-то непонятный шаробум. Воспоминания нахлынули потоком, и ей понадобилось какое-то время, чтобы разобраться в них. Но она вспомнила! И светоча Хотту из Петропавловской крепости, и маленькую искорку светового зайца, что поселился у них дома, и даже Таниту. А самое главное, что суть это не что-то отдельное. Суть – это то, как ты видишь. И показалось ей на мгновение, что видит она одновременно Дворцовую площадь и обнимающие ее, как ладони, здания Эрмитажа и Главного штаба.