Читать книгу Краденое счастье - Елена Колядина - Страница 3

«На джип? – Коляска покосилась на накачанную спину роскошного внедорожника. И сварливо предрекла: – Поматросит он нас с тобой и бросит».

«Ты не понимаешь! – Люба старалась удержаться на мчащейся верхом на джипе коляске. – Это судьба! Это принц на белом, – она бросила взгляд на капот, – на вишневом коне, и он унесет нас за синие леса, за дальние моря».

Поразмыслив, куда именно мог бы мчать ее принц, Люба рассмеялась и закончила: «В студию звукозаписи!»

Джип резко затормозил и остановился:

«Э, бабы! Совсем озверели?!»

«Получила принца?» – зловеще попеняла коляска Любе.

«Кидаются уже на ходу!» – орал джип.

«Принцы принцесс безголовых за моря увозят, Любушки безногие им не нужны», – гнула свое коляска.

«А ну, слезли и пошли отсюда! – драл глотку внедорожник. – Некогда нам сейчас. Не до девочек – торопимся».

«Он сейчас выйдет!.. – с придыханием, почти плача от нахлынувшего ожидания любви, произнесла Люба. – И все перевернется с головы на ноги!»

«С ног на голову» обычно говорят, – не утихала коляска. – Те, у кого есть голова, конечно. Мало того что ног нет, так еще и голову потеряла!»

Эту, последнюю, фразу коляска произнесла очень тихо и в сторону от девушки.

«Начнется другая жизнь!» – ликовала Люба.

«Другая, а как же: в коляске, да еще и на костылях. Потому что принц как выйдет, первым делом тебе по шее надает, а мне колеса свернет!» – шумела коляска.

«Надо запомнить это место, – закрутила головой Люба, – место, с которого…»

«Все встанет на свои места, – упиралась коляска. – Не сойти мне с этого места! Сейчас, сейчас… Вылезет принц твой из машины, сориентируется на местности и все расставит по своим местам: Любовь на коляску, коляску на дорогу, дорогу – в путь-дорогу до места следования по месту постоянного проживания».

Внезапно коляска затихла и, выдержав паузу, умоляюще произнесла: «Любушка, ты забыла? Мужчины калек не любят».

Хлопнула дверь джипа. Люба вздрогнула.

Владелец внедорожника барабанил пальцами по капоту, глядя на багажник.

На багажнике стояла инвалидная коляска с молодой девкой. Зад девки в джинсах провалился в разодранное дерматиновое сиденье. Сбоку, вялый и слипшийся, как старый гондон, свисал парашют.

«Не мало ли вас? Не надо ли нас?» – заискивающе пробормотала коляска, надеясь разрядить обстановку.

«Х-хэ!» – ухмыльнулся джип.

«Тихо, не говори ничего!» – пробормотала Люба коляске и незаметно погладила сиденье.

Хозяин джипа молчал.

Люба приняла молчание за сдержанное понимание.

– Вы не знаете, до Москвы отсюда далеко? – вжавшись в спинку коляски и явно плохо соображая, спросила Люба.

«Ну и чего сказала? Ни к селу ни к городу!» – забубнила коляска.

Взгляд водителя стал еще более тяжелым.

– Как до Китая раком.

Разговор явно не вязался.

– А я по гороскопу Телец, – обрадовалась Люба.

«Это судьба!» – съязвила коляска.

– А вы, значит, Рак по гороскопу? – спросила Люба.

– Я-то? – Владелец джипа языком нашарил в промежутке между зубами застрявшую с обеда крошку мяса. – Типа того.

Люба взглянула в лицо хозяина джипа. Как он красив!

«Вылитый тюлень», – поморщилась коляска.

Как нестерпимо прекрасен! Невысокого роста, коротко постриженный, с золотой цепочкой в вороте черной рубашки. Черная кожаная куртка, черные же джинсы, золотые часы – какое у него чувство вкуса! Зуба одного сбоку нет – бедный, наверное, потерял, когда защищал незнакомую девушку. Шрам на щеке – ой, он потерпел аварию! Люба бредила. Люба сошла с ума. Ну конечно: ее стукнуло парашютом по голове.

«Любовь моя!» – прошептала Люба.

«Любовь, ты – слепа! – трагически предупредила коляска. – Давай быстрее слезать да убираться отсюда. Еще свалиться не хватало, детали переломать. – Внезапно коляску осенила другая, еще более кошмарная догадка. – Что обо мне люди подумают? – драматическим голосом произнесла она. – «Что это у вас с колесом?» – «Сломала, когда с джипа слезала». Ой, мама родная, стыд какой!»

«Это он! Он!» – не слушая коляску, прошептала Люба.

«Маньяк?» – нарочно ужаснулась коляска, делая вид, что не понимает, о чем говорит ее бедная девочка.

«Прекрати!» – пробормотала Люба.

«Девушка, у вас телефон есть?» – неожиданно спросил джип коляску.

«Какая я тебе девушка?» – возмущенно откликнулась коляска.

«Замужем, что ли?»

«Вдова», – отмахнулась коляска.

«Затрахала небось мужа до смерти?» – подмигнул джип.

Коляска задохнулась от возмущения.

«Любушка, рассуди ты сама логически: может джип полюбить инвалидную коляску? Не может. Значит – маньяк», – поделилась с девушкой коляска и в ужасе закатила глаза.

«Может, прокатимся?» – не отставал джип.

«Оставьте меня в покое», – высоким голосом потребовала коляска.

«Во дает! Сама залезла и сама: оставьте в покое! Сколько в час берешь?»

«Вы меня с кем-то спутали! Я – не такси, – испуганно гневалась коляска и голосила Любе: – Сама подумай: мы с тобой девушки простые, мы для них, джипов, тьфу – пыль под колесами. Изъездит он тебя, Люба, искалечит, и вся любовь».

«Куда уж меня больше калечить? – отрешенно прошептала Люба. – Я чувствую, он – очень хороший человек».

И встрепенулась, просияв.

– Рак! Значит, ваша стихия – вода?

– Рыба, – небрежно процедил Николай, которому очень хотелось похвастаться хоть перед кем-то. – Вода лет десять, еще при Юсифе-бакинце устаканилась. В воде давно полный порядок наведен: кто из какой водопроводной трубы берет, в какую тару разливает, лечебные свойства опять же утвердили, сертифицировали.

Фамилия Николая была Аджипов. Но в пейджерных сообщениях в лихие 90-е, а позже в эсэмэсках, он подписывался Джип, за что в среде коллег и оппоментов, в смысле оппонентов, за ним утвердилась кличка Коля Запорожец. Запорожец, как и его джип, был с Волги. Только джип – из Ульяновска, а Николай – с Жигулей. Родители Николая работали в Жигулях в санатории, мать – кладовщицей, а отец – шофером. Именно отцу Николай был обязан всем лучшим, что было в нем: любовью к порядку и добротой.

– Нет порядка! – сокрушался отец, поднимая на вилке кусок печени в сметане, давеча стоявшей в меню лечебного питания санатория. – Попробовала бы ты эту печенку при Сталине унести! Потому что порядок был!

– А я что говорю? – соглашалась мать. – А главные-то заворуины – кто?

– Начальство, известно кто, – с удовольствием крякал отец. – Где ты банку печенки семье, ребенку вон, унесла – все одно ее отдыхающие не доели, там начальство шиферу два грузовика спионерит. И путевой лист выпишут, все чин чинарем, вроде как и не ворованное, вези, Аджипов…

Отец возмущено бросил вилку:

– Да будет ли хоть порядок когда?!

– Откудова ему быть-то? Тут возьмешь от нужды одну простыню несчастную. А главврач пять одеял верблюжьих новых спишет в свой карман и хоть бы хны.

– Если не все, а понемножку, то это не воровство, а дележка, – с сарказмом осудил воровскую натуру главврача отец. Мать заколыхалась.

– Налить под печеночку-то? – участливо спросила она отца.

– Давай.

Он взял в руку холодную бутылку вина.

– Привез, значит, этого самого вина для буфета полмашины ящиков. Вез – не дышал, чтоб значит, не побить. Главврачу говорю: рассчитаться надо за безбойную доставку. А она мне: «Товарищ Аджипов, рассчитываются с вами два раза в месяц в кассе. Груз возить – ваша обязанность». Ах ты, думаю!.. Обязанность! Моя обязанность баранку крутить, а не ящики караулить. Вот дождусь, как к выездному партийно-хозяйственному активу коньяк КВВК нужно будет с базы везти, да и вспомню про обязанности. Боя у вас заложено две бутылки? Получай!

– Так и надо с ними! А то больно ты добрый.

– Может, хоть тогда порядок наведем, верно, Колюня?

Сегодня Николай мог с удовлетворением сказать, что в сфере воды порядка достичь удалось. Но вот с рыбой – бардак! Большие предстояли дела в этой сфере влияния. Взять хотя бы сельдь. Ведь кто во что горазд! Солят в гаражах, в сараях. Сертификаты чуть не пальцем рисуют. А потом беспланово, не имея понятия о маркетинге, везут свою сраную селедку в каждое встречное сельпо. С ценами из-за этого свистопляска. Ты если задумал сельдью заниматься, так приди, доложись по-человечески. Мы тебе сделаем сертификат – подлинник, чтоб все цивилизованно, за подписью. Санврач в Роспотребнадзоре тоже человек, тоже селедку ест, если к нему, как полагается, так и он с пониманием. Но сельдь – это так, к примеру. В Любин городок Николая вела забота о сушеной рыбке сущик.

– С сущиком у вас тут непорядок. Ценнейший продукт бессистемно разбазаривается, не наполняя налогами бюджеты всех уровней, – сообщил Николай.

И подумал про рейдерский захват пары местных рыбозаводиков. Впрочем, форму смены собственности предстояло решить на месте, по обстоятельствам.

Заслышав из уст Николая о бюджетах, коляска уважительно присмирела.

Это все вранье, что такие, как Коля Запорожец, спят и видят, как бы налогов платить ноль целых цент десятых. Николай, что ли, не понимает, что нужно содержать ментов, школы для ребятни, больницы для старух? Николай как раз-таки очень заинтересован в порядке, Николаю тоже джипы жгут! Николай умеет разделять и делегировать полномочия: зачем ему мелочиться с бабками, которые торгуют сигаретами, клюквой да газетами? Что с их клюквы возьмешь? Он лучше налоги отчислит, чтоб бабок менты стерегли, защищали сердешных от набегов неорганизованного хулиганья.

– Вы знаете, сколько у нас его! – обрадовалась Люба. – Иной весной столько в озере добывают, что высыпают из баркасов прямо на берег, и рыбаки по колено в серебре ходят. Сушить мест не хватает, так люди все крыши сущиком засыпают: сараи, дома, коровники. Представляете, если сверху на город посмотреть? Все крыши из серебра. Столько сущика!

– Ну? – повеселел Николай.

– Мама рассказывала, раньше они в клуб на танцы полные карманы сущика насыпали и вместо семечек ели. Бесплатное угощенье. Здорово?

– Чего здорового? – нахмурился Николай. – Бесплатное – начало беспорядка. Ничего не должно доставаться бесплатно.

«Вот мироед!» – толкнула Любу коляска.

– Иначе какой смысл корячиться?

Упоминание о бесплатном сущике огорчило Николая. А все потому, что какой-нибудь квотой на улов владеет рыбколхоз, а значит – никто. А без хозяина какой может быть порядок?

– Там чего – акционерное общество? – спросил Николай.

– Где?

– Баркасы, холодильники, коптильни – чьи? Акционировано предприятие?

– Да, – неуверенно ответила Люба. – Вроде. Ой, точно, вспомнила: акции трудовому коллективу принадлежат.

Вот страна немереная! Выкупаешь у работяг-алкашей предприятия, выкупаешь, и все ни конца ни края. Представляю, как эти акционеры дела ведут. Рыбу небось за копейку продают, лишь бы на бутылку хватило. А те алкаши, которые ее покупают, тоже работать не хотят: чего горбатиться, когда закуска почти даром в сельпо лежит? А всякие недобитки из партии власти еще орут, что цены на социальные продукты должны быть низкими. Ну, будет он, Николай, селедку бесплатно раздавать, так налог на добавленную стоимость какой в бюджет поступит? Так вред или польза от дешевых цен стране?

Николай быстро сделал мысленные прикидки по сущику. Если все акции у алкашей – дело сделано. Завтра зарегистрируется предприятие «Партнер» по скупке акций. Работяги хороших денег давно небось не видели…

– А средняя зарплата у добытчиков сущика насущного какая? – поинтересовался Николай.

«Семь тысяч рублей», – подсказала Любе коляска, имевшая беседу со складской тележкой.

– В сезон – нормально, а так – семь тысяч.

– Нет! – не поверил Николай.

Значит, работяги акции не просто продавать понесут, а ночами дежурить и у дверей будут стоять. Не забыть посетить местные СМИ, заверить, что контрольный пакет акций останется в управлении городом, это на случай, если коммуняки с плакатами приползут: «Не дадим распродать сущика!» Что еще? Сообщить главе самоуправления: с будущего года начнется выплата дивидендов по акциям – один рубль на каждую привилегированную. Это на тот случай, чтоб если кто и решил пока акции попридержать, так теперь уж точно сломя голову в «Партнер» помчатся. Надо будет, наверное, завтра-послезавтра в Москву смотаться – деньжат подстоговать. За неделю, пожалуй, трудящиеся от акций счастливо избавятся, с облегчением вздохнут. А там – по обстоятельствам. Если долгов немерено – придется банкротить. Ну чего, назначим временного управляющего. В первый раз, что ли? Пусть себе управляет не торопясь. Пока долги за электроэнергию не реструктуризируют. Во! С выплатами по картотеке разберемся индивидуально: по исполнительным листам, мамашам-одиночкам – все как полагается, дети – наше будущее. А долги по зарплате… Нет, господа бывшие акционеры, зарплату за прошлогодний сущик вам задолжало АО «Рыбколхоз», а мы – ЗАО «Царь-рыба». Вы же в правовом государстве живете, должны разбираться в таких вещах? Имеете право обратиться в суд.

От мысли, что передел сущика прошел так удачно и в этом секторе рыбодобычи им, Колей Джипом, наведен наконец-то порядок, Николай повеселел. И довольно добродушно взглянул на Любу, смирно сидевшую на багажнике машины.

– Ну чего?

– Что? – смутилась Люба.

– Слезать думаешь?

– Думаю.

– Давай слезай, пока я добрый.

– Вы всегда добрый, – тихо и серьезно ответила Люба.

– Точно, – согласился Николай. – У меня батька такой же был. Мать ему все говорила: «Не доведет тебя, отец, твоя доброта до добра».

– И что?

– Не довела.

– А что случилось? – расстроилась Люба.

– Долго рассказывать.

Люба понимающе вздохнула.

– Вы мне не поможете, я боюсь с коляской свалиться.

– Ты что – не ходишь?

– Нет, – бесшабашно сказала девушка.

– С ногами чего?

– Ага.

Николай взглянул на парашют.

– Экстремалом увлекаешься? При прыжке сломала?

– Нет. Я такой родилась. Моя мама… Все торопились на первомайскую демонстрацию…

– В колонне затоптали? – поразился Николай.

– Нет, – помотала головой Люба.

– За вином в толпе покалечили? Тогда ведь порядка за вином не было ни фига.

– То и обидно, что толпы никакой не было. Я одна. И вот…

Николай взял Любу за талию, сказал «Держись за меня» и, прижав ее одной рукой к себе, другой подхватил под колени. Люба прильнула к Николаю крепко, как мокрый подол к ногам тонущего. Она дерзко, словно мародер, воровала его запах. Сколько можно украсть за секунду, по истечении которой Люба оказалась сидящей на капоте? Смотря что красть! Бумажник завалит счастьем на неделю. А вмятина запаха в сердце? От нее не избавишься и через семь жизней, даже когда так устанешь любить, что захочешь ненавидеть. Но Люба не знала о том, что любовь дает метастазы, и жадно вдыхала ее губительный запах.

Николай снял с багажника коляску. Пересадил в нее Любу.

– Может, подвезти? – без энтузиазма предложил он.

Люба, кстати, не заметила, что без энтузиазма. Она уже не различала оттенков голоса любимого – метастазы!

– Не надо, – ответила она, имея в виду: «Ну предложи еще раз! Скажи: никуда я тебя не отпущу».

– Тогда – пока!

И Николай уехал. Он был добрым. Но отходчивым.

Люба положила руки на ободы колес и поехала в сторону города. За коляской молча волочился парашют.