Читать книгу Воды горькие, воды сладкие. Роман для чтения в полночь - Елена Колядина - Страница 2

Место, куда предстояло выехать для сбора полевого материала, Юлии подсказал руководитель диссертации, профессор Чернов.

– Вологодская область. На границе с Ярославской ― при слиянии трех рек: Волги, Шексны и Мологи. Территория уникального по своему воздействию на природу сталинского эксперимента: самое большое в мире искусственное озеро ― Рыбинское водохранилище, ― почему-то нахмурившись, предложил учёный и, словно Юлия собиралась отказаться, принялся торопливо перечислять: ― Во-первых, недалеко от Москвы, на поезде ночь езды. Во-вторых, это самая северная граница произрастания дубовых лесов и сопутствующих им кленам, лещине.

Юлия повела глазами по карте:

– Дубы? И что?

– Про дубы, это я так, к слову, ― заверил Чернов. ― Гораздо интереснее поведение торфяных болот в местах, подлежавших затоплению. В 1935 году никто не знал, как они себя поведут? Поднимутся ли на поверхность водохранилища, превратившись в плавучие острова?

Юлия представила беззвучно выплывающий из тумана тёмный остров.

– Были предложения закрепить торфяные массивы на дне, загрузив камнями, ― продолжил Чернов. Пошевелил мышкой компьютера. ― Насколько я знаю, один из участков в качестве эксперимента действительно утяжелили старыми надгробьями и каменными крестами. В зону затопления неминуемо попадали сто сорок церквей и три, по другим данным, шесть монастырей. Так что надгробья с погостов могли послужить советской индустриализации, ― словно оправдываясь, объяснил профессор и щёлкнул курсором.

Юлия недоверчиво уставилась на учёного.

Остров медленно плыл по чёрной воде, постанывая под тяжестью истёртых надгробий и отшлифованных волнами крестов.

– Вы предлагаете заложить квадрат исследования на… ― Юлия старательно подбирала слова. ― На торфянике, закреплённом могильными камнями?

– Не-е-т! ― вскинул руки Чернов. ― Всё это, скорее всего, страшилки сталинской эпохи, к науке никакого отношения не имеющие. Бурить будете болото в лесном массиве или в пойме реки. Болот на Вологодчине великое множество ― 12 процентов территории, да еще 40 процентов заболоченных и заболачивающихся земель. Наша задача: определить, как изменился состав торфяника в связи с изменениями климата. Зимы в окрестных районах после появления огромной искусственной водной поверхности стали ветренее и холоднее, весна запаздывает, лето укоротилось, перестали вызревать лён и пшеница. Конечно, шестьдесят, даже семьдесят лет существования водохранилища ― мизерный срок для исследования. Но, чем чёрт не шутит? Может, сумеете зафиксировать изменения? Болото ― чуткий биологический индикатор. Летопись природы! Все погодные изменения сохраняются в виде торфяного слоя определённого ботанического состава.

– Палеоботаника, ― Юлия понимающе кивнула.

– Она, родимая! Отрицательный результат тоже будет результатом! Есть у меня в Череповецком университете на кафедре биологии знакомые учёные, сегодня же по электронной почте спишусь: надеюсь, коллеги подскажут, куда лучше поехать, где остановиться?

В девять часов вечера Глеб посадил Юлию в поезд «Москва-Череповец», а уже утром она выгрузила вещи на платформу перед старинным зданием железнодорожного вокзала. Автовокзал оказался здесь же, на привокзальной площади.

Через несколько часов Юлия вышла из рейсового автобуса на выложенную мокрыми бетонными плитами маленькую автостанцию: павильончик с кассой и навес со скамейкой. На павильоне висела синяя вывеска с растрескавшимися буквами: «Дубрава им. Ленина». Рядом притулился магазин «Ассоль-продукты». Чуть поодаль в сырой песок вкопана мачта с тарелкой сотовой связи и телефоном-автоматом под пластиковым колпаком.

Немногочисленные пассажиры подхватили баулы и корзины, поправили платки и кепки и незаметно разошлись, исчезнув в дождевой кисее.

Юлия поглядела на низкое набухшее небо, натянула капюшон, повесила на плечо клеёнчатый чехол с буром, кофр с ноутбуком, подхватила сумку на колесиках и кинулась вслед за мужчиной и женщиной, явно супружеской парой, в резиновых сапогах и с рюкзаками на плечах. Они приехали в Дубраву имени Ленина на одном автобусе с Юлией.

– Извините, не подскажете, как добраться до Дома охотника?

Женщина с сомнением оглядела Юлию и, не промолвив ни слова, перевела взгляд на мужа. Мужчина, в свою очередь окинув быстрым взглядом источающую аромат японских духов девушку в голубой ветровке с велюровым капюшоном, оценил мягкие серебристые кроссовки, сумку для ноутбука… Поправил истертую бейсболку и спросил:

– Точно туда надо?

– Это ведь на реке Нижний Южок?

Мужчина и женщина опять молча переглянулись.

– Я эколог, ― заверила Юлия и покрепче перехватила висящий на плече бур. ― Из Москвы.

– В Дом охотника на катере надо, ― неохотно сообщила женщина.

– На катере?! А где его взять?

– Герман два раза в неделю возит, ― лаконично ответила женщина.

– А где его найти? ― не отставала Юлия, напуганная перспективой остаться на автостанции в одиночестве до следующего приезда неведомого Германа.

– За нами идите, ― разрешил мужчина.

Женщина сердито взглянула на него.

Юлия засеменила вслед за парой по влажной тропинке, с трудом удерживая подскакивающую на корневищах сумку на колесиках.

Дождь вкрадчиво шуршал в вершинах сосен, пучки сырой травы завивались вслед Юлии, словно от невидимого низового ветра.

Тропинка сбежала с откоса.

На отмели с тихим плеском покачивалась лодка с подвесным мотором и стояли трое мужчин: пожилой, в прорезиненной полувоенной накидке, средних лет, в камуфляжной куртке и бродовых сапогах, и молодой парень, похожий на обитателя провинциального детдома: стрижка под машинку, куртка на вырост, турецкий джемпер.

– Здорово живешь, Гера! Здравствуйте, Герман Геннадьевич, ― поприветствовали пожилого хозяина лодки супруги. ― Сколько лет, сколько зим!

– Здравствуйте, ― пробормотала Юлия.

– Это кто же? ― спросил Герман Геннадьевич.

– Эколог к тебе. Говорит, из Москвы. Не ждал, небось, экологов?

– Надолго к нам? ― снова спросил Герман Геннадьевич.

– Недели на две.

– Отдохнуть или так? ― обтекаемо уточнил Герман Геннадьевич.

– Или так, ― с вежливой улыбкой сказала Юлия.

– Ну и ладно, ― согласился Герман Геннадьевич. ― Гутя моя, Августа Васильевна, обрадуется: женщины к нам редко заглядывают, все больше мужики. ― Он кивнул на длинный чехол на плече Юлии. ― Удочки?

– Бур. Пробы торфяника брать.

Мужчины дружно повернули головы:

– Нефть, что ли, у нас здесь объявилась?

– Нет, ― улыбнулась Юлия. ― Для изучения остатков растительности. Отслеживать болотообразовательный процесс.

Все переглянулись. Помолчали. Но не нашлись, что сказать.

– Ну, вроде больше никого. Отчаливаем? ― предложил Герман Геннадьевич. ― Зовут-то вас как?

– Юлия.

– А я ― Герман Геннадьевич, можно просто Гера. Это Лёша, ― Герман Геннадьевич указал на сумрачного молодого парня. Юлия отвела взгляд от Лёшиного лица, напоминавшего только что выдернутую из сырой земли редьку: бледное, с тёмной морщиной через весь лоб. ― Племянник Гутин, пятый год с нами живет. Борис и Римма ― бывшие нашенские, Дубравинские. В город перебрались, а летом вот наезжают. Это Олег, за продуктами в Дубраву ездил.

– У вас здесь дубы произрастают? ― спросила Юлия.

– Какое там, ― откликнулся Борис. ― Порубали все дубы на гробы.

Римма зыркнула на мужа и ткнула в бок:

– Будет плести-то!

Борис примолк и полез в лодку.

Юлия поглядела на новые спортивные туфли, вздохнула, приподнялась на носки в надежде не зачерпнуть воды, и шагнула на отмель.

– Давай-ка, перенесу, ― скомандовал Герман Геннадьевич и присел. ― Залезай на закукорки.

– Ой, что вы, ― пискнула Юлия.

– Давай-давай, держись крепче, всё одно Гуте доложат.

Юлия повисла на спине Германа, он в два шага бродовых сапог донёс девушку до лодки и перевалил через борт. Юлия, ойкнув, рухнула на Римму, уже сидевшую на скамеечке. Женщина недовольно поправила рюкзак и выразительно поглядела на мужа

          Пассажиры тесно уселись на узкие деревянные скамейки.

Герман Геннадьевич крякнул и с усилием столкнул лодку с мели, дно прошуршало по мокрому песку.

Герман Геннадьевич залез на корму, опустил мотор, дёрнул шнур ручного стартёра.

          Мотор затарахтел, выпустив клубы сизого дыма. Запахло бензином, и лодка бодро рванула с места.

Шум мотора стал мерным. Пассажиры, съежившись, спрятали руки в карманы и рукава, опустили головы. Окрестности осматривала только Юлия. Впрочем, разглядывать было нечего. Тёмная с чернильным отливом река, покрытая рябью, серое низкое небо и чёрный лес вдали. Юлия зябко передернула плечами и с безнадежным вздохом задумалась о новеньком купальнике, уложенном в сумку: «Искупаешься тут, пожалуй! Надо было плащ-палатку брать и резиновые сапоги».

Лодка мерно разрезала стальную воду. Вдали показался мёртвый затопленный лес. Стволы с торчащими над водой ветками, бывшие когда-то соснами, чёрными волнистыми скелетами отражались в реке.

Герман Геннадьевич заглушил мотор. Наступила тишина. Лёша достал из-под лавки весла и вставил в уключины.

Юлия вопросительно посмотрела на Германа Геннадьевича.

– Топляка много, винт сломать можно, ― пояснил он и на пару с Лёшей налег на весла.

Дождь перелетной птицей исчезал с порывами ветра и вновь сеял по реке. Лодка медленными толчками плыла сквозь строй деревьев-утопленников. Звонко плеснула рыба, оставив на воде круги.

– Прямо мангровый лес, ― пробормотала Юлия.

– Мангровый, это на Амазонке, а у нас ― бор, ― проявил неожиданную начитанность Герман Геннадьевич.

– Молодой, судя по диаметру стволов? ― заметила Юлия.

– Столетний: корабельные сосны! Это мы по верхушкам плывём.

Лодка проскребла боком по стволу. Юлия представила двадцатиметровую глубину, скрывающую лес, и поежилась.

Весла мерно поднимались над водой, роняя струйки и тяжёлые капли.

Неожиданно Юлия услышала, или, скорее, почувствовала гул. Протяжный, мучительно-надрывный, словно в глубине воды стонал огромный колокол, плакало гигантское морское животное, или пыталась затормозить на рельсах стальная вагонетка.

Юлия осторожно поглядела за борт, но увидела лишь чернильные пятна и свое изломанное отражение. Взглянула на пассажиров. Все сидели с бесстрастным видом, погружённые в свои мысли. Даже гребцы опускали и поднимали весла отрешённо, словно из воды не поднимался страдальческий вой. Дождь беззвучно плакал, словно по утопленнику.

Стон прекратился так же внезапно, как начался. Юлия исподволь оглядела попутчиков. Казалось, каждый равнодушно думал о своём. Лишь Римма встретилась взглядом с Юлией и, не выразив никакого интереса, опустила глаза.