Читать книгу Игла. Сказ о сердце Кощеевом - Елена Кондрацкая - Страница 2

Игла смотрела в белёсые глаза мертвеца.

Стоило моргнуть, и он исчез, растворился в тенях, оставив холодное дыхание на коже и боль в сердце. Игла огляделась, пытаясь сообразить, где находится. Со всех сторон её обступал лес, тихий и багровый, утонувший в лучах заходящего солнца.

Так не пойдёт. Если она не выберется из чащи в ближайшее время, рискует стать закуской для гулей или ещё каких тварей, выползающих из нор после заката. Из оружия при ней был только нож да строптивый огонь, от которого в последнее время не было проку.

Сверившись с зарубками на сосне, Игла окончательно убедилась в том, что леший водит её по кругу, вгляделась в темноту деревьев, надеясь различить знакомую оленью черепушку с алыми лентами на рогах, прислушалась, надеясь разобрать звон золотых колокольчиков, но услышала только ухающую вдалеке сову.

– Не желаю я зла твоему лесу, – проворчала себе под нос Игла, скинула с плеч прибитую пылью накидку, торопливо вывернула наизнанку и снова надела. Если леший и правда не выпускал её из лесу, это поможет. – Мне только-то и надо, что попасть на одну скромную полянку, не упрямься.

За спиной хрустнула ветка. Игла стремительно обернулась, но никого не увидела. Солнечные лучи, что стелились почти вдоль земли, ослепили её, и Игла, сощурившись, двинулась прочь от них – на восток, как и велели деревенские, у которых она выспрашивала дорогу.

То ли лешего не обманул трюк с накидкой, то ли Игла сама сбилась с пути, но солнце село, а она так и не добралась до заветной поляны. А может, никакой поляны и не было вовсе. В конце концов, всё, что Игла выведала, – слухи да сплетни стариков и дураков. Иные из них пытались отыскать тайное место, только вот никому это так и не удалось.

Игла раскрыла пустую ладонь и попыталась призвать пламя, чтобы разогнать сгущающуюся темноту, несколько тёплых язычков лизнули пальцы и тут же потухли. Игла застонала и тряхнула запястьем. Она слишком устала – чары, как и силы, были на исходе.

Ночь окутала лес, отбирая зрение и призывая в услужение холод. Игла зашагала медленнее и тише – надо быть настороже. Зверей, что водились в лесах, она не шибко боялась – как-нибудь да совладает с волком, выпросит милости у медведя, поклонится дикому кабану и пойдёт своей дорогой. С нечистью же так просто не справиться – ни мертвяка, ни волколака не усмирить шепотками да заговорами. А у неё – обычной деревенской ведьмы – лучшего не водилось. Лес, что лежал за тридевять земель к западу, был Игле помощником и другом, знакомым с раннего детства. Леший там не сплетал под ногами лживые тропы, а встречал дорогую гостью радушным хозяином: выводил к грибным местам, целебным травам и звенящим ручьям. А этот лес был чужим, неприветливым – подбрасывал под ноги камни и корни, раздирал подол колючками, щетинил ветви и пугал туманными мороками да невидимыми голосами из чащи.

– Ну же, выведи меня, Хозяин Леса. – Игла поклонилась на все четыре стороны, надеясь снискать милость лешего, пролила наземь воды из фляги и насыпала хлеба, щедро отломив половину от припасённой лепёшки. – Покажи логово Кощеево. Не по нраву тебе мои дары; может, кровушки моей испить желаешь? Так мне для тебя, Владыка Чащи, ничего не жаль.

Кровь пролилась легко, напоила землю и исчезла среди корней. Игла подула на рану, спрятала нож и обмотала ладонь чистой тряпицей, которых всегда брала про запас. Корни зашевелились, заскрипели, принимая плату. Зашумела листва в безветренной ночи. Из темноты послышался тихий звон колокольчика. Леший звал Иглу за собой.

Понадеявшись, что ведёт он её не в логово зверя или нежити, Игла двинулась на звук, прошла меж чёрных, поросших мхом стволов, слыша, как переплетаются за спиной колкие ветки, отрезая обратную дорогу. Но Игла и по доброй воле не ступит из леса до тех пор, пока не отыщет того, за чем пришла. В сердце чужого леса начинался путь к сердцу родному и любимому, тому, что смолкло до отведённого срока, оставив в груди Иглы незаживающую рану, невидимую человеческому глазу и оттого не подвластную ни травам, ни заговорам.

Звук колокольчика отдалялся, Игла зашагала быстрее, больше не заботясь о скрытности, но даже так, воспитанная лесом, выросшая дикой травой, ступала она гораздо тише обычного человека. Расступались великаны-деревья, расползались змеями корни, и даже слепая луна вынырнула из-за облаков, чтобы осветить путь бледными рогами. Впереди показалась поляна.

Круглым зелёным глазом глядела она на кружащих в воздухе светлячков. Они медленно покачивались вверх-вниз, оставляя за собой бледные световые дорожки, в которых намётанный глаз Иглы подмечал золото чар. Длинная рогатая тень мелькнула на другой стороне поляны и слилась с мраком ночи – леший выполнил свою часть договора. Поблагодарив его и поклонившись в пояс, Игла смело шагнула на поляну. Светлячки отпрянули от Иглы, откатились волной, не позволяя ни разглядеть себя, ни поймать. Один запутался в паутине, что растянула серебряные нити меж стеблей высокой травы. Дрожал в её центре, но вырваться не мог. Игла присела, чтобы рассмотреть его поближе. Оказалось, это был вовсе не светлячок, а крохотный шарик волшебного света.

«Вход в логово Кощеево охраняют пленённые духи – живые жемчужины с бус мавок, что клялись Кощею в любви, да сгинули в его когтях», – говорила слепая старуха, которую Игла отыскала в забытой богами горной деревне. Её кривой палец, цепкая память и быстрый язык и указали Игле путь в незнакомый лес. Чужие истории привели её на Кощеев порог.

Вспоминая, что слышала, Игла ухватила застрявшего в паутине светлячка и поднесла к губам.

– Прошла сотню дорог да нашла твой порог, дар от гостя прими, гостю дверь отвори. – И раздавила духа меж пальцев. Разлетелись зелёные искры из её ладони, закружились, обжигая пламенем, и осыпались на траву.

Сперва Игла решила, что ничего не произошло, а после повернула голову и увидела большой чёрный терем. Он вырос посреди поляны, тучей заслонил луну, недобро взглянул на Иглу резными окнами и застыл, оскалив пасть крыльца. Свет внутри не горел, дом хранил молчание, ожидая, пока гостья – или добыча? – сама войдёт внутрь.

Игла не медлила, чтобы страх не успел вонзить в неё острые зубы, взбежала по высоким ступеням и толкнула приоткрытую дверь. В темноте вспыхнули свечи, одна за другой, освещая просторную прихожую. Никто, кроме них, не встречал Иглу.

– Вечер добрый, дорогой хозяин! – Голос Иглы улетел в коридоры и вернулся раздробленным эхом, таким звонким, будто стояла она не в деревянном тереме, а в каменной пещере.

Никто ей не ответил.

Таяли, роняя на пол воск, свечи, беспокоилось их пламя, когда Игла проходила рядом, подбираясь к крутой лестнице с резными перилами. Игла шла тихо, озираясь по сторонам. Стены терема украшали росписи: закручивались и извивались стебли, переплетались между собой маковки диковинных цветов – столь искусной и тонкой работы, что казались живыми, готовыми вот-вот уронить лепесток-другой на каменный пол. Ни одна ступень не скрипнула под лёгкой ногой, и вышла Игла к большим деревянным дверям, прислушалась, толкнула тяжёлую створку. Зажглась новая сотня свечей, и развернулась перед Иглой чудесная зала, такая богатая и красивая, каких Игла ещё не видывала.

Высокие синие своды усеивали сотни золотых солнц, больших и малых, перемежаясь с рогатыми лунами и крапинками звёзд. На чёрных стенах расправляли крылья птицы, изгибая шеи и выводя немые песни среди красных и рыжих цветов. У четвёртой стены, сплошь чёрной, стоял каменный трон с высокой спинкой.

«Будто в царские палаты попала, – подумала Игла, прижимая ладони к груди от восторга. – Только вот где же царь?»

Страх, который она вместе с ножом на поясе несла весь свой долгий путь, отступил под натиском окружающей красоты. Завертелась Игла, разглядывая чудные рисунки в бликах огня, а когда повернулась вокруг себя, увидела стол, накрытый белой скатертью. Моргнула, и на скатерти появились блюда и кувшины, полные пищи и вина. Запечённые рябчики да утки, румяные караваи, разноцветные похлёбки, сдобренные сметаной да зеленью – столько всего, что хватит накормить целое семейство. Игла сглотнула слюну, уговаривая пустой желудок жаловаться потише, – не за тем она сюда пришла, не для того.

– Ты меня коль привечаешь с богатыми харчами да сладким вином, сам покажись, – крикнула Игла. – Негоже хозяину прятаться, когда гости в доме! Выйди, дай тебе поклониться да гостинцы вручить. Есть у меня для тебя и дар, и разговор – как полагается.

«Разговор у меня короткий, а дар мой – нож в сердце», – закончила Игла мысленно, высматривая в тенях зала хозяина терема. Но ей снова никто не ответил.

Исходила Игла половину терема, но не нашла ни души – ни живой, ни мёртвой. Расписные залы, спальни со свежими перинами, купели, окутанные паром горячей воды с запахом трав – всё здесь ждало и жаждало гостей, но стояло без дела. Толкнула Игла очередную дверь и оказалась ни много ни мало в хозяйской сокровищнице. Стояли по полкам и столам сундуки и ларцы, полные сияющих камней, серебра да золота. Висели на стенах зеркала в драгоценных рамах и белое оружие, испившее крови и запретных чар. Тянулись, теряясь где-то в темноте, бесконечные шкафы, снизу доверху уставленные невысокими фигурками, вазами, кубками, свитками – кажется, всем чем придётся, от дорогих вещиц до, на первый взгляд, сущих безделиц. Воздух вокруг искрил от затопившей сокровищницу магии.

«Харчи и постель не подошли, привёл меня богатствами своими похвастать? – думала Игла, проходя меж полок и ничего не трогая. – Слышала я, что Кощей гостей испытывать любит, перед тем как жизнь отнять у тех, кто хлеб со стола возьмёт или спать с ним ляжет. Только вот, – Игла мысленно ухмыльнулась, – кому в голову придёт спать со стариком?»

Игла прошла мимо большого зеркала, гладь которого поймала пламя её волос, заплетённых в длинную косу. Игла остановилась и невольно засмотрелась на прекрасные черты своего и одновременно чужого лица. Волосы, больше не рыжие, а сияющие чистым серебром, едва доставали до подбородка. На щеках вспыхнул нежный румянец, а лесная зелень глаз, прежде потухших от горя, заиграла живыми бликами, на голове сверкал самоцветами дорогой венец, шею обвили тяжёлые нити бус. Игла коснулась груди, но нашла пальцами только лён рубахи.

– Что за морок! – охнула Игла. Отражение улыбнулось ей, демонстрируя жемчуг зубов, поманило пальцем с золотым колечком, усыпанным звёздами, а когда Игла шагнула ближе, оскалилось, обернувшись вештицей, истлевшей до костей ведьмой. Кожа посерела и сморщилась, зубы сгнили и почернели, серебро волос превратилось в пепел, а изумруды глаз – в слепые бельма. Игла вскрикнула, отпрянула от зеркала, налетела спиной на шкаф, и тот зазвенел, роняя на пол свои сокровища. Разбилась под ногами хрустальная ваза, осыпались на голову свитки, жемчуга и кольца.

– Кто здесь? – послышался хриплый, надтреснутый голос из темноты.

Игла вздрогнула, развернулась, выставляя перед собой нож, но никого не увидела.

– Кощей? – позвала Игла голосом звонким, как натянутая струна.

Тишину прерывало только её прерывистое от испуга дыхание. А потом снова донеслось слабое: «Кто здесь? – И спустя долгую паузу, будто говорящему приходилось собирать силы для каждого слова: – Помогите».

Игла опустила нож, схватила висевшую в воздухе свечку и, крадучись, отправилась на звук. Но и спустя десяток шагов она никого не увидела.

– Не бросайте меня.

Игла развернулась, и рыжий свет упал на высокий железный… ящик – вернее слова у Иглы в запасе не было, – повторяющий контуры человеческого тела. Он стоял над ней истуканом и глядел золотой маской с чёрными провалами глаз. Железное тело опоясывали цепи, а на груди темнела запирающая руна.

– Помогите… – повторил ящик, и Игла увидела на полу следы давно высохшей крови, будто она вытекала прямиком из ящика.

Правду говорили, что в тереме Кощеевом обитает зло, что бессмертное чудище мучает и лишает жизни своих гостей, потому как не в силах отнять собственную, и ненавидит всех, чьё сердце бьётся и замирает по зову смерти. Его же сердце, если верить сказаниям, давно поросло паутиной, ни живое, ни мёртвое, застывшее между двух миров и оттого способное сотворить чудо, в котором так нуждалась Игла.

– Помогите…

Голос сбросил с Иглы оцепенение, отогнал образ зловещего старика, прожившего на белом свете так долго, что тело успело превратиться в иссушенный скелет.

– Потерпи! – выдохнула Игла, бросаясь к ящику. – Потерпи, миленький, я мигом!

Кровь, которой была начертана запирающая руна, присохла намертво, и Игле пришлось соскребать её остриём ножа. Стоило разорвать плетение линий, сами собой осыпались на пол цепи, превратившись в прах. Игла спрятала нож и ухватилась обеими руками за крышку ящика, потянула изо всех сил.

– Помоги, миленький! Подтолкни! – Игла от натуги сцепила зубы.

Крышка поддалась, заскрипела и отворилась, обнажив ряды острых шипов, сплошь обагрённых кровью. Игла вскрикнула, когда из ящика на неё упал человек, попыталась удержать его, но не хватило сил. Взметнулась снежная вьюга волос, сверкнули золотом глаза, и Игла повалилась на каменный пол. Длинные белые пальцы нашли её горло, разорвали ворот рубахи, и по зале разнёсся мучительный стон. Не успев опомниться, Игла почувствовала, как силы покидают её, как бьётся в крови магия, с каждым ударом сердца вспыхивая и ручьём утекая из тела, стремясь к холодным, чужим рукам на её шее. Закричав, Игла дёрнулась, оттолкнула от себя человека, и удивилась, как легко у неё это вышло – настолько он был немощен и худ. Человек царапнул длинными ногтями кожу на её груди, стараясь поймать последние крохи магии, упал на бок и замер. Игла отпрыгнула, налетев на ящик и чуть не угодив в его зубастую пасть, и схватилась за горло, защищаясь от нового нападения, но человек на полу так и не пошевелился.

Отдышавшись, Игла поманила свечи, и те послушно подплыли ближе. У её ног лежал юноша немногим старше самой Иглы. На молодом, осунувшемся лице застыла мука. Длинные волосы белой волной разметались по полу; худые, похожие на хрупкие ветви руки с длинными, обломанными ногтями – подрагивали; на платье виднелись дыры от шипов и застывшая кровь. Игла присела рядом, потянулась к юноше, боясь, что он истечёт кровью, но украденная магия уже начала исцеление – раны стремительно затягивались.

– Явилась за Кощеем, а нашла его пленника, – пробормотала Игла, убирая с его лица снежную прядь. На его лбу выступила испарина, губы беспокойно шевелились, но слов Игла разобрать не сумела. Её сила была в другом.

Юноша не приходил в себя три дня. Игла оттащила его в ближайшую спальню и уложила на кровать и молилась богам, чтобы хозяин дома не вернулся раньше времени. На рассвете она уходила в лес за травами, днём отпаивала юношу отварами – тот мучился лихорадкой, не переставая стонать и бормотать что-то невразумительное, – а вечерами исследовала терем в надежде узнать, куда и по каким делам мог отправиться Кощей. Ей бы бежать на поиски, но Игла не могла бросить больного – её заботы всегда лежали там, где протаптывали путь чужие беды. До города Игла бы юношу не дотянула, чтобы передать лекарям, а тех привести не могла – боялась оставить его надолго: он грозил сорваться в объятия смерти, не дождавшись помощи. Поэтому Игла оставалась рядом, читала заговоры, клала ему на лоб пропитанные отваром тряпицы и ждала.

Лепёшки заканчивались, Игла собирала ягоды, орехи и носила воду из ручья – еду, что щедро предлагал Кощеев дом, она ни сама попробовать, ни дать юноше так и не решилась. Зато Игла отыскала книги – тысячи книг, что хранили в себе бесконечные залы. После заката, напоив больного зельем и обтерев его тело, она садилась в кресло у кровати и читала ему вслух, плохо и медленно – как умела. И ей мерещилось, будто, когда комната наполнялась её голосом, он переставал стонать.

А на четвёртую ночь, когда Игла, свернувшаяся калачиком в кресле, открыла глаза, кровать, на которой лежал юноша, оказалась пуста.