Читать книгу Горечь - Елена Константинова - Страница 11

Мои детские куклы, друзья по несчастью —

Не милы, не любимы без всякой вины.

Я не вила вам кудри, не шила вам платья,

И шипела в лицо: не нужны, не нужны!

Вы покорно хранились в шкафах и коробках,

Не способны ни выйти, ни свет увидать.

И, свободы не зная, вели себя робко;

Уж тем более – «мама», картавя, сказать.

Мне дарили по кукле, чтоб я поправлялась,

После каждой болезни вели в «Детский мир».

Чтобы лучше со школьной программой

                                            справлялась —

Приносила пятёрки, как в дом сувенир.

Чтобы враз разобраться со днями рожденья,

Откупиться, забыть о душе и мечтах…

И я прятала руки, тая сожаленье

От холодного блеска в стеклянных глазах.

Я бы всё отдала за тяжёлый, зелёный

Грузовик, что в витрине лет десять стоял.

Заводной – раз с ключом.

С механизмом подъёмным.

Он, похоже, идеей навязчивой стал.

Я спала и мечтала о нём ежечасно.

Он ни разу не ездил, и был очень зол.

Заводной до тоски, запылённый ужасно, —

Он во мне благодарного друга нашёл.

Только мать и отец его враз отвергали

Очень громко и резко, обидно до слёз.

Но меня он довёз до событий реальных —

До которых никто бы другой не довёз.

Вслед рождения дочери – слабой, кормящей,

Ни о чём не мечтающей – лишь бы поспать!

Я купила авто, минивэн настоящий.

И такой же зелёный, ни дать и не взять.

Но обида на кукол меня настигала —

Их холодные руки, пустые глаза…

В своей крохе настойчиво сходство искала.

Находила… И в горле першила слеза.

Как взаправду любить эту куклу живую

С её личной свободой и личной судьбой?

Как почувствовать счастье, когда я целую

Чуть заметную ямку над верхней губой?

Чтобы сделать подарок вне всяких сомнений,

Чтобы сложности с собственным детством замять,

Назвала её Дарьей, не слушая мнений…

Получилась вполне себе ценная мать.

…Мы с ней рядышком катим по жутким дорогам,

 По ухабам и ямам, по дебрям глухим —

 Даже если судьба упирается рогом,

 Пробивая колёса одно за другим.

Я вверяю ей кнопку от мощных колонок,

Чтобы свежая песня в дорогу звала…

 Это вовсе не кукла, а чудный ребёнок.

И чудны твои, Господи, эти дела.

Спи, мой мальчик, сладко-сладко —

Не рождённый, но родной.

Деревянная лошадка

До сих пор передо мной.

Ты за призрачным порогом,

Далеко не ускакал.

Если ты был послан Богом —

Значит, Бог тебя забрал.

Бог есть Бог. И, может статься,

Он, всесильный и большой,

Передумал расставаться

С твоей ангельской душой.

Рядом ангелы другие,

Только мало без причуд.

Машут луками тугими,

В пухлых пальцах стрелы жмут.

Кто трубит, кто напевает,

Кто качает облака…

Но ему душа живая

Больше прочих дорога.

Ты не станешь частью рода,

Не узнаешь слова «мать».

Переменчивой погодой

Будешь с неба управлять…

…Резвых, смелых, сильных ножек,

 Что стучали бы об пол,

 В доме быть уже не может —

 Случай на небо увёл.

Не сошлось под тонкой кожей,

Не свилась тугая нить.

И лошадка не поможет

Нас с тобой соединить.

Можно только любоваться,

Ручки-ножки представлять,

Как бы нравилось качаться,

Крепко гриву обнимать…

…Ты родился бы, проказник,

 На Ивана Купала.

 И тебя в чудесный праздник

 Я б Иваном назвала.

Ты дружил бы с хмурым лешим

В заколдованном лесу.

Помогал тому, кто пешим

Видит всякую красу:

Изумруд травы июльской,

Да тропинку из корней…

Дивный сон девчонки тульской —

Самый лучший из парней.

Ах, Иван! Ночь, звёзды, искры,

Да прыжки через костёр.

Песни льются гладью чистой,

Собираясь в общий хор.

Это праздник необычный —

Чтоб без грусти, без забот.

А сейчас он очень личный.

На тебе пресёкся род…

…Ты ушёл в сырое небо

 В самый-самый Новый год.

 На столе – буханка хлеба,

 Кильки, сыр, салат и торт.

Было время очень смутным,

Право, нечисть за углом.

И смотрела глазом мутным

Люстра прямо над столом.

Ты живёшь среди таких же

Незаконченных детей.

А с лошадкой – ближе, ближе,

В дом, что полон новостей.

Здесь сестра поёт и пляшет,

Как концерт, так суета.

Здесь в окно берёза машет,

Здесь собака – ещё та.

Здесь тебя всё так же любят.

Молча, скорбно, пряча рот,

Водку горькую пригубят —

Потому что Новый год.

В эту ночь тревожно слушать,

Что творится за окном…

Спи, мой мальчик, мой Ванюша

Самым сладким вечным сном.

Увяли зимние цветы,

Сухой букет рассыпал иглы,

И мы нечаянно постигли

Очарованье пустоты.

Роман окончился никак.

Герой простыл, а героиня

Хлебнула водки из графина

И погрузилась в полный мрак.

От этой пары чудаков

Родился взбалмошный ребенок,

Что жить учил ещё с пелёнок

Своих недружных стариков.

Ему хотелось превозмочь

Происхождения печали —

И он всегда живёт в начале.

Во мне – ведь это моя дочь.

…От мира я защищена

 Одной тобой – в большом и малом.

 От жалости с холодным жалом,

 От горя с привкусом вина.

Ты мною сотканная ткань

Из прочных нитей треволнений.

Я знала, что родится гений —

Теперь ты им, попробуй, стань.

Пространства хрупкие края

Не совпадают с временами…

И у детей, рождённых нами,

Как у стихов – судьба своя.

Я давно не видела ненастья,

Застывая подолгу в окне.

Две недели, гомоня от счастья,

Вили гнёзда птицы по весне.

И природа мудрая старалась

Сохранить безветренный покой…

Все у них прекрасно получалось.

Много лучше, чем у нас с тобой.

И, нуждаясь лишь в тепле и свете,

В суете родительских тревог,

В птичьих семьях появлялись дети,

Заполняя гнёзд сухой виток.

А на нашей кухне бились блюдца

И сцеплялись вилки заодно.

Прежде, чем друг к другу прикоснуться,

Мы с тоской смотрели за окно.

Там порхало время в птичьих песнях,

Обживались райские места…

А ребёнок наш горел в болезнях,

Часто выпадая из гнезда.

Видимо, не лучшее досталось

Нашему недужному птенцу.

Всё катилось – рушилось, ломалось —

К одному печальному концу.

И глубокой ночью просыпаясь

В мире безраздельной пустоты,

Мы лежали порознь, упиваясь

Чувством абсолютной правоты.

А потом, пронзительно и дружно,

Забывались страшным вещим сном,

Где бульдозер, лязгая натужно,

Корчевал деревья за окном.

Я проживаю дни, как вышиваю.

Стежок к стежку. И так переживаю!

Сижу по вечерам за чашкой чаю

И всей родне, похоже, докучаю.

– Скажите, что нас связывает вместе?

 Житьё-бытьё – или дурные вести?

 И что мне делать с собственной душою,

 Что не желает быть в ладу со мною?

Но невниманья, словно на вокзале,

Полны слова, что мне в ответ сказали.

Все смотрят на экран, а он мерцает,

И голосом героев восклицает.

…Смеркается. И день-стежок ложится.

 И на экране шар земной кружится.

 Ах, легче жить в огне чужих страданий,