Читать книгу Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир - Елена Коровина - Страница 3

Голова гудела, руки и ноги саднило. Наверное, он до крови ободрал их, когда падал. Ох нет, он не падал – его столкнули. В темноте. В овраг на острые камни. Он должен был разбиться насмерть. Но остался жив…

Антонио Корреджо вздохнул и поднялся, пошатываясь. Темные дела начали твориться кругом. А все из-за проклятых монастырских тайн! Ох, не надо было ему браться за странные росписи обители Сан-Паоло.

Говорят, в старые благословенные времена монастыри были местами покоя и уединения. Конечно, может, так и было в богатых Флоренции и Венеции. Хотя ныне и там свары. И везде одни разговоры – про деньги, которых вечно не хватает. Ну а в пармских монастырях, где чаще всего работал Корреджо, и всегда было неспокойно. Да и откуда взяться покою – вся область Эмилия, в которую входят и Парма, и деревушка Корреджо, вечно служила разменной монетой в территориальных распрях, переходя из рук в руки. За земли спорили то французы, то Рим. И только в 1530 году все определилось – Эмилия вошла в Папскую область.

Но в нынешнем, 1534 году стало совсем худо. На дорогах появились разбойники и грабители. И как только не боятся Божьего суда?..

Кряхтя и постанывая, Антонио открыл замок своей двери. Напавшие на него даже ключи не взяли. Выходит, охотились не за его имуществом. Значит, и не разбойники, и не грабители. Но кто тогда?..

Голова гудела, ноги еле держали Антонио. Ничего! Он отлежится. Он выздоровеет. Дрожащими пальцами художник задвинул за собой засов, – вот он и дома. Никогда раньше жители деревушки не запирались изнутри – у них и брать нечего. Корреджо всегда славилась тишиной и порядком. И вот настали лихие времена. То разбойники, а то и похуже.

Неделю назад в округу понаехали какие-то особые папские дознаватели. Хватали народ прямо на улицах, тащили на допрос. Интересовались слухами о женской обители Сан-Паоло, что в Парме. Тоже мне тайны! Да вся округа уже пару месяцев судачит, что после смерти матери настоятельницы из монастыря пропали все накопленные веками богатства, все дорогущие пожертвования. Куда делись – никому не ведомо. Вот и слетелись на поиск пропавших сокровищ и грабители, и разбойники, ну а теперь и дознаватели папы римского.

До чего дошло – на прошлой неделе пропал сам синьор Ареначчи, доверенный слуга маркизы д’Эсте, который много лет занимался вкладами этого всесильного семейства в монастыри Пармы. Кто похитил его – разбойники или папские слуги? Всем нужны сокровища монастыря.

Стража д’Эсте искала Ареначчи три дня – нашла мертвого в придорожном колодце. И ведь это доверенный слуга всесильных господ! А кто станет искать простого человека, такого как Антонио?! Хорошо, все давно забыли, что и он когда-то писал фрески для монастыря Сан-Паоло. Все-таки почти пятнадцать лет прошло…

Антонио тяжело осел на табурет у двери. Надо посидеть минутку, пока голова успокоится. Табурет заскрипел под его могучим телом, и художник любовно провел пальцем по старому дереву. Этот табурет он помнит столько же, сколько и себя…

Антонио родился в этом самом доме 46 лет назад – в 1488 году. Он помнит, как на этом табурете сидела его милая матушка, как сам он восседал на нем с деревянной лошадкой в руках. Лошадку выточил для племянника дядя Лоренцо – младший брат его отца. Дядя слыл художником-самоучкой – умел немного рисовать, немного ваять. Но отец Антонио, синьор Аллегри, не уважал младшего брата. Отец был купцом, не слишком богатым, зато почтенным. Он редко приезжал в родовой дом в деревушку Корреджо, ведь его лавка находилась в Модене. Туда он и забрал сына, едва тот подрос. Отец не пожалел денег на образование и определил наследника сразу к нескольким учителям. Антонио изучал и математику, и литературу, и даже медицину. Каким-то чудом отцу удалось пристроить сынишку к лучшему лекарю современности – Джованни Ломбарди. Ох и помогла же потом Антонио именно эта учеба! Ведь Ломбарди, как смог, открыл ему тайны анатомии. Отец тогда радовался – сын станет медиком. Но Антонио стал живописцем – и тела на его картинах всегда выглядели не плоскими и нарисованными, а живыми и дышащими. Позже благодарный Антонио даже написал портрет Джованни Ломбарди, правда, назвать его именем учителя постеснялся, подписал просто «Медик».

Ох уж эта его вечная робость-стеснительность! Из-за нее он не смог сразу сказать отцу, что хочет стать художником. Столько времени потерял в юности! Конечно, у своего дяди (того самого, который вырезал ему в детстве игрушки) он учился понемногу и скульптуре, и живописи, но ведь дядя мало что умел. Но однажды Антонио увидел в Болонье картину Рафаэля «Святая Цецилия». Ее красота привела юношу в такой восторг, что он воскликнул: «Ведь и я могу быть художником!» И вот, едва вернувшись домой, Антонио набрался храбрости и объявил, что станет живописцем. «С нас хватит и одного мазилки-неудачника, твоего дяди Лоренцо! – горестно возопил отец. – Ты еще больше обесчестишь фамилию Аллегри!» И тогда сын отрезал: «Я возьму псевдоним!» Так он стал зваться Корреджо – по имени своей родной деревушки. Но если бы он тогда знал, что, поменяв имя, он поменяет судьбу!..

Аллегри – значит «веселый, радостный». Ушло имя – ушла и веселость. Оказалось, творчество – тяжеленный труд. К тому же обычно юные живописцы начинают учебу в 10–12 лет, ну а Антонио Корреджо начал обучение в 20 лет. Да и учитель, Бианка Феррари, не ахти какой умелец попался. Но кого найдешь в провинциальной Модене?..

Хорошо, что на усердного великовозрастного ученика обратил внимание граф Манфреди, большой поклонник античного и современного искусства. Он стал поручать юноше кое-какие картины, подбадривал, как мог. Он даже спас Антонио в 1511 году, когда в округу пришла чума. Граф выехал в Мантую со всем семейством и забрал Антонио с собой. Так Корреджо попал в город, который славился своими культурными традициями. В домах мантуанской знати начинающий живописец увидел много картин и фресок, написанных мастерами Флоренции и Рима, познакомился с живописью великих Андреа Мантеньи и Леонардо да Винчи. Именно в Мантуе Антонио Корреджо и встретил свою будущую покровительницу – красавицу маркизу Изабеллу д’Эсте.

Эта влиятельнейшая матрона считалась «первой дамой Италии». Она была блестяще образованна, остроумна и темпераментна, играла на музыкальных инструментах и пела, даже обожала заниматься картографией и астрологией – предметами весьма опасными по тем временам. Ее личные сундуки вместо драгоценностей были забиты старинными фолиантами, хотя в замке ее супруга, Джанфранческо II Гонзаго, маркиза Мантуи, и находилась огромная библиотека. Но Изабелла хотела иметь личные книги, чтобы читать их в любое время дня и ночи.

С особенной страстью Изабелла собирала предметы искусства и покровительствовала художникам. Она вносила огромные деньги для росписей и реставраций соборов и монастырей. Она верховодила всеми делами Мантуи, держа мужа, сыновей и дочерей в прямом смысле в узде: каждое утро огромное семейство во главе с маркизой отправлялось на конную прогулку. Конюшни д’Эсте славились по всей стране. Ну а лучшим конюхом считался синьор Мерлини. Как же давно это было!..

Антонио, охая, повертел головой и тяжело поднялся. То ли родной табурет помог, то ли воспоминания, но кажется, он уже сможет добраться до топчана, который служит ему кроватью. Он поднялся на ощупь, не зажигая светильника. От усилий в глазах опять потемнело, зато отчетливо всплыли воспоминания.

Дочь конюха Мерлини Антонио впервые увидел, когда она была еще 9-летней девчонкой. Потом, приехав в Мантую уже через 9 лет – в 1520 году, Антонио узнал, что синьор Мерлини давно умер, а его неуклюжая дочь превратилась в волоокую красавицу с волосами цвета червонного золота. Но одно было плохо: Джиролама-девочка была бойка и весела, но Джиролама-девушка стала робка и боязлива. Часто Антонио находил ее в слезах. Не понимая, спрашивал: «Кто обидел?» Но девушка только мотала головой и убегала в страхе. Антонио уже решил было выследить ее обидчика и надавать ему оплеух – разве можно запугивать таких юных красавиц?! Но все оказалось и проще и сложнее: Джиролама боялась. умереть.

«Когда мне было шесть лет, умерла матушка. Потом, когда мне было уже одиннадцать, умер отец. И тогда я поняла, что мне тоже скоро придется умереть, – дрожа, объяснила однажды Джиролама. – Я написала завещание. Но его не признал нотариус. Сказал: приходи в пятнадцать лет. Думал, я шучу. Но я пришла…» – «И что же ты завещала?» – удивился Антонио. «Свою собаку Хлою». – «И кому?» – «Старшему сыну хозяйки, монны д’Эсте – Федериго Гонзаго. Хозяйка сказала, он станет герцогом и всегда сможет прокормить мою старую собаку. Но Хлоя умерла!.. Значит, скоро моя очередь…»

Антонио смотрел в полные ужаса глаза девушки и понимал – надо сделать что-то. Немедленно, сию минуту! Иначе этот страх останется с Джироламой навсегда и просто съест ее жизнь.

Художник выхватил большой лист картона и карандаш. «Ты бывала в покоях хозяйки?» – спросил он. Девушка робко кивнула. «Видела там картины и рисунки старых мастеров?» Снова еле заметный кивок. «Тогда ты знаешь, что картина бессмертна. Но я, как художник, могу тебе сказать, что бессмертной остается не только картина. Душа изображенного на ней человека тоже становится бессмертной». – «Церковь учит нас, что все души бессмертны, – вздохнула Джиролама. – Но ведь они только на Небе…» – «Ну а душа человека с картины будет бессмертной и на земле тоже! – воскликнул Антонио. – Я нарисую твой портрет, и ты будешь жить вечно. Ну а чтобы ты не сомневалась, я напишу тебя в виде одной из святых. Ты ведь знаешь, что святые точно бессмертны».

Так в лихорадке и восторге любви появилась его картина «Мистическое обручение святой Екатерины». И милый облик Екатерины, обручающейся с самим Христом, был первым изображением Джироламы.

«Считай, что ты, как и Екатерина, обручилась с бессмертием! – шутил Антонио. – Осталось только нам обвенчаться на нашей грешной земле!»

Так они и сделали. Уже супругами вернулись в Корреджо. И первым подарком Антонио юной жене стала крошечная смешная собачка. Вот тогда-то Джиролама впервые радостно улыбнулась. Господь свидетель, это была улыбка ангела. Правда, потом, когда через год у них родился сын, Антонио понял, что все-таки ошибся. Его Джиролама улыбалась не как бесплотный ангел – как земная Мадонна, баюкающая своего сына.

Сколько Мадонн написал с жены Антонио, и не перечислишь! Собратья-художники презрительно косились на изображения Джироламы – сейчас ведь в моде лики Мадонн-леонардесок, то есть красавиц, представляющих тот тип красоты, что рисует великий Леонардо. Конечно, Корреджо тоже отдал дань этой моде. Его «Мадонна с тарелкой» или «Мадонна со святым Франциском» написаны в подражание Леонардо. Но нельзя же все время слепо копировать каноны, пусть даже созданные самим да Винчи! К чему срисовывать леонардовских красавиц или ангелочков, если Антонио может куда ярче изобразить своих жену и детей? Когда Корреджо написал алтарную картину «Мадонна со святым Иеронимом» для церкви Сант-Антонио в Парме, даже недоброжелатели признали, что его Мадонна с ликом Джироламы прелестна, а изображенный младенец – настоящее чудо. Его даже прозвали «Смеющимся», потому что каждый, кто видел этот заразительный детский смех, и сам начинал смеяться.

Антонио да Корреджо. Мадонна со святым Иеронимом

Но собратья-профессионалы все равно кривились: «Этот Антонио только и может, что малевать своих толстокожих чад да клушу-жену!» И чем не угодила им Джиролама? Что только они про нее не выдумывали! Что, мол, она криклива и тяжела на руку, держит мужа под каблуком, бьет его и не дает общаться с приятелями. Да и сам он хорош! Скуп и прижимист. Никогда не пригласит друзей ни на обед, ни на вечеринку, даже в тратторию не позовет. Идиоты! У него же было четверо детей – после сына родились еще три прелестные дочурки. Так неужто он должен отрывать деньги от семьи и отдавать на очередную попойку?! Еще не хватало! Корреджо никогда не любил шумных компаний, а уж упиваться дешевым вином да злословить заплетающимся языком о чужих работах – увольте! Вот и считают художники Антонио нелюдимым и неприятным. И каких только историй о нем не рассказывают!