Читать книгу Музыка - Елена Крюкова - Страница 25

Вот он, охотничий рог! Натуральный!

Нет, это громадный медный завиток, подобие медной красной рапаны.

Валторна фа, валторна си-бемоль.

Диапазон – от си контроктавы до фа второй октавы. И очарованно звучит, переливается весь хроматический звукоряд. Перламутр.

Может длинные ноты тянуть. На сколько у тебя хватит дыхания, валторнист?

В музыке главное – дыхание. Широкое дыхание. Мощное, вольное, свободное, широкое дыхание. Если его нет – нет музыки. Она рвется, как гнилая веревка.

Да оно нужно не только в музыке. Везде.

(это я, я, поверьте)

А вы знаете, что Люська – это я?

Я живу в музыке. Я живу музыкой. Еще немного, и зазвучу. Руки зазвучат, ноги, глаза, уши. Тело, оно стыдно дрожит, резонирует. Оно упрямо шагает в такт с Богом. У Бога слишком крупный шаг. Его нельзя писать с Заглавной Буквы. Он почти запрещен. Почти разрешен, я все всегда путаю. Его боятся. Я Его не боюсь. Я так же, как меццо-сопрано Галька-курянка, черт, или контральто, а какая разница, ну, та, которую исключили, а потом потеряли, у Него дома пела, в церкви. Недавно. А кажется – давно. В моем родном городишке – пела!

Городочек… еще немного, и деревня…

А может, деревня… еще немного, и город…

Смычка, короче, города с деревней… как заповедано…

Никто не слыхал меня. Кроме церковного хора старушьего. Ну и не надо.

Голоса… Голоса…

Я сама себе старый рояль.

Старых нот мне не жаль, я их в печке сожгла. И все дела.

Наизусть я сонату играю, Бетховена Людвига ван. Он был такой глухой хитрован: дрожишь, а играешь, умираешь, а все же играешь. Бежишь. Босыми ногами. До Рая.

Ступню прожигает педаль. Себя мне не жаль.

Я дрянь. А Бетховен – весь мир.

Слоновую кость костлявыми пальцами протираю до дыр.

Бедные, жалкие, старые клавиши… все кричите, вопите… все славите, славите…

Все. Хватит. Наигралась. У меня уже руки болят. Встану и выйду вон из репетитория. Унылый каземат. Рояль стоит на трех ногах. Глажу его по черной крышке, прежде чем уйти навек. Как черного зверя. Он отвечает тайным рыком. В его внутренностях – золотые, медные жилы, струны дрожат, свиваются в кольца, молоточки звенят еле слышно. Рояль, Христос мой, Будда и Кришна. Я не знаю, как точно Бога зовут. Рояль, пока. Я вернусь. Через пять минут. Покурю в коридоре, как зэк. Девочками нельзя курить. Девочки – не мальчики. Хотя все мы всегда заключенные.

Вон мимо парень с валторной прошел. Смешная валторна. Скручена в золотую тугую спираль. Ничего ей не жаль! И мне ничего не жаль. Ни прошлого, ни будущего. Прошлое я забыла, а будущего – не знаю. И наплевать. Сама себе композитор, сама себе исполнитель, сама себе дочь и мать. Когда-нибудь стану чья-то жена, а потом опять останусь одна. Не моя вина.

Я, это я. Рояль – моя семья. Рояль – мои друзья. Клавиатура. Дура, партитура. Я читаю партитуру с листа, все тридцать две нотные строчки. Точки, хвостики, ребра, линии, точки. Я музыки дочка. От смерти отсрочка. Знаете, я иногда так больно, остро чувствую время. Я в нем лечу. Музыкой – надо всеми.

Выхожу в коридор. Из-за дверей – рояльный хор. Гомонят на все голоса. Жить нам осталось всего полчаса. Говорят, все равно грянет всеобщая война. Черт! И музыка никому не будет нужна.

Сигарета слишком горькая. Тьфу! Называется – «Бурса».

На корточках у стены сижу. Как перед расстрелом. Вот покурить солдаты немного дали. Чушь. Сбацай себе туш. Притворись бывалой. Я же девочка. Мне бы в куклы играть. Окурок тушу о бетон. В меня дворник Юг намертво влюблен. А я с ним не сплю. Черт! Ой, Боже, прости, что сморозила. Я музыку, Боже, больше жизни люблю.